- Вас именно это мучает, верно? - спросила она. - То, что вы не знаете, живы были пилот и стрелок или нет. Если они погибли, то больше уж ничего не поделаешь. Но если нет... и мы никогда не узнаем, что с ними стало...
Он умоляюще покачал головой, и она остановилась.
- "Прекрасная Дева" спокойно добралась домой, - хрипло сказал он. - Но вообще я пришел к вам поговорить не о подразделении.
- Я знаю, - Мэри посмотрела на Джима с мягкостью, которой он прежде в ней не замечал. - Вы хотели поговорить о Рауле Пенаре, верно?
- Я не мог ничего узнать. Он... он жив?
- Да, - ответила Мэри. - Он жив.
- И получается у вас до него достучаться? Я вот о чем подумал, - продолжал он быстро, - пока лежал в госпитале; я наконец понял, зачем он читал стихи и всякое такое. Я думаю, что он это начал нарочно. Чтобы напомнить себе, куда он хочет вернуться. Чтобы это все время было у него в голове - чтобы не сдаться.
- Верно, - кивнула Мэри. - Он хотел не дать себе сдаться.
- Я так и думал. Вы были правы, - Джим взглянул на нее с мрачноватой ухмылкой: - Я и сам пытался сдаться. Или найти что-нибудь такое, что вывело бы меня из игры. Вы были целиком и полностью правы. Я действительно драконоборец. Я таким родился, и тут уже ничего не поделаешь. Я хочу прорваться сквозь лаагов или обойти их и покончить с этой смертоносной патовой ситуацией. Но мне столько не прожить. Никому столько не прожить. Поэтому я и хотел сдаться.
- А теперь не хотите?
- Нет, - протянул Джим, - не хочу. Тут уж ничего не поделаешь, но я буду продолжать надеяться на чудо.
- Чудеса - дело времени, - ответила Мэри. - Стать миллионером за две минуты практически невозможно, а за двести лет - почти неизбежно. Вот чего добиваются люди вроде меня. Если бы мы все жили так же долго, как Пенар, мы могли бы добиться куда большего.
- Он жив! - удивленно покачал головой Джим. - Он и вправду жив! Я и верить в это не хотел, настолько это было невероятно! - Он перебил себя: - А он...
- В своем уме? Нет, - отозвалась Мэри. - И не думаю, что мы чем-нибудь сможем ему помочь. Но может, я и ошибаюсь. Как я уже сказала, со временем любая невозможность становится возможной. - Она отошла от открытого люка "Охотника на бабочек" и показала рукой внутрь кабины. - Хотите зайти?
Джим заколебался.
- У меня нет допуска для этого проекта, - начал он.
- Насчет этого не беспокойтесь, - прервала его Мэри. - Это просто чтобы пресса нас не беспокоила, пока мы не решим, что со всем этим делать. Заходите.
Она прошла внутрь, Джим за ней. Древний металлический коридор, ведущий к кабине пилота, сиял чистотой, как какой-нибудь экспонат в музее. Повсюду висели магнитные лампы, но не меньше света пробивалось сквозь проломы и повреждения, нанесенные оружием лаагов. Кабина выглядела как развалины, но очень аккуратно прибранные. Приборы и панель управления были почти уничтожены, а от пилотского кресла осталась только половина. На полу посреди кабины стоял черный ящик, явно современный, который выглядел здесь очень неуместно. Он был подсоединен к переборке толстым серым кабелем.
- Так я был прав, - сказал Джим, оглядевшись. - Ни одно живое существо не может это пережить. Это контрольный центр вел корабль и был вторым "я" Пенара, так ведь? На самом деле он не выжил?
- И да, и нет, - ответила Мэри. - Вы были правы насчет того, что контрольный центр каким-то образом впитал личность Пенара. Но вы оглядитесь повнимательнее. Контрольные центры - это живая ткань, плавающая и растущая в питательном растворе, а здесь за ней некому было ухаживать. Разве могла она выжить в такой обстановке?
