- А я доволен, - заявил Гоголь, водружая приз в центр стола. - Сальвадор Дали говорил, что он выше всех этих глупых условностей; мол, если даже его наградят орденом Ленина или медалью Мао Цзе Дуна, он их примет и будет совершенно счастлив. Я вполне разделяю данное компетентное мнение. Если коллеги не хотят давать "Миргороду" "Букера", пусть это будут хотя бы фантасты.
- Покажи цацу-то, - произнес Пушкин, бесцеремонно сгребая со стола бронзовую статуэтку, символизирующую собой литературную премию Гоголя.
- Почитать разве какого-нибудь отечественного фантаста? - раздумчиво проговорил Николай Иванович. - Вдруг упускаю что-нибудь важное? "Гиперболоид инженера Гарина" и "Война миров", скажем, произвели на меня в детстве довольно заметное впечатление.
- Сейчас усиленно пиарят Лукьяненко, - заметил Гоголь. - Попробуй. Видимо, лучший из. Вынужден признаться, Жанна Фриске в "Дневном дозоре" воистину хороша. Стильная такая, с рожками и рюкзачком в виде гробика.
- Чего бы ты съел, душа моя Александр Сергеич, когда был бы дома? - вернулся Гнедич к животрепещущему, отобрав у пробегавшей мимо официантки меню и элегантно подав его Пушкину.
- Куриного супчику, Глеб Егорыч, да с потрошками, - заявил тот, отставляя статуэтку и принимая меню. - Да с потрошками. Нет, если серьезно, Николай Иваныч, дома я бы сейчас съел китайской лапши из пакетика и бутерброть с генетически модифицированной ветчиною. Посему дом отставить. А сем-ка я лучше что-нибудь из ниппонской кухни. В этакой вот, знаешь ли, деревянной лодочке.
- Обитатели страны Ямато живут возмутительно долго, - заметил на это Гнедич, - и практически не страдают инфарктами и инсультами, но уверенно занимают первое место в мире по заболеванию ботулизмом и раком кишечника. Задумайся над этим, прежде чем поглощать специфическую для всякого русского брюха пищу.
- Неоднократно страдал раком, - рассеянно произнес Пушкин, листая меню в поисках суши. - Господа, пикантный экспромт! Надо где-нибудь использовать.
- Подари Стогоффу, - порекомендовал Гоголь, - он оценит.
- Стогофф ныне ударился в сугубое богоискательство, - проворчал Гнедич. - Боюсь, уже не оценит. Читали "Челюсть Адама" и "Так говорил Йихвэ"?.. Ба! Это же опера в трех действиях. Это бой быков. Это лазерное шоу Жан-Мишеля Жарра на Воробьевых горах - с фейерверком и сверхзвуковыми бомбардировщиками. Батюшка Охлобыстин рукоплещет стоя. - Он огорченно крякнул. - Ну, ладно. Выпьем с горя - где же Пушкин?..
Пушкину как раз принесли ноль пять платинового нефильтрованного, которое заказал ему Гнедич, едва только завидев друга в дверях.
- Пиво? С утра?! - ужаснулся Александр Сергеевич. - Девушка, принесите мне двойной эспрессо, пожалуйста!
- Пиво всегда у места! - запротестовал Гнедич. - Множество витаминов, ценные для организма дрожжевые грибки и бактерии, активная стимуляция мочевыводящей системы. В Чехии, между прочим, пивом лечат камни в почках. Пей, дорогой, не кривляйся.
- Подчиняюсь грубому нажиму, - вздохнул Пушкин, обреченно придвигая к себе бокал.
- За Сальвадора Дали и сгенерированную им мудроту, - предложил тост Гнедич.
- За гоголевского "Странника", - отозвался пиит.
Они погрузили носы в пивную пену.
Через несколько минут к столику снова подошла официантка, доставившая эспрессо, и Пушкин сделал основательный заказ.
- Ты вообще откуда такой встрепанный? - поинтересовался Николай Иванович, изящно, двумя перстами выуживая из миски длинную рыбную стружку.
- Кажется, из гостиницы "Советская", - рассеянно пожал плечами Пушкин.
