Митч вздрогнул и посмотрел на Рэя Ричардсона. Этим самым именем. Решетка, здание штаб-квартиры корпорации "Ю" впервые окрестил критик раздела архитектуры из "Лос-Анджелес таймс". Сэм Холл Каплан. Причиной послужило внешнее сходство конструкции из пересекающихся параллельных панелей и опор с конфигурацией поля для американского футбола, равномерно расчерченного на такие же ровные полосы. Но Митчу было хорошо известно, как это прозвище раздражало Рэя Ричардсона.
– Эйдан Кенни, – резким голосом произнес Ричардсон, – мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь называл здание штаб-квартиры корпорации "Ю" Решеткой. Это – "Ю-билдинг", или офис корпорации "Ю", или Хоуп-стрит, дом 1, и ничто другое. И здесь никому не позволено чернить таким подлым образом здание, построенное по проекту Рэя Ричардсона. Все ясно?
Понимая, что к их разговору прислушиваются, помимо Эйдана Кенни, и другие сотрудники, Рэй Ричардсон произнес еще громче:
– Это касается всех. Чтобы больше никто не смел называть штаб-квартиру корпорации "Ю" Решеткой. Этот проект удостоен девяноста восьми наград за выдающиеся архитектурные решения, и мы все по праву можем гордиться нашим детищем. Да, в основу своего архитектурного стиля я положил технологичность – думаю, этого вы оспаривать не будете. Но усвойте себе, что о красоте зданий я тоже не забываю. Технологичность и красота не так уж несовместимы, как некоторые привыкли считать. А тот, кто не согласен, не имеет права работать у меня. И больше на этот счет не заблуждайтесь. Я выгоню всякого, кто еще хоть раз произнесет слово "Решетка". То же самое относится и к возможным прозвищам для зданий Кунст-центрума в Берлине, Йохоги-парк в Токио, музея Буншафт в Хьюстоне, Тэтчер-билдинг в Лондоне и всех других объектов, которые нам еще предстоит возвести. Надеюсь, все меня поняли.
Пока Митч вез Эйдана Кенни по бульвару Санта-Моника в восточную часть Лос-Анджелеса, тот без устали комментировал выволочку, которую устроил ему хозяин. Митча внутренне порадовало, что на Эйда этот выговор почти не подействовал. Кенни даже находил происшедшее довольно забавным.
– Кстати, о Йохоги-парк, – вспомнил он. – Как там его окрестили? Прошу прощения, как очернили это творение? Ну и словечко – "очернили". Надо бы уточнить. Должно быть, что-то неприличное.
– По этому поводу была какая-то заметка в "Арки-текчарэл дайджест", – заметил Митч. – Там сообщалось, что "Джэпэн таймс" даже поручила фонду Гэллапа провести опрос на тему, что об этом здании думают сами токийцы. Насколько помню, большинство обозвали его "лыжным трамплином"
– Значит, "лыжный трамплин". – Кенни отрывисто хохотнул. – Мне это по душе. Оно и в самом деле напоминает трамплин, не так ли? Уф-ф, клянусь, хозяину бы эта кликуха тоже понравилась. А как насчет Буншафта?
– Для меня самого это новость. Возможно, он усмотрел там что-то такое, чего я не заметил.
– И чего в конце концов добивается этот сукин сын? А может, все это дело рук Джоан? Наверное, она его специально накручивает, чтобы покрепче прибрать к рукам. Ведет себя, как мужик в юбке: я таких называю "железная леди". Ей бы защитником играть за наших "Сталеваров".
– Ричардсон не последний архитектор в Лос-Анджелесе, могу это любому сказать без лукавства. Да, у Морфозиса побольше премий и наград. Ненамного от него отстал и Фрэнк Гери. И хоть Рэй подчас ведет себя, словно параноидальный шизофреник, но по крайней мере созданные им здания не свидетельствуют об этом. А тебе не кажется, что для некоторых из этих преуспевающих парней конструирование максимально уродливых сооружений является своего рода проявлением истинной натуры?
