Отказаться было неудобно. И он приехал. Собрались только свои: Катюша, Джастин – ее учитель по изобразительному искусству, давно ставший другом семьи, две ее школьные подруги – Джулия и Нэнси, Алка с Эриком и он сам. Стол ломился от блюд русской кухни. Особенно Алке удавалась "селедка под шубой". Где б он ни пробовал этот салат, он был или слишком пресным – где селедки кот наплакал, или слишком соленым. Но у Алки это блюдо всегда получалось идеальным. Он прекрасно помнил, как она сначала пробовала селедку на вкус, несколько секунд думала, закатив глаза к потолку, и только затем решала, сколько ее должно быть на дне блюда "под шубой". Все на глаз, но этот "глаз" ее никогда не подводил. Алла всегда была хлебосольной хозяйкой. Вот тут, пожалуй, Эрику повезло. А ему, Аркадию, это было ни к чему – ему нужна была наука, а не гости и развлечения. Он не мог променять свою карьеру на какую-то там селедку под шубой.
Разговаривали по-английски. В отличие от русского, этот язык понимали все присутствующие. Аркадий подумал, что с момента появления Эрика русский язык в этом доме должен был практически исчезнуть из Катюшиной жизни. Она действительно чаще всего отвечала по-английски, даже когда он обращался к ней на родном языке. Такова судьба детей в смешанных семьях. Иммиграционная статистика утверждает, что Катькины дети, скорее всего, и понимать-то по-русски вряд ли будут. Это реальность и ничего тут не поделаешь, а жаль.
Между тем, гости в сто первый раз поздравляли виновницу торжества, смеялись и поедали салаты.
– Среди моих учеников есть традиция, – вдруг неожиданно серьезно сказал Джастин, благополучно прикончив тарелку оливье. – После первого выставочного дня художник должен подробно рассказать о своих работах: как возникла идея, что вдохновило его на эти произведения. Кэтрин, ты готова к рассказу?
– Окей, – ответила Катя, – но ведь моих картин на выставке не так уж мало. Как бы не пришлось мне говорить до утра.
– Действительно, не припомню такого яркого случая в моей практике, – улыбнулся учитель. – Хорошо, расскажи только о нескольких работах. Пусть это будут те картины, на которые тебя вдохновили люди, собравшиеся за этим столом.
– С удовольствием, – согласилась она. – Кто первый? Эрик! – обратилась она к отчиму. – Это нетрудно. Ты совершенно точно "виновен" в моей серии бабочек.
– Неужели? А я и не знал, – расплылся от удовольствия тот.
– Ну, как же? Помнишь, когда мне было лет десять, мы с тобой ездили в оранжерею бабочек?
– Конечно, но ведь это было очень давно…
– Начиная с того самого дня, разноцветные причудливые узоры крыльев бабочек начали сниться мне по ночам. Сны продолжались и продолжались. И только несколько месяцев назад я однажды утром догадалась нарисовать то, что видела ночью. Так и родились фантазии о бабочках.
Дальше следовало повествование о том, как Джастин, рассказывая, как рисовать воду, неожиданно спровоцировал Катю на использование той же техники для изображения огня. Джулия, которая с пеленок занималась танцами, вдохновила ее на танцовщицу у водопада. Нэнси любила рассказывать сказки, без которых не было бы Катиной сказочной серии. А Алла когда-то остановила машину в маленьком городке, где они были проездом, просто потому что ей приглянулся необычный дом. Та незапланированная остановка принесла две картины: маленький красный домик и вид на разноцветные крыши.
– Я знаю, Кать, что все время был занят, – поспешил сказать Аркадий по-русски, – Я не обсуждал с тобой твоих творческих планов. Не переживай, если не найдется ничего, на что тебя могла вдохновить моя скромная фигура.
– А все же, – ответила Катя, как всегда, по-английски, – такая картина есть. Неужели ты не заметил, что машина, исчезающая в тумане, похожа на твой БМВ?
– О, пожалуй, – сказал он, вспоминая изображение, – но ведь там все в синих тонах, поэтому я не был уверен. Моя-то машина – черная.
