Лица полицейских вытянулись. Я решил, что напрасно решил откровенничать со стражами порядка. И ввел цифру: 250486. Приборчик тонко пискнул, полицейские стали еще внимательнее. Второй даже положил руку на шоковую дубинку. А я понял, что памятную мне дату, о которой неведомым образом сообщил мне неизвестный доброжелатель, нужно вводить полностью. И набрал 25048619. Приборчик свистнул, огоньки на нем вспыхнули и погасли.
– Мы уже думали, что карточка краденая, гражданин Каркунов, – простодушно сообщил первый полицейский. – Или что вы полезли в урну за чужой.
Не преступно, но и не похвально. Не выбрасывайте больше кредитки. Разоритесь.
Полицейские пошли высматривать следующую жертву, а я вытер рукавом обильно выступивший на лбу пот. Едва не попался. Но откуда здесь взялся идентификатор на мое имя с моей фотографией? Кто и когда мог его сделать? Или он принадлежал мне прежде?
* * *
В квартиру Инны я вернулся без приключений. Не стал ничего покупать на улице. Не пошел в театр и в кино, несмотря на навязчивую рекламу. Не поддался на уговоры посетить распродажу. Я слишком плохо ориентировался в сегодняшней жизни.
Впрочем, уже приехав на нужную станцию, я решил провернуть одну операцию.
Разумно было предположить, что фамилия Каркунов на карточке – не настоящая. Но эта фамилия послужит мне верой и правдой в дальнейшем. Как я надеялся, она "не засвечена". "Засветиться" она успела в одном месте – у полицейских, рядом с карточкой с золотой полосой, к которой стражи порядка проявили должное уважение.
Если теперь я буду использовать эту карточку на терминале в квартире Инны, то есть вероятность, что, выйдя на нее, вычислят и меня. Узнают мою нынешнюю фамилию, подадут в розыск – и прощай, "чистый" идентификатор! Поэтому, возвращаясь "домой", я подошел к банкомату (на улицах их сейчас стояло не в пример больше, чем в свое время – обменных пунктов), и проверил наличность на "золотой" карточке. Результат впечатлял. Там лежало тридцать тысяч рублей! А рубль сейчас был гораздо "тяжелее" доллара.
В банкомате я заказал три безличные карточки по двести рублей (услуга стоила пятьдесят копеек). Переводить деньги на счет Инны, компенсируя те деньги, что я проездил на метро, не стал. Мелочность в таких вопросах никому не нужна и может даже обидеть человека.
Конечно, существовала вероятность, что безличную карточку тоже можно вычислить. В том смысле, что банкомат выдаст информацию, с какой карточки переводился платеж за нее. Но я надеялся, что хотя бы немного замел следы.
Электронными ключами, что дала мне Инна, я открыл дверь в подъезд. Поднялся по лестнице, а не на лифте, как мы сделали в прошлый раз, вошел в квартиру. Хозяйка еще не вернулась. Я вновь уселся за компьютер. Или перед телевизором – кто разберет?
Используя безличную карточку, я произвел массовые закупки. Купил еды, безалкогольных напитков, бутылку коньяка и бутылку вина, заказал букет голландских роз (его голографическое изображение меня весьма впечатлило) и фигурные свечи для ужина.
В ценах я ориентировался не очень хорошо. Хотя и ясно было, что рубль – это много, пожалуй, больше, чем доллар в то время, которое я помнил, дорого ли было заплатить десять рублей за букет? Возможно… Но деньги имелись, хотя происхождение их было весьма туманным.
Инна говорила, что сто рублей – четверть ее заработка. И еще говорила, что зарабатывает она неплохо. Стало быть, четыреста рублей получает высококлассный специалист. Ну, пусть пятьсот. В год – шесть тысяч. Для того, чтобы заработать тридцать тысяч, он должен работать пять лет, не тратя ни копейки. Мне досталось целое состояние. Кто выступил спонсором?
За всеми волнениями, тревогами, общением с полицией и приятными хлопотами с покупками я совсем забыл о письме, что положил в задний карман джинсов. Смешно будет, если оно потерялось в метро! Или если его вытащили, решив, что у меня там деньги. Хотя были ли сейчас деньги в их обычном понимании?
Достав мятое письмо из кармана, я разорвал конверт и вытащил из него желтоватый лист бумаги.
"Евгений!
Передаю тебе идентификатор и деньги. Надеюсь, ты мне поможешь в одном деле. Я связан условиями контракта и не хочу их нарушать. Мне предложили сделать нечто противозаконное, но сообщать об этом властям я не хочу и не буду. Тебя также прошу этого не делать.
Выясни все, что сможешь, о термоядерной электроцентрали (ГигаТЭЦ) на Печоре. Что она значит для страны, в чем заключается интерес Америки, каковы могут быть последствия термоядерного взрыва (реально, а не по заявленным данным).
