Глава 7
Примерно через полчаса эльфы успокоились, и празднование продолжилось. Гости постепенно вернулись к прерванным разговорам. Лорды чужого мира оставили в покое Белку, перестав бурчать вполголоса на ее безрассудство. Перевертыши снова заняли места за их спинами, готовые сберечь повелителей в любой ситуации. На них, наконец, перестали коситься и украдкой оглядывать с ног до головы. Молодой Ланниэль незаметно перевел дух, радуясь, что ему не пришлось раскрываться в столь неподходящее время. Ллер Сартас с молчаливого разрешения Владыки Л'аэртэ ушел в зал, намереваясь вызнать у алиарцев как можно больше. Встревоженный, взволнованный и совершенно выбитый из колеи рен Эверон, позабыв про испачканную одежду, разместил в зале несколько десятков своих воинов, уже не считаясь ни с каким этикетом. А затем на всякий случай велел прочесать все окрестности, переходы, коридоры и беседки. Звучащая повсюду музыка, будто поддавшись настроению Владычицы, стала немного тревожнее. Но в целом можно сказать, что особенно ничего не изменилось. Разве что разговоры свернули на одну единственную тему, да молчаливых эльфов вдоль живых стен стало заметно больше.
Забравшись в один из тихих, но по-настоящему красивых уголков Дворца, Белка с удовольствием вдохнула аромат ночной прохлады и внимательно прислушалась. Но нет, соглядатаев на этот раз за ней не отправили - Эланна уже поняла, что это бесполезно. Да и хватало сейчас у нее иных проблем, чтобы заниматься всякими глупостями. Хотя, конечно, о второй ипостаси супруги Хозяина Проклятого Леса она до сих пор не подозревала.
Глазастик тоже был занят, пристально наблюдая за многочисленными гостями, так что Белке никто не помешал забраться в эту глушь, чтобы поразмышлять и расслабиться.
Восточное крыло ей понравилось сразу, еще пару ночей назад, когда она впервые выбралась на разведку. Понравилось, конечно же, не тем, что неподалеку отсюда располагались покои Владычицы, а большим количеством открытых террас, полным отсутствием любопытных и, разумеется, совершенно потрясающим видом, открывающимся с одной из многочисленных террас.
Здесь, на самой окраине лесного массива, удачно прилепившегося к краю высокой скалы, можно было почувствовать настоящий дух этого мира. Именно здесь, у края резко обрывающегося склона, деликатно огороженного невысокими перилами... глядя в бездонную черноту зияющего под ногами ущелья... стоя под раскинувшимся наверху бесконечным черным небом... на открытой всем ветрам небольшой площадке, отделенной от остального Дворца трудноодолимыми лесными дебрями и целой вереницей полных стражи коридоров... можно было не бояться быть обнаруженной. Можно бесстрашно встать на хрупкие каменные перила, высоко поднять голову, забыть о том, что за спиной горят и переливаются разноцветными огнями праздничные гирлянды. А потом раскинуть руки широко в стороны и, прикрыв глаза, сполна насладиться ощущением полнейшей свободы. Почувствовать, как упруго бьются за спиной невидимые крылья. Всей грудью вдохнуть неистовые ветра, свирепо рвущие полотняные занавески. И какое-то время просто помечтать о том, что вся эта красота, все это неожиданно обнаружившееся богатство, вся эта непокоренная бездна, пугающей чернотой зияющая далеко внизу, на самом деле только твоя. Хотя бы на день. На час. Или даже на краткий миг, за который можно успеть умереть и воскреснуть, полететь и разбиться, полюбить и возненавидеть, проснуться и очутиться совсем в иных мирах, иных потоках и ином времени. Времени, когда вокруг властвовали отнюдь не эльфы. Когда мир был совсем юн. Когда не было этих границ и не было никаких преград для вольготно разросшихся деревьям. Когда живущие на Алиаре не знали дворцов, не ведали мрамора. Когда в этих местах, наслаждаясь чистотой и первозданным великолепием, жили и умирали совсем другие Повелители.
