Поломничество Ланселота - Юлия Вознесенская 6 стр.


В конце весны случилась беда. Поднимая со дна зацепившуюся за камни ловушку для креветок, Ланселот слишком сильно перегнулся через борт, забыв перед этим поставить коляску на тормоз - коляска отъехала назад, и Ланселот свалился в воду. Он умел плавать, работая только руками, без помощи ног: Кристенсены жили в окружении воды, и предусмотрительный отец с детства обучил его плаванью. Он не утонул и сумел, ухватившись за якорную цепь, подтянуться на руках и перевалиться через борт. Но сухой одежды, чтобы переодеться, на катамаране не было, и дело кончилось тем, что застарелая простуда перешла в бронхит. Ланселот изо всех сил сопротивлялся болезни, пытаясь лечиться домашними средствами. Он съел банку малинового варенья, извел все свои запасы лука и чеснока, потребляя их вместе с шелухой, но и фитонциды мало помогли. А хуже всего было то, что как раз в это время наступило обычное весеннее похолодание, в доме стало сыро и холодно, а он не включал отопление на полную мощь, сберегая батарейки Тэсла на долгое плаванье в Иерусалим.

- Тебе, наверное, уже надоело слушать, как я кашляю на тебя прямо с экрана? - спросил он Дженни во время очередной встречи.

- Мне за тебя беспокоиться надоело. Что там за врачи у вас, что не могут тебя вылечить?

- Они могут, только мне их метод не подходит: это все равно, что прибегать к гильотине для лечения головной боли. - Что за мрачные шутки, Ланс?

- Мое дорогое величество, это не шутка. Врачи мне ничего не предложат, кроме эвтаназии, - я ведь безработный инвалид. - Скажи, а градусник у тебя есть? - Есть.

- Достань его и поставь при мне: я хочу знать, какая у тебя температура.

После того, как Дженни выяснила, что температура у Ланселота уже около сорока, она на некоторое время исчезла, а потом появилась с толстой потрепанной книгой в руках. Она принялась допрашивать его, глядя в книгу.

- Тебе легче дышать, когда ты сидишь, а не лежишь? - Похоже, что так. - Ночью ты потеешь? - Иногда просыпаюсь мокрый как мышь.

- При кашле у тебя болят бока? - Все болит.

- Я тебя про бока спрашиваю, сэр Ланселот! - Ну болят, болят у меня бока при кашле…

- Если верить моему справочнику, Ланс, у тебя самое настоящее воспаление легких. Пневмония.

- Подумать только! Слушай, Дженни, а что это за справочник, по которому ты мне ставишь такие серьезные диагнозы?

- Это "Руководство по домашнему уходу за больными". - Где ты раскопала этот раритет?

- Все на том же чердаке, в мамином сундуке с медицинскими книжками.

Дженни велела Ланселоту добраться до аптечки и перечислить имеющиеся в ней лекарства. Но по ее лицу он видел, что она встревожена и чувствует себя беспомощной, несмотря на свой премудрый справочник.

- Ты понимаешь, Ланс, это очень древняя книга, еще прошлого века, тут все названия какие-то незнакомые…

- Я понимаю, и не очень на нее рассчитываю. Жуткие болезни, должно быть, были в прошлом веке?

- И болезни другие, и лечили по-другому, а уж как ухаживали за больными - это просто кошмар! Я бы с собой покончила без всякой эвтаназии, если бы кто-нибудь из моих родственников попробовал так со мной обращаться! - Как же они ухаживали за больными?

- Они их все время трогали! Они их ворочали, перестилали им постель, делали компрессы, уколы, перевязки - и все это голыми руками!

- Ужас какой! - засмеялся Ланселот. - Но это и сейчас делают в больницах, Дженни.

