– Не подходи ко мне близко, Стирлинг, – предостерег я, стараясь казаться спокойным. – Ты вообще не должен здесь находиться. У тебя нет на это никакого права. Если ты так чертовски умен, то почему просто не пришел днем, когда Лестат не смог бы тебя остановить?
Запах его крови доводил меня до безумия, а кроме того, я отчаянно жаждал устранить пропасть между нами – будь то посредством убийства или любви.
– Я сам точно не знаю ответа на этот вопрос, Квинн. – Британский акцент придавал его речи налет официальности, хотя тон вовсе не был таковым. – Меньше всего я ожидал встретить здесь тебя. Позволь получше разглядеть, каким ты стал.
Дрожа с ног до головы, я отрицательно покачал головой и постарался вложить в свой голос как можно больше решимости.
– Стирлинг, даже не пытайся очаровать меня своей старомодной обходительностью. Здесь обитает тот, кто гораздо опаснее меня. Или ты не веришь историям Лестата? Только не говори, будто думаешь, что вампиры существуют лишь в книгах.
– Так ты один из них, – тихо проговорил он и на секунду нахмурил лоб. – Лестат постарался? Это он превратил тебя в вампира?
Меня поразила его дерзость, хотя тон оставался в рамках вежливости. С другой стороны, он ведь был гораздо старше меня и, разговаривая с зеленым юнцом, сознавал свой авторитет. И снова на меня нахлынула моя прежняя любовь к этому человеку, потребность в общении с ним, и снова эти чувства нелепым образом смешались с ненасытной жаждой.
– Лестат здесь ни при чем, – сказал я. – Он вообще не имеет к этому никакого отношения. Я пришел сюда, чтобы найти его, Стирлинг, и надо же такому случиться, что я наткнулся на тебя. Какая трагедия!
– Трагедия?
– А как же иначе, Стирлинг? Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, где я живу. Ты знаешь все о моей семье в Блэквуд-Мэнор. Разве теперь, после того как мы встретились и тебе открылась моя тайна, я могу уйти просто так?
Я почувствовал, как горло распухло от жажды. Перед глазами все поплыло.
– Даже не заикайся о том, что, если я тебя отпущу, Таламаска не станет меня преследовать, – словно издалека донесся до моего слуха собственный голос. – Даже не заикайся, что ты и твои помощники не будете шнырять повсюду, не спуская с меня глаз. Я знаю, как это бывает. Тебе чертовски не повезло, Стирлинг.
Страх его сделался ощутимее, но он изо всех сил старался не поддаваться ему. А я уже был не в состоянии справиться с голодом. Если я спущу вожжи, если позволю страстям вырваться наружу, произойдет неизбежное, а в данную секунду моему сознанию только и нужна была эта неизбежность. Нет, все-таки этого нельзя было допустить – только не со Стирлингом Оливером! Я впал в полное смятение и, прежде чем понял, что делаю, подошел к нему.
Теперь я не только ощущал запах текущей по его жилам крови, но и видел ее. И тут Стирлинг совершил роковую оплошность: словно против воли шагнул назад. Именно так обычно поступает любая встретившаяся на моем пути жертва.
В ответ я придвинулся к нему еще теснее.
– Стирлинг, тебе не следовало сюда приходить. Ты вломился без спросу.
Голос мой бесстрастно произносил бессмысленные слова, ведь в эту минуту я думал лишь о нестерпимом голоде.
"Этот человек сюда вторгся, вторгся, вторгся..."
– Ты не можешь причинить мне зло, Квинн. – Стирлинг говорил очень спокойно и рассудительно. – Ты не станешь это делать. Нас слишком многое связывает. Я всегда тебя понимал. Я всегда понимал Гоблина. Неужели теперь ты готов предать наше прошлое?
– Это старый долг, – ответил я, перейдя на шепот.
Я знал, что стою сейчас на ярком свету от люстры и что он может разглядеть, каким я стал сильным после изменения. Необычного изменения, очень необычного. Мне, охваченному истинным безумием, показалось, что страх в его душе перешел в панику и она лишь усилила аромат крови.
