Но эти золотые украшения, изготовленные из странного сплава… их можно было разглядывать часами. А еще там имелась небольшая, очень специфическая библиотечка, состоявшая из нескольких сотен книг. Все как одна жутко старые, они потихоньку покрывались плесенью и медленно превращались в прах на открытых полках. За исключением двух-трех неприятных трудов, я не узнал ни одну из них. А поскольку даже заглавия большинства фолиантов были мне недоступны, я не давал себе труда заглядывать под их обложки. Но будь на моем месте вор, он наверняка бы вышел из музея, спрятав под пальто редкие, бесценные тома, на которых потом сделал бы целое состояние - и никто не остановил бы его, не обыскал и не привлек к ответственности. Кстати, если память мне не изменяет, лет двадцать назад несколько книг и украшений действительно были похищены. Не то чтобы золото в Инсмуте относилось к числу редкостей: в девятнадцатом веке моряки привозили его из плаваний в избытке. Один из них даже построил завод, где очищал свою добычу от примесей! Я решил туда наведаться. Увы, к моему великому разочарованию, завод стоял пустым и полуразрушенным… как и весь старый город, после того… поговаривали, будто в Инсмуте вспыхнула какая-то эпидемия, и в конце двадцатых годов правительство было вынуждено пойти на крутые меры. Но я снова отвлекся, потому что это уже другая история.
Немного поерзав в кресле, Джеймисон неожиданно подвел итог сказанному:
- Ну вот, теперь вы все знаете, моя дорогая. Надеюсь, ваше любопытство удовлетворено. Мне по крайней мере ничего больше не известно об этих украшениях. Может, что-то забыл?.. Да нет, пожалуй, ничего…
Теперь настала очередь Джилли Уайт смерить собеседника пристальным взглядом. Не все в его рассказе было гладко: порой в нем проскальзывали туманные намеки и недомолвки, а кое-что - в этом Джилли не сомневалась - Джеймисон явно предпочел от нее скрыть. Эти недоговоренности вызвали у нее вопросы.
- Насчет золота… да, теперь мне понятно, - сказала она. - Но вы объяснили далеко не все. Вообще-то мне даже показалось, что вы сознательно обходите стороной некоторые темы. А я х-хочу, я х-хочу!.. - Она с силой ударила ладонями по подлокотникам кресла, чтобы унять заикание. - А я хочу знать. Об этом - как вы там выразились? - "общении" между моряками и кем-то там. Вы сказали, это выдумки. Но чем бы это ни было, мне нужно знать… И еще… об их верованиях, об их религии, о к-культе Дагона. Про мастеров, сделавших украшения, вы сказали: "кем бы или чем они ни были". Как это понимать? А эпидемия? При чем тут "крутые меры"? Джеймс, если вы мне вообще друг, вы д-д-должны понимать, как это для меня важно!
- Я вижу только, что расстроил вас, - ответил доктор и погладил ее по руке. - И мне кажется, я догадываюсь, отчего вы лишились душевного покоя. Вы пытаетесь увязать услышанное с вашим мужем, верно я говорю? Полагаете, что в его жилах также текла испорченная кровь? Даже если и так, вашей вины в том нет. И если порча - это болезнь то и его вины нет тоже. Нельзя корить себя за то, что ваш муж оказался… переносчиком. В любом случае теперь его нет, и на ваших беспокойствах можно поставить точку. Не надо мучить себя глупой мыслью, что… этим дело не кончилось.
- Тогда попытайтесь меня переубедить, - произнесла она уже спокойнее. Теперь можно было говорить в открытую. - Расскажите мне все, чтобы я разобралась и сделала для себя окончательный вывод.
Джеймисон кивнул:
- Что ж, рассказать-то мне не трудно, хотя по большей части это будет пересказ дремучих легенд, поверий и слухов, а также рыбацких историй про русалок и им подобных обитателей моря. Однако, учитывая состояние ваших нервов, я, пожалуй, воздержусь.
- Ах да, моих нервов, - вздохнула Джилли. - Одну минутку.
Она встала и сходила на кухню за стаканом воды и парой пилюль.
- Видите, я четко выполняю ваши рекомендации. Послушайте и вы меня - расскажите. - Она подалась вперед, и ее пальцы впились в подлокотники кресла. - Прошу вас… если не ради меня, то хотя бы ради Энн.
