Я испил свою жертву до конца. Кровь опьянила меня.
- Приятно повстречаться с вампиром на дороге.
Я обернулся. Вампир смотрел на меня. Его глаза смеялись.
- Надеюсь, ваши пересохшие вены наполнились живительной влагой? - спросил он.
Я медленно кивнул.
- Превосходно.- Вампир улыбнулся.- Поверьте, сэр, это пурпурный нектар. Нет ничего целительнее, чем бокал свежей крови.
Я встал и поцеловал его в обе щеки, в губы. Он сощурился, смакуя кровь янычара, затем отстранился и склонился в изящном поклоне.
- Меня зовут Ловлас,- сказал он, кланяясь еще раз.- Как и вы, я англичанин и ваш коллега. Полагаю, предо мной пресловутый лорд Байрон?
- Пресловутый? - Я поднял брови в удивлении.
- Да, сэр, пресловутый. Разве не вы на званом ужине публично, при всех, пили кровь афинской шлюшки? Не удивляйтесь, милорд, подобные происшествия вызывают много разговоров и пересудов среди людей.
Я пожал плечами.
- Я не хотел скандала. Она порезалась. Я был поражен своим желанием, когда увидел ее кровь.
Ловлас заинтригованно посмотрел на меня.
- Как долго, милорд, вы состоите в братстве?
- Братстве?
- В аристократии, сэр, в аристократии крови, где вы и я посвящены в пэры.
Он погладил меня по щеке. Его длинные ногти были острыми, как осколки хрусталя.
- Вы девственник? - внезапно спросил он.
Он показал на убитого янычара.
- Это ваша первая жертва?
Я холодно кивнул.
- Таким способом - первая.
- Черт с вами, я расскажу, как девственнику вернуться в прежнее состояние.
- Что вы имеете в виду?
- Вы, должно быть, действительно новичок в этом деле, раз смогли довести себя до такого состояния.
Я уставился на него.
- По-вашему, если я не буду пить кровь,- я указал на кладбище,- это снова случится со мной?
Ловлас коротко кивнул.
- Именно так:, сэр. Я поражен, как вы смогли так долго после того вечера в Афинах прожить без крови? Поэтому мне и хотелось узнать, давно ли вы состоите в братстве?
Мне вспомнились Гайдэ в пещере, Вахель-паша.
- Пять месяцев,- произнес я наконец.
Ловлас пристально посмотрел на меня, крайнее удивление было написано на его лице, он сощурил глаза.
- Если это правда, сэр, вы - самый исключительный кровопийца, которого мне доводилось встречать.
- Что вас так удивляет? - спросил я.
Ловлас рассмеялся и сжал мою руку.
- Однажды я попытался сидеть на диете два месяца. Какие это были два месяца! Но больше этого срока - никогда. Однако вы, сэр, самый молодой, неопытный новичок в наших рядах - и пять месяцев, пять!
Он снова рассмеялся и поцеловал меня в губы.
- Милорд, мы повеселимся с вами на славу. Нас ждут впереди новые жертвы и приключения. Как я рад, что последовал за вами.- Он снова поцеловал меня.- Байрон, давайте грешить вместе.
Я склонил голову.
- Я слишком многому должен научиться.
- Да,- согласился Ловлас,- поверьте мне, сэр, полтора столетия назад я познал разврат. Я был придворным короля Чарльза II. Это не был ханжеский, закрытый, пуританский век - нет, сэр, мы знали, что такое удовольствие.- Он склонился к моему уху.- Шлюхи, милорд, превосходное вино, освежающий вкус крови. Вам откроется вечность.
Он поцеловал меня и вытер кровь с моих губ, затем взглянул на труп янычара.
- Вам понравилось? - спросил он, пнув ногой обескровленное тело.
Я кивнул.
- Будет еще лучше,- заметил Ловлас.
Он взял меня за руку.
- Но теперь, милорд, мы должны вернуться в наши телесные оболочки.
- Телесные?
Ловлас кивнул.
- Ваш друг думает, что вы умерли.
Я ощупал себя.
