- Вот именно. Суть, естественно, в том, что роботы не посещают Личные. Это единственное место, где люди от них свободны. Видимо, существует подсознательное чувство, что в определённые моменты и в определённых местах надо от них освобождаться.
- Однако, - заметил Бейли, - когда Дэниел был на Земле в связи со смертью Сартона три года назад, я попытался не пустить его в коммунальную Личную, напоминая, что ему это не нужно, но он всё-таки настоял и вошёл.
- И поступил правильно. Ему тогда были даны строжайшие инструкции ни в чём не отличаться от людей - вы помните почему. Но здесь, на Авроре… А! Они закончили.
Роботы направились к двери, и Дэниел жестом пригласил их выйти.
Но Фастольф вытянул руку перед грудью Бейли.
- С вашего разрешения, мистер Бейли, я выйду первым. Сосчитайте неторопливо до ста и присоединяйтесь к нам.
21
Произнеся вслух "сто!", Бейли твёрдо переступил порог и пошёл к Фастольфу. Пожалуй, лицо у него было слишком каменным, зубы стиснуты слишком крепко, а спина выглядела слишком прямой.
Он огляделся. Примерно то же, что он видел в Личной. Возможно, Фастольф взял образцом собственные угодья. Всюду зелень, а в одном месте по склону струился ручей. Возможно, искусственный, но не иллюзорный. Вода была настоящей: проходя мимо, он почувствовал на лице брызги.
И всё было каким-то приручённым. На Земле Вне выглядело более диким и величаво красивым, чем этот пейзаж.
Фастольф слегка коснулся плеча Бейли и показал рукой:
- Пойдёмте вон туда. Посмотрите! - И он указал на широкую лужайку, видневшуюся в просвете между двумя деревьями.
В первый раз Бейли ощутил протяженность пространства, различил у горизонта какое-то жилище - низкое, широкое и такого зеленого цвета, что оно почти сливалось с окружающим пейзажем.
- Это жилой район, - объяснил Фастольф. - Возможно, вам, привыкшему к гигантским ульям Земли, он таким не кажется, но тем не менее мы находимся в аврорианском городе Эос, административном центре планеты. В нём живёт двадцать тысяч человек - и это самый крупный населённый пункт не только на Авроре, но и на всех космомирах. Численность населения Эоса равна численности населения всей Солярии, - с гордостью закончил Фастольф.
- А роботов сколько, доктор Фастольф?
- В этом районе? Около ста тысяч. В целом на планете на каждого человека в среднем приходится пятьдесят роботов, а не десять тысяч, как на Солярии. Большая часть наших роботов занята на наших фермах, наших рудниках и в космосе. Собственно говоря, у нас всё время ощущается нехватка роботов, особенно домашних. Большинству аврорианцев приходится обходиться двумя-тремя, а некоторым так даже одним. Однако мы не намерены идти путем Солярии.
- А у какого числа аврорианцев вообще нет домашних роботов?
- Таких нет. Это не в интересах общества. Если бы мужчина или женщина по той или иной причине не могли оплатить робота, ему или ей был бы предоставлен робот, оплачиваемый из общественных средств.
- Что произойдёт с ростом населения? Вы добавите роботов?
Фастольф покачал головой:
- Численность населения не увеличивается. Население Авроры равно двумстам миллионам, и цифра эта остаётся стабильной уже триста лет. Число это наиболее оптимально. Но, конечно же, вы читали об этом в фильмокнигах?
- Да, - подтвердил Бейли, - но мне не верилось.
- Уверяю вас, это правда. Таким образом, у каждого из нас есть достаточно земли, достаточно пространства, достаточно возможностей уединиться и достаточная доля мировых ресурсов. Ни избытка населения, как на Земле, ни недостатка его, как на Солярии.
Он взял Бейли под руку, чтобы они могли идти дальше.
- Вы видите перед собой, - продолжал Фастольф, - одомашненный мир. Я пригласил вас сюда, чтобы показать его вам, мистер Бейли.
