- Не в этом дело. Победить супостата, Иоанн Васильевич, скорее всего сумеет и тем самым существенно расширит границы государства Московского. Но в державных делах важно не столько взять, сколько суметь удержать в руках присоединенные земли. Мы ж не басурмане, которые налетели, пограбили и убрались восвояси. А без правильной настроенного населения, полной казны и отлично вымуштрованного войска, - причем именно в такой последовательности, - ничего путного не выйдет. Год-два и расползется новая империя по швам, как Тришкин кафтан. Зато в руках запорожцев - польза от небесного дара для Московии огромнейшая. Под штандартом архистратига их не сомнут ни басурмане, ни латиняне. По крайней мере, не сразу… Значит, и до наших рубежей вражеские войска не докатятся. И у государя появится столь нужное для подготовки время. Уразумел?
- Вполне.
- Вот и отлично, - перевел дух Феофан и продолжил по-свойски. - А теперь, перекуси, чем хозяйка порадовала и… лети обратно. Некогда отдыхать, Василий. Костьми ляг, но помощь сыну Куницы окажи всевозможную. Очень на тебя надеюсь. Ну и, само собой, помалкивай о нашем разговоре. Не было тебя здесь нынче, - усмехнулся домовой. - Чем хочешь, поклянусь…
- Государь к нам… - неожиданно отозвалась кикимора. - По лестнице ужо подымается.
- Вот незадача, - озаботился Феофан. - Раньше упредить не могла, курица безмозглая? Похоже, не удастся мне тебя попотчевать, Василий. Не хочу, чтобы царь стороннего человека увидел. Сразу вопросы возникнут… Утаить, не доложить своевременно - это одно, а врать, глядя Иоанну Васильевичу в глаза, я ни по чем не осмелюсь. Кикимора! Сооруди быстро гостю узелок в дорогу, такой - чтоб птице в когтях унести. Да не скупись - самые лучшие куски положи! Извини, брат Орлов, позже закусишь. Ну, даст Бог, еще свидимся. Лети… - и поспешил к двери, за которой уже слышались уверенная поступь.
Глава пятнадцатая
С наслаждением вдыхая широко раздутыми ноздрями пьянящий воздух, упиваясь дарованной свободой, сильным телом и тем, что больше нет нужды десятилетиями торчать в затхлой и темной пещере, Призрак несся по степи, едва касаясь копытами земли. Будто парил над ней. Та-дам… - и полет. Та-дам… - и вновь полет…
Прямо на глазах растет и близиться небольшая дубравушка, только что казавшаяся малым пятном на горизонте.
Свистит ветер, вздымает горбом жупан на седоке.
Ощущая его беспредельную радость, Кунице было жаль придерживать бег коня, но ничего не поделаешь: Степан с парой обычных лошадок, хоть и самых лучших, какие только можно было купить в Ужали, постоянно оставался позади. Вот и опять побратим громко засвистел, призывая Тараса подождать его.
- Угомонись, атаман… - поплескал казак по шее скакуна и прибавил шутливо. - Видно и впрямь, буйный у тебя был норов - до сих пор дым из ноздрей пышет. Смиреннее надо быть… О душе подумать…
"Хотел бы я на тебя взглянуть, - проворчал в ответ тот, - после полувекового заточения… Но, вообще-то ты прав, парень. Нрав, как шило - в мешке от глаз не спрячешь…".
- Я вот все думаю… - громко проговорил Степан, подъезжая ближе. - Отчего у наших вполне достойных отцов такие дурные сыновья уродились? Не знаешь, случаем?
- Это ты к чему? - не понял побратима Тарас. - Что-то больно мудрено начинаешь. Как тот жид, что в долг приходил просить. Со спины…
- Вот и я… о том же… - запыхавшись от головоломной скачки, здоровяк произносил фразы рваными кусками. - Совершенно… соображать разучились. Все… в седло вскочить… норовим… Погнать куда-то, да сабелькой… помахать…
- И опять я не возьму в толк: о чем ты? - дернул подбородком Куница. - Яснее говорить можешь?
- Я и говорю… Куда мы несемся, будто угорелые?
