- Тут у нас негасимая лампада, - сказала сестра Елена. Они подошли к иконе и поклонились.
- А пещерка эта осталась с древних времен, и мы думаем, что в ней мог молиться Спаситель. Там у нас икона "Моление о чаше". Будет тяжело на душе - войди туда и молись пока не полегчает. Помогает. - Спаси, Господи.
Игуменья, совсем древняя монахиня с золотым крестом на груди, выслушала рассказ Дженни и Миры, а потом прошелестела ласково:
- Поживи, побудь с нами, благочестивая паломница Евгения. А чтобы не изнывать в тоске, помоги нашим сестрам ухаживать за больными - у нас рук не хватает.
- Благословите, матушка. Но есть еще одна проблема: со мной на остров пришел мой ослик.
- Ослик? - удивилась матушка. - И где же он?
- Его дети увели, - усмехнулась Мира. - Они его пасут.
- А где же они его пасут? На острове травы нет. - Он с удовольствием ест колючки.
- Хорошо, мы ослика приглашаем тоже, но с условием: ночевать он будет здесь, привязанный у ворот, чтобы не тревожить наших паломников, а днем пускай гуляет с детьми. Согласна, Евгения?
- Конечно, согласна, матушка. Спасибо за приют, а я постараюсь быть полезной обители.
- Ну вот все и устроилось, - сказала Мира.
Глава 14
Мессия сидел в кресле на трибуне, а внизу проходил отряд особых клонов - последнее достижение клонологов, которым они чрезвычайно гордились. Предполагалось, что из них будет составлена особая личная клон-гвардия Мессии под управлением генерала Чарльстона. Мессия любовался не столько их выправкой и строевой подготовкой, сколько фигурами и лицами - все клоны были точной копией его самого. Мессии приятно было видеть свое помолодевшее лицо в тысяче копий, устремленных к нему с выражением искренней преданности и любви. - Слава Мессу!
Клоны остановились напротив трибуны, подняв к нему тысячекратные повторения его собственного лица. Мессия долго задумчиво глядел на них, а потом подозвал генерала Чарльстона, велел ему наклониться и тихо сказал: - Всех немедленно уничтожить. - Почему, мой Мессия?!
- Потому что я знаю, чего можно ждать от моих копий. Сегодня же сотри их с лица земли! Хотя нет, десяток оставь - мне пригодятся двойники. - Слушаюсь, мой Мессия. Через час никого из этих не останется в живых. Кроме десяти.
- Через час? Отлично. А трупики от правь в Храм к Апостасию. - Слушаюсь, мой Мессия.
Мессия вышел со стадиона, сел в мобиль и отправился в Храм.
У входа его встретил глава Мировой Церкви Папа Апостасий Первый. Они приветствовали друг друга поклонами и тонкими всепонимающими улыбками.
- Я решил сегодня спуститься в город и навестить тебя, Апостасий. Твои жертвенники, я вижу, исправно чадят. - Чадят помаленьку.
Папа провел Мессию в Зал поклонений. В дальнем конце зала на постаменте стоял трон, а на нем возвышалась огромная сидящая статуя, с головой, как у мумии обернутой листовым золотом. Над головой исполинской статуи по стене шла надпись "ВЛАСТЕЛИН МИРА".
- Как ты думаешь, Апостасий, а если размотать эти золотые бинты, под ними и в самом деле окажется мое изображение? - спросил вдруг Мессия, внимательно глядя на статую. - Не уверен. _?
- Видишь ли, по нашему заказу была изваяна именно твоя статуя, Мессия, и ты ее видел. Затем ее закрыли повязками из листового золота, дабы каждый мог представить себе под этим покровом своего бога по образу и подобию своему. Ему и приносятся жертвы. Одни приносят цветы и фрукты, другие - животных и птиц. Некоторые благочестивые горожане несут на жертвенники трупы своих родственников, чтобы не тратиться на похороны, и эту жертву мы также охотно принимаем.
- Я тоже сегодня принесу ему жертву. Или все-таки себе? - Опять замучил кого-нибудь, проказник?
- Увидишь. Это будет необычная жертва, ты будешь удивлен, обещаю тебе. Ну а где же наши поклонники? Что-то пусто у тебя сегодня в Храме, твое святейшество.