Повелители Неба...
Словно в трансе, Белка опасно качнулась вперед, а затем глубоко вдохнула, чувствуя прямо физическую потребность оттолкнуться и полететь. Затем чуть приподняла заострившийся подбородок, на котором проступила упрямая ямочка, напряглась и...
- БЕЛ! - вдруг раздался со спины испуганный вздох, заставив ее разом очнуться. - Боги, что ты делаешь?!
Гончая, почувствовав дикое разочарование, с досадой обернулась, одновременно опуская руки.
- Бел... - дрогнувшим голосом повторил Стрегон, замерев на краю террасы. Встревоженный, обеспокоенный и странно взволнованный, словно действительно поверил в то, что Белка готова прыгнуть.
Она с досадой покачала головой, но, к огромному облегчению воина, все-таки развернулась и ловко соскочила с ограждения.
- Что случилось? Как ты меня нашел?
- Таррэн отправил. А нашел просто - по следу.
- Врешь, у меня его нет.
- Есть, - тихо возразил бывший наемник, отводя глаза. - Я его чувствую. Поэтому Таррэн отправил именно меня.
Белка заметно нахмурилась.
- И давно это с тобой?
- С самого Посвящения. Но я не знаю, как это вышло.
"Зато я знаю", - мельком подумала она, но почему-то промолчала.
Стрегон неловко помялся. Он вообще не знал, почему вдруг начал ощущать ее присутствие. Что-то словно звало его вперед, заставляло куда-то идти, к чему-то стремиться, спешить. Например, как сегодня, всего полчаса назад, когда лорд Таррэн велел найти и незаметно побыть рядом со своей опасной парой, чтобы она не вздумала рыскать по всему Дворцу в поисках еще одной дирсы. Повинуясь приказу, Стрегон немедленно пошел. Правда, сам еще не зная, где будет ее искать. Шел действительно будто по следу - быстро и уверенно, словно ведомый невидимой нитью. А в итоге пришел сюда. И теперь стоял, растерянный и ошеломленный, неожиданно подтвердив свои самые невероятные догадки, но совершенно не зная, что ему делать дальше.
- Присядь, - вздохнула Белка, поняв, что внятного объяснения не дождется. - Раз уж пришел, гнать обратно не буду. Нарвешься еще на кого.
Стрегон хотел было возразить, что не нарвется, но волк внутри него глухо рыкнул, намекая на то, что в этом случае Вожак их обоих турнет пинком под зад. Поэтому он смолчал, а затем послушно подошел, прислонился к перилам спиной. И, чтобы не смотреть на своего нового Вожака прямо, уставился на собственные сапоги, в которых, надо сказать, не было ничего интересного.
- Как там ушастые? - тихо спросила Белка, когда молчание откровенно затянулось. - Еще вопят? Ищут кого?
- Нет. Угомонились, - односложно отозвался он.
- Дирса была одна. Второй я не учуяла.
- Я тоже. Но Нэш считает, что будут другие.
- Нэш всегда был осторожным.
"А ты - нет", - подумал про себя Стрегон, но вслух сказал другое:
- Почему ты ушла? Из-за дирсы?
- Просто надоело, - пожала плечами Гончая. - Ушастых много, шуму еще больше... не дают нормально прислушаться. А здесь тихо. Можно спокойно поразмыслить над тем, почему эта тварюга на меня не отреагировала.
- Да, я тоже заметил, что с ней что-то не так, - согласился он и умолк.
- Что, тяжко? - быстро покосилась Гончая.
- Временами, - хрипло ответил Стрегон, имея в виду свою вторую половину.
- Рвется на волю?
- Иногда. Особенно ночью.
- Ничего. Скоро привыкнешь.
Стрегон снова промолчал, упорно изучая рисунок на полу.