- Как странно,- сказал я,- все это время я чувствовал свое тело, но я же дух?
Ловлас презрительно пожал плечами.
- Оставьте подобные софизмы для спорщиков и богословов.
- Но это не софизм. Если у меня нет тела, как я ощущаю кровь в своих венах? Это настоящее удовольствие. Невыносимо думать, что это всего лишь сон.
Ловлас взял мою руку. Провел ею по своей груди, и я почувствовал упругие мускулы под кожей.
- Мы оба находимся во сне,- прошептал он.- Мы творим его и управляем им. Вы должны понять, сэр, что у нас есть власть претворять сны в реальность.
Я заглянул в его глаза, чувствуя, как его сосок твердеет при моем прикосновении. Я посмотрел на янычара.
- А он? - спросил я.- Неужели мне только приснилось, что я убил его?
Ловлас слабо улыбнулся, веселая жестокость была в его улыбке.
- Наши сны - это альков, куда мы заманиваем свои жертвы. Ваш турок мертв, а вы, сэр, вновь полны жизни.- Он взял меня за руку.- Пойдемте. Мы должны вернуться к вашему безутешному другу.
Когда мы очутились на кладбище, я оставил Ловласа на дороге, а сам побрел через могилы. Впереди за надгробием с турецким тюрбаном я увидел Хобхауза Он горько рыдал над моим почерневшим трупом. Это было зрелище! Приятно посмотреть, как друзья будут оплакивать тебя на похоронах. Мне стало грустно от того, что я причиняю боль своему дорогому Хобхаузу. Подобно вспышке света я вернулся обратно в тело. Я открыл глаза, чувствуя, как кровь циркулирует по моим пересохшим венам.
Лорд Байрон закрыл глаза. Он улыбался своим воспоминаниям.
- Словно освободившись от тисков, мои члены возвращались к жизни. Шампанское после содовой, солнечный свет после тумана, женщина после долгого воздержания - все эти радости могут воскресить нас к жизни лишь на мгновение. Истинное воскрешение - это кровь для ис-сохшегося тела.
- Значит, вы пьете кровь во сне? - прервала его Ребекка.- Так вот как это происходит?
Лорд Байрон пристально посмотрел на нее.
- Не забывайте,- мягко произнес он, глядя на шею Ребекки,- что во сне я рке поймал вас.
Ребекка задрожала, но не от страха.
- Но вы пили кровь Терезы,- сказала она.
Лорд Байрон склонил голову.
- Значит, это не обязательно происходит во сне?
- Нет конечно.- Лорд Байрон улыбнулся.- Существует много способов.
Ребекка смотрела на него, не отрывая глаз, испуганная и одновременно зачарованная.
- Что вы имеете в виду? - спросила она.
- Ловлас тем первым вечером соблазнил меня, показав один из способов.
Ребекка нахмурилась.
- Соблазнил?
- Именно так. Я даже слышать об этом не хотел... сперва.
- Но ведь вам так понравилось. Вы испытали такое наслаждение.
- Да.- Он усмехнулся.- Но большое наслаждение всегда вызывает горькую оскомину, я был пресыщен кровью, вечером того же дня в деревне близ Эфеса я испытывал отвращение к самому себе, потому что убил человека, высосав его кровь; удивляюсь, как я не возненавидел себя. Была еще одна причина, по которой я не хотел поддаться соблазнительным речам Ловласа. Кровь заслонила все другие радости жизни. Даже еда и вино не могли доставить такое наслаждение, я забыл их вкус. К тому же у меня не было времени на разговоры о таинственных искусствах по добыванию новых жертв.
- Ловлас снова хотел убивать?
- Да,- лорд Байрон помолчал.- Его новой жертвой должен был стать Хобхауз.
- Хобхауз?
Лорд Байрон кивнул и улыбнулся:
- Ловлас преклонялся перед породой.