Джим осмотрел изодранные и разбитые внутренности кабины. Его пробрал озноб, и он снова подумал о большом призрачном каноэ из легенды, которое плывет по небу среди белоснежных облаков со своей мертвой командой домой, на новогодний праздник, к живым друзьям и родным.
- Нет... - выговорил он онемевшими губами. - Но... где же он тогда?
- Здесь! - и Мэри стукнула кулаком по металлической переборке, к которой был подсоединен серый кабель. Отзвук удара загудел у него в ушах. Мэри серьезно взглянула на Джима.
- Вы правильно поняли, - сказала она, - что контрольный центр стал Пенаром - он был Пенаром после того, как тот умер. Не просто записью его памяти, но и его жизненной искрой, способной принимать решения. Но и это было только половиной чуда. Живая ткань в контрольном центре тоже должна была умереть, и она знала, как и сам Пенар знал, что не дотянет до дому. Но Пенар был полон решимости и нашел выход.
Она остановилась и посмотрела на Джима в поисках подтверждения, что он ее понял.
- Продолжайте, - сказал Джим.
- Контрольный центр, - сказала Мэри, - соединен с системой управления кораблем промежуточным твердым элементом, который положил начало всем неодушевленным компьютерам в современных кораблях. Связь проходила от живого вещества сквозь зону действия физики твердого тела к электронным и механическим системам управления.
- Я знаю, - сказал Джим. - Нас этому учили...
- Жизненная искра Рауля Пенара, подталкиваемая его абсолютной решимостью попасть домой, перешла от него к живой ткани полуодушевленного контрольного центра, - продолжала Мэри, будто Джим и не открывал рта. - А там она путем некой нейробиологической реакции вошла в поток импульсов внутри элементов твердого тела. После этого уже ничто не мешало ей перейти во все взаимосвязанные твердые тела корабля.
Мэри обвела движением руки разрушенную кабину пилота.
- Вот это, - сказала она, - Рауль Пенар! И это! - Она еще раз стукнула в переборку над черным ящиком. - Человеческое тело умерло. Ткани в контрольном центре умерли. Но Рауль все-таки попал туда, куда он так долго стремился!
Мэри замолчала. Ее голос постепенно угас в тишине кабины.
- И таким образом, - продолжила она уже спокойнее, - он подсказал разгадку проблемы, над которой мы в Бюро уже давно бились. Мы открыли путь потоку накопившихся теорий и исследований. Мы давно пытались выяснить, может ли жизненная сущность человека существовать вне зависимости от обычного биохимического человеческого организма; теперь мы это знаем. Нам потребуется время, но рано или поздно ни одна искра жизни не будет погашена, если только живое существо само этого не захочет.
Джим слушал ее вполуха. У него появилась мысль настолько горькая, что отнес в горле возник комок.
- А Пенар знает? - спросил он наконец. - Вы сказали, что он не в своем уме. Но он знает, что добрался? Он знает, что уже дома?
- Да, - сказала Мэри. - Мы думаем, что знает. Послушайте...
Она отвернулась от Джима и заговорила так, как будто Рауль был где-то за углом, внутри кабины.
- Рауль? - позвала она.
...И голос Рауля Пенара тихо зазвучал из корпуса корабля со всех сторон от них, так, как будто он говорил сам с собой, но тише, спокойнее, чем раньше. Рауль снова читал стихи Уильяма Генри Драммонда. Но на этот раз стихи были на чистом английском, и тени акцента не слышалось в словах...
Дух гор сегодня с нами говорит,
Хоть грустен глас его, он память воскрешает,
Видения охоты средь древних Лорентид,
Когда летели мы, оленей догонял.
И дальше мчится память, как сладкий сон маня,
Мы слышим весел плеск...
Он продолжал, почти шепча себе под нос блаженным тоном. Джим поднял глаза и увидел странный жесткий взгляд Мэри, какого он прежде у нее не замечал.
- Похоже, вы меня не совсем поняли, - сказала она, - не уловили, что я имела в виду. Вы один из лучших наших людей, настоящий рыцарь. Все мы рано или поздно мечтаем стать подобными, но лишь один из миллионов рождается таким.
Джим взглянул на нее в упор.
- Я же сказал вам, меня уже не переделаешь.
