Дальнейшие слова звучат уже при закрытом занавесе. У левой кулисы появляется Муж. В одной руке у него щетка, в другой ведро. Печально опустив голову, он идет к правой кулисе, словно иллюстрируя звучащие в это время слова.
Голос Санчо Пансы. Алонсо Кехана, Дон-Кихот, славный рыцарь Печального Образа!..
Голос Дульсинеи. Все, Санчо, все, что происходит на свете, происходит от любви!
В КАРЕТЕ ПРОШЛОГО
НАЧАЛО НАЧАЛ
Мироздание строилось по принципу всех остальных зданий: с самого первого кирпича оно уже требовало ремонта.
ФОРМА ВРЕМЕНИ
Вероятно, время такое же круглое, как наша Земля: иначе почему человек, направляясь в будущее, рано или поздно оказывается в прошлом?
РЕКОНСТРУКЦИЯ ВРЕМЕНИ
Если бы между прошлым и будущим не было настоящего, все плохое было бы уже позади, а впереди было б только хорошее.
ВРЕМЯ В ПРИРОДЕ
Запасы времени в природе неограничены, но как мало приходится на каждого человека.
ГОДЫ
Это только так говорится, что годы берут свое. На самом деле они берут не свое, а чужое.
ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ
Живое умирает, а мертвое существует миллионы лет, потому что оно совсем не расходует времени.
СТАРОСТЬ СЛОВА
Архаизмы - это слова, забывшие о том, что и они были когда-то неологизмами.
ЭВОЛЮЦИЯ ВИДА
Поразить потомков своей наследственностью, а предков своей изменчивостью - в этом суть приспособления к окружающей среде.
БОРЬБА ЗА СУЩЕСТВОВАНИЕ
В процессе борьбы за существование и динозавры, и бронтозавры ухитрились вымереть в древние времена, задолго до своего полного уничтожения.
ДРАКОНЫ
Драконы - это змеи, мечтавшие о крыльях и оставившие в легендах свои мечты.
ПЕРВАЯ ПАЛКА
Когда обезьяна взяла в руки палку, она еще не подозревала, что палка имеет два конца.
ЭПИГОНЫ
Эпигон - это обезьяна, которой не удается стать человеком, как она ни пытается повторить уже однажды пройденный путь.
АРХЕОЛОГИЯ
Вавилоняне раскапывали культуру шумеров, при этом закапывая свою.
ПАМЯТНИКИ СТАРИНЫ
Пирамиды, посмертные дворцы фараонов, являются наглядным примером того, как в великолепную форму можно вложить совершенно ничтожное содержание.
ПЕРВАЯ ДВЕРЬ
Когда человек изобрел дверь, он искал не входа, а выхода.
ИСТОРИЯ
Много побед одержал великий Пирр, но в историю вошла только одна пиррова победа.
ПРЕЕМНИКИ
Они мыслили точно так, как Сократ. А цикуту им заменяла цитата.
УРОК КРАСНОРЕЧИЯ
…и тогда Демосфен выплюнул свои камни и набрал в рот воды.
ВЕРА
И до конца своих дней Гомер слепо верил в прозрение своих современников.
ЦЕЗАРИ
Жребий был брошен вместе со всеми доспехами при попытке обратно перейти Рубикон.
ПЕРСПЕКТИВЫ
Когда Калигула ввел в сенат своего коня, все лошади Рима воспрянули духом.
РЕПЛИКА ОБЕЗЬЯНЫ
Иногда опасно уходить от достигнутого. Даже вперед.
БИТВЫ
Битвы за свои убеждения никогда не бывают столь жестоки, как битвы за свои заблуждения.
ВОЙНЫ
А что касается войн Алой и Белой розы, то это были только цветочки.
ЧЕЛОВЕК И ОРУЖИЕ
Из века в век бродя по дорогам, рыцари одичали, отбились от своих дам и превратились в настоящих разбойников.