- Он должен быть моим,- сказал он мне той же ночью.- Послушайте, Байрон, вот уже месяц, как я питаюсь крестьянами и вонючими греками. Тьфу, это я-то, истинный англичанин! Разве можно выжить, питаясь такой дрянью? Вы говорите, Хобхауз - выпускник Кембриджа? В таком случае он точно должен быть моим
Я отрицательно покачал головой, но Ловлас продолжал настаивать.
- Он должен умереть,- говорил он.- Кроме того, он видел твою кончину и воскрешение.
Я вздрогнул.
- Хобби не разбирается в медицине. Он думает, это был тепловой удар.
Ловлас покачал головой.
- Это не имеет значения.
Он гладил меня по руке, в его взгляде читалось жгучее нетерпение. Я вздрогнул, но Ловлас не понял моего отвращения.
- Кровь - это восхитительно,- зашептал он,- но голубая кровь, сэр... Что может сравниться с ней?
Я сказал, чтобы он оставил меня в покое. Ловлас рассмеялся.
- По-моему, милорд не понимает, чем он стал.
Я посмотрел на него.
- Надеюсь, не такой тварью, как вы.
Ловлас сжал мою руку.
- Не обманывайте себя, милорд,- прошептал он.
Я холодно посмотрел на него.
- Я не собираюсь этого делать,- произнес я наконец.
- Неужели? - Ловлас зло усмехнулся.- Вы - воплощение греха. Отрицать это - гнусное лицемерие.
Он отпустил мою руку и стал спускаться по лунной дороге, ведущей в Эфес.
- Ваше тело, милорд, изнывает от жажды,- прокричал он.
Я продолжал смотреть на него. Он остановился и повернулся ко мне.
- Послушайте, Байрон, спросите себя самого - может ли такое существо, как вы, иметь друзей?
Он улыбнулся, отвернулся от меня и исчез во тьме. Я продолжал стоять, пытаясь изгнать из мыслей вопрос, эхом отдававшийся вокруг, затем покачал головой и побрел в комнату, где спал Хобхауз.
Всю ночь я был на страже'. Мое тело было чистым, но во всех отношениях оскверненным. Первый раз после того, как я пил кровь, я ничего не извергал из себя. Я думал, что бы это могло означать. Неужели Ловлас был прав? Неужели изменения, произошедшие со мной, необратимы? Я неотступно следовал за Хобхаузом, словно его компания доставляла мне удовольствие. На следующий день мы посетили развалины Эфеса. Хобхауз, как обычно, рыскал в поисках надписей, я же, усевшись на холме, бывшем когда-то храмом Дианы, слушал заунывный вой шакалов. Эти звуки вызывали во мне печаль. Мне хотелось знать, куда исчез Ловлас. Я не чувствовал его здесь, среди руин, мои силы ослабли от жары, но я знал, что он где-то близко. Ловлас обязательно вернется.
Он появился этой же ночью. Я почувствовал его приближение и увидел, как он подошел к кровати Хобхауза. Он низко склонился над его обнаженным горлом, острые как лезвия зубы сверкнули в темноте. Я схватил его за запястье, он беззвучно сопротивлялся, но безуспешно - я вытолкал его из комнаты на лестницу и только потом отпустил.
- Чертов ублюдок,- зарычал он,- отдай его мне.
Я преградил ему путь. Ловлас попытался оттолкнуть меня, но я схватил его за горло и стал душить, чувствуя прилив сил. Ловлас начал задыхаться, он пытался освободиться. Я наслаждался его страхом, но наконец отпустил его. Он поморщился от боли, сглотнул, затем посмотрел на меня.
- Раны Господни, ну у вас и силища, сэр,- сказал он.- Жаль, что вы так близоруки по отношению к своему другу.
Я вежливо поклонился. Ловлас продолжал смотреть на меня, потирая шею, затем встал.
- Скажите, Байрон,- спросил он, слегка нахмурившись,- кто вас создал?
- Создал? - Я покачал головой.- Меня не создали, а превратили.
Ловлас слабо улыбнулся.
- Вас создали, сэр,- сказал он.
- Почему вы спрашиваете?
Ловлас еще раз потер шею и глубоко вздохнул.