- Ну, так - домой. К лешему…
- Угу, - сострадательно покивал Степан, стуча пальцем по лбу. - Совсем плох, хлопец… Я-то, ладно, не зря говорят: "влюбленный и сумасшедший одно и то же", не привык еще - вот и опростоволосился, а твоя сметливость куда подевалась? Сколько рощиц да перелесков, мы с тобой уже промахнули впопыхах? А ведь в любом из них можно было лешего кликнуть.
- Точно, - покрутил ошарашено головой Тарас. - Как я сам не сообразил? Ведь чуду лесному любое расстояние нипочем. Как он нас тогда к пещере мигом отправил. Да и после - за бочонком явился… Спасибо, что надоумил. Слезай с коня, отдохнем, перекусим, заодно, и его позовем.
- А чего меня звать-то? - вышел на опушку, шышкообразный леший. - Давно жду, когда образумитесь…
- Вот же вредная нежить! - возмутился Степан. - А раньше ты не мог объявиться? Без напоминания?
- Э нет, увольте… - поднял узловатые ладони отталкивающим жестом, лесной хозяин, подходя ближе. - Нам, в человеческие дела соваться, самое неблагодарное дело. Люди все равно доброго совета не послушаются и сделают по-своему разумению. А тебя же, нежить коварную, потом, во всех бедах и обвинят. Пожили - знаем…
- Ну, так что: отдыхаем, или сразу домой, в Михайловку? - взглянул на побратима Тарас, не выказывая желания продолжать бессмысленную перепалку.
- Можно, сразу… - понял его поспешность Степан. - Ты как, чудо лесное - спроворишь?
- Почему бы и нет? - пожал узловатыми плечищами тот. - Уговора вы пока не нарушали, стало быть, сдержу свое слово и я… - а потом забубнил себе под нос чуть тише, но так, чтоб слышно людям. - Значит: лошадь с человеком к пещере оплачена. Остается доставка бочоночка с кладом, двух человеков, двух лошадей, заколдованного призрака, который и сам мог бы… Ах, да, чуть не забыл: надбавка за добрые вести… Итого - с вас причитается десять монет и ценный кубок к оговоренному раньше блюду. Ну, и с угощением особо не затягивайте, а то - в следующий раз придется и меня дольше дожидаться.
- Чего ты там бормочешь? - ухо Куницы мгновенно уловило самое важное. - Какая еще добрая весть?
- Вообще-то ты прав, - уважительно проворчал леший. - Какой смысл платить за весть, если вы в Михайловке и так обо всем узнаете? - и, сокрушенно вздохнув, подытожил. - Пусть будет семь…
- Да я не о том! - воскликнул казак. - Хоть двадцать семь! Весть, какая? Говори же, дубина стоеросовая! Не томи душу!
- Двадцать семь, так двадцать семь… - быстро согласился тот. - Хозяин-барин… Наше дело предложить, а соглашаться или нет - ваше. А новость стоящая, хорошая… Обижен не будешь.
- Если ты… - зарычал Куница, спрыгивая с седла и непроизвольно кладя руку на эфес сабли.
- Девица твоя домой воротилась! - выпалил леший, делая вид, что испугался. - Всего-то и делов. Чего сразу за оружие хвататься?
Он явно скучал и был не прочь побалагурить с людьми.
- Ребекка?! - этому известию даже Степан удивился. А Тарас вообще потерял дар речи. - Как же она смогла от инквизитора удрать?
- Самому видеть не довелось, врать не стану, - обстоятельно объяснил леший, - но кум водяной утверждает, что это его русалки учудили. И я ему верю… Эти хвостатые девицы, жуть как на законников лютые. Ведь именно те распорядились утопленников за кладбищенской оградой, да еще и без надлежащего отпевания хоронить. Вот русалки теперь мстят им и вредят везде - где только смогут дотянуться.
- Это правда?
- Конечно! Русалки их настолько ненавидят, что так и норовят утащить всякого святошу под воду. Оттого те купаться и не любят. Неужто сами не замечали, как от их немытых тел козлами воняет? А тут водяным девам просто пофартило. Это ж надо было учудить: ночью в реку залезть?
- Я о Ребекке спрашиваю, а не о монахах!