– Цвет – это субъективно. Я так увидела. Ведь это картина, а не фотография. Именно в сине-серой гамме мне хотелось написать эту картину. Синяя машина, сливающаяся с густым туманом. Точно такое настроение у меня было в тот момент.
– Подожди, а о каком моменте ты говоришь? – спросил Аркадий.
Катюша немного наклонила голову вправо. Она всегда так делала, когда смущалась.
– Ну, помнишь, ты как-то подвез меня в магазинчик, который выставил мою первую работу на продажу? – спросила она. – На Третьей улице!
У Аркадия в памяти действительно всплыл тот второсортный магазинчик с дверью, которая только наполовину была видна на уровне улицы, а значит, вела в полуподвал.
– Да, кажется, помню, – ответил он.
– Я тогда была очень горда тем, что моя картина выставлена в самом настоящем магазине. Мне так хотелось, чтобы ты это увидел своими глазами и порадовался вместе со мной. Но у тебя, как всегда, времени было в обрез. Ты привез меня и уехал. А я осталась смотреть тебе вслед до тех пор, пока машина окончательно скрылась в туманной дымке.
– Нда, это не очень веселая история, – только и мог произнести Аркадий.
– Ой, да я не хотела ничего такого грустного рассказывать, – смутилась дочь. – Просто зашел разговор, я и вспомнила.
За столом водрузилось неловкое молчание. Ситуацию спас Джастин, пошутив, что Аркадию ни в коем случае нельзя продавать этот БМВ: когда-нибудь он будет стоить миллионы только потому, что послужил прототипом для картины гениальной художницы современности.
– И для виртуального мира, созданного по ее картинам! – добавил Эрик. – Удивительно, до чего дошли технологии, не правда ли?
– Кстати, сегодня на выставке я еле отвязался от продавца этого виртуала, – сказал Аркадий.
– Его зовут Шон. На самом деле, он – очень хороший парень, – вступилась Катя, – разбирающийся в искусстве и искренний.
– Катюш, а зачем тебе это надо? – шепотом спросил Аркадий.
– Папа, ты безнадежно отстал от жизни, – ответила она. – Это очень престижно, когда по твоим картинам создают виртуальный мир.
– К тому же, они будут выплачивать Кате процент от дохода! – добавила Алла.
Ох уж эта Алла, никак не могла обойтись без упоминания о деньгах. Аркадий вежливо улыбнулся, выждал для приличия минут пятнадцать, сослался на дела и откланялся.
Катька, конечно, права – надо жить в ногу со временем. Наверное, виртуальный мир по ее творениям – это хорошо. И со своим туманом на картине она тоже права. У него действительно никогда не хватало времени на такие мелочи. С другой стороны, кто поспорит с тем, что наука важнее, чем посещение полуподвального магазинчика? Да даже если бы он тогда выполнил просьбу дочери, все равно ничего, ну ровным счетом ничего, не изменилось бы. Это только Эрик, среднестатистический менеджер обыкновенного супермаркета, мог себе позволить ездить по таким местам, как оранжерея бабочек. А теперь именно с ним ассоциируется одна из самых ярких Катиных серий. Эрику – радужные бабочки, а ему, ее отцу, – туман в грустных тонах. А ведь это он все эти годы оплачивал Катино увлечение изобразительным искусством. Рисование – не самая дешевая штука, а все, кажется, забыли об этом… Однако с истиной не поспоришь – его действительно не было рядом с ними все эти годы. И это было его сознательное решение. Он совершенно не создан для того, чтобы тратить время на всякую ерунду.