- Я сегодня наблюдал за вами в Эфесе,- прошептал он.- Полтора века я вампир и искушен в этом. Но до сих пор не могу находится под палящими лучами солнца, как вы. Я удивлен, сэр, сбит с толку. Кто передал вам свою кровь, откуда в вас такая сила?
Я помедлил и назвал имя Вахель-паши. Насмешливый огонек промелькнул в глазах Ловласа.
- Я слышал о Вахель-паше,- медленно произнес он.- Он, кажется, маг? Алхимик?
Я кивнул.
- Где он теперь? - спросил Ловлас.
- Почему вы спрашиваете?
Ловлас улыбнулся.
- По-моему, он мало чему вас научил, милорд.
Я промолчал в ответ, развернулся и начал подниматься по лестнице. Но Ловлас догнал меня и схватил за руку.
- Вы убили его? - прошептал он.
Я отдернул руку.
- Вы убили его! - Ловлас оскалился.- Вы убили его, поэтому в вас поднимается его кровь и бьет струей, как фонтан в Сент-Джеймсском парке.
Я повернулся. У меня мурашки забегали по спине.
- Как вы узнали? - спросил я.
Ловлас рассмеялся. Его глаза светились восторгом.
- Ходят слухи, милорд. Я услышал их у озера Трихо-нис и мне захотелось узнать правду. Поэтому я здесь.- Он подошел вплотную ко мне.- Байрон, вы прокляты.
Я заглянул в его безжалостные глаза. Ненависть и гнев бушевали во мне.
- Убирайтесь,- прошептал я.
- Неужели вы собираетесь подавлять потребности своего естества, милорд?
Я схватил его за горло и отшвырнул назад. Но Ловлас продолжал ухмыляться.
- Вы можете обладать силой могущественного духа, но вы падший, как Люцифер, сын утра, падший, как все мы - падшие. Что ж, ступайте, пресмыкайтесь перед своим ничтожным другом. Веселитесь с ним, но он смертен, он умрет.
- Если ты убьешь его, Ловлас...
- Да?
- Я убью тебя.
Ловлас насмешливо поклонился.
- Разве вы не знаете тайну, Байрон?
- Тайну?
- Ее вам не открыли.- Он не спросил, а скорее констатировал факт.
Я шагнул к нему. Ловлас поспешил к двери.
- Какую тайну? - снова спросил я.
- Вы прокляты, и все, кто дорог вам, тоже будут прокляты.
- Почему?
Ловлас усмехнулся.
- Почему? Это тайна, сэр.
- Подождите.
Ловлас снова улыбнулся.
- Я полагаю, вы направляетесь в Константинополь?
- Подождите,- закричал я.
Ловлас поклонился и исчез. Я подбежал к двери, но его там не было. Ничего, кроме ночного ветерка. Мне показалось, что я слышу его смех и шепот, эхом отдававшиеся в моих мыслях: "Вы прокляты, и все, кто дорог вам, тоже будут прокляты". Вдалеке прокричал петух. Я покачал головой, развернулся и пошел в комнату, где спал Хобхауз.
Глава 8
Даже общество его попутчика, сколько бы ни совпадали их интересы, все более сковывало его как кандалы; и лишь когда он оказался один на берегу небольшого острова в Эгейском море, душа его вздохнула свободно.
Томас Мур. "Жизнь лорда Байрона"
По какому праву Том может так говорить?
Он и догадываться не мог, почему на самом деле
лорд Байрон отказался от общества англичан.
Джон Кэм Хобхауз. Заметки на полях
Страх окутал мои мысли туманом и не давал мне покоя несколько дней. Ловлас как будто растворился с криком петуха, но его насмешливые намеки на "тайну" продолжали преследовать меня. Что бы это могло значить - он говорил, что я обречен губить все, что мне дорого? Я не отходил от Хобхауза и осторожно анализировал свои чувства - моя потребность в крови казалась терпимой, привязанность же моя к другу нисколько не ослабела за последнее время, Я немного успокоился и начал наслаждаться возможностями, которые давала моя диета. Мы отчалили в Константинополь. И в который раз меня охватило волнующее поэтическое настроение. Шторм настиг нас у входа в Дарданеллы. Мы также побывали в легендарной Трое. Но самое замечательное из всего - я пересек вплавь Геллеспонт, четыре мили ледяного пролива, от Азии до европейского берега,- и все для того лишь, чтобы доказать, что мифы не врут о подвиге Леандра. Хотя, разумеется, у меня перед Леандром была фора - доза свежей крови, но я все равно был крайне доволен собой.