Волк из него, как признавали даже Золотые, получился на редкость крупным, мощным и крайне свирепым. Таких, как говорят, среди перевертышей еще не рождалось. Но, с другой стороны, раньше эльфы не привлекали в Охотники полукровок, так что, быть может, дело объяснялось именно происхождением. Как и его закрытость от стаи, которую он мог менять по собственному желанию, необычная сила, потрясающая обучаемость, излишняя вспыльчивость, которую он лишь недавно научился хоть как-то обуздывать. А также белая шкура, почти человеческие глаза и, конечно же, абсолютная нетерпимость чужих приказов.
Лакр, ехидно посмеиваясь, частенько намекал побратиму, что это, дескать, прошлые заслуги в Братстве на нем сказались. Мол, привык быть вожаком. Во всем. От слова до дела. Вот и здесь оно наружу вылезло, так что нечего на зеркало пенять. Но Стрегон чувствовал, что в словах рыжего была лишь доля правды, весьма небольшая и крайне сомнительная. А в действительности с ним происходило нечто очень странное. Потому что волк внутри него оказался необъяснимо разумен. На редкость силен, упрям и почему-то с самых первых минут своей жизни настойчиво пытался одержать верх. Неистово стремился на волю. Куда-то рвался, спешил, безумно злился. Более того, какое-то время назад бывшему полуэльфу даже показалось, что свирепый зверь вполне осознанно старается его уничтожить.
Он говорил на эту тему со своими новыми братьями. Не раз беседовал с Владыками, со Старшими, даже с Широм. Много размышлял. Во многом сомневался. Однако почти все перевертыши в голос утверждали, что внутренний волк у них был, хоть и силен, но все же достаточно мудр, чтобы понимать, что без человека не проживет и дня. Они нашли способ договориться со своими зверьми, как-то поладили, смирились с его присутствием. А Шир припомнил, что и сам когда-то испытывал похожие трудности. Но даже в самый черный день его зверь не пытался убить в себе человека. Тогда как со Стрегоном возникла неожиданная проблема: его волк все никак не желал смиряться, упорно не шел на компромиссы, оставался непримиримым и настойчиво рвался на волю, словно не понимал, что не может быть один. Даже более того: в самый первый миг Обращения, когда сознание наемника вдруг раздвоилось, а перед глазами промелькнули видения кровавой охоты, человек, ошеломленный болью и растерянный таким резким переходом к совершенно иному состоянию, едва не потерял себя. С огромным трудом он удержал память о том, что было раньше. С немалым усилием вспомнил о Братстве, Проклятом Лесе, его Хозяине и... конечно же, о Белке.
Стрегон даже полагал, что именно память о ней помогла ему выдержать и не поддаться звериным инстинктам. Именно она удержал его от окончательного распада, не позволив раствориться в чужом сознании, и дала силы выдержать первый, самый страшный удар неожиданно проснувшегося зверя. Эта память спасла ему жизнь. Подарила ту единственную опору, в которой он в самый первый миг так остро нуждался. Она же стойко хранила его на протяжении долгих недель, когда точно такие же атаки повторялись с неимоверной силой и завидным постоянством. Когда взбешенный неудачами волк раз за разом пробовал человека на прочность. Когда с воем откатывался назад. Когда неистово пытался вырваться на волю. Когда ревел от ярости и с лютым рыком набрасывался снова, требуя свободы.
Однако Стрегон выдержал. Сам не зная, как, но выдержал этот трудный бой. А за прошедшие годы даже научился ладить со своей второй половинкой, хотя до сих пор не мог с уверенностью заявить, что нашел, наконец, с ней общий язык. Скорее, было похоже на то, что свирепый хищник на время смирился со своим унизительным положением. Признал в человеке какую-то силу. Однако стоило дать малейшую слабину, как он немедленно забывал обо всем и с рычанием набрасывался на клетку чужого разума, в которой неожиданно оказался.