– Нормально, Митч, так их, – заржал Кенни. – Но тебе ведь известно, что слово "уродливый" в архитектуре лишено смысла. Есть просто авангард, суперавангард и, скажем так, сугубо защитно-прагматический стиль. И уж если ты хочешь в наши дни сделать свое творение по-настоящему модным и престижным, то лучше всего придать ему вид каторжной тюрьмы.
– Приятно слышать такие замечания от человека, который сам водит фешенебельный "кадиллак-протектор".
– А тебе известно, сколько этих самых "кадиллак-протекторов" было продано за прошлый год в одном Лос-Анджелесе? Восемьдесят тысяч. Поверь мне, через пару лет здесь все будем разъезжать на них. Включая тебя. Кстати, один из них уже водит Джоан Ричардсон.
– А почему не сам Рэй? Ведь столько людей искренно мечтают о его смерти.
– Будто ты не знаешь, что его "бентли" из танковой брони. – Кенни покачал головой. – Обычный вариант этой тачки в Лос-Анджелесе никто и не купит. Но я, по правде говоря, предпочитаю свой "протектор". У него, например, есть запасной движок на случай, если основной двигатель накроется. Даже у "бентли" такого нет.
– Так чего же ты на ней не ездишь? Ведь тебе совсем недавно ее доставили.
– Да так, ничего серьезного. Забарахлил бортовой компьютер.
– Что с ним?
– Пока точно не знаю. Его периодически курочит мой восьмилетний Майкл. Он всерьез утверждает, что этот контроллер управляет системой вооружения автомобиля или что-то в этом роде. И что с его помощью якобы даже можно уничтожать другие машины.
– Эх, если бы это и вправду было возможно, – мечтательно заметил Митч, резко давя на тормоза, чтобы не протаранить в бок подрезавший их бежевый "форд". Яростно оскалив зубы, он мельком взглянул в боковое зеркало и нажал на газ, чтобы догнать мерзавца.
– Постарайся не смотреть ему в глаза, Митч, – взволнованно попросил его Кенни. – Просто на всякий случай, ты меня понимаешь... У тебя, кстати, нет в машине револьвера? – Он открыл бардачок.
– Если бы у твоего "протектора" действительно было бортовое вооружение, я бы сегодня же его купил.
– Но вряд ли от этого тебе стало бы намного легче. Обогнав бежевый "форд", Митч оглянулся на своего попутчика:
– Расслабься. У меня здесь нет револьвера. У меня его вообще нет.
– Нет револьвера? Ты пацифист, что ли?
Эйдан Кенни был грузный, коренастый мужчина. Он носил очки в металлической оправе и отличался большим и необыкновенно эластичным ртом, в котором, казалось, запросто поместится двойной чизбургер. Временами он напоминал Митчу мелкого князька эпохи Возрождения: маленькие, близко посаженные глазки, вытянутый прямой нос, оставлявший впечатление повышенной чувственности и одновременно уважения к собственной персоне, выдающийся вперед подбородок благородных габсбургских пропорций и, наконец, небольшая ухоженная бородка, которую ребята обычно отпускают в молодости, чтобы выглядеть повзрослее. Кожа у него была рыхлая и белая, словно туалетная бумага, как у многих, кто большую часть времени проводит за экраном компьютера.
Они свернули на юг по Голливудскому шоссе.
– Вот поэтому-то я время от времени и подкидываю ему компьютерные игрушки, – произнес Кенни. – Знаешь, такие игры в диалоговом режиме на компакт-дисках.
– Кому это?
– Да своему сынку. Может, тогда он оставит в покое мой бортовой компьютер.
– Похоже, он единственный пацан во всем Лос-Анджелесе, который еще не перепробовал все эти игрушки.
– Мне-то хорошо известно, какая это зараза, с ними запросто можно обо всем остальном забыть. Поэтому я до сих пор пользуюсь услугами "Ассоциации анонимных пользователей компьютерных игр".
