* * *
Катерина вдохнула знакомый чарующий аромат. Туберозы… Однажды ей подарили духи с запахом тубероз - и пока флакончик не опустел, Кате снились таинственные сны о ночных садах, где она бродила по щиколотку в черной грязи и любовалась белоснежными благоуханными соцветиями. Потом Катерина узнала: тубероза - символ опасной страсти, вредит законным женам, женщинам, ждущим ребенка, тихим обывательницам, к которым до недавнего времени относилась и сама Катя.
Лицо Апрель белело в темноте, словно цветок, вырезанный из слоновой кости. Мама Лу исчезла. А вместе с ней исчезла и надежда: новая знакомая не причинит Катерине вреда, лишь черная богиня безумия пожирает разум своих жертв, в то время как светлая Апрель…
Катя отвернулась от богини, понимая: еще немного лунного безумия - и остаток дней Катерина проведет, складывая паззл жизни и смерти пиратки-неудачницы, ища ответы на вопросы, мучившие Кэт и вовсе не интересовавшие Катю. Наверняка многие, хлебнув колдовства Апрель без меры, сочли себя нынешних слишком скучными в сравнении с собой тогдашними. То-то по лунному лесу Бельтейна разгуливает толпа гостей в старинных нарядах, разгадывая старинные загадки, твердя старинные истории, отыскивая старинных друзей и врагов. Живые люди, по доброй воле превратившиеся в неупокоенных духов. Нетушки. Не надо нам вашего отравного счастья, ваша божественность. Мы, трусливые обыватели, и нехитрой современностью довольны.
- Ну как хочешь… - растаял в темноте вздох Мамы Лу.
Никак не хочу! - воскликнула про себя Катерина. Не хочу ни к себе прежней возвращаться, ни идти дальше по той дороге, на которую меня вывели. Потому что не сама я ее выбирала, не своей волей делала первые шаги, обманом меня сюда затянули, дверцу за мной захлопнули, ни назад выбраться, ни пожаловаться кому следует.
Наверное, ангелы правы, твердя: демоны портят человеческие души. Тем, что показывают целиком картину мироздания, предназначенную к показу по частям. Тем, что наносят человеческой душе сквозную рану, после которой уцелевшему только и остается, что играть. Играть в посвященного, в избранного, в пастыря, в бога, в черта, в того человека, каким бы он стал, не займись демон его душой вплотную.
Катя вспомнила, как в детстве ее пугал аттракцион "Комната страха" в Луна-парке: вагонетка, ползущая сквозь темный тоннельчик, озарявшийся красными вспышками и оглашавшийся взрывами хохота. Что-то, долженствующее изображать паутину, но на ощупь трикотажное, ползло по лицу, неприлично бойкий скелет вываливался из гроба, пахнущие пивом руки касались шеи… А однажды аттракцион вздумали ремонтировать и одну из стен сняли, обнажив перед прохожими все ржавые пружины и некрашеные потроха детский фобий. На поверку ужасы детства оказались не страшнее витрин магазина "Польская мода" (да что там, мода оказалась не в пример ужаснее). Но прозрение отчего-то не радовало. Напротив, хотелось вернуть чувство таинственной жути, вжимавшее маленькую Катю в неудобное кресло вагонетки.
После этого Катерина взяла за правило рассказывать себе на ночь жуткие истории, чтобы немного подлатать собственную веру в чудеса. Увы, то была всего лишь игра. Повзрослевшая Катя понимала: что-то ушло и уже не вернется. Наверное, в те годы Наама и вся ее честная компания были бы приняты с восторгом.
Ни ангелы, ни демоны не ведают, что для людей лучше, а что хуже, где грань между игрой совершенствующей и игрой разрушающей. А мы, люди, со своей стороны, надеемся на того, кто разделит мир перед нашими глазами на черное и белое, запретит запретное, разрешит разрешенное и в обмен на послушание пообещает нам лучший мир, по которому мы будем тосковать всю оставшуюся жизнь.