Пока Стрегону везло. Всякий раз после охоты он находил обратную дорогу и с трудом, но все-таки возвращался в прежнее тело. Однако сколько это будет продолжаться, он не знал. И не знал, как долго сможет противиться безудержному зову своего второго "я". Потому что зверь внутри него все еще рос, набирал силу. Вроде пять лет прошло, и этот процесс должен был, по заверениям Шира, замедлиться. Но этого почему-то не случилось, и Стрегон отчетливо понимал, что волк с каждым днем становится чуточку сильнее. С каждой ночью все увереннее поднимается на лапы, все требовательнее подходит к опасной границе трансформации. И, в то же время, он вдруг начал меняться. Стал незаметно изучать окружающий мир, глядя на него глазами человека. Делал выводы. Набирался опыта. И, соответственно, становился все более опасным.
За последние месяцы Стрегон не раз ощущал в себе его присутствие даже среди бела дня. Не раз слышал внутри раздраженный или недовольный рык. Незаметно вздрагивал от ощущения знакомого зуда в покрасневших деснах. И, с холодком чувствуя, что хитрая бестия просто избрала другую тактику, поспешно ронял взор в пол, когда оказывалось, что она подкралась слишком близко и уже глядит наружу через его пожелтевшие зрачки.
Вот и сегодня, в зале, он едва не перекинулся. Затем зачем-то брякнул Таррэну про свое чутье. Затем, с трудом скрывая непонятную, какую-то НЕсвою радость, кинулся выполнять его приказ. Вернее, они оба кинулись, вместе с ликующе взревевшим волком. А вскоре, безошибочно отыскав едва заметный след, Стрегон пришел на этот утес. Пришел с нетерпением, со смутной надеждой и в бесконечных сомнениях. Не слишком понимая, почему, вопреки рассказам побратимов, стоит рядом и совершенно не чувствует того, что должен был испытывать, находясь рядом с неумолимым, раздраженным, откровенно недовольным Вожаком.
Удивительно, но ему не хотелось упасть на брюхо или униженно вымаливать прощение. Не хотелось подворачивать беззащитное горло или воевать за лидерство в стае. Как ни странно, сейчас ему было просто тоскливо. Одиноко, больно где-то глубоко внутри и необъяснимо грустно. Но причину такого странного состояния Стрегон пока не мог понять. За исключением того, что сейчас в нем бурлили чувства очнувшегося ото сна волка. ЕГО боль. ЕГО тревога. ЕГО стремление быть услышанным. Именно они привели его сегодня сюда, к Белке. И это именно ОН зачем-то искал ее этой ночью.
- Эй, ты чего? - тихо спросила Белка, когда Стрегон вдруг обхватил голову руками и сгорбился, словно внутренний зверь рвал его на части. - Стрегон, тебе плохо?
- Не знаю, - устало выдохнул он. - Не знаю... ничего уже не понимаю...
- Что не так? Что ты пытаешься мне сказать?
- Не уверен, что этого хочу именно я.
- Все равно скажи, - как можно мягче попросила Гончая, одновременно с этим здорово насторожившись. - Ты ведь для этого пришел? Что тебя гложет?
- Многое. И ничего из того, что было важно раньше.
- Расскажи, - попросила она, мудро не приближаясь. - Расскажи, пожалуйста. Я умею слушать.
Стрегон прерывисто вздохнул и неожиданно почувствовал, как внутри него взволнованно шевельнулся, нетрепливо подавшись вперед всем телом, волк. Как резко он напрягся, словно только ждал команды. Но, вместе с тем, почему-то прекратил рваться наружу. Как-то необъяснимо застыл, больше не делая попыток причинить боль, как-то странно притих, присмирел. Только таращил изнутри крупные желтые глаза, беспокойно царапал душу когтистой лапой и тяжело дышал, впервые за пять лет отчетливо поняв, что не может обойтись без помощи человека.
