2
Поминки были скромные. Не то было время, чтобы устраивать застолья. Отец, выпив рюмку водки, вместе со всеми, здесь же на кладбище, побежал на электричку, а мама с бабушкой вернулись в дом.
Вечером к ним зашли ненадолго соседка Лидия Петровна, и Валя. Они зашли подбодрить и посочувствовать, и вспомнить хорошего человека, которого теперь больше нет. Соседки принесли с собой банки с консервами, и соленую капусту. Бабушка поставила на стол все то, что можно было собрать в то время, картошку, соленые огурцы, кильку и ливерную колбасу. И поминки все-таки получились.
– Пусть будет Николай Алексеевич, тебе земля пухом! – сказала Лидия Петровна, и посмотрела на рюмку с куском черного хлеба, которую налили специально для покойного.
Пусть будет пухом, – повторили все тихо, и не чокаясь, выпили водку. После этого стало немного теплее, от разбежавшейся сразу по телу жидкости. Съев по кусочку картошки, и распотрошив маленькую кильку вдобавок, бабушка с Лидией Петровной, закурили папироску, и отошли к печке.
– Я так боюсь покойников, – сказала мама. Я теперь всю ночь спать не буду. Мама передернулась. Не то от холода, не то от предстоящей ночи, в пустой квартире.
– А ты подержалась за его пятку? – спросила Валя.
– Подержалась. Все равно страшно. Когда хоронили – нет. Все-таки день, и народа много. А ночью… Хорошо еще мы с матерью вдвоем., посмотрела она на свою мать.
– Надь, не бойся! – сказала бабушка. Мы с тобой в одной кровати спать ляжем.
– Он у вас такой хороший человек был, зачем ему вас пугать? – сказала успокоительно Лидия Петровна. – Это все суеверия. Все мы, когда ни будь, умрем, и ничего там не будет. Заснем и все. Жалко человека, а мы его еще бояться начинаем. Глупость все это. Я уже сколько человек похоронила, никто ко мне не приходил. Живых надо бояться!
– Надь, мы с тобой крещеные, икона у нас висит, они на икону не приходят, – сказала, бодрясь, бабушка.
– Мы же все сделали, как положено. И отпели, и сорокоуст заказали, и все с ним в гроб положили, кажется, ничего не забыли сделать. Поэтому все должно быть хорошо, – обернулась она к соседкам.
– Я слышала, что покойники приходят, если им что-то забыли одеть, или в гроб с ними что-то не положили. Мать, а мы отцу все одели правильно. Он ничего не просил еще? – спросила Надя.
– Женщины в церкви сказали, что все правильно. А, что мы его в старое одели, так он не обидится. Сам знал, что ничего у нас лишнего нет., пожала плечами бабушка.
– Отец не обижайся, мы для тебя старались. Вон даже Петька приезжал, о тебе вспоминал, – сказала мама, обращаясь в никуда.
– Да, Николай твоего Петра очень любил. Они, когда он еще поздоровее был, пели вместе, у Николая тоже голос хороший был.
– Отец очень любил – "Липа вековая надо мной шумит", – пропела тихо мама. А как хорошо он пел Горе горькое по свету шлялося…. -Давайте споем, тетя Лида, а на поминках петь можно? – спросила она женщин.
– Можно, потихоньку. Мы же не веселимся, а его вспоминаем, – сказали они.
Мама взяла гитару, и женщины запели, – "Однозвучно гремит колокольчик…"
От этого стало спокойнее, и все постарались больше страшные истории не вспоминать.
– Ну ладно Мань, мы пошли. Уже поздно. Спокойной ночи, – сказали соседки, поднимаясь со стульев.
– Надь, пойдем, их проводим, вместе, и заодно двери закроем, – сказала бабушка, сделав просящие глаза..
– Пойдем, – согласилась мама, потерев руки и подняв плечи.
Они проводили соседок до входной двери, которая была на первом этаже, и служила отдельным входом на второй. Дальше, нужно было подняться по крутой лестнице, и пройти длинный коридор с чуланами, и только потом, попасть в коридор, объединяющий их три комнаты. Бабушка закрыла входную дверь на крючок, потом чуланную, по дороге они гасили свет, предыдущего помещения, и переходили в освещенное другое. Так было не страшно. Потому что коридоры и лестница были очень длинными, и в темноте в их углах, можно было увидеть и представить что угодно. Наконец, они вошли в коридор между комнатами, и закрыв его, и погасив в нем свет, заперли за собой дверь в одной из комнат, в которой они собирались спать. Присутствие соседок, еще чувствовалось, они тоже щелкали замками на своем первом этаже, и мама и бабушка разделись и легли в кровать.