- Конкуренция, Мессия, очень сильная конкуренция. Весь Иерусалим сегодня на Башне, ведь идут гонки исцеления.
- Горожане требуют хлеба и зрелищ, а я дарую им сушеную саранчу и гонки исцеления. И все довольны, не так ли, твое святейшество?
Мессия хохотнул, папа Апостасий тонко улыбнулся, но тут же скорбно сжал губы. - Есть у меня и духовные конкуренты. - У тебя?! Апостасий, не верю! - Я говорю о пророках Илии и Энохе.
Неужели ты ничего не можешь с ними сделать, Мессия?
- Пробовал. Они неуязвимы. Пророки страдают явной пироманией: всякий, кто приближается к ним с недобрыми намерениями, сгорает на месте. - Яд?
- Твое любимое оружие. Пробовали распылять яд, устраивали газовую атаку. - И что же?
- Ветер относил отравляющие вещества в сторону нападавших.
- Печально. Тем более печально, что такие безрезультатные нападения только придают им веса в глазах слушающих. Кстати, а что с теми, кто собирается на площадь слушать пророков? Их пробовали задерживать по дороге?
- Если бы знать, какими они ходят дорогами! Они просачиваются сквозь патрули, как вода сквозь пальцы, тысячами проникают на площадь, а там они уже находятся под охраной пророков. У меня в подвалах Башни есть люди, которые были на площади и временно подпали под влияние пророков, но потом, под пытками, раскаялись и очень подробно рассказали о том, что происходит на площади перед храмом Воскресенья. Это впечатляющие и угнетающие картины, Апостасий.
- Мда-а. Противопоставить этому можно только нечто столь же грандиозное. Пророки, конечно же, должны быть уничтожены, но уничтожены самым впечатляющим способом.
- Хвалю, Апостасий! Ты всегда смотришь в корень событий и даешь мне правильные советы. Змей-из-бездны - вот кто меня выручит! Малютка Виппер войдет в Кедронский залив, оттуда легко переползет на площадь к пророкам, а там - гам-гам! и нет проблемы.
- Да, это было бы потрясающее зрелище, и оно произвело бы нужное впечатление на толпу.
- Ну что ж, с этим решено. А теперь, если у тебя есть настроение и время, давай сыграем в шахматы.
- Мое время принадлежит тебе, Мессия. С большим удовольствием сыграю с тобой партию-другую. И постараюсь выиграть. - А это мы посмотрим.
Они прошли мимо высоких, густо чадящих, сложенных из крупного камня жертвенников, на решетках которых служители особыми длинными пиками переворачивали обугленные жертвоприношения. - Жертвенники твои не пустеют.
- Да, твоими стараниями, Мессия, безработица Иерусалимскому храму не грозит даже в том случае, если ни один горожанин не принесет искупительную, благодарственную или просительную жертву в виде вороны, выдаваемой за голубя. - Есть и такие ловкачи?
- А как же! Или ты думаешь, что здесь торгуют голубями и ягнятами, как в библейские времена? - он указал на прилавки торговцев мясом для жертвоприношений. - За ягнят сходят ободранные тушки кошек, собак и даже шакалов. А вместо голубей идут вороны и любые другие птицы. Голубиное мясо теперь деликатес - кто станет отдавать его богу, который, как известно, всемогущ, самодостаточен и ни в чем не нуждается?
- Я смотрю, тебе это мелкое мошенничество в Храме даже доставляет некоторое удовольствие.
- Скажем так, меня это забавляет, поскольку никак не влияет на главное: Храм построен и функционирует, жертвы приносятся ежедневно, казна пополняется. Так какую же необычную жертву ты сегодня принесешь Храму, мой Мессия?
- Я уже сказал - обильную, друг Апостасий. А какую именно, это ты скоро увидишь. Ты не успеешь проиграть мне партию в шахматы, как ее уже доставят сюда.
- Ты разбередил мое любопытство, Мессия. Если не возражаешь, давай сядем играть на галерее, чтобы я мог оттуда видеть, когда принесут твой дар.
- Ничего не имею против: я буду наслаждаться ароматом своих жертвоприношений вместе с нашим божеством!
- Не шути так, Мессия, наше божество горделиво и обидчиво.