СОЛДАТЫ ИСТОРИИ
Факты - солдаты истории: они всегда подчиняются генералам.
СВИДЕТЕЛИ ИСТОРИИ
Свидетели истории могут быть как свидетелями защиты, так и свидетелями обвинения. Все от того зависит, кто их вызывает на суд.
СУД ИСТОРИИ
Суд истории - это суд, всегда выносящий приговор, но никогда не приводящий его в исполнение.
СМИРЕНИЕ
Буйным становится человек, когда он продает душу дьяволу, но каким же кротким становится он, когда он отдает богу душу.
МЕЧТЫ ВСЕВЫШНИЕ
Если бы люди вели себя, как ангелы, а работали, как черти.
ЖИТЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
Цель оправдывает средства, но - увы - не всегда их дает.
МЫСЛИ
Мудрые мысли погребены в толстых книгах, а немудреные входят в пословицы и живут у всех на устах.
ПРАКТИЧЕСКИЙ СОВЕТ
Когда перед тобой возникнет стена, вбей в нее гвоздь, повесь на него шляпу и чувствуй себя, как дома: одна стена у тебя уже есть.
ОБЯЗАТЕЛЬСТВО
Мы вырубим все оазисы, чтобы они не заслоняли от нас пустынь, которые нам еще предстоит засадить деревьями.
СИЛА ИСКУССТВА
Очнувшись от своей игры, Орфей застал свою жену в объятиях Морфея.
ПРИЗНАНИЕ
И вот уже он стал таким великим художником, что мог не слышать ничего вокруг, как Бетховен, и не видеть ничего вокруг, как Гомер.
ТЕАТР
Театр начинается с вешалки и кончается вешалкой. Но помните: главное всегда в середине.
ГАЛЕРКА
Настоящего зрителя искусство всегда возвышает.
ЛАВРЫ
Уходя из театра, каждый зритель уносит с собой по лавровому листку.
СОВРЕМЕННОСТЬ
Современность - это то, что понимается только со временем.
УВЕДОМЛЕНИЕ ЗРИТЕЛЯ
Сегодня и завтра, в любой сезон - билеты на сегодняшнюю трагедию действительны на завтрашнюю комедию.
СУТЬ ЖИЗНИ
При естественном движении от начала к концу - вечное движение к началу.
ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА
…а старые обезьяны все еще вспоминают о том, как они жили до эволюции…
ПРОСТЫЕ РАССКАЗЫ
ПРИВЕТ ИЗ ЛИТЕРАТУРЫ
У нас на лестнице живет Некрасов. Не писатель, конечно. И живет у нас на лестнице Белинский - тоже не критик, а так. И вот Белинский (не наш) написал статью про Некрасова (тоже не нашего). Вообще-то он ее написал давно, только мы о ней недавно узнали.
Наш Белинский говорит:
- Неудобно хвалить, но написано здорово. Я специально, чтоб почитать, записался в библиотеку. Прочитаю - выпишусь.
- Надо и себе записаться, - говорит наш Некрасов. - Интересно, как там твой моего…
Некрасов - тот еще - выпустил сборник. Не то московский, не то ленинградский, словом, по какому-то из городов. Правда, он не весь сборник написал, были там еще, не с нашей лестницы. А Белинский (тот) возьми и грохни статью.
Наш говорит:
- Их там на сборник человек десять, а он один - про всех.
- Ну, мой-то, наверно, тоже что-нибудь еще написал. Помимо сборника.
Это наш Некрасов вступился за своего. Кто ж еще за него заступится?
- А ты думаешь, Белинский только про этот сборник написал? У него там и про других, только я фамилий не запомнил.
И правда, всех запоминать - мозгов не напасешься. Тут хоть бы со своей лестницы.
У нас на лестнице хватает жильцов, и каждый норовит, чтоб его запомнили. Один говорит: меня запомнить легко, потому что, говорит, моя фамилия Менделеев. А чего ж, говорю, легко, фамилия довольно-таки длинная. А он: это был великий химик. Ты бы, говорю, придумал чего поинтересней. Полководец Менделеев. Или космонавт.