Он понимал ее - и не сумел ответить отказом.
- Уговорили, - произнес он. - Но, моя милая, то, что не дает вам покоя и омрачает вашу жизнь - это… это просто ужасное заболевание и ничего более. Иначе и быть не может. Поэтому, прошу вас, не смешивайте фантазии с реальностью - это прямой путь в сумасшедший дом…
И он рассказал ей остальное.
- Байки, которые до меня дошли… были просто невероятны! Легенды, рожденные наивным первобытным сознанием - вернее, первобытным невежеством. Видите ли, если говорить о Дагоне, то у островитян имелись свои собственные мифы, которые передавались из поколения в поколение. Их кровь была настолько испорчена, а внешность до того уродлива, - по всей видимости, эти дикари носили заразу в себе так давно, с незапамятных времен, - что они решили, будто созданы по образу и подобию своего творца, рыбьего бога Дагона.
Дикари о многом поведали морякам. Например, что в ответ на их молитвы Дагон подарил им не только изобилие рыбы, но и странный золотой сплав - судя по всему, его вымывало из местных гор в период дождей. Именно местные жрецы - шаманы-целители, жрецы культа Дагона и его Эзотерического ордена - тайком занимались изготовлением ювелирных украшений, часть которых дошла и до нас.
Однако современная легенда - та, которую можно услышать в Инсмуте и его окрестностях, - гласит иное: в обмен за богатый улов и золото островитяне отдавали своих детей морю - вернее, человекоподобным существам, что обитали в море, так называемым Глубоководным. Эти создания поклонялись Дагону и другим "божествам" морских глубин - в частности, великому Ктулху и Матери Гидре. В этом же предании говорится, что, обуреваемые жаждой золота, а также прочих знаков благосклонности со стороны полузабытых богов из сомнительных мифов (например, обещания вечной жизни), моряки Инсмута последовали примеру островитян и начали приносить своих детей в жертву Дагону. Впрочем, это были уже не столько жертвоприношения, сколько спаривания. Таким образом, обе легенды винят в появлении порчи смешанные браки: чистая человеческая кровь смешалась с кровью Глубоководных. Разумеется, таких браков быть не могло в принципе, потому что морскою народа не существует. И не существовало, однако это не остановило горстку самых опустившихся горожан. Они основали секту, доказательством чему является украшенный портиком и колоннадой храм, посвященный так называемому Эзотерическому ордену Дагона.
Все, теперь осталось рассказать лишь про "эпидемию" 1927–1928 годов…
Что ж, семьдесят лет назад наше общество отличалось гораздо меньшей терпимостью. Как это ни печально, но когда из Инсмута поползли слухи о том, как далеко зашла порча, о множестве больных и уродливых людей, которые там живут, то реакция федерального правительства была, на мой взгляд, неоправданно жесткой. Появись в те годы СПИД, реакция оказалась бы такой же - паника и поспешные решения. За этим последовала череда облав и арестов. Старые, полусгнившие дома на набережной сносили и сжигали. Однако никаких официальных обвинений не последовало, и ни один человек не был предан суду. Правительство твердило что-то невнятное о чрезвычайно заразной инфекции. Поговаривали, что заболевших тайком разместили по военным и флотским тюрьмам.
Таким образом, старый Инсмут почти полностью обезлюдел и даже спустя семьдесят лет практически не восстановил свою численность. Правда, теперь там имеется современная лаборатория, где работают специалисты - некоторые из них уроженцы Инсмута. Они продолжают изучать наследственное заболевание, а заодно оказывают потомкам тех, кто уцелел после полицейских облав 1928 года, посильную помощь. Я тоже работал там, пускай и недолго; признаюсь честно, занятие это неблагодарное. Я видел страдальцев на самых разных стадиях заболевания и порой мог предложить им лишь самую примитивную медицинскую помощь. Поскольку среди тамошних врачей и специалистов… как бы это помягче выразиться… бытует мнение, что для тех, в чьих жилах течет испорченная кровь, никакой надежды нет. И пока болезнь сама собой не растворится в общем генофонде, "инсмутскую внешность" не истребить…
Джилли восприняла его слова спокойно, даже слишком спокойно. Джеймисону подумалось о затишье перед бурей. Она смотрела, не мигая, куда-то перед собой, однако взгляд этот был скорее задумчивым, нежели отсутствующим. Несколько минут они сидели молча. Наконец старый доктор не выдержал и спросил:
- Ну что, Джилли? Вас все еще что-то тревожит?