- Бог мой, что ты там делал? - поразился Гнедич. - Это же эконом-класс! Имел я несчастье как-то ужинать там с группой дружественных славянистов из пекинского университета. Ты видел, какие там в ресторанте крошки на столах? Там вот такие вот в ресторанте крошки на столах! С кулак величиной! Я с петицией к официанту, а тот само хладнокровие: "Вы при входе в гостиницу название видели? Ну так не взыщите, милостивый государь!"
- Я там не ужинал, - поспешил оправдаться Александр Сергеевич, отхлебывая пива. - Я там, кажется, ночевал. По крайне мере проснулся.
- Безумец! Каким же ветром тебя туда занесло с Невского? Тебе что для блядства, "Астория" тесна?
- Сам не знаю. Ворочается в голове, что вроде бы действительно ушел я от вас вчера с какой-то девчонкой... - Пушкин внезапно ощутил разрывы в своей сплошной амнезии на вчерашние события и напряг память: - Ага, вот что: мы ходили к Исакию, я ей на память читал Баркова на лавочке, затем мы, вполне естественно, решили не противиться природе и переместиться в нумера, но вначале непременно следовало взять с собой бутылку хорошего вина, иначе получался какой-то азиятский разврат. Только двинулись мы почему-то в обратную от цивилизации сторону, к порту. Дальше ничего не помню, но осмелюсь реконструировать последовавшие события, ибо все достаточно прозрачно. Естественно, хорошего вина мы в той стороне не нашли, что было бы с самого начала ясно всякому трезвому человеку. Оттого брели вплоть до того маленького винного погребка на набережной Фонтанки, что в переулке от гостиницы "Советская" - знаешь? Там еще хозяин грек. Приобретя искомое, устремились наконец в нумера. А поскольку по дороге к погребку мы наверняка еще завернули в клуб "Гравицапа", коий стратегически крайне удачно расположен как раз на пути от Дворцовой площади к "Советской", и там дополнительно приняли внутрь неустановленное количество спиртуоза, то разыскивать более другие нумера, нежели ближайшая вышеупомянутая "Советская", нам было решительно тяжело. Я так понимаю прискорбный инцидент сей. - Пушкин сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. - А что, вполне приличный хотель. Три звезды, белье чистое, зеркальный лифт, кругом иностранцы, биде есть, все дела. Приходилось мне просыпаться в местах и похуже.
- И это вот ведущий отечественный литератор, - сокрушенно покачал головой Гнедич. - Надёжа российской изящной словесности, буквально наше всё. Алкоголик, дебошир, потаскун. Кто вчера зеркальное стекло разбил в Пассаже спьяну? А? Бери пример с Коленьки: вечером пришел из тренажерного зала, об одиннадцатом часу уже был в постели, встал в семь, зарядочка, принял душ, кефиру выпил - огурчик!
- У Коленьки солидный любовник, который держит его в форме, - сказал Пушкин. - Суриозный человек. Моей же женушке самой нянька нужна.
- Вы когда виделись-то последний раз?
- Позавчера. Пустое, Николай Иванович! - Пушкин предостерегающе поднял ладонь, заметив, что Гнедич хочет что-то добавить. - Со своими личными делами я сам разберусь. Умны все больно стали учить меня. Я же вон не учу тебя, как обходиться с Коленькой.
Он раздраженно уткнулся в свой бокал.
- Ладно, ладно, не серчай, дорогой.
Пушкину наконец принесли мелко порубленную ниппонскую кухню, соевый соус, маринованный имбирь, горячую салфетку и палочки. Увидев внушительные размеры деревянной лодочки, в которой прибыли дары моря, Гнедич горестно вздохнул, но ничего не сказал по сему поводу.
- Как роман продвигается, Александр Сергеич? - поинтересовался он вместо этого.
- Никак не продвигается, - рассеянно буркнул пиит, с треском разламывая палочки. Сейчас его занимало совсем другое; в сладостном предвкушении пищи он приободрился и даже несколько порозовел лицом.
- Отчего же?
- Девятый вал работы, уважаемый коллега, - пояснил Пушкин, тщательно протирая ладони салфеткой. - Погребен лавиною рукописей и организационных проблем.
- По выходным, брат, писать надо.
- По выходным, брат, я едва в себя прийти успеваю после трудовой недели.
- Да полно, Александр Сергеич! а вот чем ты, к примеру, занимался на последние майские вакации? Ведь вотку же полторы недели трескал, скотина!