Вот и сейчас, думала Катя, я мечтаю выбраться из вашего заколдованного леса и сбежать с вашего ведьмовского Бельтейна, вернуться к Витьке, покормить его ужином, посмотреть телик перед сном, прожить двадцать-тридцать лет в нормальном мире без ангелов и демонов, без разрушающих амулетов и проводящих зеркал. А исполнись мое желание - и я в вовек себе не прощу, что испугалась ступить за пределы обыденного. Я захочу вернуться в вашу комнату страха, чтобы развеяться от страхов рутинных, скучных, мучительных. Легче бояться вселенской войны небес и преисподней, чем витькиной неудачной женитьбы. Каприза богов, а не беспросветной нищеты. Тьмы, накрывшей проклятый город, а не соседкиного ворчания.
Тут до Катерины наконец дошло, что она вышла из лесу и потерянно стоит на краю ночного луга. Десятки черных котов и кошек в лунном свете охотились за майскими жуками, подпрыгивая и хватая лапами воздух, будто танцуя древний магический танец. А вдалеке темной громадой высился тщательно сложенный костер для майской ведьмы. У костра, такой же огромный, как груда бревен, сидел Беленус. Причем не просто так сидел - бог Бельтейна поджидал ее, Катю.
- И чего им всем приспичило со мной разговоры разговаривать? - пробурчала Катерина, направляясь к костру. - Сперва Апрель, потом он… Хорошо хоть эта… Теанна занята, ей не до меня.
- Не надейся, - отрезала Наама, выныривая из пучка засохшей прошлогодней травы. - Поговорить с тобой намерены все, без исключения.
- Ты еще напомни: имя вам легион, чтобы ненароком не обрадовать, - съязвила Катя. - Вы меня в клочья разорвать хотите, да?
- Да. - Голос демона звучал совершенно искренне и серьезно. - Мы хотим разорвать тебя в клочья и сожрать. Мы этого жаждем. И будь мы не демонами, а ангелами, мы бы так и поступили.
Еще один парадокс и моя голова лопнет без всякой помощи демонов! - уныло подумала Катерина, приближаясь к Беленусу, вальяжному и хмельному, в веночке набекрень.
Бог Бельтейна, казалось, вовсе не замечал Катю. Он наблюдал за котами, парящими над землей и когтящими воздух, мурлыкая себе под нос:
"Tim Finnegan lived in Walkin' Street
A gentleman, Irish, mighty odd;
He had a brogue both rich and sweet
And to rise in the world he carried a hod.
Now Tim had a sort of the tipplin' way
With a love of the whiskey he was born
And to help him on with his work each day
He'd a "drop of the cray-thur" every morn…"
Тим Финнеган, Тим Финнеган, вздохнула Катерина, ветреник и сердцеед, головная боль заботливых мамаш, почему именно ты даришь женскому сердцу предчувствие счастья? Почему этой способностью не наделен Дрюня, которому лишь в глазах собственной матери уготована роль красавца и умницы Анджея? Все равно, настрадавшись из-за Тимов Финнеганов, мы обретаем покой возле безответного и безотказного Дрюни, поддерживавшего нас все эти годы… Так почему бы Эмилии Седли не выйти сразу за капитана Доббина, не растратив ни пенни своей благосклонности на Джорджей Осборнов? Ведь истинной драгоценностью среди мужчин является не Джордж, о нет, совсем не Джордж! Но Эмили понимают, как дорого заплатили за фальшивку, слишком поздно, когда их кошельки и сердца уже пусты…
И зачем я об этом думаю? - спросила себя Катя. Конечно, о чем еще беспокоиться в колдовском лесу, в окружении существ, способных уничтожить меня "слабым манием руки" - да что там руки! - одним движением ресниц. Самое время поразмыслить над выбором между восхитительным негодяем-вертопрахом - и скучным надежей-опорой. Центральная тема Бельтейна, что и говорить…
* * *
- Правильно! Центральная тема Бельтейна! - бодро подтвердил голос… Дрюни. Только из-за могучего силуэта Беленуса на свет луны вышел не Дрюня и не Анджей, а Цапфуэль. - Посмотри мне в глаза, женщина. Узнаешь меня? Однажды я уже говорил с тобой.
