Полковник отшатнулся от меня с таким выражением, будто его ударили. Надя, выставившая на стол чашки и вазочку, уронила на пол пустой поднос. Раздался оглушительный звон.
– Технология процесса является секретной, – выдавил из себя полковник несколько секунд спустя. – Но я не понимаю – неужели вас совершенно не волнует, что вы – восстановленная личность?
– Особых различий не замечаю, – признался я. – За исключением досадных провалов в памяти. А важно, наверное, только это.
Откровенно говоря, мне было немного не по себе. Но не до такой степени, чтобы плакаться Мизерному в жилетку или биться головой о стену.
– Зубы, – сказал Мизерный.
– Что зубы?
– Исследуйте свои зубы.
Я провел языком по зубам. Вроде бы все целы.
– На месте, – ответил я.
– Пломбы, – уточнил полковник.
А вот пломб не было! Наверное, мое лицо приняло озадаченное выражение. Полковник торжествующе улыбнулся.
– Ваш организм полностью здоров. Вы словно только родились. Да, собственно говоря, примерно так оно и есть.
– Приятно чувствовать себя молодым и здоровым, – кивнул я. – Но вы все время уводите в сторону. Кем бы я ни был, откуда бы ни появился… Что вам от меня надо?
* * *
Полковник пригубил дымящийся напиток из фарфоровой чашечки. Вздохнул, взял кусочек печенья. Я тоже попробовал кофе. Пакость наподобие дешевого растворимого, с кислым привкусом. И печенье сухое, безвкусное. Наверняка загорится, если поджечь.
– Мы, гражданин Воронов, хотим предложить вам высокооплачиваемую и престижную работу. С массой льгот и привилегий. Такую работу, за которую любой человек будет согласен на все. Что и говорить – я бы сам от нее не отказался. А я занимаю довольно высокую должность…
Я хмыкнул. Это уже похоже на что-то.
– PR-акции? Вам рекомендовали меня как специалиста? Кто, хотелось бы знать, помнит меня на этой планете через пятьдесят лет после… Ну, за исключением, скажем, того, что я сам себя помню.
– Пи Ар? – переспросил полковник, проигнорировав мой второй вопрос. – Что это значит?
– Паблик рилэйшенз. Общественные отношения. Формирование общественного мнения в нужную сторону.
– Вы этим занимаетесь? – удивился Мизерный.
– Сейчас – не занимаюсь. Но доводилось.
– Нет, наша работа не касается рекламных кампаний. Мы хотим предложить вам возглавить охрану одного объекта.
На этот раз настал черед удивиться мне. И удивиться сильно.
– Охрану объекта? Но, как бы вам сказать… Я ведь ни разу не занимался ничем подобным! Собственно, об охране я вообще имею очень слабое представление. И мои навыки в этой области крайне ограниченны.
– Я в курсе, – не растерялся полковник. – Но, как мы знаем, у вас большой опыт планирования диверсионно-подрывной работы…
– Что? – не веря своим ушам, переспросил я. – Да за кого вы меня принимаете? Я взрывчатку никогда в руках не держал!
Полковник выразительным жестом остановил меня.
– Мы читали ваши книги, Евгений. Их мог написать только специалист. К тому же вы достаточно себя проявили… – Полковник замялся, словно потеряв мысль. – Одним словом, я уверен, что у вас получится. Тем более, сейчас большинство граждан стало мягче. Или, напротив, прут напролом. А у вас, я надеюсь, сохранились черты человека прошлого. Гражданина общества, где каждый был воином. И мы уверены, что вы сможете выполнить поставленную перед вами задачу.
Говорил Мизерный красиво. Слишком красиво для того, чтобы ему можно было поверить.
– Мне нужно получить больше сведений. Тогда я подумаю над вашим предложением, – сказал я. – Но сначала у меня еще один вопрос. Вы говорите, что воскресили меня. Я что, погиб? Когда, как? Или вы вывели меня из состояния клинической смерти?
– Именно так, – согласился Мизерный. – Вы долго лежали в холодильнике. У нас уже не было никакой надежды. Но потом обнаружилось, что мозг не поврежден. И мы вас оживили.
– Пересадив мозг в выращенное тело?
– Примерно так.
– Что же со мной случилось? Как я попал в холодильник?
– Не знаю, – простодушно ответил полковник. – Столько времени прошло… Одни документы и остались! Ни родственников, ни друзей… Печально, но что поделать?