Интересно, слышат ли псы запах страха? Вампиры слышат его. Вампиры рассчитывают на него. Вампиры считают его изысканным. Вампиры не в силах перед ним устоять.
– Ты не прав, – сказал он тоже шепотом, словно один мой взгляд лишил его последних сил. Так происходило практически со всеми смертными, и Стирлинг понимал, что бесполезно сопротивляться. – Не поступай так, мальчик мой, – едва слышно проговорил он.
Плохо сознавая, что делаю, я потянулся к Стирлингу, но, едва пальцы коснулись его плеча, меня словно ударило током.
"Раздави его. Раздроби ему кости, но сначала, что самое важное, поглоти его душу вместе с кровью".
– Разве ты не понимаешь?..
Он умолк, и остальное я извлек из его сознания: Таламаска не останется в стороне, и тогда пострадают все. Вампиры, Охотники за Кровью, Дети Тысячелетий покинули Новый Орлеан. Растворились во тьме. Наступило перемирие. А теперь я намерен его нарушить!
– В Таламаске меня не знают, – сказал я, – а если и знают, то не в этом качестве. То, каким я стал, известно только тебе, мой старый друг, и в этом-то весь ужас. Ты знаешь, во что я превратился, поэтому то, что сейчас произойдет, неминуемо.
Я склонился к нему и тронул губами его шею. Мой друг, мой самый дорогой друг во всем мире... Так когда-то было. А теперь у нас с ним будет другое единение. Вожделение старое и новое. Мальчишкой я любил его. Кровь пульсировала в его артерии. Моя левая рука скользнула под его правый локоть. Только не надо делать ему больно. Он все равно не сможет убежать. И даже не попытается.
– Больно не будет, Стирлинг, – прошептал я и осторожно пронзил зубами кожу.
Кровь медленно наполнила мой рот, а вместе с ней в меня влились его мечты, его жизнь.
"Безвинен!.." Слово обожгло, затмив собою наслаждение. Передо мной поплыли фигуры, я услышал голоса. Стирлинг проталкивался сквозь толпу, с мольбой обращаясь ко мне в этом видении, произнося одно только слово: "Безвинен". Я снова превратился в мальчишку из прошлого, а Стирлинг все повторял и повторял: "Безвинен". Но я не мог прервать начатого.
За меня это сделал кто-то другой.
Я почувствовал, как в плечо вцепилась железная рука и оторвала меня от Стирлинга, а тот зашатался, чуть не упал, потом тяжело рухнул боком на стул возле письменного стола.
Меня отшвырнули к книжному шкафу. Я слизнул кровь с губы и попытался справиться с головокружением. Мне показалось, что люстра закачалась и картины на стенах вспыхнули яркими красками.
Твердая рука легла мне на грудь, чтобы поддержать и отодвинуть назад.
И только тогда я осознал, что вижу перед собой Лестата.
3
Я быстро пришел в себя. Его взгляд был прикован ко мне, и у меня не было ни малейшего намерения отводить глаза. Тем не менее, я не смог удержаться и оглядел его с головы до ног. Он выглядел потрясающе – именно так, как себя и описывал. Я должен был его внимательно разглядеть, изучить каждую черточку, пусть даже это будет последнее, что я увижу, прежде чем кану в небытие.
Его бледно-золотистая кожа чудесным образом оттеняла фиалково-голубые глаза, светлая спутанная грива вьющихся волос достигала плеч. Очки с цветными стеклами, почти такого же фиолетового оттенка, как и глаза, он сдвинул на макушку и рассматривал меня, слегка хмуря светлые брови, – возможно, ждал, когда ко мне вернется самообладание. Впрочем, это всего лишь мои догадки.
Я сразу обратил внимание, что на нем тот самый черный бархатный сюртук с пуговицами-камеями, который упомянут в той части Вампирских хроник, что названа "Меррик": каждая маленькая камея, я мог бы с уверенностью утверждать, была из сардоникса, а сам сюртук выглядел очень причудливо – приталенный и расклешенный книзу. Льняная рубашка с распахнутым воротом, простые серые брюки и непримечательные черные ботинки.