Митч еще раз украдкой взглянул на своего коллегу. И легко представил того развлекающимся в короткие утренние часы какой-нибудь фантастической компьютерной забавой. Но это нисколько не умаляло профессиональных достоинств Эйдана Кенни. До работы в компании "Би-эм-си", которую впоследствии за несколько миллионов долларов перекупил Рэй Ричардсон, Эйдан был сотрудником Стэнфордской лаборатории искусственного интеллекта. Кстати, все это еще раз подтверждало дальновидность и самого Рэя Ричардсона: в свою команду он отбирал профессионалов высшей пробы. Даже если поначалу и не знал толком, как их лучше использовать.
– Кстати, Митч, он сегодня заглянет ко мне. Мы договорились с ним зайти в магазин выбрать пару игрушек.
– Кто? Майкл?
– У него день рождения. Маргарет подвезет его к Решетке... Свят-свят-свят! Разумеется, к "Ю-билдингу". Эй, я надеюсь в твоей тачке нет подслушивающих "жучков". Как думаешь, ничего страшного, если мы проведем с Майклом весь остаток дня? Я хочу вечером сводить его на баскетбол с участием "Клипперс", мне неохота сразу отправляться домой.
Между тем Митч размышлял об Аллене Грейбле. При уходе тот оставил свой кейс под письменным столом в конторе. А когда Митч еще раз перезвонил ему днем, то снова услышал голос автоответчика, значит, домой Аллен так и не возвратился. Митч поделился своими соображениями с Кенни.
– Тебе не кажется, что с ним могло что-то случиться? – спросил он Эйда.
– Например?
– Не знаю. У тебя должно быть хорошо развито воображение, если ты водишь "кадиллак-протектор". Я хочу сказать, что он вчера вечером уходил из мастерской достаточно поздно.
– Возможно, куда-нибудь закатился и как следует расслабился. Аллен не дурак выпить. Два-три раза у него уже были с этим неприятности.
– Что ж, может, ты и прав.
Свернув с шоссе на Темпл-стрит, они поехали по хорошо знакомым им центральным кварталам, над которыми нависала семидесятитрехэтажная ортогональная башня публичной библиотеки, построенная по проекту И.М. Пея. Митч отметил про себя, что самые высокие небоскребы в Лос-Анджелесе (по большей части – банки и торговые центры) представляли собой громоздкие и незамысловатые сооружения, будто сложенные из кубиков "Лего" каким-нибудь восьмилетним пацаном. Он свернул на юг, на Хоуп-стрит, и ощутил прилив гордости, увидев перед собой штаб-квартиру корпорации "Ю". Слегка пригнув голову, он бросил через лобовое стекло быстрый взгляд на гигантскую полупрозрачную стену-занавес, расположенную позади характерной решетчатой конструкции из огромных горизонтальных балок и вертикальных опор цвета слоновой кости. Тем не менее весь этот каркас выглядел вполне соразмерным обрамлением для широкой стометровой лестницы, которая гигантской изогнутой змеей опускалась с двадцать пятого этажа.
Несмотря на повышенную чувствительность Ричардсона к прозвищам, сам Митч не находил в этом ничего особо оскорбительного. В душе он был почти уверен, что рано или поздно, так же как это произошло со знаменитым нью-йоркским "Утюгом", хозяева "Ю-билдинга" уступят общественному мнению и сделают "Решетку" официальным названием своей штаб-квартиры. Обозвать-то можно как угодно, подумал он, но по сравнению с окружавшими его безликими стеклянными коробками Решетка, по мнению Митча, была, несомненно, самым ярким образцом современного градостроения во всей Америке. К этому сверкающему, серебристо-белому, насквозь прозрачному, абсолютно целесообразному и полностью автоматизированному зданию было просто нечего добавить. Его кажущаяся бесцветность на самом деле заключала в себе всю гамму цветов, и, на взгляд Митча, эта ровная белизна олицетворяла истину в ее высшей простоте.