* * *
Помимо маленькой спальни, небольшого конференц-зала и крошечного душевого блока, в непосредственной близости от места моего обитания оказалась еще одна спальня, побольше, с двумя кроватями. Вся "квартира" была отгорожена от прочих помещений тяжелой бронированной дверью. Закрывалась она, похоже, снаружи. Наверное, когда-то ее можно было открыть и изнутри, но отпирающий механизм сняли – об этом свидетельствовали следы на двери.
Я подумывал было искупаться, когда меня вновь навестила Надя. Девушка принесла большую тарелку пшенной каши, брусок желеобразного продукта, напоминавшего холодец, но теплого, две головки чеснока. И стакан напитка, похожего на травяной настой с лимоном.
– Ваш обед, – объявила девушка.
– Спасибо, – кивнул я.
Ни ножей, ни вилок… Простая алюминиевая ложка, пластиковая тарелка. Я в тюрьме? Или все сейчас живут не очень широко?
Попробовав кашу, я нашел ее довольно вкусной, хотя пшенку прежде никогда не любил. Желе оказалось мясным. А как его готовили, я не понял. Чай я выпил, чеснок есть не стал.
– Почему вы не хотите чеснок? – спросила Надя, внимательно наблюдавшая за моей трапезой.
– Не тянет, – признался я. – Чеснок с борщом хорошо…
– Борща нет. Когда пойдете работать, сможете ходить в рестораны. В некоторых подают борщ, – улыбнулась девушка.
– Не такой уж я любитель. Особенно ресторанных борщей.
– Я когда-то пробовала – мне тоже не понравилось, – призналась Надя. – Правда, не в ресторане. Покупала пакет с растворимым борщом…
– Ну, растворимый борщ, наверное, дрянь…
– Не наверное, а точно! – засмеялась девушка.
Она забрала посуду, отнесла ее куда-то за бронированную дверь, но очень скоро вернулась. Присела на кровать и смущенно улыбнулась.
– Ты что-то хочешь спросить? – спросил я, переходя с "вы" на более непринужденную форму общения.
– Я много чего хочу спросить. Но мне не велели приставать к вам с разговорами.
– Зачем же ты тогда пришла? – спросил я.
– Так ведь я буду жить с вами. В этой комнате, – спокойно заявила девушка.
Я слегка опешил. Такое абсурдное заявление было еще более странным, чем рассказ полковника.
– Со мной? Зачем?
– Ну, надо ведь за вами кому-то присматривать?
– Да я не болен…
– Не в том смысле. Всякое может случиться… При том, на что вы способны, за вами нужен глаз да глаз!
Что ж, если я пленник, это не лишено смысла. Но почему не поставить в каждой комнате видеокамеру? Или не запирать дверь на большой засов? Или, в конце концов, не поселить со мной дюжего охранника-мужчину? Очень уж странно выглядела ситуация, когда даже с высокопоставленным и уважаемым пленником живет девушка-лейтенант. А я был даже не высокопоставленным пленником, а вообще непонятно кем…
– Что, такую работу не могли доверить мужчине? – спросил я.
Большие глаза Нади округлились.
– Вы предпочитаете мужчин?
– Нет, конечно! То есть смотря в каком смысле… Я вообще ничего не понимаю… У вас здесь какие-то странные порядки!
– Полковник Мизерный считает, что за вами нужен присмотр. И что женщина уследит лучше. Тем более что на женщину вы нападать не станете. Да и ужиться женщине с мужчиной гораздо легче, чем двум мужчинам или двум женщинам. Сексуальное взаимопонимание, основанное на взаимном интересе. А нам ведь предстоит быть вместе почти все время.
– Да я и на мужчину нападать не стану, – начал было я, но замолчал.
В конце концов, зачем мне спорить? Пусть живет. И насчет взаимопонимания полковник прав. Но только не делают так! Девушка ведь, наверное, не проститутка? С другой стороны, ее ведь не в постель ко мне кладут!
Я почувствовал, что краснею. А Надежда Полякова рассматривала меня со спокойным интересом. Как лошадь, которую выставили на торги. Эту девушку я начал слегка побаиваться.
* * *
Спал я беспокойно. Не помогли ни физические упражнения, ни расслабляющий душ. Стены и потолок давили. Смущало то, что на соседней кровати отдыхает молоденькая девушка.
Несмотря на всю ее привлекательность, приставать к ней в такой ситуации мог только маньяк. Наверняка в потолке вмонтированы камеры. Да и не в камерах дело… Что-то порочное и ирреальное прослеживалось в моем нынешнем положении.