Что отпечаталось в моем сознании, так это его лицо: широкое и напряженное, с огромными глазами, точеным чувственным ртом и несколько тяжеловатым подбородком, – в целом оно выглядело гораздо притягательнее, чем он сам считал.
Описывая свою внешность, он не отдавал ей должное, потому что не подозревал об одной немаловажной детали: все его черты были прекрасны, но самое главное – озарены мощным внутренним огнем.
В его взгляде не было ненависти. И он уже не поддерживал меня рукой.
В душе я проклинал собственный рост, заставлявший Лестата смотреть на меня снизу вверх. Возможно, только по одной этой причине он с радостью сотрет меня с лица земли.
– Письмо, – язык едва повиновался мне. – Письмо!
Я полез было в карман, теряясь в мыслях, но так и не смог достать конверт. Меня трясло от страха.
Лестат сам сунул руку во внутренний карман моего пиджака и, сверкнув сияющими ногтями, вытянул конверт.
– Это мне, правда, Тарквиний Блэквуд? – спросил он с едва заметным французским акцентом и неожиданно улыбнулся.
Мне показалось, что такое существо не способно причинить вред никому на свете. Он был слишком красив, слишком доброжелателен, слишком молод. Но улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.
– Да, – запинаясь, ответил я. – Письмо, прошу, прочти. – Я замялся, но продолжил: – Прежде чем... примешь решение.
Лестат сунул письмо во внутренний карман сюртука, а затем повернулся к Стирлингу.
Тот сидел молча, с затуманенным взором, вцепившись в спинку стула. Когда он падал, спинка оказалась впереди, и теперь он защищался ею как щитом, хотя я хорошо знал, что это совершенно бесполезно.
Лестат снова пригвоздил меня взглядом.
– Мы не охотимся на агентов Таламаски, братишка, – произнес он. – Но вы... – Он перевел взгляд на Стирлинга. – Вы чуть было не получили по заслугам.
Стирлинг смотрел прямо перед собой, явно не в силах ответить, и лишь покачал головой.
– Зачем вы вообще сюда явились, мистер Оливер? – спросил Лестат.
Стирлинг вновь только покачал головой. Я разглядел крошечные капельки крови на его накрахмаленном белом воротничке и почувствовал стыд, глубокий болезненный стыд, заполнивший все мое существо настолько, что я даже перестал ощущать послевкусие выпитой крови.
Я утратил дар речи и едва не сошел с ума.
Стирлинг мог погибнуть! И виной всему моя жажда. Но Стирлинг остался жив. Однако теперь ему вновь грозит опасность – на этот раз от Лестата. Вот он, Лестат, словно яркое пламя, передо мной. Да, он мог бы сойти за человека, но какого! Притягательного, сильного, заряженного энергией и очень властного.
– Мистер Оливер, я к вам обращаюсь, – тихо, но тем не менее повелительно вновь заговорил Лестат.
Схватив Стирлинга за грудки, он неловко перетащил его в дальний угол гостиной и швырнул в большое, обшитое атласом кресло.
Стирлинг обмяк и совсем скис – да и кто бы не скис на его месте? – и по-прежнему не мог сфокусировать взгляд.
Лестат опустился рядом на бархатный диванчик. Обо мне в эту минуту он совсем забыл – так, во всяком случае, мне показалось.
– Мистер Оливер, я вас спрашиваю. – Голос Лестата звучал ровно, но требовательно. – Зачем вы пришли в мой дом?
– Не знаю...
Стирлинг взглянул на меня, потом на того, кто его допрашивал, и я невольно попытался представить, как же он видит вампира со светящейся, хотя и загорелой кожей и пронзительным яростным взглядом.
Легендарная красота Лестата, видимо, действовала как наркотик. А свет от люстры был безжалостным или великолепным в зависимости от точки зрения.
– Нет, вы знаете, зачем явились, – вкрадчиво произнес Лестат со своим очаровательным французским акцентом. – Мало того, что Таламаска изгнала меня из города. Вам понадобилось еще и вторгаться на мою территорию?
