Над доской появилась собачья морда. Защитное заклятие, не иначе. Гавкнув несколько раз, для приличия, собака задрала заднюю лапу. Во избежание позора, я поспешил отойти. Что поделаешь, не любят владельцы ресторанов, когда у их досок, без дела, толкутся белые. Так колдуны называют нас, не обладающих магией. Говорят, наша аура бесцветная. Самый паршивый волшебник враз отучил бы чудотворную собаку задирать на него лапу. С разноцветной аурой все по-другому, ты как радуга. Сияешь, и на тебя смотрят с восторгом и уважением.
Я пошел дальше по улице. Еще несколько часов и начнутся деформации, тогда меня не возьмут даже грузчиком. Почему-то в отношении моей расы у остальных обитателей тридцати миров имеется масса предубеждений.
Я долго кружил между досками, но ничего подходящего, так и не нашел. Через час, я сильно отдалился от центра города. Меня окружили трущобы, а вместе с ними мысли о том, что здесь я работу не найду. Доски объявлений исчезли. Волшебную брусчатку заменила грязная жижа. Навязчивое чувство голода мешало рассуждать здраво, и я начинал чаще вспоминать о дядином предложении. Может это действительно судьба. Ноги сами собой повернули к пристани.
– Эй, парень!
Я повернулся на звук. В тени здания стоял типичный фарцовщик. Хитрое желтушное лицо со щербатыми зубами, оголенными в нахальной улыбке. Длинный плащ и здоровенная шляпа, надвинутая на глаза.
– Что ищешь?
– Работу.
Фарцовщик хрипло засмеялся.
– Ты большой шутник или просто орк. Кто ищет работу в трущобах Черногорска?
Я хотел обидеться. В тридцати мирах нет существа тупее орка. Само имя стало нарицательным, превратившись в синоним глупости.
– Искал везде, вот дошел сюда из центра. – недовольно сказал я.
Он приподнял шляпу и посмотрел мне в глаза. Очень внимательно.
– Есть хочешь? – мягко спросил фарцовщик.
Я непроизвольно облизнулся, иногда трудно держать инстинкты в узде.
– У меня есть предложение. – продолжил он, доставая из-под плаща маленькую квадратную коробочку. – Отнесешь это в порт. Отдашь капитану Джо у четвертого причала. Он ссудит тебе медяк. Чего смотришь? Бери.
– Сам чего не несешь? – грубо спросил я.
– Из шкуры не лезь! – спокойно ответил фарцовщик. – Мне в порту появляться нельзя. Стража мою рожу хорошо знает. Увидят, сразу обыскивать начнут.
– Что в коробке? – все еще резко, но уже с нотками беспокойства, спросил я.
– Этого тебе знать не нужно. – парировал он. – Ты это не продашь, не пытайся. А если вдруг попробуешь или, скажем, потеряешь.
Фарцовщик нахально улыбнулся.
- Джо тебя прикончит. Не спасешься, зуб даю.
– Да? – прорычал я, надвигаясь на него. – Смотрю у тебя зубов много.
Моя спина уже деформировались. Расширились плечи. Я почти чувствовал, как делятся клетки и увеличивается число целлюлярных ядер в мышцах.
– Ты можешь неделю голодать. – спокойно сказал фарцовщик. – Капитан Джо все равно тебя грохнет. Он состоит в круге чернокнижников, да и коробочка зачарованная.
Я отступил. С чародеями мне не тягаться, никогда. Тридцатью мирами правит магия. Это мир колдунов, таким как я, ловить нечего.
Стараясь не обращать внимания на наглую рожу фарцовщика, я решил уйти. Повернулся, шагнул. Почти ушел, засомневался-то на мгновение, но его хватило для отчаянной схватки между голодом и самолюбием. Уже через несколько мгновений голод победил, а поколоченное самолюбие скрылось на дне моей души.
Схватив коробку, я повернулся в сторону пристани.
– Умница! – крикнул мне вслед фарцовщик.
Пройдя два переулка, я решил ускориться. Проклятая коробка жгла руку и, словно живая, тянула вперед. Ненавижу магию и волшебные предметы. Между тем, они сопутствуют мне всю жизнь.