Они расположились на галерее над двором, где стояли жертвенники: теперь дым черными клубами поднимался прямо перед ними.
Служитель принес шахматный столик и ящичек с фигурами. Мессия выбрал черные, выточенные из обсидиана.
- Ни одна игра так не освежает мозг, как шахматы, - сказал он, расставляя тяжелые фигуры на доске из перламутра и черного дерева.
- Мой драгоценный Мессия, во что бы люди ни играли, они всегда играют в крестики-нолики, - улыбнулся Папа Апостасий. - Я начинаю, - и он сделал свой первый ход изящной фигуркой из слоновой кости.
- Как прикажешь это понимать - крестики-нолики?
- Буквально. Родившись на свет, всякий человек вступает в игру и ставит на листе своей жизни крестики и нолики, каждый раз делая свой выбор. Ему порой кажется, что игра идет по мелочи: захотелось иметь побольше денег - пошел на гонки исцеления, сделал ставку. Неважно, проиграл он или выиграл на гонках - он выбрал нолик. И нолик этот записан в книге его жизни. Но если возвращаясь с гонок с выигрышем, он бросил нищему банку энергена, в этой же книге появился такой мааленький, едва заметный крестик.
- Давно собираюсь очистить Иерусалим от нищих.
- Ну что ты, Мессия! Нищие придают особый колорит Вечному городу, что за Иерусалим без нищих! Оставь их… Твой ход.
- Я подумаю. Ну так что там дальше с нулями?
- Мой Мессия, ты хочешь, чтобы я увлекся и не следил за доской? Итак, как я уже говорил, человек выбирает либо крест - либо нуль, третьего не дано. - Так ты меня нулем почитаешь?
- О нет, мой Мессия! Я говорю о самой большой игре, в которой даже ты, Мессия, - всего лишь фигура. Безусловно одна из наиважнейших, но - фигура. Двигают нами другие.
- Согласен. Рассказывай дальше: о кресте я все знаю, теперь поведай мне о нуле.
- Охотно. Нуль - это отсутствие Бога. Не борьба с Ним, не отрицание Его, ибо то и другое уже есть признание Бога и связь с Ним. Нуль - это вселенная без начала и конца, никем не сотворенная и не имеющая цели в своем развитии. Нуль - это человек, который пришел ниоткуда и уйдет никуда, рожденный из нуля и в нуль уходящий. Разум, размышляющий без Бога, - это размышляющий нуль. Из ничего и выйдет ничего, как говаривал буйный король Лир. Если человечек избрал нуль, он живет в постоянном ожидании смерти без надежды на воскресение. Нуль отравляет своей иссушающей пустотой его душу и разум, делает его послушным бурлящим внутри желаниям и страстям, а также силе и власти, действующим снаружи. А мы с тобой этим успешно пользуемся, мой Мессия. Слава нулю! И шах королю. - Лукавый святоша!
- Лукавый, конечно, лукавый… А вот и повозки с жертвами! Так что там на этот раз? О, клоны! Это что-то новенькое. Никогда еще на наших жертвенниках не сжигались тела клонов. Любопытно, любопытно…
- Это не просто клоны. Ты погляди на их лица, Апостасий.
- О великая Жизненная Сила! У них у всех твое лицо, Мессия!
- Они клонированы от меня, это мои дети в самом прямом физиологическом смысле.
- И ты станешь любоваться, как они будут гореть?
- Я затем и приехал к тебе, первосвященник. Для партии в шахматы я мог бы пригласить тебя в Башню.
Они уселись у ограды галереи и приготовились наблюдать за ходом жертвоприношения.
Глава 15
В эту ночь паломники не останавливались для отдыха. Как только был объявлен перерыв, Жерар сел на колени Ланселоту, перекинул ноги через ручку кресла, положил ему голову на плечо и сразу же уснул как мертвый. Тридцатьпятик то шел рядом с коляской, то толкал ее сзади, чтобы Ланселот мог давать отдых рукам. Раны на руках, конечно, не зажили, но хуже, кажется не становилось, несмотря на постоянную нагрузку, - мазь Инги действовала поразительным образом.