Но - запомнил. Через химию эту самую. Теперь как про химию услышу, вспоминаю Менделеева и смеюсь.
Каждому хочется, чтоб его фамилия прозвучала. С Некрасовым-то легко звучать - под одной фамилией. И с Белинским. Как начнут они на лестнице звучать - битый час, и все о литературе.
- Сейчас, - говорит Белинский, - уже не та критика. Нет того, чтоб про целый сборник - статью.
- А сборники? - поддает Некрасов. - Кто их теперь пишет, сборники?
Словом, разговор.
Пошел и я в библиотеку.
- Дайте, - говорю, - что-нибудь под моей фамилией.
Чего, думаю, не бывает. А вдруг?..
Не надеялся, честно говоря. А она - выносит. Видно, писателей у нас развелось, в какую фамилию ни ткни…
Полистал книжечку - стихи.
- А про него у вас нет? Статейки хоть маленькой?
- Две статьи Белинского. Добролюбова. Чернышевского. Салтыкова. Щедрина…
- И все про него? Про одного?
Про одного, оказывается.
С тех пор пошел у нас разговор на троих. Соберемся мы - Белинский, Некрасов и я, Кольцов, - и давай про литературу! Наконец и я себя человеком почувствовал, веселей зашагал по жизни.
Недавно встретил Менделеева.
- Ну, как твоя химия? - смеюсь. - Привет тебе из литературы!
ТАУЭР
Кто за рулем, кто за рублем, а остальные все пьющие. Сидим мы за столиком и ведем между собой разговор.
- У нас один вернулся из Англии.
- Из Великобритании?
- Черт его знает. Из Англии, говорит. Из туристической поездки.
- У нас один был в Испании. Тоже по путевке.
- Этот, из Англии, был там в тюрьме.
- По путевке?
- Я же рассказываю: у них тюрьма - это музей… Нет, не так. Музей это тюрьма. Тауэр.
- В тюрьме я бывал. А в музее не приходилось.
- Там, в этом Тауэре, все осталось, как было в тюрьме.
- И свидания разрешают?
- У них не свидания, а посещения. Это же музей.
- Но если ничего не переменилось…
- Это для посетителей не переменилось. У них служебный персонал переодет в тюремщиков и арестантов. Одни в тюремщиков, другие в арестантов. Сходство удивительное. Наш, который туда приехал, специально поинтересовался: настоящие они или их только для вида посадили.
- Ну?
- Сами не помнят. То ли они в музее работают, то ли по-настоящему сидят. Настолько, понимаешь, все убедительно.
- Великобритания, ничего не скажешь!
Да, хорошо за рулем, хорошо за рублем, хорошо и где-нибудь в туристической поездке.
Но лучше всего вот так, за столиком.
Правда, не всегда помнишь, где сидишь.
С кем сидишь.
Почему сидишь.
Как те, в Тауэре.
ДИРЕКТОР РЕСТОРАНА
- Алло, это ресторан? Это директор ресторана?
Нужно было просто сказать: "Вы ошиблись номером". Но хотелось побыть директором ресторана.
- Да, это я. Директор.
- Товарищ директор, с вами говорит прокурор.
Не успел войти в должность - и уже прокурор. Вот что значит быть директором ресторана!
- Я вас слушаю, товарищ прокурор.
- Нет, это я вас слушаю. Чем вы кормите людей? Вы сами это есть пробовали? А порции? У вас ресторан или детский сад? Разве это порции для взрослого человека? Цены взрослые, а порции детские.
- Я этим лично займусь, товарищ прокурор.
- Уж займитесь лично. А то лично ответите. И сдачу во забывайте давать. У вас жулье или честные работники?
- Я точно не знаю, я здесь недавно, товарищ прокурор.
- Ну, ладно. Пока работайте.