Как же, говорил! - мрачно подумала Катя. С диваном моим ты говорил, а я, к счастью, увернулась. А то лежала бы сейчас на больничной койке с ушибом мозга. Или вообще… в землице сырой.
- Прости, что напугал, - без всякого раскаяния в голосе продолжил ангел луны. - Но ты должна понять: есть вещи поважнее, чем жизнь. Как только ты примешь эту истину, я смогу говорить с тобой о действительно важных вещах. Действительно. Важных. - Цапфуэль величественно склонил голову и смежил веки, кивком, достойным Каменного гостя, подтверждая свое согласие говорить о действительно важных вещах с короткоживущей поденкой вроде Кати. - Но сперва сделай свой выбор: я - или он! - и ангел луны простер в сторону бога Бельтейна руку, сверкавшую, словно клинок.
Он выглядел таким солидным, таким внушительным… Прямо тайный советник вселенной! В который раз Катерина убедилась в правоте Шарля Перро и голливудских фильмов: если дурнушку переодеть и обучить манерам, кто знает, какую аристократку мы обнаружим под грязными лохмотьями.
Ангел луны стоял перед Катей, серебрясь, точно новогодняя елка в свете телевизора. Гордая осанка и надменно вздернутый подбородок не оставляли сомнения: Цапфуэль прекрасен. Курносый, лупоглазый, лопоухий и стеснительный нерд исчез, на его месте появилось надменное высшее существо. Кому охота исследовать внешность ангела на предмет выявления лупоглазости или курносости? Так же, как и непомерная толщина Беленуса, они стали частью божественного облика - и знаком божественной целесообразности. Если бог Бельтейна весной становится похож на кита, выброшенного на сушу, ради пробуждения всего живого, наверняка есть причина тому, что ангел луны смотрит на мир выпуклыми глазами совы?
А пока Катерина всячески оттягивала миг выбора, оба божества разглядывали ее с видом собственников. Каждый из них излучал уверенность: эта женщина - его. И не возразишь: Беленус - источник всех чувственных наслаждений, Цапфуэль - оплот той верности, что придает наслаждениям смысл. Обычная смертная женщина Катя, прожившая жизнь под эгидой долга, однако с детства мечтавшая совсем о другом, должна выбрать одного из них - но кого?
Катерина вдруг остро ощутила, как далеко это детство отстоит от ее сегодняшних сорока. И как мало остается времени, чтобы воплотить хотя бы некоторые свои мечты. Будь она помоложе, без всякого сожаления отрезала бы: долг главнее! Витька, семья - смысл всей ее жизни! Но Катя до сих пор не забыла чувство блаженного безмыслия, охватившее ее при одной лишь улыбке Беленуса. Блаженство было таким огромным, что хотелось провести в нем всю жизнь, не приходя в себя ни на минуту. Да и сколько их осталось, тех минут… В молодости эта сокровищница кажется неисчерпаемой. Оттого и выбор кажется легким: что бы ты ни предпочел, долг или удовольствие, есть время и для того, и для другого. А сейчас?
Я не могу, беззвучно прошептала Катерина. Наама! Где ты? Помоги…
Цапфуэль скривился и даже как-то потускнел, будто луна спряталась в облака.
- Опять ты взываешь к демону, - вздохнул он. - Как мне тебе объяснить: мать обмана тебе не друг?
- А ты? - тоненько вскрикнула Катя. - Разве ты мне друг? Моя жизнь ангелам не важна… А витькина? А жизнь того, чье тело ты напялил? Мы все для вас - одежда! Сносил - и выбросил! Скажешь, не так?
- Так! - усмехнулся Беленус. - Оставь ее, Цапфуэль. Вечно ты добиваешься от людей клятв и обетов. Пора бы тебе понять: чем суровей закон, тем больше тянет его нарушить. Кому, как не пиратской девке, знать это. - И Беленус едва заметно подмигнул Катерине, точно извиняясь за нелестное прозвание.