- И в нём нет ничего опасного?
- Какая-то опасность присутствует всегда, мистер Бейли. У нас есть ураганы, горные оползни, землетрясения, лавины, бураны, парочка вулканов… Несчастные случаи со смертельным исходом также полностью исключить нельзя. И остаются страсти злобных и завистливых людей, глупости умственно незрелых, безумие недальновидных. Однако всё это второстепенные беды, и они не слишком влияют на цивилизованное спокойствие, царящее в нашем мире.
Фастольф, казалось, задумался над своими словами, а потом сказал со вздохом:
- Я не могу желать, чтобы он был иным, но у меня есть некоторые "но". Мы привезли на Аврору только те растения и тех животных, которых считали полезными или декоративными или объединяющими эти два качества. Мы приложили все силы, чтобы уничтожить то, что расценивали как сорняки, как вредных животных или паразитов. Или просто не отвечающих стандартам. Мы отобрали сильных, здоровых, привлекательных людей - разумеется, с нашей собственной точки зрения. Мы пытались… Вы, по-моему, улыбаетесь, мистер Бейли.
Но Бейли не улыбался. Просто у него скривились губы.
- Нет, нет, - сказал он. - Чему тут улыбаться?
- Отчего же? Я не хуже вас понимаю, что не могу считаться привлекательным по аврорианским меркам. Беда в том, что мы не можем стопроцентно контролировать комбинации генов и внутриматочные воздействия. Теперь, разумеется, когда эктогенез становится всё более распространенным (хотя я надеюсь, он никогда не распространится так, как на Солярии), меня ликвидировали бы на поздней стадии эмбрионального развития.
- В таком случае, доктор Фастольф, миры лишились бы великого теоретика робопсихологии.
- Совершенно верно, - ответил Фастольф без малейшего видимого смущения. - Однако миры бы об этом не узнали, не правда ли? Но как бы то ни было, мы стремились создать очень простой, но абсолютно практичный экологический баланс, здоровый климат, плодородную почву, а также возможно равномерное распределение ресурсов. Результатом явился мир, который производит всё, в чём мы нуждаемся, и в необходимых количествах. Мир, который, если мне будет позволено выразиться фигурально, считается с нашими потребностями. Сказать вам, к какому идеалу мы стремились?
- Прошу вас, - ответил Бейли.
- Мы трудились, чтобы создать планету, которая, взятая целиком, подчинялась бы Трем Законам роботехники. Она не причиняет вреда человеку ни активно, ни пассивно. Она делает то, чего мы от неё ждем, если только мы не толкаем её причинять вред людям. И она защищает себя, если исключить те моменты и те места, когда и где она должна служить нам или спасать нас даже ценой причинения вреда себе. Нигде ещё - ни на Земле, ни на других космомирах - нет такого приближения к идеалу, как на Авроре.
- Земляне тоже стремились к этому, - печально сказал Бейли. - Но нас уже было слишком много, и мы в дни нашего невежества причинили планете такой ущерб, что теперь уже не в состоянии исправить. Но как же эндемичные формы жизни Авроры? Вы ведь осваивали не мертвую планету.
- Вы это знаете, - сказал Фастольф, - раз вы просмотрели фильмокниги по нашей истории. Когда мы прибыли на Аврору, она имела флору, фауну и азотокислородную атмосферу. Это же относится и ко всем пятидесяти космомирам. Интересно, что на всех них живые организмы были малочисленны и малоразнообразны. И за свою планету они держались не слишком цепко. Мы овладели планетой, так сказать, без борьбы, а что осталось от эндемиков, сохраняется в наших аквариумах, в наших зоопарках и нескольких тщательно поддерживаемых заповедниках первобытной природы. Мы, собственно, по-настоящему не знаем, почему все планеты, на которых человек обнаруживал жизнь, оказывались такими скудными её носителями, почему только сама Земля просто кишела упорными всевозможными видами жизни, заполнявшими каждую экологическую нишу, и почему только на Земле появился разум.
