"Но каким образом, Ревекка? Как я могу отомстить, когда тех, кто причинил тебе зло, давно нет?"
Я снова сел, мягко отстранив ее от себя.
Она была очень взволнована.
"Скажи правду, Ревекка, что мне сделать, чтобы ты обрела покой? – спросил я, снова вспоминая ужасную сцену: она висит на крюке, обнаженная и беспомощная, а рядом стоят двое злодеев. – Это был сам Манфред? Что я могу сделать, Ревекка, чтобы твоя душа упокоилась в мире?"
Вместо ответа она вновь меня поцеловала.
"Знаешь, тебя ведь тоже больше нет, Ревекка, – продолжал я. – Ты исчезла, как и те, кто совершил преступление, пусть и самое ужасное. Ревекка, никого не осталось в живых, чтобы страдать за содеянное".
Я обязан был это сказать. Она должна была услышать от меня правду.
"А как же я, Квинн? Я ведь здесь, – ласково произнесла она. – Я всегда здесь, я всегда вижу тебя. Я вижу все. Отомсти за меня, Квинн. Сразись за меня".
Я снова покрыл ее грудь поцелуями. Мы лежали, сплетясь в объятиях, и я чувствовал под руками бархат ее бордового платья. Волосы у нее растрепались, рассыпались, пока мы с ней занимались любовью. Потом я вздохнул и поцеловал ее щеки, погрузился во тьму, прохладную мягкую тьму, и парил там, бестелесный.
Сон. Как долго он длился? Не один час. Внезапно я проснулся. Снова ощутил духоту, жару.
Вокруг было темно! Великий Боже, темно!
Ночь на острове Сладкого Дьявола. Ночь на болоте Сладкого Дьявола. Надо же было совершить такую идиотскую ошибку – заснуть пьяным сном прямо здесь, так далеко от дома, когда все болотные твари пробуждаются и выходят на охоту. Что толку от пистолета? Что толку от ружья, если с ветки дерева на тебя свалится змея? Ну хорошо, аллигаторов я еще кое-как распугаю шестом, но как насчет всех прочих лесных жителей, включая рысей, которые после наступления темноты отправляются на поиски жертв, чтобы утолить голод?
Я поднялся в ярости на самого себя. А ведь я был абсолютно уверен, что больше ей не удастся меня провести, что теперь я знаю, какая она зловредная штучка.
Но тут я с ужасом вспомнил, как с ней поступили те двое, и громко охнул.
Месть? Да, одной этой мысли было достаточно, чтобы разжечь в душе тихони жажду возмездия. В том, что она умерла именно так, я не сомневался. Она умерла и сгнила на втором этаже. Но почему роль мстителя возложена на меня?
Я разглядел при свете луны липкую сперму на полу и, взглянув в окно, поблагодарил Господа за это светило. Луна была мне крайне нужна. Может быть, именно благодаря ей я сумею убраться отсюда к черту.
Я перекрестился. Нащупал четки под рубашкой. (Они не были освящены, но пришлось довольствоваться и такими.) Поспешно и пристыженно произнес молитву "Радуйся, Мария", собственными словами рассказав Святой Деве, что чувствую себя очень виноватым в том, что обращаюсь к ней только тогда, когда все, кажется, потеряно.
Тут я понял, к своему ужасу, что так и не застегнул штаны, а следовательно, обращался к Деве Марии в совершенно непотребном виде. Я быстро привел себя в порядок и произнес еще три молитвы, прежде чем ощупью добрался до лестницы и спустился на первый этаж.
Подхватив золотую тарелочку с частоколом восковых свечей, я достал зажигалку и быстро поджег каждый фитиль. С таким источником света в руках я подошел к двери Хижины Отшельника и выглянул наружу. Да, луна действительно сияла в небе, я хорошо видел ее, стоя на крыльце, но болото выглядело абсолютно черным, и я представил, что, как только оттолкнусь от берега и окажусь в непроглядной тьме туннеля из зарослей, луна мне, скорее всего, не поможет.
Разумеется, у меня не было при себе ни фонаря, ни лампы. Я ведь не планировал здесь задерживаться! Если бы кто-то спросил, намерен ли я заночевать на острове Сладкого Дьявола, я бы ответил, что это сущее безумие.