- Такие процедуры делаются под наркозом, чтобы не травмировать психику больных, и с соблюдением строгих гигиенических правил. Маленькой я однажды лежала в больнице, когда упала с дерева и сломала ногу. Конечно, за мной ухаживали медицинские сестры, но они все были в специальных защитных костюмах, в перчатках и в кислородных масках: голыми руками никто ко мне не прикасался и никто на меня не дышал. И мне, конечно, давали наркоз перед осмотром врачей. А здесь ничего не сказано ни про наркоз, ни про маски, ни про защитные костюмы. А какие картинки! Это просто кошмарники из Реальности, а не руководство по уходу! из и - Покажи-ка. Дженни полистала книгу, нашла одну самых страшных, по ее мнению, картинок показала ее Ланселоту.

- М-да-а… - сказал он и покачал головой. На картинке был изображен лежащий ничком больной, а над ним склоненная женщина, раскладывающая у него на спине какие-то прямоугольники.

- Ты хоть знаешь, Дженни, что она делает с этим беднягой? - Хочешь, я прочту вслух?

- Я тебе и так скажу: она ставит ему горчичники. Ты знаешь, что это такое? - Нет. - А что такое горчица?

- Представь себе, знаю! Это растение, из которого делается горчичный соус.

- Правильно. В старые времена было не три соуса, как сейчас - горчичный, соевый и томатный, а сотни разных соусов и при прав. И была просто горчица, такая очень острая паста, я ее помню. Матушка рассказывала, что в дни ее молодости горчица была нескольких сортов. Для лечения простуды из нее делали горчичники: намазывали горчицу на листы бумаги и лепили их прямо на голое тело. Матушка не раз ставила мне горчичники на спину. - Жуть какая!

- Ничего особенно жуткого. Немного пощиплет, а потом становится просто жарко.

- Но твоя матушка, конечно, надевала при этом перчатки и маску?

- Никогда не надевала.

- Что ж, она прямо так и дышала на тебя?

- Прямо так и дышала. А когда заканчивала процедуру, обязательно целовала меня, если я вел себя хорошо и не капризничал.

Дженни смотрела на него расширенными глазами.

- Ланс, ты меня разыгрываешь? - спросила она жалобно. - Ни чуточки.

- Скажи мне честно, Ланс, твой отец тоже притрагивался к тебе голыми руками?

- Конечно! Я не сразу научился одеваться самостоятельно, мне помогали родители. И не надевать же было моему отцу перчатки всякий раз, когда он хотел погладить меня по голове или похлопать по плечу.

- Ох, бедный ты мой Ланселот! Мало того, что ты родился инвалидом, так ты еще и постоянно подвергался личным прикосновениям!

- Что правда, то правда - подвергался. В нашей семье закон о личной неприкосновенности и правило о двух вытянутых руках нарушались постоянно.

- "Ни один планетянин не имеет право приблизиться к другому планетянину на расстояние, превышающее расстояние между их вытянутыми руками".

- К этому правилу есть примечание, в котором перечислены исключения. Ты разве не знаешь об этом, Дженни?

- Конечно, знаю! Исключения допускаются в отношении полицейских, тюремных и медицинских работников, супругов, а так же родителей и их детей до двухлетнего возраста.

- Так тебя, Дженни, после двух лет никто не целовал и не обнимал? Дженни отвернулась и покраснела. - Ну так как же?

- Наша няня… Она была христианка и поэтому, наверное, постоянно нарушала "правило двух вытянутых рук". Но мы были маленькие и не понимали, что это плохо. Она нас не только целовала, гладила по волосам, она еще и… Нет, не могу! - Что еще? - Мне ужасно стыдно, Ланс! - Ну открой уж и этот секрет, Дженни!

- Когда я не слушалась, она меня… она делала вот так! - и Дженни показала, как няня шлепала ее пониже спины.

- Подумать только, какое чудовищное нарушение личной неприкосновенности! - сказал Ланселот, смеясь. - С тобой, Дженни, не соскучишься!

- Смеешься… А когда наши родители узнали об этом, они возмутились и немедленно няню прогнали. Я скучала по ней и целый год шаталась по дому без надзора. Вот тогда я и нашла на чердаке книги. А потом меня отдали в закрытую школу-пансион, и с тех пор ко мне, слава Мессу, никто никогда не прикасался.

- Все понятно. Меня, к счастью, ни в какую закрытую школу не отдавали.

- А почему? Разве не было тогда школ для детей-инвалидов?