И человек это тоже почувствовал.
- Я... честно говоря, я даже не знаю, с чего начать, - неожиданно признался Стрегон и тут же ощутил требовательный толчок изнутри. - Так много всего... так смутно... неопределенно...
- Ты помнишь Инициацию? - осторожно уточнила Белка.
- Нет. Вернее, помню, но не всю.
- А что именно помнишь?
Волк вдруг смирно улегся, окончательно успокоившись, и Стрегон принял это, как добрый знак. Кажется, ОН именно этого добивался? Может, мы поэтому друг друга не понимали? Может, как раз этого разговора ЕМУ так не хватало? И раз уж ОН готов сейчас спокойно слушать, то... пожалуй, поговорим?
- Я помню боль, - послушно припомнил перевертыш свои первые впечатления от ритуала. - Яркий свет. Дрожь. Страх.
- Чего ты боялся?
- Не знаю. Мне показалось, я умер... а потом почему-то снова воскрес.
- Хорошо, - беззвучно прошептала Гончая. - Хорошо, что только это.
- Еще я помню крик, - снова вздохнул Стрегон, и она странно вздрогнула. - Чужой. Незнакомый. Но, кажется, испуганный. А за ним - сильную боль, будто меня ударили в самое сердце. И какую-то пустота внутри... огонь... и снова боль, словно там все оказалось выжжено дотла... хотя снаружи, вроде бы шел настоящий ливень.
Белка вздрогнула во второй раз.
- А потом? - спросила едва слышно, будто боясь услышать ответ, но перевертыш лишь покачал головой.
- Это все, Бел. Потом я очнулся в своем новом доме уже самим собой и услышал, как Шир сказал, что я теперь в стае.
- Что ж, могло быть и хуже...
- Что со мной было? - не поднимая глаз, спросил Стрегон. - Я действительно умирал?
- Тебе лучше не знать.
- Я хочу знать, Бел. Пожалуйста, скажи.
- Не стоит, Стрегон, - тяжко вздохнула Гончая. - Честное слово, не стоит. Это совсем не то знание, от которого тебе станет легче.
Он чуть кивнул и как-то разом помертвел. А волк внутри него тоскливо заскулил и с болью отвернулся, чувствуя себя отверженным.
- Хорошо, как скажешь. Мне уйти? - спросил он равнодушно, потеряв всякий интерес к разговору.
- Зачем? - нахмурилась Белка.
- Так... просто показалось, ты не хочешь меня видеть.
- Вовсе нет.
- Тогда почему ты отказываешься говорить? Что вы с Широм скрываете? Почему никто не может объяснить, что со мной происходит?
Она вздрогнула в третий раз и собралась было ответить, что ничего такого не имела в виду... но Стрегон вдруг поднял голову и пристально посмотрел неуловимо пожелтевшими глазами. И в них неожиданно мелькнула такая боль, такое неподдельное отчаяние... ИХ общая боль и самая настоящая мука... что у нее сжалось сердце.
- Господи, Стрегон...
- Скажи, Бел, - сухо повторил полуэльф, неотрывно глядя на нее вместе с тихо заскулившим волком. Впервые за пять лет - вместе с ним. Впервые - с одинаковыми чувствами, с одной болью, с одной горечью. Двое, как единое целое, потому что вдруг оказалось, что боль умеет роднить не хуже, чем любовь. - Просто скажи. Ты ведь обещала, что не солжешь своей стае. Никому из нас. Разве я не достоин того, чтобы знать правду?
Гончая обреченно опустила плечи, но Охотник был прав. И абсолютно справедливо требовал сейчас нелегкого разговора.
- Твоя Инициация была трудной, - наконец, выдохнула она, быстро отвернувшись. - Одной из самых трудных, что нам приходилось видеть. И тебе тоже было трудно. Очень. Ты действительно был на грани.
Стрегон не пошевелился.