- Она давно уже не пиратская девка! - взъярился ангел луны. - Она почтенная женщина, жена и мать! Ну скажи ты ему, Катя, - неожиданно умоляющим голосом обратился Цапфуэль к Катерине, сразу став похожим на Дрюню.
В моей судьбе и так слишком много долга, подумала Катя. Долг поженил нас с Игорем, потом развел. Долг всучил мне ненавистную работу. Конечно, долг растил маленького Витьку - одна любовь бы тут не справилась. Но я бы не сказала, что долг - это благо. Долг перед Мамой Лу сделал из проститутки убийцу. Кто его знает, каков он, мой долг, чего он ждет от меня? А вдруг он сделает со мной то же, что сделал с Кэт?
Представив себя на старости лет на панели - в обтрепанном джинсовом мини и сетчатых колготках, с поплывшей помадой и безразлично-похотливым выражением лица, Катерина прикусила губу, чтобы не расхохотаться. Тело Беленуса заколыхалось от беззвучного смеха, а Цапфуэль насупился, явно намереваясь отчитать Катю. А то и отшлепать.
- Формально Катерина уже не то и не другое, - вклинилась в разговор Наама, явно выжидавшая удобного момента. - Муж ее оставил, сын вот-вот оставит. Он взрослый мужчина, негоже такому за подол цепляться. Когда моя хозяйка окажется одна, что ты дашь ей взамен?
- Свободу от тебя, - без всякой надежды уронил Цапфуэль. - Свободу от лжи. От иллюзии, что лишь испытав все наслаждения, человек вправе сказать: жизнь удалась.
- Ну, если так… - улыбнулась Катя. - Если так, то я хочу освободиться от лжи и узнать правду: зачем я здесь? Ответь мне, ангел луны, как свободный свободному!
- Чтобы успокоить это тело, - поморщился Цапфуэль. - Мне, в общем-то, все равно, что с тобой будет. Скорее всего, ничего. Но тело этого мужчины изводится второй день, думая о тебе поминутно. Оно мешает мне! Я отвык от нервных человеческих тел. Я хочу вернуть тебя в лоно семьи и выдать за него замуж - и тогда вы оба перестанете меня донимать.
Похоже, ангелам не свойственно церемониться с людьми и вникать в тонкости любовного политеса. Ангелы прямолинейны даже когда пытаются хитрить. Надо это запомнить.
- А ты ответишь мне, Беленус?
- Зажечь костер, - усмехнулся бог Бельтейна. - Просто зажечь костер. Не объявись на нашем празднике твой ангел, никто бы не потребовал: выбирай! Мне твой выбор не нужен. И Нааме не нужен. И Лисси. Мы, старые боги, не сражаемся за человеческие души. Мы даже не делаем вид, что нас интересует происходящее в них. Цапфуэль говорит правду: есть дела поважнее развлечений.
- Развлечений? - удивилась Катерина. - Так люди для вас - развлечение?
- Конечно, - совсем не обидно признался Беленус. - Боги вполне в состоянии прожить без вас, но с вами - гораздо приятнее. Поэтому всем хочется посмотреть на тебя, показаться тебе, побыть рядом. Беда в том, что мы не в меру любопытны и можем выпить тебя, как молодое вино. Если бы мы были ангелами…
- То вы бы так и сделали? - вспомнила Катя слова Наамы.
- Ангелы уверены в своей правоте, - вздохнул бог Бельтейна. Так печально, что катино сердце замерло в тоске. - Они - дети, которым кажется, будто их желания - краеугольные камни мироздания. А мы - старики, которые знают: мироздание стоит не на камнях. Его вечно изменчивое основание - само движение. И всё, что сегодня незыблемо, завтра рассыплется и развеется без следа. Сегодня ты жена и мать, завтра твой муж умрет, дети уйдут, дом опустеет - и ты станешь кем-то другим…
- Например, уйду в пираты, - невесело пошутила Катерина.
- Почему нет? - пожал плечами Беленус. - Мимолетные удовольствия прочнее всего, что мы считаем опорой мира. Три века подряд тебе нравилось воровать - так отчего бы тебе не вернуться к старым грехам?