Она перевела взгляд на него и ответила:
- Да, буквально одна вещь. Вы упомянули про вечную жизнь - будто морякам за поклонение Дагону и другим глубоководным божествам было обещано бессмертие… Но что, если некоторые отворачивались от этой веры, отступались от культа? Видите ли, незадолго до смерти Джордж частенько бормотал во сне, и я нередко слышала, как он твердил, будто не желает жить вечно - жить таким. Полагаю, он имел в виду свою болезнь. Но не могу поверить… хотя почему не могу? Я верю, что он разделял подобные взгляды. Как вы думаете, в-в-возможно ли, что мой муж был членом этого инсмутского к-к-культа? И есть ли в нем хоть крупица истины? Хотя бы малая толика?
Джеймисон покачал головой:
- Хотя бы малая толика? Только в его воображении, милая моя. Поймите, чем хуже становилось Джорджу, тем больше болезнь сказывалась и на его психике. И он занялся тем, чем занимаетесь теперь вы - поисками несуществующих объяснений. А поскольку ваш муж наверняка общался с членами секты и потому знал бытующие в их среде предания, он наверняка уверовал, что хотя бы в чем-то они соответствуют действительности. А вам нельзя следовать его примеру. Нельзя, слышите?
- Но эта порча в крови, - произнесла она едва ли не шепотом. Голос ее прозвучал как будто из могилы. - У него, у Джеффа… а если у Энн т-т-тоже?
- Джилли, дорогая, выслушайте меня. - Старый врач твердо взял ее за руку. После той лжи и полуправды, которую Джеймисон поведал ей за эти полчаса, он приготовился сказать самую большую свою ложь. - Джилли, я знаю вас с дочерью - особенно Энн - уже достаточное время. Исходя из того, что мне известно об инсмутской порче, а также о вашей дочери, я готов поставить на кон мою врачебную репутацию и уверенно сказать: она нормальна, как и мы с вами.
При этих его словах Джилли облегченно вздохнула и чуточку расслабилась.
Джеймисон понял, что пора уходить, и поднялся с кресла.
- Мне пора, - произнес он. - Уже поздно, а перед сном еще нужно кое-что сделать.
С этими словами он направился к двери, однако на пороге задержался и добавил:
- Передайте Энн от меня привет. Жаль, не удалось сегодня повидаться. А может, это и к лучшему. Нам необходимо было поговорить.
Джилли проводила его (слегка пошатываясь, отметил Джеймисон) и уже в дверях сказала:
- Даже не знаю, как отблагодарить вас. У меня словно камень с души свалился. И так всегда, стоит с вами п-п-по-говорить.
Она дождалась, когда он сядет в машину, и, прежде чем закрыть дверь, помахала ему рукой.
Отъезжая от дома, старый доктор заметил краем глаза какое-то движение за шторой в окне верхнего этажа. Там располагалась спальня Энн. На какое-то мгновение ему показалось, будто в просвете между занавесками возникло ее лицо… ее огромные зеленые глаза. Интересно, подумал Джеймисон, и давно она проснулась? И спала ли она вообще? Если нет, девочка наверняка подслушала их с Джилли разговор.
А может, она уже и сама все знает?
Долгая зима с её хворями - ларингит у Энн, грипп у Дорин Тремейн - постепенно перешла в весну. В деревенских садах и в цветочных ящиках на подоконниках зеленые побеги превратились в цветы. Низкое небо прояснилось и с каждым днем все больше наполнялось голубизной.
Однако среди всех этих изменений были и другие, не столь естественные и не столь приятные. Джеймисону выпало стать свидетелем и тех и других.
Он нередко видел, как Джефф - словно обычный деревенский паренек - бредет по пляжу вдоль линии прибоя. Да вот только на обычных ребят он не походил… и был серьезно болен.