- О Ребекке? - леший сделал вид, будто удивился. - Не-а… от Ребекки не воняет. Она отварами из ромашки и череды умывается, а волосы всегда в мяте и любистке полощет. Это ты напраслину на девицу возводишь, парень… От нее очень даже приятно пахнет… Лесом и травами…
- Слышишь, ты шутник лесной, - не сдержал улыбки Степан. - Может, хватит на нас свое поросшее мхом и плесенью остроумие испытывать? Домой пора… - и на всякий случай уточнил. - В Михайловку.
- И то, правда, - легко согласился лесовик, опять принимая облик добродушного старичка. - Чего с вами зря лясы точить? Вам пользы никакой, а я еще поглупею, вдруг? Только в саму деревню не смогу. Там церковь…
- Так вы, вроде, себя Божьими созданиями мните? - поддел лешего в отместку Куница. - Сам же сказывал, что ни слова Его, ни святой воды не боитесь?
- Я-то не боюсь… Да сила моя вблизи храма не действует, - охотно объяснил тот. - Ну, что - готовы?
И не успели оба побратимы глазом моргнуть, как вместе с лошадьми оказались на берегу Волчанки, - аккурат напротив брода. А рядом увидали драгоценный бочонок с сокровищем.
- Спасибо, хозяин лесной… - вежливо промолвил Куница. - Без тебя так быстро ни за что не управились бы.
- Плату, когда возьмешь? - поинтересовался более рачительный Степан.
- Уже взял. Пересчитывать будете?.. - проворчал из-за кустов, не показываясь на опушку, леший.
- Закрыт же бочонок? - удивился Степан. - Целехонький…
- Неужто я, да с обыкновенной деревянной кадкой не договорюсь? - насмешливо поинтересовался лесовик. - Вдругорядь, когда ценности на хранение оставлять будете - поимейте это ввиду. Не все так безразличны к злату, как лесные духи.
- М-да, - озадаченно почесал затылок ученик чародея. - Спасибо за науку. Вот только не увязывается как-то твое безразличие - с вытребованной вперед платой.
- Ученого учить, только портить… - довольно хихикнул леший, пахнув на парней легким ветерком, словно в спину подтолкнул - мол, чего застыли, вот же Михайловка, шевелитесь - дома, поди, уж заждались?.. И прибавил нравоучительно. - Потому как порядок во всем должен быть. Даже, если он кому-то кажется полной бессмыслицей.
* * *
- Ты все же сумел раздобыть этот клад!.. - Ицхак, сын Мордехаев, как ухватился обеими руками за бочонок, так и не выпускал его с той самой минуты, когда Степан поставил найденное сокровище на полу в шинке. - Ты все же нашел наше добро…
Эти слова он тоже повторял по кругу уже шестой или седьмой раз. В общем-то, не вслушиваясь в ответы.
Оставив лошадей пастись на том берегу реки под присмотром лешего и не менее надежной охраной Призрака, побратимы двинулись в Михайловку. Впереди Куница - указывая брод и дорогу к корчме, а следом Степан - неся на плече, хоть и чуток полегчавший, а все ж изрядно тяжелый бочонок.
Их появление было неожиданным, но желанным. Едва парни переступили порог жидовской хаты, как с радостным криком к ним бросилась не только Ребекка, но и сам хозяин. Девушка - на грудь своему суженному, а Ицхак - к бочонку.
- Перекусить бы чего с дороги?.. - неуверенно и без особой надежды пробормотал себе под нос Степан, поглядывая на пустой стол. Но корчмарь услыхал. Наверное, сказался многолетний опыт.
- Это уж как водится, господин хороший. Будете себе довольны. Цылинка! Солнышко! Уважь дорогих гостей! Мы с зятем сейчас решим, что с кладом делать, и сразу же обедать станем…
- Чего там решать? - разомлевший от близости любимой девушки, Куница желал лишь одного: как можно быстрее остаться с ней наедине. Уж теперь-то им есть, что сказать друг дружке. И не только сказать… - С лешим мы уже расплатились. Осталось десятину церкви отдать, чтоб наложенное на сокровище проклятие снять, а остальное - на три части… Верно, Степан?
Здоровяк только плечами пожал. Мол, такую мелочь и обсуждать не стоит - делайте, как знаете. Свои же. Уверен - не обманете.
- Вот вы меня, конечно, извините, господа казаки, - всплеснул руками Ицхак. - Но, что бы вы, к примеру, сказали, если б я попросил одолжить мне на время ваши сабли?