"Вот погодите, я все здесь переделаю, – вслух произнес я. – Велю везде провести электричество, как следует застеклить окна. Может быть, даже прикажу навесить ставни. А дощатые полы будут покрыты мраморной плиткой, которой не страшна никакая болотная сырость. Это будет небольшой дворец в римском стиле, я закажу еще более затейливую мебель и печь – обязательно поставлю новую печь. И тогда, если придется здесь задержаться, можно будет поспать на кушетке, на роскошных подушках или почитать при хорошем освещении какую-нибудь книгу из обширной библиотеки".
Я четко представил себе этот преображенный дом, но в том, что я видел, не нашлось места для Ревекки. Ее страшная смерть как будто была стерта из истории дома.
Ну а что сейчас? А сейчас я застрял в этом бревенчатом срубе посреди проклятых джунглей!
Спокойно. Что, если остаться здесь и не пытаться искать дорогу домой в этой ркасной тьме? Что, если просто почитать какую-нибудь из тех старых книжек при свете свечей, держа под рукой пистолет на тот случай, если сюда забредет человек или зверь?
Самое худшее, что может из этого выйти, это всеобщее волнение в Блэквуд-Мэнор: они подумают, будто со мной случилось несчастье. Возможно, они уже сейчас отправились на мои поиски. Очень даже возможно. Плывут в эту минуту в пироге с фонарями и лампами.
Не аргумент ли это в пользу того, чтобы остаться на месте?
Я поставил тарелочку со свечами на стол, а сам спустился с крыльца и пересек поляну перед домом, остановившись там, откуда был хорошо виден берег. Поразительно, как хорошо несколько свечек осветили окна Хижины Отшельника. Любой, кто приблизился бы на пироге, не мог не заметить это сияние. Наверное, лучше оставаться на месте и не рыпаться.
Но если я прав, почему тогда это решение кажется таким трусливым? Откуда уверенность, что следует все-таки попробовать вернуться домой, чтобы успокоить тех, кто меня любит?
Я проверил пирогу. Нет, ни фонаря, ни лампы я не захватил. Впрочем, я и не надеялся их найти.
Потом я внимательно вгляделся в даль, пытаясь определить, что ждет меня там, разглядеть узкий канал, по которому сюда приплыл. Но в темноте ничего не увидел.
Я еще раз обошел остров. Зачем – не знаю. Возможно, мне просто хотелось чем-то себя занять. А еще я прислушивался, очень внимательно прислушивался, не донесется ли откуда-нибудь издалека мое имя.
Разумеется, до меня доносились лишь бесконечные крики ночных птиц и тихие болотные стоны – ни одного человеческого голоса.
Я вернулся в ту точку, где привязал пирогу, и увидел там Гоблина, свое зеркальное отображение. Он внимательно наблюдал за мной, озаренный светом из дома, так что казалось, будто он создан из плоти и крови.
Какое чудесное зрелище, какая правдоподобная иллюзия. Я чуть мозги себе не свернул, пытаясь припомнить, удавалось ли ему когда-нибудь прежде предстать передо мной в таком живописном виде.
Я видел его скрытым тенью, при свете и темноте, но никогда раньше свет, падая на него, не подчеркивал так линию плеч и черты лица. Внезапно Гоблин зашевелился, подзывая меня правой рукой.
"Чего ты хочешь? – спросил я. – Не собираешься ли ты сказать, что можешь быть мне полезен?" – Я подошел к нему, а он протянул ко мне левую руку и развернул лицом к болоту.
В первую секунду я разглядел только, как луч лунного света падает в воду на свободном от зарослей участке, находившемся довольно далеко от того места, где мы стояли. Вода там сверкала чистотой и прозрачностью. Потом я услышал всплеск. Левая рука Гоблина еще крепче сжала мое предплечье, после чего он поднес указательный палец к губам, призывая к тишине.
Затем он снова указал на то далекое, освещенное луной пятно, и на моих глазах туда выплыла пирога, управляемая каким-то человеком. Я очень четко разглядел его фигуру.
