"Не смей! Не соглашайся! Никаких уступок! Это враги!" - Крис попытался было озвучить свои мысли, но из горла вырвался лишь тяжкий предсмертный хрип.
- Я согласна! - звонко сказала Дарина. - Мы поговорим обо всем, но только после того, как вы излечите Кристиана и снимете с моих рук эти браслеты!
- Этого слугу - да, вылечим. А о браслетах пока не может быть и речи. Извини, но сама понимаешь, это просто невозможно.
- Хорошо, но Кристиан должен излечиться прямо сейчас, на моих глазах. И в дальнейшем я должна самолично следить за его самочувствием!
"О! Моя принцесса, моя госпожа, - Крис и в мыслях не осмелился бы назвать ее тем единственным словом, о котором не мог и грезить. - Не надо! Пожалуйста! Только не ради меня!.."
- Договорились! По первой части вопроса. Я вылечу его сейчас и здесь, но вот остаток своих дней он проведет в подвале моего замка, а позволить вам, ваше величество, спускаться в его мрачные недра я не могу.
Издевка столь явственно слышалась в голосе лорда, что оруженосца передернуло. Никто не смеет так разговаривать с его госпожой, никто!..
Крис почувствовал, как на его израненную грудь легли чьи-то тяжелые руки. Он попытался дернуться, увернуться от них - лучше смерть! Будь он мертв, и Дарина не колебалась бы ни мгновения - это он знал твердо. Лишь его бессмысленная жизнь не давала ей проявить вселенскую твердость своего характера, плюнуть в лицо врагам и умереть достойно.
Стало тепло. Жар все нарастал, постепенно, изнутри, и вдруг дошел до обжигающего пламени, пытавшегося сжечь тело оруженосца напрочь.
Сколь долго это продолжалось - он не смог бы сказать. Да и закончилось внезапно - жар исчез, и чужих рук он больше не чувствовал.
Мысли стали ярче, отчетливей.
Дарина!
Крис дернулся, и тело послушалось его. Вперед, крушить, убивать! Он медленно, но верно поднимался на ноги.
- Этого в кандалы!
Тяжелый удар бросил его обратно на землю. Юношу перевернули, грубо заломили руки за спину, холодный металл коснулся запястий.
- Посидит пока в темнице, ничего с ним не случится. А нас ждет долгий разговор… Увести его!
Еще удар, колени подогнулись, и пара солдат поволокла оруженосца прочь со двора. Дарина проводила его взглядом, за который, увидь он его, Крис отдал бы самую свою жизнь, а потом повернулась к лорду Бейзилу и Калебу, стоявшему чуть в стороне и молчаливо взиравшему на происходящее, и сказала:
- Что ж, господа, поговорим. Я готова.
*****
С того дня Крис не видел принцессу. Камера, куда его поместили, была крошечной - три шага в длину и два в ширину. Из обстановки имелся лишь тюфяк, набитый старой соломой, да отхожее ведро. Свет падал из миниатюрного, с кулак, отверстия в верхнем углу. В общем, не сахар. Да и блохи в подземелье Бейзила водились особенно злые - Крис чесался, не переставая, с утра до вечера, а ночью забывался лишь на короткое время.
Раны его не беспокоили, тут лорд сдержал данное принцессе слово, от них остались лишь шрамы, покрытые коркой засохшей крови, которая на второй день сама собой отвалилась, - и воспоминания о боли, которые, он знал точно, не покинут его никогда.
Кормили узников отвратительно - жидкая похлебка раз в день и кусок хлеба, в котором временами попадались жуки - вот и весь рацион, который отпустил щедрый лорд своим заключенным. А таких здесь было немало. Пока Криса тащили в камеру, он успел хорошо разглядеть длинный полутемный коридор с тяжелыми дверьми.
Крики обитателей соседних камер, не смолкавшие ни днем, ни ночью, не давали ни спать, ни думать. Слуги лорда не брезговали пытками. Впрочем, Криса на допросы не водили, Бейзил словно позабыл про него на время, но от постоянного ожидания становилось лишь тоскливее на душе.
Но блохи и скверная пища мало тревожили бывшего оруженосца. Все его мысли устремлялись лишь к одному: к Дарине и тому ужасному положению, в котором она оказалась. А собственное бессилье тяготило хуже возможных ран и пыток.
Крис мало что понял из бессвязного рассказа Джека о разговоре, подслушанном в кабинете лорда, но сейчас, когда времени оказалось более чем достаточно, он раз за разом вспоминал каждое слово, пытался анализировать, сопоставлять факты, а иногда и додумывать причины событий и мотивы людей, в них участвовавших. Но дикие крики постоянно перебивали его мысли, заставляя иногда подскакивать на месте - столько в них слышалось отчаяния, боли и безысходности.