За этими мыслями Аркадий добрался домой. Оставив злополучный БМВ в подземном гараже, он поднялся на лифте, открыл дверь своей квартиры и вздохнул с облегчением. Наконец-то он дома, в своей одинокой "берлоге". Слава богу, здесь никогда даже не ступала нога его суетливой жены. Катя тоже никогда не бывала в его квартире. А впрочем, сам виноват – он ее никогда сюда не приглашал. Да и ровным счетом ничего интересного для нее здесь не было. В спальне в окружении полок с книгами и журналами размещались его кровать и рабочий стол с компьютером, а здесь с одной стороны – широкий диван и огромный телевизор на стене, а с другой – кухня стального цвета, который почему-то так любят все закоренелые холостяки. Аркадий захлопнул за собой дверь, прошел в комнату, взял с полки затасканный "древний" ДВД и вставил его в плеер. Это был самый первый выпуск "Звездных войн". Да, Катя права, он безнадежно отстал от жизни, если смотрит такую старину! Но именно этот сериал всегда действовал на него успокаивающе. Нет, какое все-таки счастье, что он живет один и может смотреть, что хочет. Эти стены не знают ни бесконечных семейных проблем, ни Алкиной суеты! Тем временем на экране появились плывущие буквы, а из динамиков полился рассказ о том, что случилось в далекой звездной галактике. Аркадий прошел на кухонную половину комнаты, открыл самый верхний ящик стола и вытащил оттуда металлическую коробку с изображением Санта Клауса. Когда Катьке было лет десять, она подарила ему печенье в этой коробке. На Рождество. Или на Новый Год – он точно не помнил. Коробка прижилась в его кухне: в ней хранился чай.
Сняв пиджак, он бросил его на стул. Из кармана вывалилась бумажка. Он поднял ее. Ах, ну да, это была та самая карточка со скидкой на путешествие в Катин виртуальный мир. "Хотите счастья? Приходите к нам!" – прочитал Аркадий. Забавно! Может быть, попробовать? Ведь это не какой-нибудь абстрактный виртуальный мир, а Катюшин! Он вернул неоткрытый пакетик чая в коробку, взял телефон и набрал номер, указанный на карточке.
– Компания "Окунись в виртуал" слушает, – ответил приятный женский голос. – Чем могу помочь?
– Скажите, в какое время вы открыты? – спросил Аркадий.
– Мы работаем круглосуточно, – ответила девушка. – Приезжайте!
…Через час Аркадий полулежал в удобном кресле. На нем была шапочка, от которой ответвлялось огромное количество проводов. Ему было лень думать о том, как это все работает. Рядом на столе Аркадий заметил небольшой монитор. Почему-то уже на этом экране он ожидал увидеть Катины картины, но вместо этого компьютер показывал какие-то графики и цифры. Девушка в синей униформе посмотрела на экран.
– Ну что же, все в порядке. Вы готовы? – спросила она.
Он кивнул. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел тот самый паренек, который всучил ему рекламку.
– О, это вы? – произнес он. – Как я рад, что вы пришли! Уверен, что это будет незабываемое путешествие!
Аркадий улыбнулся.
– Желаю вам приятных эмоций! – сказала девушка и потянулась к экрану, на котором возникла кнопка "Старт". – Буквально пару секунд – и вы будете в мире живописи Кэтрин.
Он вздохнул. А все-таки жаль. Жаль?.. А чего жаль и почему – вспомнить он уже не мог…
Все заволокло сине-серым туманом. Он вел машину. Окно было открыто. Пахло влажным воздухом. Все правильно, в туман так и бывает. Он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел там отражение Кати, стоящей посередине дороги. Боже мой, он попал именно в ту злополучную картину! Надо немедленно все исправить! Надо вернуться назад к дочери. Он посмотрел вперед. Дорога резко поворачивала, а туман сгущался. Надо найти место, где можно развернуться. Ему необходимо повернуть назад. Однако туман из синего превращался в серо-фиолетовый, а дорога продолжала изгибаться. Ничего, ровным счетом ничего не видно! Было бы безумием пытаться разворачиваться на незнакомой дороге в таких условиях. Аркадий сжал зубы. Голова звенела. Звенела от невозможности исправить прошлое. А все-таки жаль. Жаль, что его там не было, в этом полуподвальном магазинчике. И что его не было с ними. Что его не было с нею, Катькой…