На нем была куртка и брюки, скорее всего, джинсы, насколько я мог судить. Прямо у нас на виду он поднял со дна пироги тело человека и медленно опустил его в воду без единого всплеска!
Я был потрясен. Гоблин так сильно сжал мне плечо, что оно заныло.
А фигура вдалеке еще раз проделала то же самое. Действуя с невероятной ловкостью и силой, мужчина поднял второе тело и опустил его в черную воду.
Я в ужасе окаменел на месте. Но мне даже в голову не пришло, что этот человек для меня опасен. Я с горечью думал только о том, что два мертвых тела были только что скормлены болотной тьме, и никто, ни одна живая душа, мне не поверит, когда я, вернувшись домой, расскажу эту историю.
Постепенно до меня дошло, что мужчина теперь перестал двигаться и, вероятнее всего, разглядывает меня, ведь на нас с Гоблином падал свет из дома.
Над черной водой зазвучал смех. Тихий, рокочущий смех, очень похожий на смех злодеев в моих видениях, но это был смех не призрака, а живого человека. Смеялся неизвестный в лодке.
Мы с Гоблином вдвоем смотрели на него не отрываясь, а он направил пирогу в темноту и скрылся.
Мы простояли на месте еще несколько долгих мучительных мгновений, и меня утешило то, что Гоблин обнимает меня и я могу к нему прислониться с той доверительностью, какой не испытывал ни к одному человеческому существу.
Но я знал, что он не способен оставаться видимым очень долго. Я также знал, что он чувствовал, где сейчас находится этот тип, только что утопивший два тела. Гоблин даст мне знак, когда будет безопасно уйти.
Мы целую вечность, как говорится, оставались на месте, неподвижные и настороженные, а потом Гоблин сообщил мне с помощью телепатии, что нам следует срочно покинуть остров.
"А что, если я безнадежно заблужусь?" – громким шепотом спросил я.
"Я укажу тебе дорогу", – ответил Гоблин и тут же исчез. Через секунду свечи в доме были затушены, и мой двойник толкал меня и тянул к привязанной пироге.
Всю дорогу обратно он направлял меня, иногда в полной темноте, иногда при свете луны. Меньше чем через час я увидел благословенные огни дома, сиявшие сквозь деревья, и тогда припустил что было сил прямо к пристани.
С берега раздавались крики. Потом кто-то один закричал особенно пронзительно. А когда я торопливо бежал к кухонной двери, навстречу мне вышел Папашка.
"Слава Богу, сынок, – обнимая меня, сказал он. – Мы тут не знали, что, черт возьми, с тобою случилось".
С крыльца спустилась тетушка Куин, промокая глаза платочком.
Тут же оказался шериф Жанфро с одним из своих никудышных и беспомощных заместителей, Хейли Хендерсоном. Все Обитатели Флигеля орали как резаные: "Он вернулся, жив и здоров!"
Я сразу накинулся на Жасмин: "Как ты могла дать мне в дорогу пиво!" И услышал в ответ, что не она собирала ту проклятую сумку-холодильник, а ее бабушка, но тут подключилась Большая Рамона и заявила, что даже еще не проснулась, когда я уехал (на самом деле так и было), и тогда Жасмин припомнила, что сумку вообще-то собирал Клем. И куда, черт возьми, подевался этот Клем?
Мне было все равно. Хотелось лишь есть. Я попросил всех собраться за кухонным столом, чтобы потом не пришлось повторять свой рассказ.
Я потребовал, чтобы шериф Жанфро остался. И даже захотел, чтобы остался никчемный и противный Хейли Хендерсон, поэтому громогласно заявил, что они должны меня выслушать.
Тем временем, убедившись, что час не такой поздний – пробило всего девять вечера, – я велел одному из работников срочно отвезти фотоаппарат с пленкой в Руби-Ривер-Сити, в одну из круглосуточных аптек, где печатали снимки, и заказать, чтобы были готовы через час, как о том хвастливо заявляет их реклама в окне.
"А где Гоблин? – вдруг спросил я, войдя в кухню. Большая Рамона успела только дать мне влажные полотенца, чтобы обтереться. – Гоблин, ты где?"