В эту ночь Ланселот с Тридцатьпятиком увидели еще живых распятых на фонарных крестах. Один из них заметил их внизу и со стоном просил дать ему напиться. Они при всем желании не могли бы этого сделать, хотя у них еще оставалось немного сока и вина - распятые были подвешены слишком высоко, гораздо выше, чем мог бы дотянуться человек нормального роста, что уж говорить о сидячем инвалиде и мальчике… Они постарались пройти эту часть дороги поскорее, вот и все.
Под утро на дорогу вышли клоны и служители со свежими номерами газетки "БЕГИ" и пакетами, в которых лежал убогий дневной паек паломников. Разбудили Жерара. Воду из пайков потратили на умыванье: намочили ими платки и старательно ими обтерлись, стараясь смыть высохший едкий пот. Потом они заставили себя съесть жесткие безвкусные лепешки, запивая их дешевым энергеном, хотя в сетке у Ланселота лежали банки с остатками вина и мясного фарша.
- Оставим настоящую еду на потом: вдруг наши девочки про нас забудут, - сказал Ланселот.
- Не забудут! - со смехом сказал Жерар, первым принявшийся за свежий номер "Бегунка". - Вы только послушайте, какое интервью дала наша Ванда! Вопрос: "О чем вы думали в первые минуты, когда почувствовали себя здоровой?". Ответ: "Я думала о катафалке". Вопрос: "Почему такие мрачные мысли в такой радостный для вас момент?". Ответ: "Я думала о катафалке именно потому, что я избежала неминуемой смерти". 668
- Аи да Ванда - сообразила, как передать нам привет! - улыбнулся Ланселот. - Я думаю, она сегодня появится вместе с Ингой.
Он не ошибся. Когда на балконах появились первые зрители, паломники услышали: - Ланселот! Тридцатьпятик! Жерар!
У ограды пустого еще балкона стояла Инга, а рядом с нею - похорошевшая и за одну ночь пополневшая Ванда. Не видя на дороге никого из служителей и понадеявшись, что никто за ними не подглядывает с верхних ярусов, Тридцатьпятик и Жерар подвели коляску к самому балкону.
- Доброе утро! Ух, как же вы похорошели, девчонки! - восхищенно сказал Жерар, глядя на них снизу.
- Не трать время на комплименты, дружок! - весело крикнула в ответ Ванда и бросила ему прямо в руки небольшой узелок. Инга тем временем перебросила Ланселоту одну за другой шесть банок.
- Идите вперед, ребята. Вы знаете, что вы оторвались от других на целый ярус?
- Здорово! - обрадовался Тридцатьпятик. - А вы на меня поставили?
- Конечно! Мы оставили только сотню планет, чтобы протянуть до конца гонок, а все остальное поставили на всех. Если до своего финиша доберется первым только один из вас, все равно мы все станем богатыми людьми.
- Мы все трое должны выиграть, - сказал Тридцатьпятик. Погляди на фонари, Ванда. Ты проспала почти всю дорогу и не знаешь, что ждет сошедших с дистанции.
- В первую очередь нужно здоровье, а не деньги, - поддержал его Жерар. - Я хочу иметь две здоровые руки хотя бы для того, чтобы обнять вас как следует, девчонки!
- Уж кто-кто, а мы-то с Вандой больше всех желаем вам исцеления, ведь мы уже знаем, какое это счастье! Идите, ребята, идите! - заторопила их Инга. - Кто-нибудь сейчас придет на балкон и увидит вас. Тут пусто только потому, что все остальные паломники находятся ниже ярусом. Завтра утром мы сразу поднимемся выше и будем искать вас уже не на один, а на два яруса впереди других.
- Вы так верите в нас? - улыбнулся Ланселот.
- Мы, конечно, в вас верим, - сказала Ванда, - но мы также знаем, что ярусы после пятидесятого становятся все меньше, а дорога - круче. А еще мы верим в хлеб: в пакете вы найдете три куска настоящего пшеничного хлеба. Отправляйтесь, милые! До завтра! - До завтра!
Девушки передали им не только хлеб, вино, мясные консервы, сок и мазь для рук:
в пакете оказался еще один пакет с тремя небольшими мокрыми полотенцами, пропитанными какой-то освежающей жидкостью и тремя комплектами белья из натуральной ткани. Там же лежала пара больших рукавиц из овчины мехом внутрь для Ланселота.