И постарайся подольше не попадаться властям. Если сумеешь разгромить "Институт К", буду тебе признателен. Но вряд ли это получится в одиночку – займемся им позже.
Отслеживай ситуацию в стране. Постарайся взломать сервер ГигаТЭЦ (независимых хакеров найдешь сам). В случае необходимости сбрасывай мне информацию на телефон 125-315-321. Оставь номер для связи с тобой".
Подписи не было. Почерк подозрительно напоминал мой. Впрочем, у меня такой плохой почерк, что любой другой плохой без ярко выраженных особенностей довольно похож на мой. Может быть, я написал это письмо сам. Для себя. Но зачем я тогда темнил?
Пока я читал письмо, по телевизору шли последние новости. Опять войны, опять теракты. Несколько катастроф. Теория Гроссмана относительно роли средств массовой информации в формировании цивилизации зрителей находила на современном телевидении яркое подтверждение.
Вдруг трансляция прервалась и на экране появилась Инна. В том самом сером костюме, в котором она вышла сегодня из дома. Видно было только лицо и шею, но воротничок-стойку я сразу узнал.
В первую секунду я испытал настоящий ужас. Что случилось? Как девушка попала в новости? Или она в розыске? Или с ней случилось что-то по-настоящему жуткое, о чем необходимо сообщить на весь мир?
– Привет! – улыбнулась Инна, глядя прямо мне в глаза.
"Она ведущая шоу", – подумал я.
– Что молчишь? – еще шире улыбнулась девушка. – Ты меня не слышишь? Евгений!
– Я?
– Конечно, ты! Я иду домой! Буду минут через двадцать.
– Ты звонишь мне по телефону! – понял я.
– Конечно, – слегка удивилась девушка. – Телефон напрямую подключен к главному домашнему компьютеру. Камера – над экраном. Я прекрасно тебя вижу и слышу. А что, в твое время телефонов еще не было?
– Были. Немного не такие, – тихо ответил я.
* * *
В коробе возле двери лежали почти все продукты и вещи, которые я заказал. Прекрасный букет роз – в картонной коробке, чтобы не помялся. С ним я дождался Инну в прихожей, Похоже, от цветов она была в восторге.
– Мне ни разу не дарили таких букетов, – зачем-то прошептала она мне на ухо.
"Зато я дарил не раз", – подумал я, но вслух сказал совсем другое:
– Ты гораздо красивее, чем эти розы.
Не звучало ли это высокопарно? Возможно… Но я действительно так думал в тот момент. А кто считает иначе, пусть найдет розу красивее, чем женщина. Или женщину красивее, чем роза. И лишний раз убедится в относительности понятия красоты.
Вместе с Инной мы приготовили ужин. Я пожарил яичницу с сыром и помидорами, Инна заварила настоящий листовой чай. Когда я стоял у плиты, девушка бросала на меня странные взгляды. Наверное, теперь все пользовались замороженными, уже приготовленными продуктами. А мужчины не могли разогреть даже их.
– Мне бы хотелось пригласить тебя в ресторан, но я не знаю, что сейчас модно, – улыбнулся я, снимая сковороду с электроплиты. – Да и не уверен, что все приготовят так, как нужно.
– И из дома выходить не хочется, – хихикнула девушка. – Ты, наверное, так и просидел перед телевизором весь день?
– Деньгами я разжился. Вот твоя карточка, и в компенсацию долга хотел бы тебе кое-что предложить…
– Никаких компенсаций! – строго заявила Инна, взяв свою карточку и отталкивая другую, на предъявителя. – Я виновата перед тобой гораздо сильнее. Деньгами морального ущерба не исправить, но все же…
– В чем же ты виновата? – заинтересовался я.
– В том, что участвовала в проекте… Согласилась опекать тебя…
– Лучше было бы бросить?
Хозяйка хотела что-то сказать, осеклась, мило улыбнулась и предложила:
– Но мы могли бы пойти в какой-нибудь ночной клуб. Позже.
– В каком проекте ты участвовала? – все же переспросил я.
– О котором я тебе никогда не расскажу. От меня ты о нем ничего не узнаешь.
Инна взяла меня за руку, и спорить сразу расхотелось.
– Ты заказал какой-то редкий напиток? Наливай.
Я плеснул в бокалы коньяка. Коньяк сейчас, наверное, и правда редкость. Бутылка обошлась в девяносто рублей. Но зато он был настоящим – не водочной настойкой. Маслянистая влага со стенок бокала сползала медленно, красиво…
Девушка с интересом понюхала, смело отхлебнула, сильно закашлялась.
– Что это? – сквозь слезы спросила она.
– Коньяк. Ты что, никогда его не пила?
Сейчас еще выяснится, что я спаиваю малолетних. Может быть, у них напитки крепче девяти градусов положены только гражданам за сорок?