- Может быть, это совпадение, - сказал Бейли. - Результат неполного исследования космоса. Слишком мало пока мы знаем планет.
- Согласен, - отозвался Фастольф. - Это наиболее правдоподобное объяснение. Возможно, где-то существует такой же сложный экологический баланс, как на Земле. Где-то может существовать разумная жизнь и технологическая цивилизация. Но ведь жизнь и разум Земли распространились на парсеки и парсеки во всех направлениях. Так почему же те не вышли в космос и почему мы не встретились?
- Это может произойти уже завтра. Как знать?
- Да, может. И если такая встреча неминуема, тем больше причин не ждать сложа руки. А мы становимся всё пассивнее, мистер Бейли. Ни единый космомир не был освоен за последние два с половиной столетия. Наши миры настолько одомашнены, настолько восхитительны, что мы не хотим их покидать. Видите ли, этот мир был освоен потому, что сама Земля стала такой неприятной, что риск и опасности освоения новых пустынных миров выглядели в сравнении куда предпочтительнее. К тому времени, когда сложились наши пятьдесят миров - последним была Солярия, - ни нужды, ни побудительных причин двигаться дальше не осталось. А сама Земля отступила в свои подземные стальные пещеры. Всё. Конец.
- Вы говорите несерьёзно!
- Если, мы останемся такими же? Безмятежными, всем довольными и застывшими? Нет, я говорю совершенно серьёзно. Человечество должно расширять свои границы, чтобы не захиреть. И один из способов - распространение в космосе, постоянное устремление к другим мирам. Если мы откажемся от этого, какая-нибудь иная цивилизация, переживающая такой же взрыв, доберётся до нас, и мы не сможем противостоять её динамизму.
- Вы предрекаете межзвёздную войну? В стиле гиперволновок?
- Нет. Сомневаюсь, что в этом возникнет нужда. Цивилизации, распространяющейся в космосе, вряд ли потребуется горстка наших миров. К тому же в интеллектуальном отношении она, вероятно, достигнет таких высот, что ей не понадобится добиваться гегемонии тут насильственным путем. Однако в окружении более энергичной, более дерзновенной цивилизации мы сойдём на нет просто в силу сравнения, мы погибнем, осознав, во что превратились, какой потенциал растратили зря. Конечно, мы могли бы заменить эту экспансию какой-нибудь другой - например, научным взлетом или подъёмом культуры. Боюсь, однако, что все эти экспансии взаимосвязаны. Отказаться от одной - значит, отказаться от всех. И мы, безусловно, сходим на нет во всём. Живем чересчур долго. Слишком ценим комфорт.
- На Земле, - сказал Бейли, - мы считаем космонитов всемогущими, полными неколебимой уверенности в себе. Я просто не могу поверить, что слышу от вас такое.
- Ни от одного другого космонита вы этого и не услышите. Мои взгляды не модны. Многие сочтут их возмутительными, и аврорианцам я редко говорю что-либо подобное, но просто призываю к новому устремлению в космос и умалчиваю об угрозе катастрофы, которая неминуемо разразится, если мы откажемся от дальнейшей колонизации. И хотя бы в этом я преуспел: Аврора серьёзно - даже с энтузиазмом - обдумывала начало новой эры исследований и освоения.
- Вы говорите это, - заметил Бейли, - без особого энтузиазма. В чём дело?
- Просто мы подходим к мотиву, который мог побудить меня уничтожить Джендера Пэнелла.
Фастольф помолчал, встряхнул головой и продолжал:
- Мне бы хотелось, мистер Бейли, лучше понимать людей. Я потратил шесть десятков лет на изучение тонкостей позитронного мозга и надеюсь посвятить им ещё пятнадцать-двадцать. И за всё это время я практически не соприкоснулся с проблемами человеческого мозга, неизмеримо более сложными. Нет ли Законов для человека, аналогичных Трем Законам для роботов? Сколько их? Как их можно выразить математически? Я не знаю. Однако может наступить день, когда кто-то разработает Законы Человека и сможет предсказывать большие отрезки будущего, зная точно, что ждет человечество, а не просто строя догадки, как я, зная точно, как улучшить положение вещей, а не шаря в темноте. Иногда я мечтаю о создании математической науки, которую назвал бы "психоистория", но знаю, что мне это не удастся. Да и никому другому, боюсь, тоже.