На том конце повесили трубку. И на этом повесили.
Директор ресторана не испугался, потому что он не был директором ресторана. Он даже радовался: как он прокурора разыграл! Прокурор принял его за директора ресторана. За настоящего директора ресторана!
А прокурор на другом конце провода тоже ликовал. Директор-то, директор! Поверил, что с ним говорит прокурор! Как же не поверить, что с тобой говорит прокурор, когда работаешь директором ресторана!
НАСТУЛЬНАЯ ЖИЗНЬ
Между печкой и стеной жизнь запечная, между полом и землей жизнь подпольная.
А между стулом и столом? Настульная? Пристольная?
Вот там, между стулом и столом, жил-был один служащий. По фамилии Варфоломеев или Петухов - что-то в этом роде.
К столу он сидел лицом, а к стулу задом, поэтому стол у него был постоянно в центре внимания, а о стуле он даже иногда забывал. Сядет - и забудет.
У стола, конечно, масштабы пошире, а у стула как бы ни были они широки, не представляют никакого общественного интереса. И сколько по этому поводу ни скрипи, ничего не изменится…
И все же скрипишь. Целый день скрипишь, а уже потом, так сказать, постскриптум, задумаешься: почему оно так?
Время, однако, шло, и в какой-то момент жизнь Петухова или, допустим, Варфоломеева, стала из пристольной превращаться в настульную. То ли скрип сделал свое дело, то ли было придумано что-то после скрипа, в постскриптуме, но только стол в поле зрения Варфоломеева-Петухова стал удаляться и при этом уменьшаться, а стул - не то, чтобы приближаться, приближаться ему было некуда, а как бы прирастать к своей персональной миссии и при этом расти. И стал Петухов-Варфоломеев приходить к убеждению, что главное не то, что у него на столе, а то, что у него на стуле.
А надо сказать, что по роду своей службы этот служащий ведал открытиями. Открытия совершают великие люди, а утверждают их люди маленькие. Все от того зависит, какую резолюцию написать: разрешаю или запрещаю.
Слова, между прочим, похожие, в каждом по восемь букв, но при всем этом сходство - какая разница! Тут-то и приходится советоваться со стулом. Поскольку он ниже, к тем местам ближе, по которым получишь, если со стула слетишь. Стул-то как раз и прикрывает эти места, а когда слетишь, они останутся неприкрытыми.
- Погоди открывать, - скрипит стул. - Сначала историю почитай: за открытия у нас вон сколько народу сгорело, а от закрытий еще пока никто не пострадал.
Дубовый-дубовый, а какую подал мысль. Зачем нам открытие, когда нам нужно прикрытие?
И открытие, так и не открывшись, было закрыто.
Ну, теперь-то оно, конечно открыто.
Петухов-Варфоломеев об этом даже воспоминания написал. О том, как он открывал открытие. Потому что открытие уже открыто, и теперь можно смело его открывать.
ИСПОВЕДЬ СИДЯЩЕГО НА СУКУ
Мы тут рубим сук, на котором сидим. Все мы - потомственные сукорубы. Сук-то рубили еще наши деды, но таким дедовским способом, что нам его еще рубить и рубить.
А в сукпромхозе у меня девушка - красавица на весь суктрест. Посмотришь на нее - сразу жениться хочется. Я бы давно женился, но наш бригадир сделал предупреждение:
- Пока не срубим сук, на котором сидим, о женитьбе и не думай.
О женитьбе можно не думать, но дети рождаются. Вот уже и первый родился.
Бригадир, конечно, недоволен:
- Что ж это вы, сукины дети? Тут конец квартала, конец месяца, а они вон что надумали - детей рожать!
Смутился я, взял повышенные обязательства. Тут и второй сынок родился. Сук попался крепкий, а человек слаб.
Время тем временем идет. Старший наш уже и сам сукоруб, средний учится на сукоруба, а самый младшенький пока на горшке сидит. Сидит, а уже задумывается; где он будет завтра сидеть? Когда срубят сук, на котором ему завтра сидеть, где он будет завтра сидеть?