- Они и сейчас есть. Средняя продолжительность жизни детей в таких школах один-два года: ровно столько, пока длятся эксперименты над ними. Такие дети никому не нужны, кроме родителей, если те их любят, конечно.

- Ну хорошо, твои родители тебя любили. Но разве это давало им право издеваться над тобой?

- Дженни, они надо мной никогда не издевались, они меня очень любили!

- А поцелуи? А личные прикосновения? Не станешь же ты утверждать, что тебе это нравилось?

Ланселот начал было смеяться, но сразу же закашлялся.

- Ой, прости! Я совсем не хотела тебя расстраивать, Ланс!

- Ты меня не расстроила, а рассмешила. Дженни, а ты сама любишь детей?

- Не знаю, Ланс. Я их никогда близко не видела, только в новостях по персонику.

- Тогда тебе трудно понять… Постой! Ты как-то рассказывала, что у тебя есть ослик Патти и ты сама выкормила его из соски, так? - Так.

- А тебе очень противно было к нему прикасаться?

- Ну что ты, Ланс! Ослик - это же не человек! И потом, он всегда был такой лапушка…

- Ты и сейчас его гладишь, треплешь за уши - где же твоя брезгливость?

- Ты говоришь глупости, сэр Ланселот. Трогать ослика, птицу, бабочку можно, хотя на них, конечно, полно микробов, и после этого надо мыть руки антисептическим мылом. К Патти, впрочем, это не относится: я его раз в неделю мою специальным шампунем для лошадей, так что он всегда чистый. А людей трогать нельзя потому, что этим ты нарушаешь зону их личной неприкосновенности, "зону комфорта". Нормальный человек не хочет, чтобы к нему прикасались другие, и это не столько из-за опасности инфекции, сколько из самоуважения. Понял теперь?

- Нет, не понял. У меня другие понятия о проявлении уважения к личности, - рассерженный Ланселот снова закашлялся.

- Не притворяйся, пожалуйста. Смысл "правила двух вытянутых рук" понятен каждому, у кого есть мозги и руки. И давай лучше вернемся к моей книге. Она хоть и страшная, но полезная. Тут сказано, что при сильном кашле надо приподнять больного и дать ему выпить горячее питье. У тебя есть горячее питье?

Ланселот показал на термос, стоящий на столике у изголовья.

- Приподнимись и выпей немного горячего чаю! Ланселот послушался, и кашель затих.

- Вот видишь! - сказала Дженни. - И совсем необязательно трогать человека голыми ручищами, чтобы ему помочь.

К вечеру Ланселоту стало еще хуже, и Дженни заявила, что хочет остаться на связи с ним всю ночь:

- Ты постарайся уснуть, а я буду следить за твоим сном.

- Королек, не фантазируй! Ты представляешь, во сколько планет тебе обойдется такое ночное бдение? - Ночью установлен льготный тариф.

- Да, но я-то спать не смогу, если буду знать, что прекрасная юная дева всю ночь глазеет на меня с экрана! - Я тебе не дева какая-то, а друг.

- И все-таки я не разрешаю тебе ухаживать за мной по персонику. Завтра мне станет лучше, вот увидишь! А сейчас я хочу уснуть: я вспотел, споря с тобой, и устал. И Ланселот прервал связь.

А наутро ему стало так плохо, что он уже не смог пересесть в коляску и подъехать к персонику, чтобы вызвать Дженни.

Потянулись дни тяжелой болезни. Ланселот уже не понимал, когда ночь сменяет день, все превратилось в один тягостный бред, сменявшийся полным забытьем. В редкие минуты просветления он пытался встать и добраться до персоника. Помочь ему король Артур, конечно, ничем не мог, но ему хотелось его видеть. После смерти матушки Ланселот ничем сильно не болел, и оказалось, что очень плохо болеть одному. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь просто был рядом с ним, и однажды Ланселоту даже привиделось в бреду, будто Дженни входит в его комнату, подходит к постели и кладет на его пылающий лоб прохладную руку, и бред этот потом несколько раз повторялся. Иногда король Артур превращался в симпатичного старого гнома с белой бородой и пушистыми, как у рыси, бакенбардами. А как-то вдруг обернулся маленьким серым осликом, только глаза у него были, как у Дженни - большие и похожие на каштаны.