Часа в три ночи я проснулся окончательно. Было душно. Нельзя ли включить принудительную вентиляцию? Над дверью горел то ли ночник, то ли указатель выхода, немного рассеивающий липкую тьму.
– Надя! – позвал я не очень громко, но и не совсем шепотом.
Девушка не отозвалась.
– Лейтенант Полякова!
Надежда что-то промурлыкала. Потом резко поднялась на кровати, подтягивая к груди одеяло. Спала она в пижаме, жест был рефлекторным. Наверное, дома спит голой.
– Вы меня звали, гражданин Воронов?
– И тебе не спится? – пошутил я.
– Нет, я хорошо сплю… Вы что-то хотели?
– Можно здесь телевизор посмотреть? Или почитать что-нибудь? Хочешь, давай просто поразговариваем!
– Давайте лучше поразговариваем, – быстро отозвалась девушка. Словно бы и сама выспалась.
Я вспомнил – она хотела задать мне много вопросов. А я, в свою очередь, хотел задать свои.
– Мы сейчас в подвале? Душно…
– В бункере, – уточнила Надя, – На глубине пятидесяти метров. Под армированным бетоном. В личных апартаментах командующего округом.
– Ты не разглашаешь секретные сведения?
– Да какой тут секрет? Мы вообще, наверное, отсюда уедем через пару дней. Может, и завтра. Если вы согласитесь работать на правительство.
– Это действительно так выгодно, как говорил полковник Мизерный? – спросил я.
– Действительно.
Еще бы. Что еще она может сказать? Наш разговор прослушивается и записывается. Я представил себе оператора, прислушивающегося к шепоту, и мысленно сплюнул. Что за извращенцы придумали такое развлечение – держать вместе почти незнакомых молодых мужчину и женщину, да еще и подглядывать за ними?
– Ты поедешь с нами? Охранять тот самый объект?
– Конечно. Я буду с вами все время, Евгений, Замечательно!
– Ты хотела что-то спросить у меня. Спрашивай.
– Скажите, а в ваше время дрались на дуэлях? Я не удержался и рассмеялся.
– Только по взаимному согласию. Дуэли назывались "выйти поговорить". И дрались на кулаках. Иногда с применением холодного оружия. У бандитов были еще "разборки". На них стреляли из автоматического и полуавтоматического оружия. Бывало, и гранаты в ход шли.
– Вам доводилось участвовать в разборках? – жарким шепотом спросила девушка.
– Так я ведь не бандит. В людей не стрелял.
– А могли бы?
– Отчего бы и нет? Если, конечно, возникнет насущная необходимость…
Надя зашевелилась под своим одеялом.
– Как оно было – жить больше пятидесяти лет назад?
– А как оно – жить пятьдесят лет спустя? – улыбнулся я. – Сейчас что, не осталось людей, которые жили пятьдесят лет назад?
– Они все старые. Старели сами, вместе с ними старели и воспоминания. Они – такие же, как и все мы. Нам нужен свежий человек…
– Для того, чтобы охранять объект? – уточнил я.
– И для этого. – Девушка мечтательно вздохнула. – Мы что, так и будем шептаться через всю комнату?
– Перебирайся ближе, если хочешь, – предложил я.
Надя тотчас поднялась и подошла. Я ожидал ее с некоторым содроганием. Девушка присела на край кровати. Одета она была в очень строгую пижамку.
– Можно мне прилечь? – спросила Надя после минутного колебания.
– Естественно.
Я подвинулся к стене, и девушка легла поверх одеяла. Я аккуратно пододвинул ей руку под голову:
– Так хорошо?
– Вполне, – довольно мурлыкнула она. – Скажи, ты чего-нибудь боишься?
– Сейчас?
– Глобально.
– Я много чего боюсь, – ответил я.
– Никогда бы не подумала. И чего же?
– Зачем рассказывать о страхах? Думаю, нас могут слушать.
"Да и ты можешь сыграть на этих страхах, – пронеслась мысль, которую я не торопился высказать вслух. – Ведь то, что ты лежишь рядом и дышишь мне в ухо, не означает, что ты не предашь меня. Точнее, ты не можешь предать меня по той простой причине, что у тебя нет передо мной обязательств".
– А смерти? Ты боишься смерти?
– В разное время – по-разному. Иногда – нет. Иногда становится очень не по себе, когда понимаешь, что когда-то тебя не будет. Впрочем, в любой душе теплится надежда, что она пребудет всегда…
– Ты мог бы убить человека? – прошептала Надя. – Делал это когда-нибудь?
Направление нашего разговора не нравилось мне все больше.