Картина вырисовывалась кошмарная. С самого начала их миссия была обречена на поражение. Они своими руками загнали себя в ловушку, выхода из которой он не видел. Столько пройти, преодолеть бесчисленные препятствия, чтобы в итоге попасть прямиком в сети того единственного человека, от коего им следовало держаться как можно дальше.
Да, никто не мог и предположить, что именно из-за Бейзила хаос поглотил столь многие королевства. Виноват и его величество, король Шерон, отправивший дочь под охрану и попечение старого друга, и королевская служба дознания, так и не докопавшаяся до истины. Конечно, не только агенты Шерона оказались некомпетентны, соседние государства отнюдь не проявили большей расторопности и тоже пали жертвой замыслов Бейзила, но сам-то Кристиан, бравый оруженосец, как он не почувствовал подвох? Почему его сердце вовремя не подсказало, что это место опасно для той единственной, ради которой он готов был на все?..
А значит, он виновен не меньше, если не больше, чем все остальные. И какую бы судьбу ни уготовили враги Дарине, она будет тяжким грузом лежать на его совести до последнего вздоха.
Крис ходил по камере, наматывая за день сотни, тысячи кругов.
Когда прошла вторая неделя заточения, ему стало казаться, что мысли его, некогда яростные и быстрые, стали на редкость тягучими, постоянно расплывались, концентрироваться становилось все сложнее и сложнее, а в пальцах рук появилась нервная дрожь. Он истово молился, прося лишь об одном: чтобы разум не оставил его. Но при этом Крис чувствовал, что еще неделя или две - и случится страшное, а тогда всем, даже самым малым, надеждам придет конец.
Еще через десять дней он понял, что сходит с ума. Он не мог этого допустить, он обязан был что-то предпринять.
Еду приносили раз в день в одно и то же время, когда первый свет начинал проникать в камеру. Тогда же меняли отхожее ведро.
Это происходило всегда одинаково: сначала приоткрывалось оконце в двери, оттуда показывался край миски, которую нужно было моментально принять, иначе, как уже несколько раз случалось, миска просто-напросто падала на пол, и приходилось ждать еще сутки, чтобы хоть чем-то заполнить вечно пустой желудок. После этого стражник открывал снизу еще одно окно - пошире, в которое требовалось просунуть вчерашнюю миску, а вслед за ней и ведро.
Но оба отверстия, разумеется, сделали слишком маленькими для того, чтобы туда мог протиснуться человек, а в разговоры с пленником стражник не вступал ни разу. Все происходило в полной тишине. Крис попытался однажды расспросить невидимого посланника о своей дальнейшей участи, но все его вопросы остались без ответа. Только, если очень хорошо прислушаться, можно было услышать тяжелое дыхание человека по ту сторону двери. А когда второе оконце закрывалось, то лишь крики других пленников доносились в узилище.
Крис составил очень простой план. Дождаться очередного утра, и, когда откроется нижнее оконце, попытаться схватить стражника за руку. А там будь что будет…
Он не спал всю ночь, опасаясь пропустить утренний обход, а когда верхнее окошко отворилось, он ловко подхватил миску с похлебкой, отставил ее в сторону и присел на корточки, занимая положение для атаки.
Через пару минут отворилось и нижнее окно, Крис тут же протянул в отверстие руки и слепо зашарил ими, пытаясь дотянуться до охранника, но внезапно получил удар такой силы, что завыл от нестерпимой боли.
Он едва успел отдернуть руки, как оконце с громким стуком захлопнулось. Еще бы миг - и дверца перешибла бы их. Впрочем, юноше и так досталось. Стражник, очевидно, ударил его короткой дубинкой, окованной железом - подобные носили здесь почти все охранники. И удар был тщательно рассчитан: причинить боль, но не нанести увечья.
Два дня после этой выходки Крису не приносили еды и не забирали вонючее ведро. Потом все вернулось на круги своя, но подобных попыток он больше не повторял. Стать калекой в подобном месте - значит лишиться даже минимальных шансов на возможный побег.
Хотя надеяться на чудо не приходилось. Охранников лорд Бейзил обучил превосходно. Сбежать отсюда было невозможно.
Оставалось только ждать. Ждать и надеяться…
*****
Дверь распахнулась неожиданно, и Криса ослепил свет факела. Двое стражников с дубинками в руках зашли в камеру и завернули оруженосцу руки за спину. Через мгновение запястий коснулось холодное железо, и тяжелые оковы защелкнулись.
- По сторонам не смотреть, вопросов не задавать, идти только когда скажут. Вперед!