Я почти бежал. Становилось все тяжелее. Ноги заплетались. Тело сильно увеличилось, плечи раздуло. За спиной уже могли спрятаться два некрупных человека, но ноги пока оставались длинными и худыми.
Редкие прохожие брезгливо отворачивались. А я несся вперед. Трущобы выпустили меня из узких, душных коридоров, и я вздохнул свободно. Жаль, что ненадолго. Уже раздувались ступни. После того, как трансформируются ноги придет время когтей и зубов.
Раньше, мы жили в резервациях и нас не пускали ни в один город. После мировой войны, когда сто лет назад мои предки остановили нашествие поглотителей магии. К моей расе стали относиться более терпимо. Около десяти лет. Нас даже подкармливали, не допуская трансформаций, и все шло довольно пристойно, даже миролюбиво. Потом император умер. Мировую войну забыли. Уже никто не хотел даром кормить оборотней. Нас считали тупыми и способными лишь для самой бестолковой работы. А новый император, к тому же, решил, что оборотней надо держать в постоянном повиновении и распорядился обрядить в ошейники.
Я коснулся шеи. Тонкая, на вид, цепочка из грубого черного металла начнет душить меня, когда отрастут клыки. Будет терзать горло, не давая телу, особенно челюстям, трансформироваться окончательно. Я даже всхлипнул. Еще до академии, проклятый ошейник чуть не задушил меня. Тогда, я невообразимо проголодался.
Я не заметил, как выскочил на набережную. Ноги уже стали такими же огромными, как спина.
От причала меня отделяла стена. Небольшая, чуть выше меня, но состоящая из отборного колдовства. Власти уверяли, что протащить через нее контрабанду, запрещенные артефакты или животных - невозможно. Стена отгораживала порт от города.
У портовых ворот дежурили двое дюжинных стражников. Они обменивались громкими репликами и постоянно ржали.
– Во, смотри какой упырь! – ревел один из них, тыкая пальцем в вурдалака.
Тот прикрывался зонтом от заходящего солнца и, устало пыхтя, тащил за собой огромный сундук. На его раскрасневшемся лице беспокойно бегали крошечные точки суженных глаз.
– Первый раз вижу красного упыря. – надрывался стражник.
– Да он обожрался и ему стыдно. – подхватил другой.
Вампир семенил ногами, пытаясь затащить сундук в тень. Обидные замечания стражников он игнорировал.
Я побежал к воротам, заранее понимая, что мне тоже достанется. Самое главное молчать и терпеть. Все-таки пройти в порт легче, чем из него выйти. Входящих не досматривают и не прощупывают заклятьями. Для отъезжающих не предусмотрена пошлина. А тем, что не приносит прибыли, маги заниматься не любят.
Подкравшись, я попробовал проскочить незамеченным, но, увы. С моими теперешними габаритами остаться необнаруженным не удалось.
– Сегодня праздник уродов! Так и прут один за одним.
– Смотри, какой важный! – подхватил второй.
– Чего так надулся? – взвизгнул первый. – Самый главный оборотень, что ли?
Надрываясь над собственной шуткой, он согнулся пополам.
– Куда идешь, набухший? – усмехнулся первый.
Я испугался. Если скажу, что направляюсь к капитану Джо, то спросят зачем. Что я отвечу? Нельзя говорить про капитана Джо, фарцовщик надежный товар сам бы передал. Я сильнее сжал кулак. Одно хорошо, в моей, ставшей огромной, ладони коробочку незаметно.
– К дяде. – сдавленным голосом прошипел я.
– Надо же! Чего-то я твоих родственников в порту не видел!
Второй снова заржал.
– Так что за дядя, пухлый?
– Мастер Оливье!
Второй поперхнулся смехом.
– А не брешешь? – зло прокаркал он.
Я помотал головой, ошейник мешал говорить.
– Смотри упитанный, проверим. – сказал первый.
Я, молча, прошел через ворота с ужасом ожидая включения, почуявших коробочку, защитных заклинаний. Пронесло!
Я посмотрел на причальные столбы. Пятидесятый. Драный архимаг, надо бежать в самое начало. Припустив вперед, я еще несколько мгновений слышал различные эпитеты о своем раздувшемся теле.