– Мог бы. Наверное. Но не хотел бы. Не делай другим того, чего себе не желаешь.
– А женщины? Какие тебе нравятся женщины? Я опять улыбнулся. В темноте этого, конечно, не было видно.
– Худые, с чувственным ртом, большими глазами и короткой стрижкой с прядями волос разной длины. Те, что носят форму.
Конечно, я сказал неправду. Но, похоже, Надя этого не поняла. Просто сравнивала себя с нарисованным мной портретом. Получалось на удивление похоже.
– В самом деле? А другие? Например, пышногрудые блондинки?
– Давай, я не буду отвечать?
– Тогда надо спать, – прошептала девушка.
– Ты не хочешь под одеяло?
– Мне жарко. Я посплю так.
И девушка расслабилась, дыша мне в ухо. Это было приятно и слегка возбуждающе, но никаких безрассудных шагов я предпринимать не стал. И тоже попытался заснуть. Что было не так-то просто в сложившейся ситуации.
* * *
Утром, после душа и завтрака, меня впервые вывели из бункера. Точнее, из самой охраняемой его части. Поднявшись на пару этажей, мы с Надей и полковником Мизерным очутились в большом конференц-зале. Воздух здесь был свежим – кондиционеры работали в полную силу. На дальних креслах сидели двое крепких вооруженных сержантов – как я понял, на тот случай, если я поведу себя неадекватно. Отчего-то все они меня боялись. Полковник Мизерный относился ко мне настороженно и с некоторым воодушевлением. Лейтенант Полякова вела свою, ведомую только ей игру. А других людей я видел лишь издали. Тоже, наверное, мера предосторожности. Все они были в форме.
– Правительством мне поручено вести с вами переговоры, – заявил полковник. – Я также уполномочен заключать с вами любые договоры. Имейте в виду, что наша беседа записывается – я честно предупреждаю вас об этом.
Надя устроилась на другом конце большого овального стола, забравшись в кресло с ногами. Наверное, военной она действительно не была. Или в нынешней армии царили вольные порядки. Впрочем, по полковнику этого не скажешь.
– Полагаю, вообще все, что я говорю и делаю, тщательно записывается, – усмехнулся я.
– Такие действия со стороны обслуживающего персонала были бы явным нарушением конституционных прав гражданина, – истово проговорил полковник.
– Но, тем не менее, разве это не так?
– Конечно, нет, – не моргнув глазом, ответил полковник.
Уверен, он говорит так для официальной записи. Уголки губ Мизерного разошлись в легкой улыбке. Собственно, чему он радуется? Будто бы я сообразительный ученик. Его ученик.
– Приступим, – кивнул я. – Расскажите, что вы мне предлагаете.
– Заняться охраной термоядерной электростанции. Совместно с нашими зарубежными коллегами. ГигаТЭЦ – так называется эта станция – очень важный объект. Особенно в последнее время. То есть она всегда была важным объектом, но сейчас мы ждем провокаций. И нападений.
– С чем это связано?
Мизерный нахмурился, словно бы я не понимал очевидных вещей и его это раздражало. Или он досадовал на себя за не очень четкое изложение мыслей.
– Причины разные. Споры о выборе места для строительства еще одной станции, гораздо более совершенной. Вопрос по составу акционеров будущего строительства и квотам распределения энергии. И, в конце концов, обычная активизация террористов. С ними это бывает. Можно сказать, сезонное явление. Как беспокойство у котов в марте.
– Бывает, – кивнул я, размышляя. – Только почему вы решили обратиться ко мне? Как я уже заявлял, я не специалист. Умею стрелять, в молодости занимался боксом и дзюдо. На этом мои боевые навыки заканчиваются. Даже в армии я не служил. Не лучше ли привлечь специалистов? Полковник поморщился:
– Вы сами не представляете, от какого выгодного предложения отказываетесь!
– Я не отказываюсь. Кое-что уточняю. Браться за работу, будучи не в силах ее выполнить, по меньшей мере безответственно. А за такую важную – просто преступно.
– Мы склонны полагать, что вы выполните работу лучше всех, – уверенно заявил полковник.
– Вот именно, – зачем-то поддакнула со своего кресла Надя.
Авантюрные настроения никогда не были мне чужды. К тому же почему бы и не попробовать себя в роли охранника? Глупо, конечно. Особенно, когда на кону высокие ставки. Но раз они так хотят… Труд охранника я представлял себе довольно необременительным. Примерно как у пожарных. Всегда все отлично, и делать почти нечего, только вот когда пожар – хоть увольняйся…
– И что конкретно вы мне предлагаете?