Вдруг туман начал рассеиваться, дорогая выпрямилась. Справа показались разноцветные крыши. И люди, много людей. Что это? Ярмарка? Скорее всего, карнавал. Аркадий присмотрелся. Шествующие были одеты в яркие костюмы сказочных героев. От костюмов, казалось, исходило какое-то необыкновенное свечение. Он помахал толпе из открытого окна и почему-то свернул налево, в другую сторону. Проехав мимо маленького красного дома, он увидел огромный старый парк. Туман окончательно испарился, и выглянуло солнце. Парковка была пуста. Ни души! Он вышел из машины и осмотрел ее. Все правильно, такой же БМВ, каким он владел в реале, только эта машина была темно-синей. Точно такого цвета, как на картине. Дорожка вела его вглубь парка. Справа шумел водопад, рядом с которым он сразу же различил фигурку танцовщицы. Его потянуло туда, как магнитом, но вдруг он заметил, что кто-то шел впереди. Это была девочка. Аркадий пошагал быстрее. Он нагонял ее. Ну да, это же Катя! Он побежал. Впереди показалась круглая оранжерея. Катя шла именно туда. Он бежал со всех сил, но почему-то расстояние между ними сокращалось очень медленно. Он видел, как за Катей закрылась дверь. Он видел! Он бежал все быстрее. Оранжерея была уже близко. Вот и вход. Он потянул ручку на себя. Тяжелая дверь поддалась, и он сделал шаг внутрь. Удивительные бабочки всех цветов радуги в мгновение ока окружили его со всех сторон. И среди этого разноцветного летающего коктейля он, наконец, увидел ее, дочь. Ей было лет десять, не больше. Она держала коробку с изображением Санта Клауса. Катя увидела его и улыбнулась. Да-да, она улыбалась ему, Аркадию! Бабочки летали вокруг и касались крыльями его щек, лба, носа. Их было все больше и больше. Щекотно. Это было чрезвычайно смешно и необыкновенно приятно. Аркадий улыбнулся. Он полностью отдавал себе отчет в том, что этот миг и есть счастье. Как будто тая в океане бабочек и Катюшиной улыбке, он сделал шаг к ней…
* * *
– Шон, что-то идет не так, – вдруг сказала девушка.
– Посмотри на его кардиограмму, – откликнулся тот.
– В том-то и дело, что я не вижу ее. Система, что ли, сбоит?
– Как это "не видишь"? – подпрыгнул к монитору Шон. – Пульс! Проверь пульс! Да не на экране, у него проверь!
Девушка судорожно повернулась к клиенту и взяла его за руку.
– Не могу нащупать, – бормотала она и вдруг все поняла. – Шон! Нет пульса!
Она посмотрела на лицо мужчины. На нем застыла завораживающая улыбка. Что-то в ней было такое замечательное, что невозможно было отвести взгляд. Какая-то загадка, какое-то открытие, и даже, как это ни странно звучит при таких обстоятельствах, счастье…
– Он улыбается! – задрожала она так, как будто это как-то меняло дело. – Ой, что теперь будет? Это же ее отец! Как же так…
Шон отвернулся от бесполезного теперь монитора и посмотрел на Аркадия.
– Сердце не выдержало, – задумчиво произнес он. – Он умер от счастья…
Хэппи-энд
Я любила смотреть на его руки, когда он играл на пианино. Они взлетали над клавишами свободно, как птицы, – в их движении была своя мелодия, своя печаль, своя страсть. Когда старенькое пианино затихало, мы покидали тесную квартиру и окунались в огни вечерней Москвы. И музыка продолжала звучать. Это был фортепьянный концерт огней большого города. Мы бродили всю ночь, а на рассвете нам пели соловьи у Москвы-реки. Но однажды пианист затерялся в толпе. Я искала его отчаянно: в каждом встречном надеялась увидеть знакомое лицо, в каждом городском звуке – услышать знакомую мелодию. Все было напрасно, и я не могла больше выносить эту Москву…
…По вечерам я сидела в кафе, окна которого выходили на набережную Сены, и смотрела на скрипача. Что за наслаждение было следить за смычком, что за чудо – за телом музыканта! Каждой своей клеточкой он пел эту пронзительную мелодию. Когда кафе закрывалось, мы выходили на бульвар и медленно шагали мимо ярко освещенных витрин. Каждой клеточкой я чувствовала его рядом. Париж звучал романтично и сентиментально, как скрипка.