– Надь, ну что будем свет гасить? – спросила бабушка, и вопросительно улыбнулась, округлив глаза и подняв брови. В это время она была очень похожа на себя девочку, которая нашалила, и боялась рассказать маме.
– Гаси, уже почти двенадцать, спать очень хочется, заснем, а проснемся, уже утро будет. Мать, нам с тобой ведь все не почем! – ответила мама, и спряталась под одеяло.
Бабушка погасила свет, и они, накрывшись одеялом, быстро заснули.
* * *
– Мать, проснись, кто-то в дверь шарахается, зашептала испуганно мама, – входная дверь глухо стучала.
– Ветер это! – сказала бабушка и все– таки прислушалась.
Дверь громыхала, как будто они оставили ее открытой, а ветер шарахал и шарахал ее о стену. Да не порывисто, а так продолжительным стуком. Тра-та-та Тра– та– та. Бум– бум– бум. Так настойчиво и громко.
– Ты думаешь, ветер, а чего он так гремит, вроде, когда мы провожали на улице, такого ветра не было? – засомневалась мама.
Стук раздавался уже сильнее, и он был какой– то гулкий, как могла бы в дверь стучать огромная рука, БУМ-БУМ-БУМ!
Надька, такое впечатление, что он стучит уже в чуланах, а не на улице, – сказала бабушка, привстав в кровати.
– Мать, может быть, это отец к нам пришел, – сказала мама, и глаза ее сделались очень испуганными. Она прижала к себе одеяло, но стук затих.
– Ветер, – сказала облегченно бабушка.
Но, в это время, снова, раздались звуки, и они были уже в двери, отделяющей чулан от прихожей. Кто– то продолжал грозно долбить в дверь, и к этому звуку прибавились звуки скрипа досок пола.
– Ма – а – ать. Как будто кто-то ходит по лестнице и по коридору. И ногой стучит в нашу дверь, – затряслась Надя.
– Господи, спаси и сохрани, – покрестилась бабушка, и стала читать молитву, отче наш… Она смотрела на икону, и умоляла ее спасти их от чего-то неизвестного и страшного.
Фитилек лампадки качнулся, как будто ветер, попав в комнату, стал тихим и ласковым, и звуки в прихожей прекратились. Потом они спустились за чулан и, наконец, громыхнули последний раз за входной дверью, одним злобным ударом.
– Ушел! – облегченно вздохнули мама и бабушка.
– Мать, а кто же это был? – спросила, осмелев, мама.
– Молчи, Надька, давай спать, пока все хорошо. Утром поговорим.
И почему– то, от молитвы, вдруг стало спокойнее на душе, как будто, кто-то не давал вспоминать и прокручивать события произошедшие пять минут назад, как будто на них опустился заслон, и уже ничего страшного в мыслях видно не было. А поэтому спасительный сон пришел быстро.
* * *
Утром они проснулись от звука репродуктора и переглянулись. Каждая думала, что это, может быть, им приснилось? Но они сразу поняли, что все это было, правда, и конечно вспомнили все свои ночные страхи.
Уже было утро, и в соседних дачах зажглись лампочки, и голос из репродуктора, вещавший о политике партии и достижениях народного хозяйства, совершенно не гармонировал с мистикой. Пролетел самолет, жужжа своим мотором, пропела электричка свою протяжную ноту, и все стало на свои места. Началось утро и мама и бабушка ушли на работу.
* * *
Вечером они убрали посуду после ужина, и бабушка села вязать подзор, а мама сначала написала письмо сестре, а потом немного почитала "Дитте, дитя человеческое". В одиннадцать часов, они снова легли спать.
Репродуктор тихо пел голосом Лемешева, потом передали интервью с участником войны, а потом прозвучал гимн, но мама с бабушкой уже спали. Они очень устали и от последних дней, и от предыдущей ночи. И это было их спасением. Ведь нужно было работать, а для этого нужно было отдохнуть, и выспаться.
Утром мама с бабушкой счастливо переглянулись
– Слава Богу, – сказала бабушка. Сегодня ночью все спокойно было, я заснула как убитая. Даже снов никаких не было.
– И я, – сказала мама. Легла и уже вставать. Это мы мать с тобой со страху все придумали.
– У страха глаза велики, – сказала послушно бабушка. Я сегодня после работы к Зине поеду, нужно им все рассказать, про Николая, вернусь с последней электричкой. Ты сиди меня жди. Свет пусть горит., – предупредила она.
– Мам, ну зачем тебе ночью возвращаться. Переночуй у тети Зины. А я здесь с Валей останусь. Попрошу ее ко мне придти. Нам веселее будет. Я тебя с утра ждать буду. Надо приучаться к трудностям и закаляться, – сказала бодро Надя.