- Где и когда они успели их достать? - удивлялся Ланселот, примеряя рукавицы.
- Спроси лучше, как им удалось все это протащить мимо охранников? - сказал Жерар.
- Может, они прятали все это на себе, а в один пакет сложили уже на балконе? - предположил Тридцатьпятик.
С каким же наслаждением они надели свежее белье! Снятые пропотевшие тряпки они бросили прямо на краю дороги, а потом, пройдя вперед, подальше от кучки вонючих лохмотьев, они принялись завтракать. На этот раз им передали три банки какого-то белого мяса, застывшего в желе из крепкого бульона.
- Давайте съедим сразу каждый по банке! - предложил Тридцатьпятик, глотая слюни, когда Жерар вскрыл первую банку.
- Нельзя, малыш. Ты когда в последний раз ел настоящее мясо? - Вчера. - А до этого?
- Ты думаешь, меня понос прохватит с непривычки, так?
- Вот именно. Съедим одну банку сейчас, вторую днем, а третью вечером, вот это будет правильно. Да ты не вздыхай, не вздыхай, друг мой Тридцатьпятик! Это тебе сейчас кажется, что ты можешь съесть двести граммов мяса за один присест, а на самом деле человеку это не дано от природы.
- Ты так думаешь? Так вот, Жерарчик, я тебе сейчас кое-что скажу. Ты только не подавись, ладно? Еще год назад я мясо ел каждый день и сколько хотел. И настоящую свежую рыбу, и лесную дичь. Я ел оленей, кабанов, ел страусятину, индюшатину и лесную дичь, а про гусей и кур я просто не говорю. Между прочим, вот такие вот консервы - куриное мясо в желе, у нас дома ели только слуги. Для нас повара готовили еду только из свежего мяса: моя мать считала, что консервы вредны для здоровья. И к твоему сведению, друг мой Жерар, человек может есть мяса столько, сколько хочет. Я, например, по полцыпленка зараз съедал. Вот так-то.
- Так ты из Семьи, что ли? - оторопело спросил Жерар.
- Был когда-то - год тому назад. А потом я ушел из дома.
- Не понимаю. Мессия не исцелил члена Семьи?!
- Мессия обо мне знать не знал. Когда я родился, отец хотел меня уничтожить, но мать знала, что у нее других детей не будет, и уговорила его оставить меня. Но отцу было стыдно, что у него сын - урод, покрытый лишаями, которые никакие врачи не могут исцелить. Мать умоляла, чтобы он выдал меня за сына служанки и попросил у Мессии для меня исцеления. Отец сказал ей, что когда я подрасту, он даст мне сколько угодно денег, чтобы я мог скрыться из дома, а по том просить исцеления самостоятельно, не называя имени отца. - И что же было дальше? - Мама умерла. - А отец не захотел выполнить обещание?
- Больше всего ему хотелось, конечно, просто отправить меня на эвтаназию. Но он очень любил мою мать и выполнил данное ей обещание: дал мне денег и выставил из дома, предупредив, что если когда-нибудь кому-нибудь я назову свое имя, он меня найдет и уничтожит. И уж он это точно сделает, я знаю. - И что с тобой случилось дальше?
- То, что и должно было случиться. Отец не догадался дать мне какие-нибудь лохмотья, и я вышел из дома в чем был. Одежда на мне была богатая, сплошь из натуральных тканей. Вот меня и ограбили на дороге в первый же день, раздели и отняли золото, которым меня снабдил отец. А когда я вернулся к нашему дому и просил охранника доложить обо мне отцу, тот дал мне три минуты на то, чтобы я убрался: "У меня приказ стрелять в тебя после первого предупреждения", - сказал он. После этого я, как вы понимаете, к дому отца своего больше не приближался.
- А если Мессия тебя исцелит, ты вернешься к отцу? - Ни за что на свете! - От обиды?
- Нет, из осторожности. Допустим, я исцелюсь, вернусь в дом отца, а потом когда-нибудь снова заболею - и что тогда? Эвтаназия?
- Пей сок, - сказал Жерар и протянул ему открытую банку. - Пей и плюй на все. Если мы исцелимся и разбогатеем, пойдешь ко мне в младшие братья. Согласен?