– Я был не прав, – со вздохом признал Стирлинг. Он нахмурился и плотно сжал губы. – Мне не следовало так поступать.
Тут он впервые посмотрел в лицо Лестату, а тот перевел взгляд на меня, потянулся вперед и, перепугав Стирлинга, скользнул пальцами за его воротничок, запятнанный кровью. Потом сердито сверкнул глазами в мою сторону.
– Мы не проливаем кровь, когда насыщаемся, братишка, – произнес он с мимолетной хитрой улыбкой. – Тебе еще многому предстоит научиться.
Его слова поразили меня, как молния. В горле пересохло, и я не мог вымолвить в ответ ни слова. Неужели это означало, что я выйду отсюда живым?
"Не убивай Стирлинга", – мысленно молил я Лестата в эту секунду. А он, по-прежнему не сводивший с меня глаз, неожиданно коротко расхохотался.
– Тарквиний, разверни этот стул и присаживайся. – Он указал в сторону письменного стола. – А то ты заставляешь меня нервничать, когда стоишь там. Ты чертовски высок, даже чересчур. Да и Стирлинг Оливер тоже из-за тебя волнуется.
У меня словно гора свалилась с плеч, но, когда я попытался исполнить его повеление, у меня так сильно тряслись руки, что я готов был провалиться от стыда сквозь землю. Наконец мне удалось усесться к ним лицом, но на почтительном расстоянии.
Стирлинг слегка хмурился, глядя на меня, впрочем, взгляд у него был сочувственный – видимо, он еще не окончательно пришел в себя. Я выпил не так много его крови, чтобы у него до сих пор кружилась голова. Наверное, виноват был испуг: его потрясло само действие. И приход Лестата. Хозяин дома помешал мне завершить начатое, хозяин дома явился и теперь вновь потребовал, чтобы Стирлинг объяснил причину своего непрошеного вторжения.
– Вы ведь могли появиться здесь днем. – Лестат продолжал говорить ровным, спокойным голосом. – С рассвета до заката дом находится под охраной, но Таламаска давно научилась подкупать стражу. Почему вы пренебрегли намеком, что после захода солнца я лично приглядываю за своей собственностью? Вы не подчинились приказу Верховного главы вашего ордена. Вы не обратились к своему здравому смыслу.
Стирлинг кивнул и отвел глаза, словно не нашелся что возразить, а затем слабым, но полным достоинства голосом произнес:
– Дверь была не заперта.
– Не оскорбляйте меня, – все так же миролюбиво произнес Лестат. – Это мой дом. Я вовсе не обязан запирать свою дверь.
И вновь Стирлинг прямо посмотрел в глаза Лестату, а затем заговорил более отчетливо:
– Я поступил неправильно, и вы поймали меня на месте преступления. Да, верно, я нарушил приказ Верховного главы. А пришел сюда, потому что не мог не прийти. Пришел потому, что, возможно, не до конца верил в реальность вашего существования. Не верил, несмотря на все то, что успел прочесть и услышать о вас.
Лестат укоризненно покачал головой и опять коротко рассмеялся.
– Я не удивился бы, столкнувшись с подобным недоверием со стороны обычных смертных читателей моих записок, – сказал он. – Не удивился бы, даже если бы это сказал какой-нибудь юный вампир, вроде вот этого, что сидит здесь. Но я никак не ожидал подобного от члена Таламаски, которая с официальной церемонностью объявила нам войну.
– Если на то пошло, я был против войны, – собравшись с силами, заявил Стирлинг. – Я проголосовал против, как только услышал о ее объявлении. И выступал за то, чтобы в случае необходимости закрыть нашу Обитель здесь, в Луизиане. Но потом... Потом я предложил смириться с понесенными потерями и отступить, укрыться в наших библиотеках, расположенных за рубежом.