И бабушка ушла на работу, а потом уехала на электричке к сестре мужа. Моя мама осталась одна. Вечером она хотела позвать к себе соседку Валю, но у Вали так разболелся зуб, что ей было самой до себя. Мама посидела у нее в комнате. Растопила ей печку, вскипятила чайник и дала ей анальгин. И Вале стало немного легче. Она пригрелась на диване, и тащить ее к себе было верхом безжалостности.
– Тетя Лида, постойте у моей двери, пока я наверх поднимусь, – попросила мама другую соседку, которая вышла прогуляться с мужем перед сном. Дальше я не боюсь. Там я свет выключать не буду.
Тетя Лида с мужем проводили ее до двери на второй этаж.
– Тетя Лида, я закрыла, – прокричала мама из-за двери. Щелкая задвижкой. Еще постойте три минуточки, я когда вам крикну, вы через минуту идите.
– Надь мы потом у тебя под окном постоим. Ты нам махни, а если страшно будет, стучи, мы услышим. Мы же, совсем рядом, под тобой!
– Вот как боится, по три ступеньки вверх побежала, – улыбнулся дядя Вася, – Надь, мы здесь, не бойся, – крикнул он ей.
Потом они услышали ее слова, – все, идите! – и пошли по тропинке вокруг дома под окна Громовых. Тихая морозная ночь стояла на дворе. Луна сияла, и звезд было полно-полно.
– Красота! – сказал муж Лидии Петровн. Хорошо у нас здесь! Валенки скрипели снегом, и под окошком снег блестел от лампочки. Они увидели, как Надя помахала им из окна рукой.
– Все нормально, идите!
Соседи прошлись еще по тропинке до калитки участка, посмотрели на сосны. И пошли в свою комнату, в которую было приятно войти после этой морозной ночной прогулки.
Надя посмотрела на них в окошко, рядом горели окна в других дачах, и даже были видны тени тети Вари и ее дочери за тюлевой занавеской. И Надя, раздевшись, и проверив, что дверь в комнату закрыта, легла спать, не выключая свет и радиорепродуктор. Репродуктор передавал спектакль Любовь Яровая, и мама слушала его, и старалась представить, как ее Петька играет там главную роль…. А она…
Она открыла после своей очередной мечты глаза, и вдруг увидела снова свое окно, в которое уже било солнце?! Я что, проспала! – подумала Надя, и подошла к окну. А, сегодня же выходной, и не нужно идти в школу! – подумала она, увидев за окном своего одноклассника Женьку. ОН стоял за забором в спортивном костюме с начесом и коньками на плече. Он махал ей рукой
– Надь, выходи скорее, а то все уже ушли на каток.
– Иду крикнула Надя, она быстро надела костюм, натянула на себя пуховую шапочку с двумя помпонами, схватила коньки, и побежала из комнаты в коридор. Пока она бежала по коридору, она, почему– то постепенно теряла это радостное настроение и что-то смутное вдруг зародилось в ее душе, какой-то вопрос, какое-то несоответствие, она силилась понять, и вдруг вспомнила, что Женька уже не живой, он убит в первые дни войны, а как же тогда?! Мама была уже на лестнице, как ей пришла в голову эта мысль. Она еще старалась найти логику и разгадку того, что она бежала к Женьке, который сейчас махал ей рукой с улицы, и она знала, что Женька убит. Весь их класс погиб в тот день. Она вдруг поняла, что картина с Женькой и ее теперешние мысли имеют разный возраст, ей уже не пятнадцать, и на каток она не ходила очень давно, всю войну. И война уже кончилась, и отец умер в сорок шестом. Она остановилась, и в это время увидела отца, который стоял рядом с Женькой в дверях, и говорил ей,
– Надь вернись, у нас с Женькой дела, мы должны уйти. Потом на каток пойдете.
Надя, даже споткнулась от неожиданности, она неловко присела на ногу, и покатилась, покатилась по лестнице, и было так страшно, потому что можно было разбиться, такая длинная она была и так быстро набрала скорость Надя.
– Ой! – захватило у нее дух, и мама проснулась с мурашками на коже. Но очень быстро пришла в себя.
– Сколько сейчас времени, хоть бы уже было утро и нужно было вставать! – подумала она с надеждой.
Но внутренние часы говорили, что проспала она совсем не долго.
– Ну и что! Ничего я не боюсь! – сказала сама себе мама, прислушиваясь, работает ли репродуктор. Он молчал.