Сбавив ход, Митч свернул на подъездную дорогу, которая вела на подземную стоянку. Неожиданно он почувствовал, как что-то ударило о машину с правой стороны.
– О Господи! – воскликнул Кенни и пригнул голову вниз.
– Что там, черт возьми, случилось?
– Один из этих китайцев чем-то швырнул в машину.
Митч тем не менее не остановился. Как любой нормальный житель Лос-Анджелеса, он делал это только перед светофором или по сигналу полицейского. И только оказавшись в безопасности за металлической дверью подземного гаража, он осмотрел повреждение. Никакой вмятины или даже царапины. Только мокрый след от какого-то гнилого фрукта размером с ладонь. Вытащив из бардачка тряпку. Митч стер пятно и понюхал ее.
– Вроде гнилой апельсин, – доложил он. – Могло быть и похуже. Запросто могли и булыжником запустить.
– Вот в другой раз и будет тебе похуже. Мой тебе совет, Митч, – приобретай "кадиллак-протектор", – заметил Кенни, поеживаясь. И добавил фразу из телевизионной рекламы: – "Эта машина всегда сохранит вам жизнь и свободу". На рекламном ролике белый чудак нагло тащился на своем автомобиле через негритянский пригород.
– Что случилось с этими ребятами? До сих пор они ничего не швыряли. И куда делись копы? Некому следить здесь за порядком.
Кенни покачал головой:
– Кто знает? Может быть, сами копы все это и заварили? Боже, в наше время зачастую больше приходится бояться полиции, чем хулиганов.
– Ты не видел по телику того слепого? Ну, которого пристрелил полицейский, когда несчастный случайно ткнул в него своей белой тростью?
– Думаю, нам лучше поговорить с Сэмом, – сказал невпопад Митч. – Послушаем, что он скажет.
Они прошли через дверь к лифтам, где их уже ждала кабина для подъема в основной корпус. Она пришла сюда автоматически, как только они сообщили свои пароли при въезде в гараж.
– Какой этаж, господа? – спросил механический диспетчер.
Наклонившись к микрофону на стене, Кенни спросил:
– Авраам, где можно найти Сэма?
– Авраам? – Митч вопросительно глянул на Кенни, который в ответ только пожал плечами. – Разве я тебе не рассказывал? Мы решили присвоить автоматам имена.
– Сэм Глейг сейчас в фойе, – ответил компьютер.
– Тогда, пожалуйста, доставь нас туда, Авраам. – Эйд улыбнулся Митчу. – Во всяком случае, это намного приятнее узлов и программ, которыми наградили своего "Ю" Чич с Чонгом. Например, Математический Анализатор Компьютера они называют М-АНья-К. Как это тебе?
Двери лифта закрылись.
– Значит, Авраам? Что ж, недурно, – согласился Митч. – Только знаешь, всякий раз, когда раздается этот голос, мне нажегся, что где-то я его уже слышал.
– Так это же голос Алека Гиннесса, – подсказал ему Кенни, – того пожилого англичанина из "Звездных войн". Этот фильм крутили два выходных подряд, и мы успели записать его в нашей мастерской в цифровом варианте. Конечно, Аврааму не составит труда сымитировать любой звук и тембр, но, чтобы обеспечить устойчивую речь, и особенно диалог, необходимо иметь под рукой актера, чтобы с его помощью заложить необходимые лингвистические основы. Наряду с Гиннессом мы опробовали не меньше дюжины других голосов, включая Глена Клоуза, Джеймса Эрла Джонса. Марлона Брандо, Мэрил Стрип и Клинта Иствуда.
– Клинта Иствуда? – удивленно переспросил Митч. – Для автомата в лифте?
– Ага, но Гиннесс подошел лучше всех. Людям кажется, что его голос звучит очень ободряюще. Наверное, из-за английского акцента. Но мы не ограничились только английским языком. В Лос-Анджелесе говорят на восьмидесяти шести языках и диалектах, и наш Авраам способен все их понимать и отвечать на любом из них.