Глава 7

Однажды Ланселот пришел в себя и, не открывая глаз, почувствовал, что все изменилось в нем самом и вокруг. Сначала он услышал пенье птиц, а потом его лица коснулось легкое движение свежего, пахнущего морем воздуха. Он понял, что в комнате открыто окно. Повернув голову, он открыл глаза. Ветерок шевелил в раскрытом окне невесть откуда взявшуюся белую занавеску. Рядом с окном стояло кресло, а в нем, прислонившись лицом к высокой спинке, спала девушка. Он видел только профиль - нос, составлявший прямую линию с высоким лбом, и упрямый круглый подбородок, и сначала не узнал ее. На голове у девушки был повязан зеленый шелковый платок, из-под которого на лоб выбивались рыжие завитки волос. Дженни?

Почувствовав его пристальный взгляд, Дженни вздрогнула, открыла глаза и поднялась с кресла. - Ланс! Ты очнулся? Наконец-то!

Она подошла к его постели и остановилась в двух шагах от нее. Даже на расстоянии Ланселот почувствовал, что от нее пахнет высыхающей водой и свежестью.

- Ты купалась? - спросил он, еще не пони мая, как это Дженни вдруг появилась в его доме.

- Да, купалась. - Вода холодная? - Жуть какая холодная…

Она подошла ближе, опустила голову и заплакала, вытирая слезы руками. Ланселот потянулся было, чтобы взять ее за руку и утешить, но не решился, и снова откинулся на подушку, с улыбкой глядя на плачущую девушку. Напротив было окно с покачивающейся от ветра занавеской, и когда оно тоже стало раскачиваться на стене из стороны в сторону, Ланселот понял, что ему не хватает воздуха и от этого у него кружится голова. Он попытался вздохнуть глубже раз, другой и вдруг разразился раздирающим грудь кашлем.

Дженни побежала к столу, потом вернулась, подсунула руку под его подушку, приподняла ее вместе с головой и поднесла к его губам стакан с каким-то остро пахнущим питьем.

- Выпей немедленно, Ланс, тебе сразу станет легче. И не бойся кашлять - это очень хороший кашель!

- Угу, - сказал он, выпив микстуру и отдышавшись, - кашель просто замечательный. Я бы сказал, девятибалльный кашель.

- Доктор Вергеланн очень волновался, что у тебя был "непродуктивный кашель", а теперь ты начал откашливаться, и это правильный кашель.

- Кто такой доктор Вергеланн?

- Врач, который тебя лечит, доктор Олав Вергеланн. Он из Тронхейма и каждый день приплывает сюда на катере. Неужели ты его не помнишь? Ты ведь даже разговаривал с ним.

- Так вот кто это был! Доктор Вергеланн, глава Медицинского центра в Тронхейме, я слышал о нем.

- Ну да, это он. В первые дни он от тебя не отходил, даже ночевал здесь. Это он тебя спас! - И ты тоже, Дженни. - Я только выполняла его предписания.

- А я в бреду недоумевал, почему это ты время от времени превращаешься в симпатичного старого гнома с бакенбардами?

- Доктор Вергеланн и вправду похож на гнома-переростка.

- Еще ты иногда превращалась в маленького симпатичного ослика. - Ослик - тоже правда. - Это твой Патти? - Ну да. - Как он-то сюда попал?

- Очень просто - через открытую дверь, когда я проветривала дом. Доктор говорит, что свежий воздух - лучшее для тебя лекарство. - Я очень рад, что ты привезла ко мне в 102

гости своего Патти, вот только не пойму - зачем?

- Ланселот! Ты знаешь, что в прежние времена одинокие люди заводили себе собак. Как ты думаешь, если такой собаковладелец ехал в гости далеко от родного дома, он брал с собой собаку?

- Гм, если он был действительно одинок, то, конечно, брал. Я где-то читал, что в старинных поездах и самолетах были даже специальные места для собак, на них продавались билеты.