Корабли мелькали перед глазами маленькие и большие. Многопалубные, прогулочные лайнеры, катера и жалкие торговые посудины с ближних берегов. На мачтах богатых парусников висели огромные воздушные кристаллы, на маленьких бедных суденышках водяные обереги.
Десятый, восьмой. Еще немного. Четвертый. Я прочистил горло.
Передо мной, во всем великолепии, качался на волнах новенький фрегат. На корме, в лучах заходящего солнца, блестел воздушный кристалл размером с мою голову. С таким доплывешь до любого из тридцати миров.
У спущенного трапа скучал пожилой боцман. Раскуривая горбатую трубку, он с легким интересом рассматривал меня.
– Капитан Джо? – прохрипел я.
– Ушел.
Я не смог спросить, только мотнул головой, мол куда.
– Поглотитель его знает. – в сердцах бросил боцман. – Второй день по кабакам шляется.
Я замер.
– Завтра приходи, перекидыш. Сегодня, даже если вернется, все равно на карачках приползет.
– Передайте ему?
Я протянул ладонь, но боцман отскочил от меня в сторону, чуть не свалив составленные пирамидой бочки.
– Не! – сказал он. – Передать не могу! Я не по этой части. Завтра приходи!
Он резво забежал по трапу, но все еще продолжал мотать головой, обеспокоенно поглядывая на меня.
Я разочарованно кивнул. Этого мне не хватало. Жизнь моя везучая!
Я с тоской посмотрел на третий причал. Там стояла черная шхуна. Значит судьба! Как ни крути, придется идти к дяде на поклон.
Мастер Оливье дежурил у схода, кого-то дожидаясь. Заметив меня, он приветственно махнул рукой еще до того, как я приблизился к борту.
– Я ждал тебя, крысе… Левиафана мне под корму, скорей сюда.
Он схватил меня за руку и потащил по палубе.
– Что ты не сказал, что голоден. – рычал он, затягивая меня на камбуз.
На очаге стояла огромная кастрюля. Над ней еще поднимался пар и распространялся дивный аромат.
Мастер Оливье взял вилку с двумя зубцами и, подцепив из кастрюли кусок дымящегося мяса, протянул мне.
– Наслаждайся. Если, что понадобится, бери не стесняйся. Потом зайдешь. Поговорим.
Он укоризненно покачал головой и вышел.
Я накинулся на мясо. Стараясь протолкнуть кусок побольше и поглубже. Пережатое горло не хотело пропускать пищу, но я старался. Справляться с мясом одной рукой не получалось. Поэтому, я положил коробочку, предназначавшуюся капитану Джо на стол и, подключил вторую. Так, поглощение еды пошло быстрее. Пришлось пропихивать куски пальцами, но зато, я почувствовал, как проходит напряжение. Кожу перестало стягивать и ошейник уже не давил на шею.
Как только полегчало, я набросился на мясо со всей нерастраченной энергией. Под руки попались листья салата, и все остальное, что лежало на столе. Помидоры, огурцы. Картофель, по-моему, вареный. Хлеб, почти не плесневелый.
Сначала, я успевал соображать, что именно ем, но вскоре сбился. Вроде бы в горло проскочили маслины, яблоки и грибы. А может быть оливки, сливы и курица. Хотя чесночный и сметанный соус запали в память. А еще сухарики. Архимагов колпак, кто их готовил? Настоящий шедевр, а не мелко порезанный, подсохший хлеб.
Я провел на кухне около часа. До тех пор, пока мои плечи снова не стали чуть шире головы. Тогда, жор сам по себе поутих. Я погладил вздувшийся живот и вышел на палубу.
Интересно, сколько матросов нужно, чтобы управлять шхуной? Я огляделся. На корабле не было никого кроме мастера Оливье и Черного Эрлика. Они сидели на носу, за накрытым столом, и оживленно беседовали.
Шхуна плыла. Причем берег уже исчез из видимости. Насколько хватало глаз, во все стороны, простиралось бескрайнее море.
– Малыш!
Дядя заметил мое появление и махнул рукой.
Надо же. При посторонних я малыш, что конечно приятней заморыша и крысеныша.
Без особого энтузиазма, я приблизился.