А потом я понял: после всего, что он сделал, у него не осталось сил на то, чтобы я его видел, или слышал, или чувствовал его присутствие.
Преисполненный благодарности и уважения к нему и новой любви, я оставил его в покое.
14
Они не поверили ни одному моему слову. Когда я, захлебываясь, рассказывал об ужасном сне, в котором видел пытку Ревекки, шериф Жанфро просто надо мной посмеялся. Услышав, что во сне я видел себя и мужчиной, и женщиной, он тоже очень развеселился, и только резкий окрик тетушки Куин заставил его заткнуться.
Когда я дошел до описания таинственного незнакомца, утопившего два трупа, шериф Жанфро вновь принялся хохотать, и даже его никчемный заместитель Хейли Хендерсон захихикал.
Пэтси появилась в кухне где-то к середине рассказа и вторила Хейли, давясь от смеха.
А когда я начал описывать, как Гоблин вывез меня из болота, шериф, фигурально выражаясь, уже катался по полу.
Я с ангельским терпением не обращал на это внимания, проглотил две тарелки блинчиков, приготовленных Большой Рамоной из смеси "Крекер Баррел", и взглянул на тетушку Куин.
"Это Ревекку там убили, тетушка. Я только и прошу, чтобы кто-то туда съездил, собрал останки и исследовал их на ДНК!"
"Ах, Квинн, мой бесценный мальчик", – вздохнула тетушка.
А потом из аптеки привезли снимки! Те самые снимки!
Я начал их раздавать, словно игральные карты, всем, кто сидел за кухонным столом. Снимки получились неплохо. Правда, об останках Ревекки судить по ним не представлялось возможным, зато отлично были видны пять ржавых цепей, ну и, разумеется, снимки общего плана Хижины и мавзолея были очень хороши.
"Теперь вы сами убедились, – сказал я, – что на болотах стоит дом, и вы уже не будете это отрицать. И если этот металл, – я ткнул пальцем в фотографию, – не чистое золото, тогда я не Блэквуд".
На шерифа напал очередной приступ хохота, он затряс животом, но тут тетушка Куин жестом призвала всех к тишине.
"Ладно, – объявила она, – мы выслушали все, что хотел сказать Квинн. Итак, остров на самом деле существует, и Квинн знает к нему дорогу, к тому же он утверждает, что неизвестно чьи тела были утоплены в нескольких ярдах от берега. Другими словами, он может отвезти вас на то самое место, с которого увидел, как избавляются от трупов, и вы сможете все там тщательно обыскать".
А шериф как заведенный по-прежнему покатывался от смеха.
"Мисс Куин, – сказал он, – вы знаете, я всегда восхищался вами, как и все в этих краях..."
"Благодарю вас, шериф, – тотчас отозвалась тетушка. – В канун Нового года я ожидаю от вас подношения в виде семи юношей и семи девственниц – тщательно отобранных, разумеется".
Теперь настала моя очередь покатываться от смеха. Я-то сразу понял, что тетушка цитирует миф о минотавре, но шериф понятия не имел, о чем идет речь, и просто тупо переводил взгляд с тетушки на меня и обратно, а я был настолько глуп в восемнадцать лет, что радовался своему превосходству над ним.
Тетушка Куин продолжала, не делая пауз и не обращая внимания на мое ликование.
"Итак, я лично оплачу перевозку цепей и черных останков, о которых говорил Квинн. Я оплачу их полный и тщательный анализ, и даже тесты ДНК, с тем чтобы помимо всего прочего выяснить, один или несколько человек погибли на том самом месте и действительно ли Ревекка Станфорд, чьи волоски можно взять со щетки, хранящейся на чердаке, умерла в том доме".
Она сощурилась и сделала эффектную паузу.
"Все, о чем я прошу вас, шериф, – продолжала тетушка властным тоном матроны, – это отправиться туда и поискать неизвестные тела. Полагаю, вы и Папашка сможете выехать утром на моторной лодке".
"На моторах туда ни за что не добраться, – вмешался я. – Нам придется воспользоваться небольшой пирогой. Кипарисы на болоте растут слишком плотно".