– Значит, уже больше двенадцати! Ну и ладно. Дверь у меня закрыта, и свет горит, – подумала она, взбадривая себя этим.
– А вот и нет, Надюх. И света нет, и дверь открыта! – услышала она чей-то голос.
– Кто это говорит? – подумала со страхом Надя, и зажмурилась еще сильнее, и постаралась уйти в то состояние сна, потому что пусть это лучше будет сон, чем такая кошмарная явь.
* * *
Она, вдруг, проснулась еще раз и открыла глаза. За окном уже начинало светлеть. Но в комнате света не было! Лампочка не горела!
– Я же ее не выключала!? – подумала Надя, содрогнувшись, что она спала одна в темноте. И света нет! – вспомнила она ночной голос.
В это время заиграл Гимн Советского Союза, и ей стало весело.
– Союз не рушимый… – запела она вместе с ним и успокоилась совсем.
Потом были последние известия, а потом зарядка, и Надя встала, зажгла фитильки керосинки и поставила зеленый чайник. Вскипятив себе чая, и посмотрев на соседние окошки, Надя посмотрела вниз под окно. Под ней на снегу отражалось зажженное окно нижней квартиры.
– Тетя Лида тоже встала. Хорошо, когда людей полно! – подумала Надя.
Она одела шляпку, накинула на себя шубку, и взяв сумку, пошла к двери. Дверь была открыта!
Да!? – пронеслось в голове у Нади, "И дверь открыта…" – снова вспомнила она. От этого совпадения, мурашки снова пробежались у нее по спине. Надя быстро выбежала на улицу, не закрывая все двери по порядку, а только входную уже на улице.
3
Потом уже, она одна дома не оставалась долго, потому что бабушка больше никуда не уезжала. А потом началась весна, и день стал длиннее и веселее. А потом, она вышла замуж за Петьку, и они жили в этом доме втроем. И потихоньку страхи улеглись. Ко всему привыкаешь, и все проходит.
Тоска по отцу еще часто навещала ее душу, но к сорока дням, все стало более– менее терпимым. Жизнь шла своим кругом и все дальше уходила от той точки, когда отец был с ними. И уже было жалко, что от страха, она с ним еще раз не поговорила, тогда, когда он приходил, и стучался
– Ведь он же даже разговор начал про дверь и про свет… – думала она.
Ей потом сказали, что когда покойник зовет к себе, это плохо, можно умереть.
– А Женька звал. На каток. А отец не пустил! А, может быть это все нервы, – думала мама.
Правда она вспомнила, как однажды после этого, когда она возвращалась с работы позже обычного, на просеке было пустынно и темно.
– Ничего, сейчас добегу, – уговаривала себя Надя, и в основном она думала о том самом коридоре, который ей нужно было пробежать.
– Стой, – маму кто– то схватил за руку и приставил нож. Снимай шубу. На маме была красивая шубка из оленя, и она очень испугалась, и не успела даже ничего сказать, ни вскрикнуть, ни снять с себя шубку, от неожиданности. В сумочке были документы, и она испугалась за них. Но другой голос сказал, – отпусти ее, ее не будем.
Мама, почувствовала толчок в спину и услышала: "Мотай быстрее отсюда!"
И мама побежала. Пока она бежала, не оглядываясь, до своей калитки, она вспомнила и прокрутила в мозгу все. Голос был знакомый, но чей она вспомнить не могла. Она слышала, что последнее время с людей в Ильинке шубы снимают, раздевают, как говорили тогда, но не думала, что и с ней могло быть тоже, самое. Она всегда возвращалась с работы и шла по просеке не одна, и вот сегодня, задержалась и, пожалуйста. Но чей это был голос, и почему ее отпустили? Значит, это был кто– то знакомый? Но она так и не вспомнила и не поняла кто это. И роста то небольшого, или очень молодой, или…женщина…!!!
* * *
– Может быть, отец ее тогда от этого спас? – думала она, когда сидела дома и рассказывала своей маме и Лидии Петровне этот случай.
– Может быть, – сказала бабушка и тетя Лида. Точно спас. Он же тебя очень любил.
– Надя, не ходи по ночам, сейчас хулиганья всякого полно. Один раз повезло, а второй… – сказала бабушка, качая головой.
– Я же говорила, – сказала Лидия Петровна. Чего мертвых бояться, они уже не встанут. Живые страшны!
– Да, отец меня любил, – подумала Надя. Но Женька тоже! А, он наверное ее просто предупредить пришел, через сон. Надо же, получается, они все знают, что с нами здесь происходит?! – удивилась она.
– А кто же свет выключил? – думала потом Надя, и дверь открыл…. Отец бы ее пугать не стал! И Женька тем более.
Конец