- Молчи, несчастный! - патетически возвысил голос Пушкин, погружая нигири в соевый соус. - Я все майские "Историю пугачевского бунта" дописывал! А вотку попил лишь на девятое число, да и то небрежно! Нельзя было не уважить ветеранов.
- Врешь ведь, подлец. - Гнедич снова покачал головой. - Но что, "История"-то хотя бы скоро выйдет?
- В ближайшем нумере "Современника" первая часть. Весьма неплохо получилось вроде бы. Наши уже все чли, хвалили премного. Хочешь, брошу тебе на мыл?
- Ты же знаешь, я с экрана не читаю, - с достоинством ответствовал Гнедич. - Выйдет в бумаге, зачту, отчего ж.
- А распечатать на принтере - не?
- Не то это, Александр Сергеевич. - Гнедич пожал плечами. - Не та верстка, не та длина строки, не те душевные ощущения. Не люблю я эту электронику, привык к запаху типографской краски и бумаги офсетной белой шестьдесят пять. Слушай, а ты действительно уверен, что Пугачева была наиболее знаковой фигурой нашей эпохи? Не Высоцкий, скажем, не Вознесенский, не Миронов?.. Стоило ли так вызывающе называть свой мемуар?
- Я пишу как ощущаю, Николай Иванович, - сказал Пушкин. - Не претендуя на мессианство и не насилуя свое мироощущение в угоду праздной публике. Может быть, я и не прав в данном случае. А напиши собственный мемуар об эпохе! Нет, кроме шуток. Тебе наверняка есть что вспомнить, дедушко.
- Ладно, поглядим ужо. Может, и соберусь.
Они замолчали, погрузившись в пиво. Хохол умело заполнил возникшую паузу, рассказав, как питерский телеканал снимал лауреатов "Странника" для вечерних новостей. В гоголевском изложении эта история звучала пересказом комедии положений, а сам Гоголь выглядел в ней если не Джимом Керри, то уж как минимум Луи де Фюнесом. Разомлевший от еды и пива Пушкин хохотал от души, Гнедич одобрительно хмыкал и отпускал дружелюбные колкости. Когда Гоголь закончил, вошедший во вкус Александр Сергеевич принялся азартно рассказывать, как участвовал в телепрограммах, будучи в Москве на последней книжной ярмарке.
- Затем, весь в мыле, прибыл сниматься в "Пусть говорят", - увлеченно излагал он, размазывая васаби по тобико. - Включают камеры, клакеры усердно бисируют. Направляется ко мне Малахов с микрофоном и уже издали энергично кричит: "Ну что, брат Пушкин?" Я, честно говоря, столь опешил от подобного панибратства и света прямо в глаза, что лепечу едва слышно: "Да так... так как-то всё..." А он поворачивается и радостно кричит в зал: "Большой оригинал!"
- Надо это где-нибудь использовать, - задумался Гоголь. - Знаешь, такой монолог записного хвастуна: с Путиным рассуждал о судьбах Отечества... С Киркоровым пел дуэтом на "Новогоднем огоньке"... С Пушкиным на дружеской ноге...
- Солженицын плачет, читая мои работы, - предложил Гнедич, флегматично отрезая себе солидный кусок от метра колбасы. В продолжении разговора метр сей его стараниями сократился примерно на треть, словно г-н издатель и не отобедал только что с аппетитом у Дюме. - "Как нам сию минуту обустроить Россию и ничего себе при этом не сломать-с". - Он заглянул в свой опустевший бокал. - Однако надо было сразу предупредить официанток, чтобы непрерывно несли за этот столик платиновое нефильтрованное, пока я не скажу "хватит". Одного не могу понять, господа: для чего же они в этой пивоварне подают столь отменное пиво, а в бутылки со своим логотипом мочатся? То же относится и к "Пауланеру", ибо в бутылках сей достойнейший разливной напиток сущая моча есть. Зачем они так жестоко обращаются с малоимущими?
- Неизбежное при рыночной экономике имущественное расслоение, Николай Иванович, - пояснил Гоголь. - Не дело быку пити амброзию Юпитера.
- Скажи-ка мне, Коленька, а не ты ли тихими украинскими ночами резвишься на форуме prozak.ru под ником "А.Л. Коголь"? - внезапно вопросил Пушкин, подцепляя палочками непослушный кусочек сашими. - Товарищ тоже крайне любит пошутить про Юпитера, быдло и амброзию.