Мы подошли к Константинополю, несмотря на то что был сильный шторм. С трудом встали на якорь под отвесным утесом. Над нами возвышался Сераль, дворец султана, который был окутан такой же темнотой, как и черные воды моря под нами. Как бы то ни было, я чуял биение большого города на берегу; а завывания, смутно доносившиеся с минаретов, перекрывая грохот волн, словно манили нас, суля экзотические удовольствия. На следующий день мы переправились на небольшой посудине к утесу Сераля. Я смотрел на него и воображал себе сладкую жизнь, таившуюся за стенами дворца, как вдруг уловил запах крови, свежей крови. Я устремил взор на узенькую террасу, отделявшую стены от моря,- там свора псов, рыча, обгладывала человеческие останки. Я завороженно следил, как один из них оторвал кусок плоти с черепа татарина с такой легкостью, как будто это была спелая фига.
- Непокорные рабы,- едва слышно пробормотал капитан шлюпки,- их сбросили со стен.
Я медленно кивнул и почувствовал, как жажда тупой болью вновь растекается по моим костям.
Будучи европейцами, мы были поселены в специально отведенные покои. Эта часть дворца была обставлена в современном духе и кишела такими же путешественниками, как и мы,- я был вне себя. Стоило бежать в чужие края от своих соотечественников! Но и теперь в их обществе я чувствовал себя вдвойне обособленно. Дикая музыка безумствовала в моих венах, горланя мотивы тьмы и ночных наслаждений, делая меня совершенно чужим среди своих. За водами Золотого Рога притаился Константинополь - жестокий, древний, полный запретных услад. Я блуждал по узким переулкам. Спертый воздух был прян от вкуса крови. Вокруг ворот Сераля валялись на всеобщем обозрении отрезанные головы; мясники, свежевавшие трупы, пускали кровь прямо по улицам; дервиши, доведенные до мистического экстаза своими медитациями, с воплями резали себя, покуда земля в двориках не становилась красной. Все это я молча наблюдал - но пить не стал. Я терпел, окруженный такими желанными плодами, не сорвав ни одного. Вместо этого в гашишных притонах, в тавернах, где живописные танцоры корчились на песке, я искал другие забавы, надеясь таким образом заглушить свою глубочайшую жажду.
Но, несмотря ни на что, она продолжала опалять меня. Я ненавидел себя. Городские удовольствия лишь усиливали мое отвращение, Константинополь утомил меня своей жестокостью, отвратительной мне уже потому, что она напоминала мне о моей собственной природе. В отчаянии возвратился я в компанию своих земляков. Хобхауза я избегал - я все еще опасался "тайны" Ловласа, но что до прочих англичан - тут я старался казаться до мозга костей своим. Раз от раза мне приходилось весьма тяжело, да и вообще все это притворство было совершенно невыносимо. Мучаясь жаждой крови, я тщился скрыть ее под маской безразличия или злости - спорил по пустякам об этикете, убегал, когда встречал на своем пути знакомых.
Как-то раз вышло так, что я столкнулся с человеком, пребывавшим точно в таком настроении, как и я. В посольстве до этого я, помню, не стал с ним разговаривать, и вот теперь совесть заела меня - он ведь был крайне вежлив со мной. Он жил в Константинополе постоянно, и посему, желая ему польстить, я поинтересовался, не покажет ли он мне городские достопримечательности. Разумеется, я уже повидал все, что можно, и терпел общество моего гида как некоторого рода епитимью. Наконец мы оказались у стен Сераля.
Мой приятель посмотрел на меня.