– Не доводилось. Я до сих пор вращалась в приличном обществе…
Это что, намек? Инна, видно, сама поняла, что сказала что-то не то, и с испуганной миной погладила меня по плечу:
– Не хотела сказать ничего плохого…
– Да нет, ничего. Мне, наоборот, приходилось бывать в очень разных компаниях. Но коньяк у нас пили люди высшего света.
– У нас, у вас, – вздохнула Инна. – Давай не противопоставлять… Мне кажется, ты сможешь жить здесь. А вот я слишком привыкла к удобствам, безопасности…
– Кстати об удобствах, – воспользовавшись случаем, перешел я к интересующей меня теме. – Сейчас все живут в таких квартирах? Имеют собственные бассейны, столовые, телевизоры во всю стену, неограниченный доступ в Интернет?
Инна задумчиво вертела в пальцах свой бокал, в котором маслянисто поблескивали, переливаясь по стенкам, остатки коньяка.
– Вопрос сложный, на него однозначно не ответишь. Квартиры имеют, конечно, не все. Жилплощадь, особенно близко от центра, в большом дефиците. Квартира моя принадлежит отцу, он преуспевающий нейрохирург, много зарабатывает. Сами они с мамой живут сейчас в Германии. Соответственно, и столовую имеют не все – большинство питается по-простому, на кухне. Как и я в детстве – мы не всегда жили богато, отец всего добивался сам. Бассейн может купить почти каждый, кто работает в приличной фирме. Вопрос лишь в том, куда его установить. Была бы площадь – а бассейн не проблема. Ну а телевизор во всю стену стоит копейки и есть почти у каждого. Как и доступ в Сеть. Только доступ бывает разного уровня.
– А можно сейчас снять квартиру? Небольшую, чтобы тебя не стеснять?
Девушка вздрогнула и посмотрела на меня так, будто я ее серьезно обидел.
– Ты хочешь уехать?
– Не то чтобы хочу… Но не могу же я все время жить у тебя!
– Вот как? – Лицо Инны стало холодным. – Поступай как тебе захочется, имеешь право. Пользуйся всем, чем хочешь. Чувствуй себя как дома.
Произнеся эту тираду, Инна резко встала и скрылась у себя в комнате. Я растерянно посмотрел ей вслед. Что я сделал не так? Сказал, что хочу съехать? Но разве это обидно? Или ее смутило что-то другое?
* * *
Всю ночь я просидел у компьютера. Не так-то просто найти удобное, во всем подходящее жилье даже в век победивших информационных технологий. В одном месте жилье сдавали очень странные хозяева. В другом владельцы предлагали жалкую лачугу с маломощным компьютером и ограниченным доступом в Сеть. Третьим владельцам недвижимости нужны были безупречные рекомендации – а откуда бы я их взял? Четвертые предоставляли все, что угодно, но требовали таких денег, что даже с моими тридцатью тысячами я крепко задумывался, стоит ли идти на столь крупные траты.
Пожалуй, тот, кто передал мне деньги, надеялся на более разумное их вложение. К тому же я не слишком хорошо ориентировался в современной жизни. Скажем, объявление "квартира с пансионом и милой хозяйкой" за сто рублей в день, по-моему, представляла собой своеобразный санаторий для мужчин, уставших от службы в столице и от жены. Впрочем, я мог и ошибаться.
К полуночи я нашел двухкомнатную лачужку с душем, кухней и "отличной линией связи с Интернетом". Располагалась она где-то на выселках: километров сто по Ленинградскому шоссе от кольцевой автодороги. И просили за нее поэтому умеренно: двести рублей в месяц. Вперед – за три месяца.
С помощью дистанционных камер я осмотрел жилье, перечислил сторублевый задаток в риэлторскую контору, сняв деньги со своей безличной карточки на предъявителя, и пошел спать. Было мне довольно грустно, хотелось ласки и утешения… Поэтому ничего предосудительного в том, чтобы постучаться в спальню хозяйки, я не увидел. И постучался.
Надо ли говорить, что Инна мне не открыла? И правильно, в общем-то, сделала… Тем более странной показалась мне утренняя сцена.
Хлопнула одна дверь, другая, и меня стали резко встряхивать, ухватив за плечо. Я открыл глаза. Представшая передо мной картина оказалась настолько соблазнительной, что спать сразу расхотелось. Моя хозяйка в полурасстегнутом пеньюаре, босая, сразу видно – только что из постели, хватала меня обеими руками – руки были мягкими и горячими – трясла и жарко шептала: "Да просыпайся ты наконец!"
Но только я хотел обнять такую приятную и доступную девушку, к тому же неожиданно воспылавшую ко мне горячими чувствами, как она выскользнула у меня из рук и заявила:
– Только что кто-то вошел в подъезд, воспользовавшись служебным магнитным ключом. А у дома стоят две подозрительные машины.