Крис, слегка одуревший от происходящего, молча сделал несколько шагов, но тут же чуть не упал. Организм ослабел за прошедшие три месяца. Отсутствие нормальной еды и свежего воздуха сделали свое дело. Апатия, накатившая некоторое время назад, позволяла юноше совершать лишь пару коротких прогулок в день: за миской с похлебкой да к ведру, а все остальное время он проводил на своем тюфяке, не отвлекаясь даже на блох, с которыми уже свыкся. Крис начал разговаривать вслух, временами споря с собой же до хрипоты, и очень надеялся, что разум еще не оставил его.
Стражники поддержали Криса под руки и выволокли из камеры в коридор.
- Стоять! - один из них закрыл дверь камеры и слегка подтолкнул парня в спину, но даже этого легкого толчка хватило, чтобы Крис вновь потерял равновесие. - Вперед!
В замок его не повели: миновав множество коридоров, вышли на задний двор, полностью оцепленный солдатами. Крис на несколько минут ослеп от яркого солнечного света, но остановиться ему не дали. Толчками в спину стражники указывали пленнику направление, а когда глаза немного привыкли, Крис обнаружил себя в толпе грязных, обросших людей, рядом с десятком телег, которые снаряжались в дорогу.
Людей по очереди приковывали к общей цепи, оставляя свободными лишь ноги. Криса поставили прямо перед громадным бородачом, бросавшим злые взгляды вокруг.
Стражник отошел в сторону, а Крис, отвыкший за время своего пребывания в камере от человеческого общения, негромко спросил:
- Куда нас?
- Куда? - бородач повернул к нему широкое лицо, испещренное шрамами. - В рабство, куда ж еще? Тут все рабы, парень, и ты тоже!
Раб! Он, младший сын сэра Калоха, оруженосец блистательного сэра Ульфа, подданный принцессы (теперь уже, возможно, королевы) - стал рабом!.. Блистательное завершение карьеры, нечего сказать…
Шеренгу тем временем построили, бесцеремонно подняв людей с земли пинками и зуботычинами. Вперед вышел невысокий сержант с изрядным пивным пузом и провозгласил:
- Говорю один раз: двигаться будем быстро, времени у нас мало. Если у кого-то из вас, отребье, не хватит сил, пеняйте на себя. Быструю смерть обещаю! Вперед!
Лошади неторопливо тронулись с места, увлекая за собой телеги. Рабы цепью двинулись следом. Насколько смог рассмотреть Крис, пленных насчитывалась пара сотен, а охраны - десятков пять. Те, конечно, не шли, а ехали с комфортом, кто на телегах, а кто на лошадях, наблюдая за пленными.
Дорога, по которой всего несколько месяцев назад Крис прибыл в замок с надеждой на лучшее, все так же петляла, причудливо изгибаясь вокруг скалы.
Ходьба в цепях давалась тяжело: кандалы гнули руки к земле, ноги, отвыкшие от движения, отказывались повиноваться. Крис то и дело спотыкался и чувствовал, что долго не протянет.
Отряд повернул на северо-запад, еще дальше от тех мест, где гном Дуальд распрощался с Дариной и ее товарищами.
- Эх, не повезло, - вздохнул за спиной оруженосца бородач. - Не гномам нас продадут. Там хоть надежда была бы. Гномы - народ честный, любят трудяг.
- А куда нас? - вяло поинтересовался оруженосец. В принципе, ему было совершенно все равно, кому конкретно решил лорд Бейзил продать очередную партию рабов, а то, что это дело стояло на потоке, чувствовалось сразу. Очень уж слаженно действовали конвоиры.
- К бухтам поведут, а там только пираты. Гребцы им завсегда требуются, потому как живут недолго. Шансов там для нас никаких…
К пиратам, значит. Что ж, не все ли равно, где погибать?.. Дарине он помочь ничем не мог, так стоило ли рассуждать о ценности собственной жизни?
- Ты, это, парень, не раскисай. Прорвемся! - неожиданно подбодрил его бородач. - Меня Дрозд кличут.
- Кристиан, - представился оруженосец.
- Так ты это, Криска, держись. На глаза этим крысам не суйся: забьют до смерти, - Дрозд взглядом указал на конвоиров. - Твари они те еще!
Держаться так держаться, решил Крис. Дрозд прав. Главное - уцелеть, а там, если судьба будет благосклонна, ситуация может и перемениться. Кто знает, а вдруг он еще сумеет послужить своей госпоже…
Караван продвигался вперед так быстро, как только могли идти пленники. Толстяк-сержант не соврал: любого, кто не выдерживал и создавал даже незначительную задержку в пути, отстегивали от общей цепи, отводили в сторону и забивали дубинками до смерти. Без помощи Дрозда Криса давно бы постигла та же участь, но вторую половину дня бородач буквально тащил на себе падающего от усталости оруженосца.
А как только объявили привал, Крис рухнул на землю и тут же забылся в коротком сне, а пробудился от того, что Дрозд тряс его за плечи.