Двери лифта мягко распахнулись, и из фойе до них донесся приятный искусственный аромат сухого кедрового дерева. Митч и Кенни ступили на белый мраморный пол, с которого еще не сняли защитную синтетическую пленку, и направились к стойке с голографическим изображением секретарши, около которой стоял охранник. Заметив приближающихся мужчин, тот на время прервал изучение верхушки огромного дерева, возвышающегося в фойе, и сделал шаг навстречу.
– Доброе утро, джентльмены, – приветствовал он их. – Как поживаете?
– Доброе утро, – ответил Митч. – Сэм, один из этих демонстрантов там внизу швырнул что-то в мою машину. Оказалось, лишь тухлым апельсином, но, пожалуй, тебе стоит об этом знать.
Все трое приблизились к входной двери и взглянули через армированный плексиглас на небольшую группку демонстрантов. Они стояли за полицейским барьером, в одном шаге от каменной лестницы, которая вела на площадку перед зданием штаб-квартиры. Полицейский сидел в сторонке на своем мотоцикле и спокойно читал газету.
– Наверное, тебе стоит переговорить с копом, который за ними наблюдает, – предложил Митч. – Не думаю, что за этим скрывается что-нибудь серьезное, но не хотелось бы, чтобы такие инциденты вошли в привычку, о кей?
– Разумеется, сэр, я все понял, – ответил Сэм Глейг.
– Они уже доставляли вам раньше какие-нибудь неприятности? – спросил Кенни.
– Неприятности, сэр? Нет, сэр. – Сэм ухмыльнулся и, положив ладонь, размером с приличную пиццу, на висевшую сбоку кобуру с автоматическим револьвером 9-го калибра, постучал костяшками пальцев другой руки по стеклу. – Да и что они особенного могут натворить? Скажем, это армированное стекло имеет толщину 20 сантиметров. Его не пробить ни из дробовика 12-го калибра, ни из натовской винтовки калибра 7,62. Даже следа не останется. Знаете что, мистер Кенни? Здесь у меня, по-моему, самая безопасная работа, которую я когда-либо имел. И еще могу побиться об заклад – это одно из безопаснейших мест во всем Лос-Анджелесе. – Он довольно рассмеялся, и его зычный хохот, отразившись от мощных дверей, эхом разнесся по всему холлу, словно смех рождественского Санта-Клауса.
Улыбнувшись в ответ, Митч и Кенни снова направились к лифту.
– Он прав, – заметил Кенни. – Это действительно самое надежное здание во всем городе. Даже российский парламент здесь мог бы чувствовать себя в полной безопасности.
– И ты считаешь, я мог бы обсудить с ним наши проблемы, касающиеся "фен-шуй"? – шутливо спросил Митч.
– Вот это уж вряд ли, – заржал Кенни. – Боюсь, только даром потеряешь время.
У Митча и Кенни были абсолютно разные взгляды на Решетку. Это объяснялось тем, что Митч смотрел как бы исключительно снаружи, а Кенни – изнутри. Для Кенни Решетка представлялась скорее физической оболочкой мощного компьютера. "Ю-5" обладав чрезвычайно широкими и сложными функциями: начиная с отслеживания, координации и управления практически всеми, даже самыми незначительными, процессами внутри здания и кончая обеспечением полной безопасности и непрерывного, сверхнадежного контроля за многочисленными параметрами всех узлов и деталей с помощью разнообразных датчиков, близких по чувствительности к человеческим рецепторам. Это сходство компьютера с человеческим организмом даже позволило его наладчикам-конструкторам Бичу и Йохо добиться эффекта "присутствия". По существу, казалось, что тот же Авраам просто растворен в пространстве и во времени, обладая такими же, как и обычный человек, органами восприятия. Кенни шутил, что это тот самый случай, когда можно было сказать: "Я программирую – следовательно, я существую".