- Зачем? - удивился Куница. - Ты же оружие в руках держать не умеешь. Еще порежешься невзначай… И потом - вера не велит? Или можно?
- О вере после поговорим, я об ином речь веду… - отмахнулся Ицхак. - Значит, по-вашему, владению оружием надо учиться?
- Конечно… - подтвердил само собой разумеющуюся истину запорожский новик. - И не один год…
- Угу… А распорядиться деньгами, считаете, каждый сумеет?
- Чего ж тут мудреного? - засмеялся Куница. - Знай себе - плати сколько скажут… Было б только чем.
- О зухен мей! - от огорчения жид даже глаза прикрыл. - Стыдитесь, господин казак! Такие незрелые речи, вам совсем не к лицу. А ведь с закрытым ртом производили впечатление умного юноши… Деньги в руках понимающего человека - смертоноснее, страшнее и действеннее любого оружия будет. И знания в обращении с ними нужны не меньшие, чем в любом ином деле. Вот так, уважаемые…
- Ой, дядька Ицхак! - воскликнул Тарас. - Да поступай ты со всем этим барахлом так, как посчитаешь нужным. Только дай нам чего-нибудь пожрать! Видишь - мой побратим уже готов от столешницы шмат отхватить…
- Конечно… конечно… - думая о своем, пробормотал корчмарь. - И много лешему заплатили?
- Да сущие пустяки… - поморщился непутевый зять. - Двадцать семь кругляшей и золотую чашу с блюдом… Кстати, он сейчас нас с обещанным угощением на опушке дожидается. Слышишь, Степан: может, ты сам к нему сходишь? Мне б с невестой хоть словом перемолвиться. После всего, случившегося… А то со всеми этими кладами, даже поздороваться, по-людски не успели…
- Не надо никуда идти! - быстро подхватился Ицхак и бросился к дверям. - Я сам! Цыля, звезда моя! Накрывай скорее на стол! Не томи дорогих гостей! Неси то, что есть, остальное позже подашь…
- Зачем поднимать такой рейвах, Ицык? - показалась в дверях, ведущих на кухню, мать Ребекки, непонятно как удерживающая перед собой огромный поднос, уставленный множеством глубоких мисок и плоских блюд. - Разве ж я совсем глухая? Или слепая? Людей, пришедших в дом, замечать перестала?
Но большая часть ее негодующей речи оказалась обращена к захлопнувшейся за мужем двери. Проворчав еще парочку нелестных сравнений, Цылинка поставила поднос на стол и стала выставлять перед гостями угощение, одновременно пытаясь и сообщить, и выспросить последние новости.
- Как ты из деревни пропал, Тарас, к нам инквизиция нагрянула. Все о тебе, да о покойной Аглае выспрашивала. Ривку едва в тюрьму не упрятали. Хорошо - обошлось… А ты, пострел, где столько времени пропадал? Даже на похоронах у родной бабушки не был… Вижу - другом обзавелся… Сразу заметно - хороший человек. Глянь, как яичницу наминает - за уши не оторвешь. Оголодал. А к мясу не тянется, понимает…
Пользуясь моментом, Тарас повернулся к невесте и уже открыл рот, но Ребекка быстро приложила палец к губам: призывая молчать. А потом чуть улыбнулась и медленно кивнула головой, одновременно так же неторопливо закрывая глаза. Парень не слишком хорошо разбирался в секретах женской мимики, но сообразил, что девушка просила его повременить с разговорами, пока не останутся наедине. Видно, за это время появились тайны, которыми она готова поделиться с женихом, но не собирается посвящать в них мать. Поэтому, Тарас не придумал ничего лучшего, чем многозначительно подмигнуть любимой, а потом - последовал примеру побратима и отдал надлежащую дань трапезе. Начав как раз с жаркого…
Ицхак вернулся так же стремительно, как и уходил. Только теперь он, сопя и покряхтывая, тащил на плечах небольшой, но, судя по всему, довольно увесистый мешок. И на взопревшем лице корчмаря сияла удовлетворенная улыбка.
Причина хорошего настроения стала понятна и остальным, когда Ицхак неспешно выложил на стол из таинственной котомки золотое блюдо, чашу и высыпал горсть монет. А потом присоединил ко всему этому добру изрядно выпачканный в земле массивный трехрожковый подсвечник, смятый кулон на толстой цепочке и увесистый, но совершенно бесформенный слиток, отдаленно напоминающий старинную фибулу или брошь…
- Ну, вот… - выдохнул довольно. - С лешим я договорился, теперь пообедаю, и о церкви подумаю.