- Я, - тут же сознался Гоголь, даже не пытаясь запираться. - Только смотри, это строго между нами! Главное, Грошеку не говори. Мы тут с ним недавно зацепились языками, до матюков дело дошло. Он ведь такой зануда и мизантроп, мертвого достанет. Но я его буквально попрал в ходе сложной многочасовой дискуссии. Истинно втоптал в грязь.
- Так это он - Прохфессор?! - удивился Пушкин.
- Ну. Только не говори никому. А не то тебя черти на том свете железными рогатками припекут, вот припекут. Я договорюсь.
- Вон оно когда все выясняется-то... Что ж ты себе столь прозрачный ник выбрал? Тебя же раскусят в два счета.
- Эдгар Пое на последней Франкфуртской ярмарке справедливо заметил, что если хочешь спрятать истину - положи ее на самое видное место, - ответствовал Николай Васильевич. - Никто даже вообразить не может, что Коголь - это Гоголь. Кем только меня не разоблачали: и Галковским, и Мальгиным, и Слаповским, и Минаевым, и Воейковым... Девушки меня настоящего даже жалеют в форуме: вот, дескать, какое-то чмо путинофашистское, против оранжевой революции имеющее высказываться, взяло себе ник с прозрачным намеком на видного незалежного писателя!..
- Гляди же. Я ведь тебя мигом разоблачил, - напомнил Пушкин.
- Ну, ты меня просто слишком хорошо знаешь.
- В этой связи позволено ли будет недостойному задать глупый вопрос? - влез Гнедич, который все это время манерно попивал пиво, прислушиваясь к диалогу. - Почто же у тебя, батюшко, такой неудобный адрес сайта - pouchkine.ru? Вчера полез по служебной надобности, так дважды обдёрнулся, пока набирал. Понимаю, конечно, неудержимую галломанию хозяина, но ведь девяносто девять персентов твоих поклонников, разыскивая в сети сайт Пушкина, в первую очередь наберут pushkin.ru...
- И попадут на сайт московской ресторации "Кафе Пушкинъ", - продолжил Александр Сергеевич. - Занято уже, Петя. Не считай меня глупее князя Дондукова-Корсакова. Галломан я, конечно, знатный, но не настолько же.
- Вон оно что.
- Именно, - кивнул Пушкин. - Вообще презабавная штука - Интернет. Огромная и зловонная навозна куча, в которой там и сям блещут россыпи жемчужных зерен. Горчев, Березин, Тредиаковский, Тургенев, в конце концов. Читали его "Стихотворения в прозе", что он вывесил вечор в Живом Журнале? Это же прелесть что такое! Рассказывал он мне тут, кстати, за бокалом "Францисканера" пару своих задумок, под условным названием "Дети и родители" и это, забыл как называется, где собачку утопили; шедевры! истинные шедевры! Говорил я Тургеневу, вдалбливал ему: Ваня, родной, пиши, дурак, талант у тебя от Бога, ведь в землю зарываешь талантище свой! Спасибо, говорит, Шурка, проза - это хорошо и все такое, всю жизнь мечтал, спасибо тебе на добром слове, но только сеть ресторанов пожирает у меня все свободное время, глубокой ночью притащишься домой - и ни о чем не думаешь больше, как только добраться до кровати. Хочется секса, но нету рефлекса. Только и успеваю за обедом половину стихотворения в прозе накидать. - Пушкин безнадежно махнул рукой с зажатым в палочках суши, едва не выронив оное на колени Гнедичу. - Вот и все. Еще один упавший вниз на полпути вверх.
- Кстати, - оживился Гоголь, - а не забежать ли нам по сему поводу ввечеру к Тургеневу в ресторацию? Он нам славную скидку делает.
- Балбес ты, хохол, - невесело фыркнул Пушкин.
- За что и ценим, - уточнил Гнедич.
- А не то пойдемте в "Саквояж беременной шпионки", - невозмутимо продолжал Гоголь. - Сегодня вечером там выступает "Нож для фрау Мюллер". Я бы послушал. Пригласим девчонок, позовем Ксю...
- Давайте уже тогда сходим в "Палкин", - предложил Гнедич. - Для пафосу молодецкого.
- Что ты, Николай Иваныч, родной! - замахал руками Пушкин. - В моем нынешнем финансовом положении это ослепительно дорого.