- Я не об этом, - отозвалась Мэри. - Вы хотели сражаться с драконами, но жизнь для этого слишком коротка. А что теперь?
- Теперь? - повторил Джим, уставившись на нее. - Вы имеете в виду меня?
- Да, вас. - Выражение ее лица было странным и напряженным, а голос, казалось, плыл поверх потока слов из черного ящика. - Что вы собираетесь делать через тысячу лет?
Глава пятая
У Джима накопилось больше месяца отпускного времени, и он решил воспользоваться этим: отправиться куда-нибудь, где под ногами горячий песок, а в воздухе пахнет морем. Он хотел забыть о космосе, о Рауле Пенаре и "Охотнике на бабочек"; он хотел забыть о старых канадских песнях и стихах и о Мэри Гэллегер. Больше всего он хотел забыть об их последнем разговоре. Он убеждал себя, что хочет думать о женщинах, песнях и вине. Но он лгал сам себе. Надеясь, что песок, соленый бриз и женские ласки выжгут из его памяти все, что он хочет забыть, Джим отправился в маленькое местечко в Нижней Калифорнии под названием Баррес де Ихо и остановился в гостинице. Там он нашел все, что хотел, даже рыбачью лодку напрокат, чтобы ловить рыбу-парус и тарпона. А еще в гостинице был бассейн, где он встретил туристку по имени Барби Новак. Она вполне отвечала его идеалам красоты и была в восторге, узнав, что он, пограничный пилот, в отпуске.
Дни и ночи слились в нечто приятно туманное. Барби была рядом с ним, пока ей не пришла пора возвращаться домой. А потом Джим встретил девушку по имени Джоан Такари. Однако утром, когда она ушла, а он очнулся на пляже, надеясь, что она благополучно добралась домой, он вдруг обнаружил, что не помнит, как она выглядела.
Тогда он перестал искать женщин и стал проводить время в одиночестве. Лежал на пляже и слушал шум волн или сидел на скалах и смотрел вниз на ту часть берега, где не было пляжа, наблюдая, как прибой белой пеной разбивается об иссиня-черные валуны.
Не то чтобы он хотел жить вечно, но слова Мэри не выходили у него из головы. Каким-то образом они проникли в пустоту внутри него, и в эту темную пещеру пробился лучик света.
Он мечтал о космосе и рвался туда с тех пор, как осознал его существование, а случилось это раньше, чем он мог вспомнить. Вся его жизнь была устремлена в космос. Это было его место, здесь он мог чего-то добиться, сделать что-то, что останется на века. Что он хотел сделать и как, он не знал, но чувствовал себя как человек, который стремится к вершине горы, такой далекой, что в детстве она казалась ему лишь облачком на горизонте. Но эта гора была все там же, день за днем, и однажды он двинулся к ней.
Джим не знал, что ждет его на пути. Но он был полон решимости идти вперед и найти именно ту вершину, о которой мечтал. Просто надо было все время идти вперед. Так он никогда не заблудится, потому что все дороги ведут туда. В конце концов он понял, что все дороги - это части одной и той же дороги - Вечной Дороги, как он ее назвал.
Так что однажды утром он уехал из гостиницы и вернулся на базу, на место своей службы, в горах неподалеку от Денвера. В офицерском общежитии ему передали сообщение от генерала Моллена: "Как только вернешься, позвони мне".
Он так и сделал, и его соединили с генералом.
- Ну, как рыбалка? - спросил Моллен.
- В порядке, сэр, - ответил Джим. - Я думал остаться подольше, но отпуск надоел мне раньше, чем я думал. Хочу приступить к работе.
- Рад слышать, - сказал Моллен. - Мне надо с тобой об этом поговорить. Давай-ка поужинаем сегодня в офицерском клубе.
Что должен ответить майор, когда генерал приглашает его на ужин?
- Спасибо, сэр, с удовольствием поужинаю с вами. В котором часу, сэр?
- В девятнадцать ноль-ноль. Встретимся в баре.
- Да, сэр. Спасибо.