– Вы изгнали меня из родного города, – сказал Лестат. – Вы опрашиваете моих соседей. Вы до последней буковки изучаете все документы, подтверждающие мои права собственности. А теперь еще и вторгаетесь на мою территорию. И при всем при этом заявляете, что не верите в мое существование? Это лишь предлог, а не причина.
– Причина такова, что я хотел увидеть вас, – сказал Стирлинг, совсем осмелев. – Я хотел испытать то, чем гордились другие члены ордена: встретиться с вами, увидеть вас собственными глазами.
– И теперь, достигнув цели, что именно вы намерены сделать?
Лестат бросил взгляд на меня, но и блеск в глазах, и улыбка потухли, едва он снова обратился к человеку, сидевшему в кресле.
– То, что мы делаем всегда, – ответил Стирлинг. – Все подробно записать, составить отчет для старшин, подшить копию в досье вампира Лестата... Если, конечно, вы позволите мне уйти, если таково будет ваше решение.
– По-моему, я до сих пор не причинил зла никому из ваших – разве не так? – спросил Лестат. – Вспомните. Разве я напал хоть на одного активно действующего агента Таламаски? Не обвиняйте меня в том, что совершили другие. С тех пор как вы объявили войну и попытались изгнать меня из собственного дома, я проявлял удивительную сдержанность.
– Отнюдь... – тихо заметил Стирлинг.
Я был потрясен.
– Что, черт возьми, вы хотите этим сказать? – возмутился Лестат. – Мне кажется, я вел себя как джентльмен.
Тут он впервые улыбнулся своему собеседнику.
– Да, вы были джентльменом, – ответил Стирлинг. – Но о сдержанности вряд ли может идти речь.
– Вы хотя бы понимаете, что для меня означает быть изгнанным из Нового Орлеана? – не повышая голоса, спросил Лестат. – Способны ли вы постичь, каково это для меня – сознавать, что я не могу прогуляться по Французскому кварталу из-за ваших шпионов, торчащих в Кафе дю Монд, не могу слиться вечером с людской толпой, снующей по магазинам на Рю-Рояль, потому что где-то рядом за мной по пятам следует один из ваших славных приятелей? В силах ли вы осознать, как больно ранит меня необходимость покинуть единственный город на свете, который я по-настоящему люблю?
При этих словах Стирлинг поднялся со стула.
– Но разве вы не хитрили с нами? – поинтересовался он.
– Было и такое, – ответил Лестат, пожав плечами.
– А кроме того, – продолжал Стирлинг, – никто вас из города не выдворял. Вы и не думали покидать его. Наши агенты видели, как вы без зазрения совести восседали в Кафе дю Монд за чашкой бесполезного для вас горячего кофе с молоком.
Столь смелые речи потрясли меня до глубины души.
– Стирлинг! Ради всего святого, не вздумайте спорить, – в отчаянии прошептал я.
Лестат в очередной раз скользнул по мне взглядом, в котором, впрочем, не было гнева, и повернулся к Стирлингу. А тот и не думал замолкать.
– Вы все еще насыщаетесь, охотясь на чернь, – решительно продолжал он. – Властям наплевать, но мы-то сразу узнаем ваш почерк. И знаем, что это вы.
Я пришел в ужас. И как только у Стирлинга язык повернулся ляпнуть такое?
Лестат зашелся безудержным смехом.
– И при всем при том вы пришли ночью? – спросил он. – Посмели явиться, понимая, что я могу вас здесь обнаружить?
– Наверное... – Стирлинг замялся, но потом договорил: – Наверное, мне хотелось бросить вам вызов. Наверное, я совершил грех: поддался гордыне.
"Хвала Всевышнему за это признание, – подумал я. – "Совершил грех..." Отлично сказано!"
Я дрожал, глядя на этих двоих. Меня приводил в ужас бесстрашный тон Стирлинга.
– Мы уважаем вас больше, чем вы того заслуживаете, – заявил Стирлинг.
Я тихо охнул.
– Извольте объясниться! – с улыбкой произнес Лестат. – В чем именно проявляется это уважение, хотелось бы мне знать. Если я действительно у вас в долгу, следует, видимо, выразить благодарность.