- Александр Сергеич! батюшко! Нельзя думать о деньгах, когда речь идет о святом - о желудке! - искренне возмутился Гнедич.
- Нет, дорогой друг, извини, я сего дни уже приглашен; Костя дает королевскую партию в боулинг по случаю выхода своей эндцадтой книги.
- Да! - воскликнул Гнедич. - Как же я забыл! Мы с Коленькой тоже идем. По слухам, у Шустова весело и вполне сносно кормят.
- А вот проверим.
- Я покорнейше прошу прощения, господа... - донеслось из-за широкой спины Николая Ивановича.
Массивный Гнедич с трудом повернулся на стуле и уставился на приблизившегося к их столику молодого человека в парадном гвардейском мундире корнета.
- Что вам угодно, милостивый государь? - подозрительно осведомился Николай Иванович. - Если вас раздражает сила моего голоса, я обещаю несколько сбавить обороты.
- Нет-нет, что вы! - испугался незнакомец. - То есть да, голос у вас знатный, но это ни в коем случае не в упрек, а, как бы это точнее выразить...
- Вы уж постарайтесь выразить поточнее, любезнейший, - с неудовольствием произнес Гнедич.
Офицерик совсем сконфузился.
- Еще раз прошу прощения великодушно... Вы ведь Гнедич, да? Рад, крайне рад, - торопливо забормотал корнет, дождавшись от Николая Ивановича сухого кивка. - Перевод "Илиады" весьма потряс меня в свое время... Мне указал вас половой, коий утверждал ранее, что вы имеете обыкновение захаживать сюда в обеденное время... Вы, насколько я понимаю, имеете некое отношение к книгоиздательской деятельности?..
- Точно так-с, - отозвался Гнедич. - Вы хотели бы заключить со мной долгосрочный контракт на распространение замечательной книги господина Нефёдкина "Боевые колесницы и колесничие древних греков"? На складе ее еще довольно.
- Э-э-э... да. То есть нет. Видите ли, дело в том, что я пишу... как бы это поточнее сказать... в некотором роде стихи, что ли...
- Крайне сожалею, сударь, мое издательство называется "Петербургское востоковедение" и не публикует современных отечественных пиитов, - поспешно сказал Гнедич. - Если бы вы были, скажем, ханьским стихотворцем девятого века, то я бы безусловно и со всем мыслимым почтением...
- Но, возможно, вы с вашими обширными литературными связями могли бы посоветовать мои тексты в какой-нибудь журнал?.. - с отчаянием в голосе хватался за последнюю соломинку корнет. - Или... способствовать, так сказать... публикации в каком-либо издательстве...
Гнедич с тоскою посмотрел на свой отставленный бокал с пивом.
- Хорошо, любезный, вот вам моя визитная карточка, - решился он, поняв, что вежливо отшить юнца не удастся. - Пришлите мне по электронной почте свои экзерсисы, и я, не исключено...
- Так у меня все с собой! - радостно сообщил юный пиит. Он сунул руку за пазуху и с остервенением стал выдергивать из внутреннего кармана кителя некий артефакт, зацепившийся за подкладку. Наконец глазам литераторов за столиком предстала тонкая ученическая тетрадь, сложенная вдоль. - Вот, - произнес офицер, с вежливым полупоклоном подавая ее Гнедичу. - Троды плудов, так сказать. Ой, то есть плоды трудов. Извините. Искренне надеюсь, что вы изыщете некоторое количество времени, дабы, так сказать, ознакомиться и споспешествовать начинающему поэту... э-э-э...
Николай Иванович с сомнением посмотрел на предлагаемый ему артефакт. Было совершенно ясно, что тот не вызывает у него ни малейшего доверия.
- Ну, полно играть в буку, Коля, - мягко произнес Гоголь. - Смотри, какой милый мальчик. Полистай хотя бы приличия ради.
Гнедич покорно, но не без некоторой брезгливости принял потертую тетрадку и развернул ее.
- Писатель сел, невольник чести, - скучным голосом безо всякого выражения зачел он вслух. - Сел, оклеветанный молвой. Это вы, простите, про господина Лимонова, что ли?
- Так точно-с, - с готовностью подтвердил корнет.
- Эдичка-то уже давно на свободе, - между прочим заметил Гоголь, заглядывая в свой бокал с пивом.
Незнакомец заметно смутился.