– Пришли за мной? – коротко спросил я.
– Скорее всего.
– Уходим, – сказал я. – Попытаемся прорваться.
– Постарайся уйти ты. Я останусь и задержу их.
– У тебя будут неприятности.
– Если тебя не поймают – нет. Я или буду отрицать, что ты вообще у меня появлялся, или скажу, что ты заставил меня помочь. Но они наверняка у входной двери! Как ты уйдешь? Вверх по лестнице не получится – ты не выйдешь из квартиры. Сейчас я посмотрю информацию с внешней камеры слежения…
– Не надо. Как-нибудь уйду! – уверенно заявил я, хотя настоящей уверенности не испытывал.
Подхватил с пола пакет со своими вещами, сгреб со стула брюки и рубашку, которые снял перед сном, кинул в пакет туфли. Хорошо, что мне часто приходилось вести кочевую жизнь и я привык держать одежду в сумках, а не в шкафах, как изнеженные комфортом путешественники!
В это время раздался гулкий сигнал гонга. Наверное, так у Инны звучал звонок. Но обычно, по всей видимости, звонили с улицы. А сейчас, как я знал благодаря девушке, незваные гости дежурили под дверью в квартиру.
– Ты не успеешь! С ними нельзя драться, они вооружены!
– Иди и открой дверь. Поговори буквально десять секунд – мне их хватит. Ну, конечно, открывай в том случае, если это не бандиты, а представители власти, – предупредил я. – Свяжусь с тобой позже.
Глупо драться с вооруженными представителями спецслужб. Положим, я их не очень боялся, но не стоит и надеяться, что одолеешь нескольких профессионалов, готовых к драке и вооруженных, когда на тебе только трусы, а в руках ты держишь пакет с одеждой.
Вместо этого я помчался в бассейн. Некоторые могли бы, наверное, задержать дыхание и переждать опасность в теплой дружелюбной воде. Но мне почему-то казалось, что пришедшие сюда ребята обыщут все – в том числе и спустят воду из бассейна. Поэтому я на ходу снял с гвоздика пульт управления голографическими образами и приказал домашнему компьютеру синтезировать изображение, максимально приближенное к реальному положению вещей в бассейне. Такая голограмма нужна была мне лишь для того, чтобы замаскировать окно.
Вместе с пакетом, в котором лежала одежда, я прыгнул в воду, быстро достиг противоположной стены, вылез на бортик и на ощупь нашел небольшое зачерненное окно. Открыл щеколды и распахнул его. Иллюзия на мгновение была нарушена, но очень скоро компьютер компенсировал лишнее освещение.
Третий этаж – это, к счастью, не очень высоко, хотя и не очень низко. Прямо под домом проходила асфальтовая дорожка, чуть дальше располагалась поросшая редкой травкой клумба. Не слишком раздумывая, я выбросил на клумбу пакет с вещами, влез на подоконник, кое-как прикрыл за собой окно, выдохнул и прыгнул сам.
Летел долго, осматриваясь по сторонам. Похоже, с этой стороны дом не охраняли. Приземлился не очень хорошо. В ноге что-то хрустнуло, появилась резкая и сильная боль. Я невольно вскрикнул. Но нога оставалась в рабочем состоянии. Оглянувшись на полуоткрытое окошко, я отметил, что в глаза оно не бросается. На дворе – лето.
Вот и на первом этаже, немного левее от того места, где я приземлился, было распахнуто огромное окно. В комнате сидела девчонка лет пятнадцати и расчесывала длинные светлые волосы. Точнее, расчесывала она их до этого, а сейчас смотрела на меня и хохотала во весь голос. Под ее взглядом я почувствовал себя самым настоящим гладиатором – в трактовке Гроссмана, естественно.
– Муж пришел не вовремя, – зачем-то соврал я.
– Так иди ко мне, – предложила девчонка. – Родители на работу ушли.
Сказала просто, будто бы пригласила выпить чаю. Казалось бы, это ей нужно было стесняться, но почему-то я почувствовал, что краснею.
– Спасибо. Может быть, в другой раз?
– Все хорошо вовремя, – нагло улыбнулась девица. – И когда муж приходит, и когда родители уходят.
Конечно, скрыться у гостеприимной девушки под самым носом полиции было заманчиво. И, может быть, даже безопаснее. Но если они все же поймут, что к чему… Лучше уходить.
– Пока, – с самым независимым видом я помахал девчонке.
– Пока. Парашют купи – пригодится.
– Подумаю, – пообещал я.
И удалился в глубь квартала, нагло помахивая пакетом. Мало ли, может, я спортсмен. Надевать джинсы на мокрые трусы было глупо. С большим мокрым пятном на брюках я привлекал бы гораздо больше внимания.