"Так и сделаем. Папашка умеет управляться с шестом, и, смею полагать, вы тоже знаете, как это делается, шериф Бобби Жанфро! Поэтому позаботьтесь обо всем и считайте, что вам поручено отыскать тела, а лабораторные исследования я поручу провести моему личному врачу, ибо уверена, что полиция Руби-Ривер-Сити не держит в штате эксперта-медика, специалиста в этой области".
Тут шериф, как следует мною осмеянный, сладенько улыбнулся.
"Вы позволите мне, мэм, назначить Гоблина проводником в этой экспедиции на остров?"
Теперь возмутился Папашка, хотя он не повысил голоса и говорил довольно равнодушно.
"Нам не нужно, чтобы вы назначали куда-то Гоблина, – сказал он. – Зато, как я думаю, вам понадобится хорошая команда людей – и не просто, чтобы отыскать тела, а чтобы осмотреть все это место с цепями и останками, как мы их называем. И вам понадобится кто-то для официального протокола".
"Вы знаете, по-моему, в этом ничего такого..." – попробовал возразить шериф. Такого упрямства и невежества он до сих пор не проявлял.
Но Папашка не отступал от своего, даже не переменил тона.
"Послушайте меня, шериф, – спокойно продолжал он. – Тело на болотах, пусть даже и на втором этаже дома, способно разложиться в течение нескольких лет. Вполне вероятно, что Квинн случайно набрел на место преступления, а значит, можно наткнуться и на самого преступника. Я настаиваю, чтобы вы отвезли туда команду людей, и, если вы этого не сделаете, обращусь в ФБР".
Почему это заявление так сильно напутало шерифа, не знаю, но если учесть слухи о том, какие дела творились у него в округе Руби-Ривер, в том числе и петушиные бои (которые, между прочим, в Луизиане не запрещены законом), то, полагаю, он не хотел вмешательства ФБР, потому согласился на наши условия.
Папашка попытался меня удержать, но я не послушался, проводил шерифа до самой машины, все время твердя ему о тех двух трупах: "Вы должны проверить, кто пропал без вести! Поверьте, я все это видел. Два тела спустили под воду. Вы должны начать розыск".
"Не все сразу, – наконец произнес Папашка. – Пусть они для начала проверят дом. А затем, если ты решишь, что можешь точно указать место, где этот тип вывалил из лодки тела, мы станем настаивать на розыске".
В конце концов, шериф со своим заместителем, то и дело прыскавшим от смеха, убрались с фермы. Тетушка Куин и Папашка взяли меня в оборот, велев всем остальным выйти из кухни, чтобы мы могли поговорить без свидетелей.
Пэтси здорово озлобилась, что ей нельзя остаться, но Папашка так свирепо зыркнул на нее, что она в конце концов надулась и ретировалась в свое жилище над гаражом.
Папашка прочел мне целую лекцию, обвиняя в том, что я не послушался тетушки Куин, отправился на болота один и "украл" у него пистолет. Затем последовало несколько сильных фраз насчет того, что я сам для себя опасен и мне давно пора покинуть ферму Блэквуд и повидать мир.
"То есть как это "повидать мир"? – возмутился я. – Ты что, не видел моих снимков? Да там целый надгробный памятник из золота, Папашка, я просто обязан выяснить, что в нем такое, не говоря уже о том, что нужно заняться самим домом. Никуда я не поеду. Дед, ты сам знаешь, чем я хочу заняться, – продолжал я с большим напором. – Я хочу провести электричество, прямо через болота. Я хочу отремонтировать дом, чтобы он опять принял жилой вид и стал настоящей Хижиной Отшельника, но я не могу приступить к работе, пока там не соберут останки Ревекки, чтобы сделать анализ. Я ничего не могу предпринять, пока не поступлю справедливо по отношению к Ревекке, пусть даже она не всегда поступает справедливо со мной, если на то пошло".
Папашка выглядел печальным и усталым и двигался еле-еле, как черепаха. Но я гнул свое.
"А еще полиция должна поймать этого незнакомца – этого убийцу, злодея, который сваливает трупы в наше болото".
И тут Папашка переменился. Таким я видел его только в прошлом. Он по-настоящему рассвирепел, но на этот раз не из-за Пэтси, а из-за меня.