Но однажды я отстала на пару шагов – и скрипач растворился в сиреневых сумерках большого города. Остался один пустой Париж…
…На сцене я видела только саксофониста. Его мелодия уносила меня в заоблачные дали. Лондон казался городом-импровизацией. После концертов мы протискивались сквозь толпу, запрыгивали в двухэтажные автобусы, целовались в красных телефонных будках. Но однажды новая импровизация увела у меня саксофониста. Я стояла на мосту одна и смотрела на красные огоньки "Лондонского глаза". Внизу текла темная холодная Темза. Если я прыгну вниз, никто и не заметит. Большому городу все равно…
…Я шагала по розовым звездам Голливудского бульвара. Яркие маскарадные огни освещали улицу. На тротуаре в своем знаменитом белом платье стояла Мэрилин Монро. Я поравнялась с ней и посмотрела ей в лицо. "Мерилин" было лет шестьдесят. "В Голливуде все ненастоящее", – подумала я, и мой взгляд упал на витрину с париками разных цветов и оттенков. Чуть позже я вышла из магазина ослепительной блондинкой и отшвырнула прочь этикетку от своих новых волос.
– Вы что-то потеряли, – произнес кто-то.
Я обернулась. Он протягивал мне клочок бумаги.
– Выброси, – отмахнулась я.
Он взмахнул и этикетка повторно упала на тротуар, а его рука освободилась. Второй рукой он держал футляр для гитары.
– Зато это был повод заговорить с тобой, – сказал он. – Кстати, я всегда влюбляюсь только в блондинок.
– А я влюбляюсь только в музыкантов, – улыбнулась я и взяла его за руку.
– Очень жаль, но я не музыкант. Меня просто попросили донести гитару, – он сжал мою руку так, как будто боялся, что я сейчас вырвусь и убегу.
– Жаль тебя разочаровывать, но и я не блондинка, – и я сдернула парик.
Он залился заразительным смехом, но мою руку не выпустил. Фонарь рядом погас и зажегся снова – это подмигнул нам Голливуд. Большой город хохотал вместе с нами, и это была самая прекрасная музыка на свете – музыка, под которую случается хэппи-энд.
– Добро пожаловать в реальный мир! – услышала я голос профессора и открыла глаза.
Он улыбался.
– Что это было? – спросила я, приподнимаясь.
– Это была обещанная симуляция, дорогая моя. Теперь вам потребуется время, чтобы осознать произошедшее с вами в виртуальном мире.
– Позвольте, но предполагалось, что это лечебный сеанс, а не просмотр голливудского кино, пусть и с моим участием.
– Все правильно, Ирина, не беспокойтесь, – терпеливо сказал он. – Это так называемое "кино" система показала вам, основываясь на биоизлучении вашего мозга.
– Вы что, мошенник? – разозлилась я. – Там ничего не было обо мне, ровным счетом ничего!
– Успокойтесь, дорогая, успокойтесь, – скороговоркой произнес он.
Улыбка сошла с его лица – казалось, она спряталась в его густой черной ухоженной бородке. Ну конечно, как же я раньше не подумала! Мужчинам, которые носят бороду, есть что прятать. Они скрывают от нас все, даже свое лицо. Они скрывают истину.
– Что вы меня все успокаиваете, странный вы человек? – возмущение мое росло. – Понимаете, вам не удастся меня обмануть! Положим, я была в Париже. Но никогда не бывала ни в Лондоне, ни в Голливуде. Для отдыха мой муж предпочитает Мальдивы. У нас там вилла. Мой мозг не мог спроецировать ни "Лондонский глаз", ни Голливудский бульвар…
– Не все так просто! – парировал он.
– Хорошо, пусть с географией не все так просто. Но я никогда не влюблялась в музыкантов. Никогда! И первый мой муж, и второй – успешные бизнесмены. А музыканты… Что мне в них искать? Я ведь сама певица! – воскликнула я.
И тут же добавила: