Сирокко снова щелкнула его по лицу, отчего он взвыл, но вскоре заткнулся.
- Быть может... - начала было Робин, но тут же передумала.
- Давай-давай, - подстегнула ее Сирокко.
- Гм... быть может, это он вызывал твою... твою проблему.
- Знаешь, Робин, нет смысла ходить вокруг да около. Быть может, это из-за него я так нажиралась, верно? - Сирокко вздохнула и покачала головой. - Я долго и упорно об этом думала. Но потом поняла, что просто пытаюсь свалить свою слабость на кого-то другого. И если уж на то пошло, то это из-за меня у него такая проблема. Он так долго сидел в мозгу алкоголички, что сам получил зависимость. - Сирокко расправила плечи, а затем чуть подалась вперед, пристально глядя на демона.
- Итак, Стукачок, - сказала она. - Давай-ка мы в игру поиграем.
- Терпеть не могу игр.
- Эта тебе понравится. Гея недавно провернула страшную гадость.
Стукачок загоготал:
- Так и знал, что случится что-нибудь славненькое.
- Но ты даже не подумал предупредить меня, верно? Что ж, может статься, в другой раз предупредишь. А случилось то - слышишь ты, шанкр вонючий? - что кто-то похитил ребенка. За всем этим стоит Гея - это так же верно, как то, что мухи в дерьме разводятся. И ты непременно скажешь мне, где ребенок.
- Задницу мне для начала не оближешь?
Робин поразилась, когда Крис, просунув между ними руку, сжал гнусную тварь в громадном кулачище. Оттуда торчала одна голова, а глаза Стукачка дико закатились.
- Знаешь, Капитан, а он мне сгодится, - низким басом проговорил Крис. - Я про него весь последний час размышлял и, кажется, придумал кое-что, чего тебе пока еще в голову не приходило.
- Минутку, минутку! - заверещал Стукачок. - Вы знаете, от меня больше толку, когда мне не делают больно! Вы знаете, вы это знаете!
- Погоди, Крис, - сказала Сирокко. Крошечные глазки переметнулись с Криса на Сирокко и обратно. Стукачок сглотнул, а затем заговорил в заискивающем тоне.
- Что мне за дело до того, что там готовит Гея? - сказал он. - За пару глотков я охотно вам помогу.
- Могу предложить только четыре капли.
- Будь же честной, - заскулил Стукачок. - И разумной. Ты же не станешь отрицать, что я могу работать на славу, только когда изрядно заложу за воротник.
Сирокко, казалось, размышляла.
- Ладно. Но ты так и не дал мне рассказать тебе про игру. Отпусти его, Крис. - Тот так и сделал, и Сирокко чиркнула спичку. Двинув ее в сторону демона, она задержала ее сантиметрах в тридцати от него.
- Прямо сейчас я намерена дать тебе две капли. Потом ты скажешь мне, где ребенок. Мы туда полетим. Когда прилетим и выяснится, что ты не врал, получишь еще три капли. Если же соврешь, то я примотаю вот такую же спичку к твоему хребту и подожгу ее. Горят они обычно минут двадцать. Потом ты попробуешь снова. Если опять соврешь, получишь еще спичку. У меня тут... - Она заглянула в коробок - ... гм, спичек пятьдесят. Так что в эту игру можно играть долго, очень долго. Или все закончится очень быстро.
- Быстро, быстро, быстро-быстро-быстро, - заверещал Стукачок, возбужденно подпрыгивая.
- Очень хорошо. Открой рот.
Сирокко дала ему две капли, которые, похоже, успокоили демона. И, как ни странно, он изменил цвет. Поначалу он был довольно нездорового желтовато-белого цвета. А теперь стал быстро багроветь.
Выпрыгнув из банки, он принялся расхаживать взад и вперед по приборной доске. Робин завороженно наблюдала.
Демон гулял несколько минут. Со временем, когда спирт подействовал, он принялся спотыкаться. Но в конце концов все чаще и чаще стал поглядывать на одну и ту же часть неба. Доковыляв до ветрового стекла, он прижался к нему своей отвратительной мордой - словно чтобы лучше видеть. Наконец, рыгнул и указал лапкой.
- Тама он, - выдавил из себя Стукачок и свалился.
ЭПИЗОД XIV
Конел, возьми на двадцать градусов влево и поднимись до сорока километров. Увеличь скорость до двух-ноль-ноль километров в час.
- Двадцать градусов влево, сорок, двести. Ажур, Капитан.
Конел немедленно выполнил поворот, прибавил тяги и стал смотреть, чтобы все остальное самолет сам сделал как надо.
"Прямо как часы", - удовлетворенно подумал он. Снаружи крылья сжимались из их развернутого на три четверти положения и слегка отводились назад.
- Как ты думаешь, почему она так решила? - поинтересовалась Искра.
- Не знаю, - ответил Конел. На самом деле у него была весомая догадка, но слишком сложно было объяснять. А к тому же он получил инструкции ни с кем не говорить о Стукачке, не будь на то особого дозволения Сирокко.
- Не могу ее понять, - призналась Искра.
- Не ты первая.
- Конел, вы надели бронежилеты?
- Нет, Сирокко. А что, надо?
- Думаю да. Мы сейчас как раз облачаемся. Никаких особых причин нет - только моя обычная.
- Что толку их иметь, если ими не пользоваться, - верно, Капитан?
- Вот именно.
- Идет. - Он повернулся к Искре. - Можешь их достать? Вон та голубая экипировка.
Искре пришлось повозиться некоторое время, пока все-таки его не развернула. Легкий, немного плотноватый костюмчик без рук и ног. Вплетенные в прочный пластик угольные волокна обеспечивали защиту от любой пистолетной пули. Отчасти защищали они и от более тяжелого оружия, а также от бомбовых осколков.
- А если попадут в голову? - спросила Искра.
- Если мы во что-нибудь такое ввяжемся, наденем вон те шлемы, щитки и рукава. Тебе помочь?
- Сама справлюсь. - Поднявшись с сиденья, Искра стянула штаны до лодыжек. Самолет тут же качнуло вправо, и девушка озабоченно выглянула наружу. - Что случилось? Да в чем дело?
- Ни в чем, - ответил Конел и нервно кашлянул. - Я думал, ты жилет прямо на штаны наденешь.
- Это имеет значение? - Искра стянула рубашку через голову. На сей раз самолет лишь чуть подскочил.
- Нет, это неважно, - ответил Конел и опустил занавеску из небольшой ниши наверху.
Он услышал долгий и мучительный вздох. Затем Искра ухватила занавеску за низ и закатала ее назад. Взглянув на девушку, Конел увидел, что она прикрывает тело одеждой. Глаза ее пылали.
- Можно минутку с тобой поговорить? Так нормально? Я прилично себя веду?
Конел сглотнул комок в горле.
- Этого... пойми, Искра, этого недостаточно.
Она пробежалась пальцами по волосам, затем раздосадованно их рванула.
- Ладно. Мама мне про это рассказывала. Но я просто не могла понять. Может, ты объяснишь? Дело ведь не в том, что тебе неприятно на меня смотреть, так?
- Конечно. Дело совсем не в этом.
- Вот этого-то я и не пойму. Из-за тебя я чувствую себя уродкой.
- Прости меня. - Господи, с чего же начать, как объяснить? Конел сомневался даже в том, что сумеет объяснить это самому себе. А уж ей... - Проклятье, я расстраиваюсь из-за того, что хочу тебя, но ты для меня недоступна. Когда я тебя вижу, то прямо завожусь, понятно?
- Понятно! Понятно! Великая Матерь, не понимаю, почему тебя так волнует твоя возбудимость, но я пойду тебе навстречу. Я стану прикрывать те части тела, которые мне велела прикрывать Робин. Но мне казалось, сейчас я это делаю. Так скажи мне, мистер самец, что мне еще прикрыть?
- По мне, можешь всю свою драную одежонку за окно выкинуть, - сжав зубы, процедил Конел. - Это твое дело, не мое.
- Ах, нет, я так не хочу тебя РАССТРАИВАТЬ. Не хочу, чтобы ты совсем лишился своего жалкого САМООБЛАДАНИЯ. Великая Матерь, меня упаси. - Она рывком опустила занавеску на место, но буквально секунду спустя снова ее приподняла, чтобы заглянуть снизу.
- Еще одно. У меня не было возможности пописать перед полетом. Что, теперь надо ждать приземления?
Открыв отделение в приборной доске, Конел вручил Искре странной формы чашку. Потом вытащил из особой щели вакуумный шланг.
- Цепляешь шланг к этой штуке, потом... ну, прижимаешь к...
- Спасибо, догадаюсь! Думаю, ты пожелаешь, чтобы и это делалось в уединении.
- Уж будь так любезна.
Ответом Искры было скорее рычание, чем фраза, и она опустила занавеску. С трудом сдерживая гнев, Конел летел дальше - и усиленно старался не обращать внимания на звуки, что доносились из-за занавески.
Семь лет назад он бы просто взбесился. Бог знает, что бы он мог выкинуть. Ну и характерец у него тогда был! С тех пор Конел многому научился. Характер никуда не делся. Просто теперь он был под жестким и постоянным контролем.
Пройдя с трудом освоенные маршруты, Конел научился себя сдерживать. Когда все прошло, он, как обычно, почувствовал себя дураком за то, что позволил себе так разозлиться. Искра действовала сообразно собственной логике, и в свете этой логики он вел себя по-дурацки.
"Проклятье, - подумал Конел. - Да и в свете моей логики тоже". Он горько пожалел о том, что позволил себе ввязаться в обмен ядовитыми репликами. Искра была права. Ее нагота никакого для него вызова в себе не несла.
Вот бы изложить все это так же ясно, как он сейчас об этом подумал. Но из своего горького опыта Конел знал, что слова вечно выходят не те.
Когда Искра снова подняла занавеску, на ней поверх бронежилета были штаны. Рубашку она сложила и запихала назад. Сидя с прямой спиной, она напряженно смотрела вдаль.
Конел предпринял титанические усилия, чтобы не рассмеяться - уж очень хотелось. И сразу полегчало. Теперь Искра вела себя по-дурацки. Она не знала, как совладать со своим гневом, и это дало Конелу чувство превосходства - прекрасное чувство. Ведь Искра совсем еще девчонка.
Так что он снова опустил занавеску, быстро натянул свой бронежилет, а поверх него - одежду.
- Последи за радаром, пока я тут об этом барахле позабочусь, - велел Конел Искре, когда опять поднял занавеску. Она кивнула, а он повернулся и надежно закрепил сетку над свободным грузом позади. Когда он повернулся обратно, в пустом небе по-прежнему ничего не просматривалось. Дальше они летели в тишине.
В течение следующего часа Сирокко получила два радарных сигнала. В первый раз все очень разволновались, хотя она предупреждала - в преждевременные восторги не впадать. И очень скоро выяснилось, что это одинокий дирижабль. Сирокко вильнула в сторону. Пузыри терпеть не могли всего, связанного с огнем, и относились к Сирокко весьма прохладно после того, как она завезла в Гею реактивные самолеты, что было несправедливо, ибо реактивные самолеты были импортированы для войны с бомбадулями, которые портили небесную жизнь всем существам легче воздуха. Но с дирижаблем не поспоришь.
Второй выброс сигнала оказался одиноким ангелом. Настроение временно поднялось, пока не было четко установлено, что у этого ангела крылья не того цвета. Сирокко отключила мотор и несколько минут скользила рядом с ангелом. Он оказался из стаи верхачей, родом из Диониса. Казалось, его искренне потрясло то, что кто-то из ангелов работает на Преисподнюю. Ангел поклялся, что его стая, эскадрилья и крыло хранят преданность Фее.
Так что Сирокко выдала Стукачку обещанную спичку - и тем замечательно его вдохновила. Когда после очередной капли спирта демон снова стал способен говорить, он заверил экипаж, что ангел теперь под ними, и чуть позади. Сирокко радировала новые ориентиры Конелу.
- Можно кое-что у тебя спросить? - сказала Искра.
- Валяй спрашивай.
Но девушке потребовалась масса времени, чтобы выдавить это из себя. И теперь она вдруг поняла, что продолжать чертовски трудно.
Тем не менее ей следовало извлечь какой-то смысл из всего этого безумного мира, ибо застряла она здесь на всю оставшуюся жизнь - вместе с титанидами и самцами. Искра все еще чувствовала у себя на щеке пощечину Сирокко. Она так любила Сирокко, а Сирокко ее ударила. Эти две вещи следовало как-то примирить, следовало выработать какое-то такое отношение к жизни, чтобы у Сирокко больше не было повода ее ударить. А чтобы это стало возможно, ей следовало кое-что для себя уяснить.
- Как ты думаешь, что имела в виду Сирокко Джонс, когда сказала, что я должна присоединиться к человеческому роду? - Спросив об этом, Искра немного успокоилась. Его ответ, насколько она понимала, все равно ни черта значить не будет. Дурочкой надо быть, чтобы в первую очередь спрашивать об этом именно его. Быть может, мама сможет что-то объяснить, когда они останутся наедине.
Но Конел ее удивил.
- И я о том же задумывался, - сказал он. - Думаю, у нее просто не было времени сказать то, что она имела в виду. Вот она и сказала то, что привлекло бы твое внимание.
- Так ты все-таки не знаешь, что она имела в виду?
- Нет-нет, я этого не сказал. Я знаю, что она имела в виду. - Конел помрачнел и одарил Искру кривой улыбкой. - Просто сомневаюсь, что смогу тебе это объяснить.
- Может, все-таки попытаешься?
Он долго-долго на нее смотрел. От этого взгляда Искре стало не по себе.
- А чего ради? - наконец спросил Конел. Девушка со вздохом отвернулась.
- Не знаю, - отозвалась она.
Конел пожал плечами:
- Я спрашивал себя. Чего ради я буду пытаться что-то тебе объяснить, когда на любую мою дружелюбную улыбку ты отвечаешь таким взглядом, будто я жук навозный или еще что похлеще? Тебе не кажется, что и у меня могут быть чувства?
Над такими вопросами Искре даже задумываться не хотелось. Но ведь, не задумываясь об этом, она недавно получила пощечину.
- Совсем недавно тебя мои чувства не трогали.
- Согласен, я допустил невольный промах, - сказал он. - Хочешь знать, что я намерен делать дальше? - Он снова посмотрел на Искру и ухмыльнулся. - Я намерен сказать, что мне очень жаль, что я приношу извинения, что в дальнейшем постараюсь исправиться. Как тебе такая головомойка?
Искра попыталась достойно встретить его взгляд, но все-таки пришлось отвернуться.
- Я чувствую неловкость, - признала она. - И не знаю почему.
- Я знаю. Хочешь узнать? - Да.
- Скажи "пожалуйста".
Что за наглец! Однако Искра втянула в себя долгий мучительный вдох, скрестила руки на груди и сверкнула глазами.
- Пожалуйста.
- Господи, как это, должно быть, мучительно.
- Вовсе нет. Это просто слово.
- Это и вправду мучительно, и это не просто слово.
- Мучительно это по той же самой причине, почему ты не любишь, когда я извиняюсь. Теперь тебе дважды пришлось увидеть во мне человека.
Искра несколько минут думала, а Конел все это время молчал.
- Так ты говоришь, тебе известно, что имела в виду Сирокко? Наверное, я должна стать гетеросексуалкой, заниматься любовью с мужчинами?
- Не все так резко и далеко не так просто. - Конел потер ладонью щеку и покачал головой. - Слушай, я для этого не гожусь. Вот бы сюда Сирокко. Почему ты не подождешь, чтобы с ней обо всем переговорить?
- Нет, - ответила Искра, все более заинтересовываясь. - Мне хотелось бы узнать об этом от тебя.
- Убей Бог, не знаю почему, - пробормотал Конел. Затем он вдохнул поглубже и начал: - Вот смотри. У тебя все разделено границами. Есть наши и есть ваши. Наши, надо полагать, совсем маленькая группочка. Ладно, это я могу понять. Я и сам ощущаю то же. Мне нравятся не все люди. И я знаю, что вокруг Сирокко тоже собралась не самая большая группа, какую порождала человеческая цивилизация. К тому же она имела в виду не только людей, ибо титаниды - не люди. Но они часть того, к чему она призывала тебя присоединиться. Пока что тебе понятно?