Эрлик цедил что-то белое из дорогого, даже на мой взгляд, бокала и, прищурившись, смотрел сквозь меня. Без шляпы его голова оказалась похожа на яйцо. Такой же овальной формы. Ровная, гладкая, начисто лишенная волос.
Перед ними расположились тарелки с остатками пищи. Столовые приборы и закрытое крышкой блюдо, размером в половину стола. К нему скромно притулился пузатый кувшин и корзинка, видимо с хлебом, накрытая расписным полотенцем.
– Мой крестник. – благодушно представил мастер Оливье. – Я передам ему секреты своего мастерства и, когда-нибудь, своих любимых клиентов.
Чернокнижник улыбнулся и кивнул.
– Я уже стар. – с напускной печалью продолжил дядя. – Выполнять ваши изощренные фантазии, с каждым годом, становится для меня все тяжелее.
– Никто не молодеет. – подтвердил Эрлик.
Дядя хохотнул в ответ, словно над изощренной шуткой.
– Ты похож на оборотня? – спросил чернокнижник, бегло взглянув на ошейник.
Никогда не понимал, зачем спрашивать очевидное, но некоторые очень любят задавать подобные вопросы.
– Да, господин.
– Странный выбор, Оливье. Ты знаешь, что там, – он поднял палец вверх. – не любят оборотней.
– Он безобидный. – ответил дядя.
– Тебе, конечно, виднее, – задумчиво проговорил Эрлик, – но светское общество не жалует неосвещенных источником магии.
– Белые им не нравятся. – проворчал Оливье. – Зато они любят хорошо пожрать и экзотику!
– Ты считаешь, что он экзотика? – скривив лицо, не то в подобии улыбки, не то от отвращения, уточнил Черный Эрлик.
– Еще какая. – дядя прямо-таки расцвел. – Еще лет пятьдесят и их может совсем не остаться.
– Ты все знаешь! – чернокнижник погрозил пальцем. – Через пятьдесят лет могут исчезнуть и другие белые. Ты же знаешь. Тем, кто не озарен источником в тридцати мирах не место.
– Откуда я могу это знать? – деланно удивился Оливье. – Я сам, почти белый.
Чернокнижник покачал головой и лениво поднялся. Надел черную шляпу и еще раз улыбнулся.
– Благодарю, Оливье. Ты знаешь, что, как всегда, бесподобен. Жаль слышать, что ты хочешь покинуть нас и уйти на покой. Хотя, я слушаю эту прощальную песню в течение последних десяти лет! К сожалению, а может к счастью, твоим приемникам не везет, так, как тебе.
Продолжая улыбаться, он поклонился и исчез. Только что стоял на палубе, и пропал. Маги!
– Садись. – сказал дядя.
Сомневаясь, отклонить дядино предложение или попытать счастье и пригнуть за борт, я присел.
– Видел? – гордо поинтересовался он.
– Я в академии еще и не такое видел.
Оливье скривился.
– Кто научил тебя кусать руку, которая кормит? А?
Он вскочил.
– Я предлагаю тебе вымирающее искусство. Многие секреты не знает никто во всех тридцати мирах. Слышишь, крысеныш. Никто! Кроме меня. А ты, ведешь себя так, словно я предлагаю тебе чистить выгребные ямы за аспидами!
– Но я не готов резать, потрошить…
– Так вот значит, что! – заорал мастер Оливье. – Замараться боишься? Да! Жрать-то, ты не боишься! Горло не першит?
Он навис надо мной, тыкая пальцем в ошейник и, не в силах успокоиться, продолжал орать, брызгая слюной.
– Челюсти не сводит? Хавать-то нормально. Готов! А потрошить, снимать шкуру, он не может.
Дядя схватил блюдо со стола и, сорвав крышку, сунул мне в лицо.
– Знаешь, что это? Сколько стоит? Думаешь глубоководного томпондрано легко поймать и приготовить? Я неделю плавал с серебряным кольцом и топором под носом шхуны. А потом…
Дядя перевел дыхание, а я успел рассмотреть гада с продольными полосами разного цвета от белого до темно-зеленого. Он кольцами обвил, ярко-синий, фрукт, заняв все блюдо. Лишь четвертая часть оставалась пустой, видимо съеденная во время ужина.