Он умолк. Бейли подождал, а потом сказал мягко:
- А ваш мотив уничтожить Джендера Пэнелла, доктор Фастольф?
Фастольф словно не услышал его. Во всяком случае, он ничего не ответил. И сказал только:
- Дэниел и Жискар опять сигналят, что опасности нет. Скажите, мистер Бейли, вы расположены пройти со мной ещё некоторое расстояние?
- А куда? - осторожно осведомился Бейли.
- К соседнему дому. Вон в том направлении через лужайку. Вам тяжело будет идти через неё?
Бейли сжал губы и поглядел, куда указывал Фастольф. Он словно примеривался.
- По-моему, я стерплю. И не предвижу никаких осложнений.
Жискар, находившийся в пределах слышимости, подошёл поближе. В солнечных лучах его глаза не светились. Его голос был лишен человеческой эмоциональности, но слова были исполнены заботливости:
- Сэр, могу ли я напомнить вам, что на пути сюда вы испытали серьёзное недомогание при посадке?
Бейли обернулся к нему. Как бы он ни относился к Дэниелу, как бы теплота воспоминаний об их совместной работе ни нейтрализовала его отношения к роботам вообще, к Жискару это всё никакого отношения не имело. Эта более примитивная модель действовала на него отталкивающе. Он попытался подавить злость и ответил:
- На борту корабля, бой, я был неосторожен, слишком поддавшись любопытству. Я столкнулся с тем, чего прежде никогда не испытывал, и у меня не было времени приспособиться. А это совсем другое.
- Сэр, вы испытываете сейчас неприятные ощущения? Могу ли я узнать это?
- Испытываю или нет, - твёрдо ответил Бейли (напомнив себе, что робот вынужден следовать требованиям Первого Закона, и пытаясь быть вежливым с куском металла, который, в конце концов, печется только о его, Бейли, благополучии), - значения не имеет. Я обязан исполнить свой долг, но не смогу этого сделать, если буду прятаться в закрытых помещениях.
- Ваш долг? - повторил Жискар так, словно его программа этого слова не включала.
Бейли быстро взглянул на Фастольфа, но тот стоял спокойно и явно вмешиваться не собирался. Казалось, он с абстрактным интересом взвешивает реакцию робота данного типа на новую ситуацию и примеривает её к взаимосвязям, переменным и дифференциальным уравнениям, понятным только ему.
Во всяком случае, так показалось Бейли. Он рассердился, что служит пищей для подобных наблюдений, а потому сказал (излишне резким тоном, как сам заметил):
- Ты знаешь, что такое долг?
- То, что положено делать, сэр.
- Твой долг - повиноваться Трем Законам. У людей есть свои законы, как недавно упомянул доктор Фастольф, твой хозяин, и они должны им повиноваться. Я должен сделать то, что мне поручено. Это очень важно.
- Но выйти на открытое пространство, когда вам не…
- Тем не менее сделать это необходимо. Мой сын со временем, возможно, отправится на планету, куда менее приятную для жизни, чем ваша, до конца дней жить во Вне. А если бы я сумел вынести это, я бы отправился с ним.
- Но почему вы хотите это сделать?
- Я уже сказал тебе, что подчиняюсь своему долгу.
- Сэр, я не могу не подчиниться Законам. А вы своим? Прошу вас…
- Я могу пренебречь своим долгом, но не хочу, а это, Жискар, особо сильное побуждение.
Наступило молчание, потом Жискар сказал:
- Вам повредит, если я уговорю вас не выходить на открытое место?
- В той мере, в какой я тогда буду сожалеть, что не выполнил свой долг.