- Не знаю. Но продолжай.
- Ч-черт! Да повзрослей же ты! - прогремел он. - Именно это она и сказала. Прекрати судить о людях по тому, как они выглядят. - Конел приумолк и грустно покачал головой. - Я могу еще полчаса вещать в том же духе - будто канал общественного обслуживания Си-би-эс - о том, как тебе надо любить квебекушек и нормандцев, белых и нигеров, богатых и бедных, скунсов и бобров, кобр и гремучих змей. Когда я был мальчишкой, я тоже многих ненавидел. Теперь я сохраняю в себе ненависть к рабовладельцам и детокрадам... и тому подобной сволочи. Каждый человек, с которым я встречаюсь, проходит испытание, ибо здесь нешуточно опасный мир и ты имеешь полное право испытывать подозрение к каждому новому лицу. Но, если они не оказываются негодяями, почему тогда не поступать с ними так же, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой, как гласит древнее золотое правило. Если у моего друг есть друг, тогда он и мой друг, пока он сам не докажет обратного. Меня не волнует, черный он или коричневый, желтый или белый, мужчина или женщина, молодой или старый, двуногий, четырехногий или шестнадцатиногий. И меня тоже неплохо иметь в друзьях. Я чертовски преданный друг и сам мою за собой тарелки.
- Я тоже чертовски преданная! - запротестовала Искра.
- Конечно. Всем, кто на твоей стороне. А это только двуногие самки. Валья не может быть твоей подругой, потому что она выглядит как животное, а я - потому что у меня есть член. - Он указал через ветровое стекло на пустое небо. - Твой несчастный братишка тоже не может быть твоим другом, потому что ты не видишь в нем человека. Пойми, Искра, достаточно только на тебя взглянуть - на все хорошее в тебе - и сразу начинаешь понимать, какую потрясающую личность мне хотелось бы иметь на своей стороне. Но той границы мне не пересечь.
Конел вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Искра завороженно наблюдала, многого не понимая - например, всего, что касалось квебекушек, нигеров и тому подобного. Она даже не представляла себе, кто это такие. И при чем тут цвет кожи? Он-то какое ко всему этому имеет отношение?
- Так что бы ты предложил мне сделать. Заняться с тобой сексом?
Конел развел руками:
- Мне больно. По-настоящему. Ты думаешь, я все это сказал только затем, чтобы забраться к тебе в штаны?
- Я... извини меня. Хоть я и не понимаю, что я такого сказала.
Лицо у Конела сделалось усталым.
- Не сомневаюсь. Ладно. Можешь ты принять все честно и не злиться? Я был бы счастлив "заняться с тобой сексом". А оскорбился я потому, что там, где я рос, парни обычно болтали все, что угодно, - только бы затащить девушку в постель. А я тут разыгрываю такое паршивое благородство, что самому тошно. И мне стало больно, когда ты подумала, что я только к этому и веду. Но ведь ты предложила серьезно, да?
- Да. Если я должна это сделать, я это сделаю.
- Ничего ласковей я в жизни не слышал.
- Я опять тебя оскорбила? Извини. Он усмехнулся:
- Вот ты уже делаешь успехи. Я это ценю. Видно, что ты стараешься. Знаешь, Искра, лучше бы тебе поговорить об этом с твоей матерью. Она прикинет, что делать. Но если хочешь знать, то тебе следует сделать то же самое, что сделал я, когда Сирокко начала вправлять мне мозги. Когда я сюда явился, я был чертовски смрадным расистом. Я не идеален, но теперь я куда лучше. Так что когда я думаю "лягушатник" или "квебекушка", я просто меняю это на "канадец". Когда я думаю "черный", я меняю это на "белый". Так что когда ты слышишь мужчина", измени это на "женщина". Когда ты смотришь на кого-то и думаешь "титанида", измени это на "сестра". Когда ты думаешь про Адама, притворись, что он - твоя сестренка. Представь, что ты тогда почувствуешь.
Искра подумала и изумилась своему гневу. Гнев быстро прошел, - в конце концов, это был просто фокус. Но интересно было подумать, как выглядел бы мир, если бы все это оказалось правдой.