Джим готов был спорить на что угодно, что генерал опоздает как минимум на четверть часа, а то и на час. Но сам он на всякий случай пришел в клуб на пятнадцать минут раньше назначенного времени. Для бара это было горячее время, и небольшой зал, в котором он находился, был полон народу. Джиму повезло, и он нашел место у изгиба подковообразной стойки как раз напротив входа, так что ему был виден не только вход в бар, но и дверь клуба.
- Рад снова видеть вас, майор, - сказал сержант за стойкой.
- И я тебя, Ли, - отозвался Джим. Они были знакомы, но такой обмен приветствиями был традицией между барменом и пограничными пилотами - никто из них не был уверен, увидит ли он еще когда-нибудь клуб.
- Имбирное пиво, - сказал Джим. - Со льдом.
- Сию секунду, сэр.
Джим сел у стойки, потягивая имбирное пиво и поглядывая на вход в ожидании Моллена. Подошел Джереми Тиклер, который тоже командовал эскадрильей на границе и проходил вместе с Джимом офицерскую подготовку. Они заговорили о службе, и Джим рассказал ему об обеде с генералом.
Ровно в 19.00 входная дверь открылась и вошел Моллен.
- Извини, Тик, он уже пришел, - прервал Джим своего собеседника. - Увидимся позже.
- Будем надеяться, - протянул не вполне трезвый Тик и отсалютовал уходящему Джиму бокалом.
- О, ты уже здесь, отлично, - сказал Моллен, меняя направление. - Тогда пойдем прямо в столовую.
Джим последовал за ним к столовой, где их встретил дежурный и провел в тихую часть зала, к столику, который конечно же уже ждал генерала и его гостя.
- Мне простой бурбон. Без льда, воды, содовой, без ничего, - сказал генерал.
- Есть, сэр, - ответил дежурный и через пару минут сам принес заказанный напиток. За ним шел официант.
- Мы еще не хотим обедать, - сказал Моллен официанту. - Подойдите минут через двадцать.
Дежурный и официант ушли.
- Ну, за успешную рыбалку, - Моллен поднял бокал. Джим из вежливости составил ему компанию.
Они говорили о рыбалке до тех пор, пока генерал не выпил половину второго бурбона, но Джим уже к концу первого понял, что Моллен тянет время. Он не мог изменить ситуацию и ждал, пока его начальник не доберется до сути.
- А вон Мэри Гэллегер, - генерал перебил сам себя посредине второго бокала. Он показал на танцевальную площадку, вокруг которой располагались столики.
Джим оглянулся - это и вправду была Мэри, с незнакомым ему майором. На плечах у майора красовались эполеты со шнуром, а это значило, что он состоял в адъютантах у какого-то высокопоставленного офицера. Пара как раз садилась за столик на виду у всех, на краю танцплощадки.
- У нее теперь на базе своя собственная рабочая территория, там стоит "Охотник на бабочек", и своя команда, - сказал Моллен.
- Да, сэр, - отозвался Джим. Они отвлеклись от Мэри и ее спутника и через стол посмотрели друг на друга.
- В этом замешана политика, - сказал Моллен и глотнул из бокала. - Тебе приходилось сталкиваться с политиками, Джим?
- К счастью, сэр, мне это не по чину, - ответил Джим.
- Ты зря так уверен, - произнес Моллен. Его бульдожья физиономия, обрамленная шапкой все еще темных волос, была очень серьезна. - Считается, что мне это тоже не по чину. Но то, что они делают с армией вообще, касается всех и каждого из нас. Вот и тот факт, что Мэри и ее лаборатория, как они это называют, сидят у нас на базе, - это тоже вопрос политики.
- Неужели, сэр? - Джим ничего не знал о Мэри и лаборатории, он просто проявлял вежливость. Похоже, генерал все еще вел светский разговор.
- Именно. И это касается и меня, и тебя, - сказал Моллен. - Они устроили ужасный скандал, когда узнали, что я разрешил тебе уйти в отпуск. К счастью, они ко мне прислушались и поняли, что если внезапно отозвать тебя, это привлечет больше внимания, чем если позволить тебе вернуться, когда захочется. Да я тебя знаю, вряд ли бы ты там долго просидел.