– Что это? – с омерзением спросил я.
– Страж лилового сердца! – с гордостью выкрикнул дядя. – Кроме меня, и одного старого гоблина в Таньшане, никто не знает рецепт. Этот беззубый старик ненавидит чернокнижников, понимаешь? А Черный Эрлик обожает Стража лилового сердца, крысенеш! Я ведь предлагаю тебе власть над желудками самой могущественной публики тридцати миров! А он не готов!
Долбанув блюдом об стол, мастер Оливье отошел к фальшборту и плюнул в море.
Мне стало стыдно. Я хотел сказать, что он не правильно понял, я думал совсем о другом. О пытках, ритуалах и всякой мерзости. Кулинарные блюда мне на ум совсем не приходили.
– Знаешь, как ловят песчаного драконового тигра? – устало спросил дядя. – На живца. Он люто ненавидит оборотней. Естественные враги, так сказать. А знаешь, как ценится кровяная колбаса из отмоченного мяса драконового тигра? Лишь два семейных охотничьих хозяйства в Вишнустане умеют правильно готовить Шерханскую колбасу.
Что-то мне не понравился его вопрос. В особенности мягкая, вкрадчивая речь и нарочитая любезность, с которой он рассказывал, как приманивают драконового тигра на моих соплеменников.
– Я думал, ты вместе с Эрликом пытками занимаешься! Пиратством и вымогательствами! Я и представить не мог, что ты повар!
– Повар? – дядя посмотрел на меня, словно впервые видел.
Я заслонил лицо руками, пытаясь защититься от его яростного взгляда. В какое-то мгновение мне показалось, что я неправильно выговорил последнее слово, что-то напутал. Вместо повара обозвал его нехорошим словом, и, теперь, он выкинет меня за борт.
– Повар каши варит в трущобной рыгаловке. – холодно проговорил он.
Я осмотрелся. Точно, мы же на корабле. Какой я бестолковый.
– Кок! – радостно проговорил я.
– Кок макароны с тушенкой мешает! – заорал он. – А я готовлю счастье. От моих блюд любой гурман получает столько удовольствия, сколько может вынести его организм!
Я зачем-то кивнул. Дядя в ответ сверкнул глазами.
– Я виртуоз! Художник! Я маэстро!
Я кивнул еще три раза. Чем вызвал новую волну гнева.
– Ты можешь покинуть корабль прямо сейчас. Мы недалеко отплыли, я даже дам тебе спасательный круг.
Я отчаянно замотал головой.
– Я хочу быть вашим учеником, маэстро! – поклонившись, проговорил я.
Я плохо плавал и вообще недолюбливал глубокие водоемы.
Дядя замер на начале фразы с поднятой, в угрожающем жесте, рукой.
– Что-то ты вдруг стал таким вежливым? Поумнел?
– Да, учитель. – не поднимая глаз, сказал я.
После сытного обеда, в отсутствии трансформаций, я обычно делался очень мудрым.
– Хорошо, ученик. – уже спокойно проговорил дядя.
Тем вечером, я впервые попробовал стража пурпурного сердца. Точнее, я первый раз пробовал блюдо сложнее каши и яичницы. Кулинарные изыски я, конечно, видел. Когда их несли на стол директору академии или через витрины ресторанов, но чтобы самому отведать. Такого еще не случалось.
Мое, первое в жизни, приобщение к высокой кулинарии, неожиданно для меня, принесло полнейшее разочарование. Страж походил на обычное мясо, только соленое и горькое. Волокна жесткие, тянучие, резиновые. Я с трудом работал челюстями, подавляя желание выплюнуть стража обратно в блюдо, поближе к его сердцу.
Лицо дяди растянулось в довольной усмешке.
– Мерзость, не правда ли? – продолжая ухмыляться, спросил он.
– И за эту дрянь Эрлик готов выкладывать сумасшедшие деньги? – с трудом выговорил я.
– Пятьдесят золотых. – гордо произнес Оливье.
– Сколько? – выкрикнул я.
Изо рта полетели пережеванные куски мяса, но я не сдержался. Пятьдесят золотых монет – целое состояние. Я бы прожил на них год. Может даже дольше.
– Да это же жуткая гадость! – не выдержал я.