- Вставай, через пять минут общий подъем. На вот, сожри, я припас для тебя еще с вечера, - он протянул Крису кусок хлеба и деревянную миску с похлебкой.
Парень с жадностью набросился на еду, а после с благодарностью кивнул бородачу.
- Спасибо вам, сэр, за вашу помощь и за эту пищу!
- Жизнь долгая, сочтемся. А вот "сэркать" мне не надо. Сэров тут нет, отребье одно, слышал же сержанта? Скоты и твари. Не люди. Животные. Не веришь? Увидишь, что будет. Через пару дней тут любой за лишний кусок хлеба товарища удавит!
- Я бы так не смог!
- Не смог, говоришь? - Дрозд недобро ухмыльнулся. - Жить захочешь - и не такое сможешь…
- Мы не животные. Мы - люди! Лучше умереть, чем жить подло.
- Эх, молодой ты еще, не учила тебя жизнь… - Дрозд внимательно оглядел Кристиана, словно видел его впервые. - А может, я не прав. Есть в тебе что-то… Гордый? Что ж, поглядим, как оно выйдет…
Следующие дни напоминали предыдущий до мелочей. Шагай и шагай себе вперед под холодным осенним ветром, да подставляй плечи моросящему дождю. Короткие привалы для того, чтобы хоть на несколько долгих минут дать отдых ногам, и снова в путь. Вечером неизменная похлебка и кусок размякшего хлеба, сон прямо на мокрой земле, а с утра все по-новому…
Как ни странно, с каждым днем Крис держался все увереннее. Что послужило тому причиной, оставалось только гадать: может, его молодость, может, такой долгожданный свежий воздух, но Дрозду все реже приходилось поддерживать юношу за локти…
Самого же бородача переполняла злая энергия и намерение любой ценой завоевать себе свободу.
В темницу лорда Бейзила попал он довольно глупо, и, вспоминая об обстоятельствах, приведших его к столь тягостному положению, неимоверно грустил. История, изложенная им, сводилась к следующему.
С самой юности Дрозд, обладавший неимоверной силой, зарабатывал на жизнь тем, что забивал скот. Причем проделывал он это не специальным молотком, как обычно делают скотобойцы, а всего лишь своим кулаком - одного удара хватало любой корове. Хлоп - забирайте мясо, хлоп - и окончилась жизнь очередного задиристого бычка.
Но все завершилось в один прекрасный день… точнее, вечер. Дрозд, как обычно, коротал время за кружкой медовухи в ближайшей корчме, и надо же было такому случиться, что поспорил он с одним приезжим горожанином, и поспорил крепко, даже повздорил, но до драки дело покамест не доходило.
А предметом спора явилось недоверие, высказанное наглым горожанином: действительно ли может Дрозд убить быка с одного удара. То есть, по сути, тот поставил под сомнение природный талант бородача, чем оскорбил скотобойца до глубины души.
Что ж, спор - дело святое, да и вокруг, как обычно, нашлось много охотников полюбоваться на интересное зрелище. Ударили по рукам, поставив на кон ни много ни мало, а десять золотых - все, что сумел скопить Дрозд за долгие годы жизни. Но в успехе он не сомневался: еще бы, ни разу могучий кулак не подводил своего владельца.
Вышли во двор, привели быка - самого что ни на есть обычного и даже не слишком-то крупного. Таких Дрозд уложил на бойне не один десяток, не одну сотню. Шел противный дождь, который зрители вовсе не сочли помехой. Все, кто сидел в корчме, высыпали на улицу и принялись делать ставки. Те, кто знал Дрозда не понаслышке, ставили, конечно, на него. Но нашлись и те, кто сделал ставку на горожанина.
Бычок переминался с ноги на ногу, жалобно водя взглядом по сторонам и протяжно мыча время от времени.
Дрозд шагнул к нему, замахнулся и ударил. Но надо же было случиться такому? Дождь всему виной - так не раз повторял он во время своего рассказа. Правая нога неожиданно поехала вперед по скользкой грязи, и удар пришелся не туда, куда целил опытный забойца. Кулак соприкоснулся с ухом несчастного бычка, мгновенно превратив его в лепешку.
Бык от дикой боли замычал во всю глотку и рванул вперед, вырвав из рук добровольных помощников веревки. Дрозда бычок боялся инстинктивно, поэтому бросился бежать в сторону, сбив по дороге подвернувшихся любителей бесплатных зрелищ, и оказался прямехонько перед недоверчивым горожанином.
Тут пришел черед незадачливого спорщика побелеть от страха, но сделать он ничего не успел, а бык, недолго думая, сбил его с ног и покатил вперед, толкая рогами и давя копытами.
Тут горожанин и кончился, минуты не прошло. Бычка схватили, оттащили, но было поздно. Мертвец налицо.