- Да, сэр, - сказал Джим, совсем уж ничего не понимая.
- И я был прав. Ты здесь, и ничего не случилось; но больше, боюсь, тебе уже никуда вырваться не удастся. Теперь, если ты куда-нибудь отправишься с базы, с тобой поедет пара ребят из Секретной службы.
Джим изумленно уставился на него.
- С чего это, сэр?
- Я же сказал, - политика. Так уж вышло, что "Охотник на бабочек" вернулся домой через североамериканский сектор границы. Это значит, что Рауль Пенар и весь научно-исследовательский потенциал, заключенный в его разуме, что продолжает жить внутри металла корабля, принадлежат этому континенту. Но это также значит, что Пенар, корабль, Мэри Гэллегер и ты имеют огромную ценность для наших партнеров, которые охраняют другие секторы границы. Если, конечно, они о нем знают. Но общее мнение таково, что если они и не знают пока, то скоро узнают. Кроме того, все, кто в курсе дела, считают, что слишком многое на кону и нельзя полагаться на случай. Может, Мэри намекнула тебе - существует возможность бессмертия или, по крайней мере, жизни, продолжительность которой не связана с тем, сколько выдержит тело. Но кроме того открываются неограниченные возможности строительства кораблей и другой техники, если не надо учитывать необходимость защиты жизни экипажа при высоких ускорениях.
Генерал сделал еще глоток из бокала.
- Может, война с лаагами и превратила все народы Земли в союзников, - продолжил он, - но межнациональное соперничество все еще существует, и многие только и ждут дня, когда смогут возобновить прежнюю гонку между странами. Так что все вы теперь под особой охраной.
- Но я всего лишь слушал Пенара, пока мы вели его обратно!
- И видел его корабль. И слышал его опять уже на Земле. И Мэри Гэллегер летела с тобой, а значит, ты мог подхватить у нее кое-какие догадки и идеи насчет Пенара. Нет, Джим, если ребята наверху - политики, которые принимают такие решения, - решили, что ты теперь под охраной, - значит, ты будешь под охраной.
- Но уходить с базы мне можно, если со мной секретные агенты?
- Я этого не говорил, - ответил Моллен. - Вообще-то я не уверен, что тебя куда-нибудь выпустят, разве что в Вашингтон, доложить начальству или что-нибудь в этом роде.
- Понятно, сэр, - мрачно ответил Джим.
- Крепись, - продолжил генерал, - это еще только начало. Тебе не только не дадут покидать базу, тебе еще и на базе не позволят ходить куда попало и общаться с кем попало. Ты переедешь в особое жилое помещение при этой лаборатории, о которой я говорил; Мэри и ее команда живут там же. А в рабочее время ты будешь при мне - я лично за тебя отвечаю.
- Сэр, но вы же не можете выводить эскадрилью на границу вместе со мной! - возмутился Джим. - Стрелок-генерал, разве такое бывает? Эти шишки, о которых вы говорите, не могут такого требовать!
- А они и не требуют, - буркнул Моллен. - Не я буду с тобой, а ты со мной.
Джим сначала не понял, что генерал имеет в виду. Наконец он в изумлении уставился на своего собеседника.
- Сэр, не может же... Вы что, хотите сказать, что меня отстраняют от полетов?
- Именно, - ответил Моллен. - С завтрашнего дня ты въезжаешь в офис в моем штабе и занимаешь пост начальника секции.
- Но, сэр, - сказал Джим, - должен же быть какой-то другой способ! Я пилот, я ничего не знаю о штабной работе. Разве нельзя...
Но Моллен уже не слушал. Он скользил взглядом по комнате явно в поисках официанта. Официанта не было, но уже через минуту дежурный покинул свой обычный пост у входа и поспешил к ним.
- А, Свен, - сказал ему Моллен, - не хотел тебя беспокоить, но не мог бы ты подойти к Мэри Гэллегер - ты ведь ее знаешь? Отлично! Спроси ее, не присоединится ли она к нам на пару минут? Долго мы ее не задержим, так ей и скажи.
- Конечно, генерал.