Пусть подумает, пока сидит на горшке. Вырастет, возьмет в руки топор некогда будет думать.
ПРОСТОЕ, КАК МЫЧАНИЕ
(Рассказ коровы)
Родилась я в городе, в областном центре.
Город большой, промышленный, три института и университет, ну и, само собой, театры и кинотеатры. Парк культуры и отдыха. Молокозавод.
По документам я, правда, в селе родилась, но я-то помню, что родилась в городе. Нас тогда целое стадо в одной комнате родилось - на шестом этаже, в самом центре города. Как замычали мы в один голос, Андерсен от радости на стуле подскочил.
- Умницы, - говорит, - чтоб вам всем быть здоровенькими. Ваше здоровье - это наше здоровье.
У Андерсена жизнь длинная и однообразная, как проспект в нашем городе. Живет Андерсен давно и каждый день ходит на работу. Для него, говорит он, идти на работу все равно, что идти на казнь. Только на казнь один раз сходил - и все, а на работу нужно ходить ежедневно.
И при этом Иван Иванович еще упрекает Андерсена, что тот мало любит свою работу. Кто ж это будет любить свою казнь? Разве что какая голова отчаянная.
В нашем поголовье мало отчаянных голов, но все же иногда попадаются. Когда мы только еще родились, Андерсен спросил у нас:
- Ну, красотки, какая из вас на молоко, а какая на мясо?
Все, конечно, дружно кричат, что на молоко, а одна голова отчаянная радостно завопила:
- На мясо!
Андерсен улыбнулся - так грустно, как улыбается он, когда его вызывают к Ивану Ивановичу, - и говорит:
- Это хорошо, что ты такая сознательная, только радоваться зачем? Не в театр идешь, а на мясо.
Жизнь, я вам скажу, пролетает - не успеваешь оглядываться. Только что Андерсен поздравил меня с рождением - и вот я уже даю молоко. Много молока, в среднем по три тысячи на корову. И другие дают столько же - и те, что в городе, и те, что в районе, и даже те, что в селе, хотя у них там плохие условия и кормов не хватает. И это при том, что у них там и доярки, и зоотехники, а у нас только Андерсен - и больше никого.
И даже не Андерсен - просто его так Иван Иванович называет.
- Ты, - говорит, - слыхал про Андерсена?
Андерсен - наш - вытягивается столбиком, опускает глаза в стол и начинает там что-то отколупывать. Всякий раз отколупывает и никак не отколупает.
- Это великий сказочник, что ли?
Иван Иванович кивает:
- Великий. Только не по сравнению с тобой. По сравнению с тобой он маленький сказочник.
После такого разговора Андерсен долго не смотрит в нашу сторону, говорит, что мы ему надоели, что он не дождется, когда уйдет от нас на пенсию. Мы, оказывается, должны быть там, в селе, а не здесь, в городе. Каждая из нас приписана к какому-то колхозу. Одни еще там, в колхозе, приписаны, другие в районе приписаны, а мы уже здесь, в областном центре. Нас Андерсен собственной рукой приписал.
Сам приписал - и сам недоволен.
- Что-то, - говорит, - больно много вас развелось, вот погодите, я вас всех в колхоз отправлю. Будете там в холодных коровниках стоять по колено в грязи, будете просить, чтоб вас покормили.
Это он так грозится. А на самом деле - куда нас пошлешь? Мы здесь, в городе, родились, какая от нас в колхозе польза?
Сын Андерсена, пианист, ездит в колхоз на уборку картофеля, а какая там от него польза?
Андерсен хоть нас и ругает, но не заругивает до конца. Он ругает потому, что его ругает Иван Иванович. А Иван Иванович ругает потому, что его тоже кто-то ругает. И даже того, кто ругает Ивана Ивановича, тоже кто-то ругает.