- Ограбил нашего лесного знакомца, что ли? - пошутил Степан.
- Фу, что за манеры, молодой человек? Как вам не стыдно? - всерьез обиделся шинкарь. - Вы же в приличном доме. Почему - обязательно, ограбил? Я честно выторговал у лешего то, что ему совершенно без надобности. В обмен, заметьте, на самое необходимое…
- И что же это такое будет, позвольте полюбопытствовать? - улыбнулся Степан, по причине сытости впадая в благодушие.
- Я вас умоляю, - хмыкнул корчмарь. - Неужели трудно самому сообразить? Что важнее всего для любого растения…
- На… навоз?.. - коротко хохотнув, недоверчиво протянул здоровяк.
- Причем, обращаю на это ваше внимание - самый, что ни на есть, наилучший навоз! Чистый перегной! Сговорились за целых пять возов! И еще столько же я пообещал завезти в лес на будущий год, весной. Если конечно, он к тому времени найдет, чем со мной расплатится.
- М-да, - помотал головой Степан. - Кто б рассказал, я бы не поверил. Так дело обустроить - уметь надо.
- Ну, так я вам, собственно, о чем и упоминал, прежде чем уйти… В каждом деле нужна сноровка.
- Ты, дядька Ицхак, смотри, с церковью не перемудри, - на всякий случай предупредил будущего тестя Куница. - Лесное страшилище - дело десятое. Даже, если что не так: угостим его как следует и вновь подружимся… А церковная десятина - залог очищения клада от проклятия. Тут крутить нельзя. Одну монетку не доплатим - горько пожалеем…
- Как ты мог обо мне подобное подумать? - на лице шинкаря вырисовалась такая искренняя обида, что Тарас даже пожалел о чересчур резком тоне. - А ведь ты мне уже почти сын! Стал бы я рисковать счастьем семьи, ради пары золотых монет… - в этом месте Ицхак запнулся, но продолжил с еще большим жаром. - Поверь, я сделаю так, что все останутся довольны…
- Это ж, каким образом? Можно спросить? Так, из чистого любопытства. Может, пригодиться когда-то?
- А ты послушай, послушай. Вот, к примеру, если взять да попросту отнести сейчас попу, предназначенную на храм часть сокровища… Как ты думаешь, что он с деньгами сделает?
- Я не отец Василий, - пожал плечами парень. - Но, предполагаю: на богоугодные дела потратит…
- Совершенно с тобой согласен, - энергично кивнул жид. - Всенепременно потратит и именно - на богоугодные! Он тут же наймет людей для ремонта храма, а сам соберется на ярмарку в Ужаль или Брацлавск. И там продаст даром доставшиеся ему драгоценности за полцены…
- Откуда такая уверенность?
- Да потому, что деревенский поп, хоть и мудрый человек, и горшечник знатный - а торговаться совершенно не умеет, - охотно объяснил Ицхак, одновременно пытаясь на ощупь выбрать из блюда наименее жилистый кусок жареного мяса. - И тамошние купцы обдерут его как липку.
- Возможно… - нехотя согласился Куница.
- А на вырученные жалкие гроши, у тех же мошенников, ваш поп прикупит свечей, ладану и прочего миру… - все так же напористо продолжил шинкарь, наконец-то обнаружив понравившийся ему кусок. - Значит, будет обманут вторично…
- Складно говоришь, уважаемый, - поддержал шинкаря Степан, воспользовавшись тем, что Ицхак засунул мясо в рот и вынужденно замолчал. - Я почти уверен: что именно так все и произойдет. Но, для нас главное - свою часть уговора исполнить. А на остальное - увы, нет времени. И хотелось бы, да некогда. Есть дела поважнее…
- Так в том и весь хосен, дорогие мои, что лично вам ничего делать и не придется… - поспешно проглотив кусок, горячо воскликнул Ицхак.
- Вот как?
- Именно… - в предчувствии поживы, радостно потирая руки, затараторил тот. - Вы только послушайте, господа казаки, как все славно образуется. Можно сказать: само собой.