- Вот видишь! У людей были кошки и собаки, а у меня - ослик Патти. Считай, что это мой королевский каприз.

- Ладно, так и буду считать, мой король. Только держи своего Патти подальше от моего огорода. Но как тебе удалось его сюда привезти? Теперь ведь нет ни домашних животных, ни билетов для них.

- Он прилетел со мной на военном грузовом вертолете.

- Где же ты нашла военный вертолет, Дженни? - Надо знать где искать. - Расскажи!

- Потом, мой дорогой сэр Ланселот. Сей час ты должен выпить лекарство.

Она встала, и только тут Ланселот толком разглядел ее статную фигуру с высокой грудью и широкими бедрами. Он очень удивился: почему-то он был уверен, что Дженни маленькая, и фигура у нее как у подростка. Когда она поднесла ему какие-то таблетки и стакан воды, он послушно принял лекарство и заметил на ее белоснежной с веснушками руке массивный золотой браслет, явно старинный. Она производила впечатление старомодной девушки, и ему это нравилось.

Выпив лекарство, Ланселот потребовал, чтобы Дженни немедленно рассказала ему, как же она оказалась на его острове.

- Очень просто. Когда ты перестал отвечать на мои вызовы, я поняла, что тебе совсем худо. Я знала, что твой остров находится в Тронхейме-фьорде и рядом на берегу стоит город Тронхейм. Я нашла его на карте в моем учебнике географии и стала думать, как мне до тебя добраться. Тут как раз прилетел на военном вертолете один из моих старших братьев - в отпуск. Я уговорила его на обратном пути захватить меня и Патти и доставить в город Тронхейм в быв шей Норвегии. Маме мы сказали, что я лечу к нему в гости, потому что он хочет познакомить меня со своим другом. Мама спит и видит поскорее пристроить меня замуж, и она отпустила меня. - Надолго она тебя отпустила?

- Да хоть насовсем! Я думаю, что сегодня она уже не помнит, что у нее где-то есть дочь: моя мать целиком занята собой и своей Реальностью. Мы прилетели в Норвегию, мой братец высадил нас с Патти на вертолетной площадке тронхеймских экологистов, пожелал мне счастья и растаял в облаках. Я догадалась пойти в Центр питания, и там один симпатичный чиновник рассказал мне, как найти твой остров. По его же совету я обратилась в Медицинский центр к доктору Вергеланну, и доктор сразу согласился навестить тебя. Он привез нас на своем катере.

- И давно вы с доктором Вергеланном меня лечите? - Две недели.

- Это выходит, я две недели был без сознания?!

- Больше, ведь я прилетела только через три дня после того, как ты перестал выходить на связь.

- Понятно. Похоже, дорогой мой королек, ты спасла своего рыцаря от гибели! Так я теперь твой вечный должник?

- Само собой. А теперь я должна пойти на кухню и приготовить тебе куриный бульон.

- Еще одно чудо! Откуда на моем острове куриный бульон? Надеюсь, ты не сварила его из чайки?

- Нет, не из чайки. Это я свистнула коробку бульонных кубиков из военного рациона моего братца. Доктор Вергеланн велел поить тебя бульоном часто и понемногу. - Но я совсем не хочу есть, я не голоден.

- Сэр Ланселот, бульон - это не еда, а лекарство. И потом, почему ты обсуждаешь мои приказы? Король я или не король?! - Ты - королек. Иди, готовь свой бульон. Дженни ушла на кухню, а Ланселот лежал и блаженно улыбался. На секунду мелькнула мысль о том, в каком безобразии застала его девушка, прибыв на остров. От этой мысли его бросило в жар, но он тут же успокоил себя: он инвалид, и все человеческое ему чуждо. Гораздо интереснее узнать, почему это доктор, зная его положение, не попытался применить к нему закон об эвтаназии, пока он находился без сознания? Но и о странном докторе сейчас не думалось. Ланселоту было хорошо, спокойно и не хотелось ничего, кроме куриного бульона.

Получив свой бульон и выпив полчашки, Ланселот устало сказал Дженни:

- Знаешь, я почему-то так и не выспался за время болезни. Ужасно хочу спать.

Назад Дальше