- А это вреднее неприятных ощущений, которые могут возникнуть у вас на открытом месте?
- Гораздо вреднее.
- Благодарю вас, сэр, за объяснение, - сказал Жискар, и Бейли почудилось удовлетворение на невыразительном лице робота. (Человеческая склонность к индивидуализации неукротима!)
Жискар отступил назад, и тут Фастольф сказал:
- Это было очень интересно, мистер Бейли. Жискару понадобились пояснения, прежде чем он разобрался, как согласовать реакцию позитронного потенциала с Тремя Законами, а вернее, как эти потенциалы должны среагировать в таких условиях. Теперь он знает, как себя вести.
- Я заметил, что Дэниел вопросов не задавал, - сказал Бейли.
- Дэниел знает вас. Он был с вами на Земле и на Солярии… Так пойдёмте. Не будем спешить. Будьте осторожны, и, если вам захочется подождать, отдохнуть или даже повернуть обратно, надеюсь, вы мне немедленно скажете.
- Хорошо. Но в чём цель этой прогулки? Раз вы опасаетесь, что я почувствую себя дурно, вы предложили совершить её не просто так.
- Конечно, - ответил Фастольф. - Я подумал, что вы хотите увидеть парализованное тело Джендера.
- Да, чтобы выполнить все формальности. Но полагаю, мне это ничего не даст.
- Я тоже так считаю, но, кроме того, вы сможете задать вопросы лицу, в чьем временном владении находился Джендер в момент трагедии. Полагаю, вы захотите поговорить об этом ещё с одним человеком, кроме меня.
22
Фастольф медленно пошёл вперёд, сорвал лист с какого-то куста, сложил его пополам и сунул в рот.
Бейли посмотрел на него с любопытством, недоумевая, что космониты, трепеща перед инфекцией, способны жевать что-то не обработанное, не приготовленное и даже не мытое. Тут он припомнил, что на Авроре нет (абсолютно нет?) патогенных микроорганизмов, но всё равно почувствовал отвращение. Но отвращение ведь не требует рационального обоснования, подумал он виновато… И внезапно почувствовал, что готов простить космонитам их отношение к землянам.
Он спохватился. Это же совсем другое! Речь идёт о людях!
Жискар прошёл вперёд, сворачивая вправо. Дэниел шёл сзади левее. Оранжевое солнце Авроры (Бейли перестал замечать его оранжевость) чуть грело его спину, а не пекло, как земное Солнце летом. (Но какое время года сейчас в этой части Авроры и вообще какой тут климат?)
Трава или… (но растительность очень напоминала траву) была более жёсткой и пружинящей, чем ему помнилась земная, а почва казалась очень твёрдой, словно тут давно не выпадал дождь.
Теперь они направлялись прямо к дому впереди - видимо, дому квазивладельца Джендера.
Бейли услышал, как справа в траве прошуршало какое-то животное, на дереве позади громко чирикнула птица, а вокруг неясно где раздавался стрекот насекомых. А ведь предки всех них, подумал Бейли, когда-то жили на Земле. Откуда им знать, что этот участочек почвы не был для них исконным, уходящим назад во тьму времен. Ведь даже деревья и трава происходят от деревьев и травы, которые росли на Земле.
Только люди могли жить в этом мире и сознавать, что они - не его аборигены, а происходят от землян. Но сознают ли это космониты или попросту выкинули из головы? Не наступит ли время, когда они прочно об этом забудут? Когда не будут знать, с какого мира происходят и даже что такой мир вообще существовал?
- Доктор Фастольф! - сказал он внезапно, отчасти для того, чтобы отвлечься от мыслей, которые становились всё тягостнее. - Вы всё ещё не сообщили мне свой мотив уничтожения Джендера.
- Вы совершенно правы. Не сообщил. А как по-вашему, мистер Бейли, для чего я потратил столько трудов, чтобы создать теоретическую основу позитронного мозга человекоподобных роботов?
- Не знаю.