Джеймисон следил в бинокль за этим сутулым бродягой - вот он плетется, шаркая ногами, чуть вразвалочку, втянув голову в плечи и повыше подняв воротник. И хотя погода значительно улучшилась, Джефф больше не плавал в море. Он приходил, чтобы просто посмотреть на него. Время от времени он останавливался и поднимал уродливую голову, чтобы окинуть взглядом морскую даль до самого горизонта - взглядом, полным тоски, думал старик, пытаясь издали прочесть на лице парня хоть какие-то признаки эмоции. От его родства с водой и явной, пусть даже бесполезной на суше, физической мощи осталась лишь бледная тень. Короче говоря, Джефф заметно сдал.
Старый врач слышал, о чем поговаривали в деревенской пивной. В среднем уловы выросли, а вот у Тома Фостера дела, наоборот, шли гораздо хуже, чем раньше. Удача оставила его, и неуклюжий увалень больше не при водил его лодку в самые рыбные места. По крайней мере так думали деревенские жители, другие рыбаки. Однако правду пожилому доктору поведал сам Том Фостер, когда они вместе сидели за кружкой пива в том же кабачке.
- Ох уж этот парень, - сокрушался рыбак. - Что-то с ним неладно. Говорит, что море манит его и ему страшно. Вот он и бродит по пляжу, глазеет, как барашки несутся к берегу, а кататься на них уже не хочет. Не пойму, о чем это он, но парнишка постоянно ноет, что "еще не готов" и что, наверно, никогда не будет готов… а если уйдет сейчас, то ему конец. Один бог ведает, куда это он собрался. Я вам честно скажу, парень плох. Готов поспорить, попроси я его выйти со мной в море, он бы не отказался, да только не буду я этого делать. Одно хорошо - он часами лежит в ванне, чтобы как следует намокнуть, так что с кожей у него теперь все в порядке. Зуд его больше не донимает, потому что рыбьих вшей вы ему тогда вывели.
Старый рыбак пожал плечами - мол, что тут добавишь? - и допил свое пиво. Потом он подытожил свои размышления:
- Ни плавания в море, ни рыбьих вшей - вот и вся история. А что до остального… боюсь я за парня, ей-богу, боюсь.
- Ответьте мне на один вопрос, только честно, - обратился старик к Фостеру. - Зачем вы взяли к себе этого парня? Насколько могу судить, никто вас не заставлял. Ведь вы, как я понимаю, ему не родной отец. Он ведь подкидыш, да еще эти… осложнения, они же с самого начала были.
Фостер кивнул:
- Это все моя женушка, она взяла его. Ей прабабка рассказала о таких мальцах - она ведь жила когда-то на тех островах. Вот моя женушка и решила его взять. Да и я со временем стал считать его почти что за сына, как-никак, на моих глазах рос. Но мы всегда знали, кто его настоящий папаша. Да и как не знать, тоже мне секрет… Все и так видно. Джордж, кто же еще. Он и деньги нам платил - долю свою.
- Джордж Уайт давал вам деньги?
- Да, за то, что мы кормим и поим Джеффа, - с готовностью признался Том Фостер. - Что верно, то верно. Даже драгоценности свои стал продавать - всякие там украшения и побрякушки. Ради парня, ну и ради собственного удовольствия… по крайней мере так говорили. Хотя это уже не моего ума дело…
А еще была бедняжка Джилли Уайт. Она - вернее, ее здоровье - также заметно сдала. Ее постоянно преследовали кошмары; они стали являться к ней регулярно, с каждым разом делаясь все более фантастическими - почти на грани гротеска. Речь и координация движений тоже заметно ухудшились. Джилли заикалась, часто по нескольку раз повторяла одну и ту же фразу, а иногда теряла равновесие и падала, когда - казалось бы, что может быть проще? - пыталась пройти в дверь. В каком-то смысле она превратилась в узницу собственного дома, лишь изредка отваживаясь выйти на берег, чтобы посидеть вместе с дочерью на весеннем солнышке.
Что касается ее снов…
Задача оказалась не из легких, но терпеливый Джеймисон все-таки вытянул из Джилли кое-что о содержании ее кошмаров. Остальное рассказывала ему Энн, когда они возвращались с ней из Сент-Остелла после занятий. Неудивительно, что самые худшие из кошмаров Джилли были связаны с её бывшим мужем, Джорджем Уайтом. И не с его самоубийством, как ни странно, а с его болезнью, которая прогрессировала все быстрее до самой его смерти.
В частности, Джилли снились лягушки и другие амфибии, а также рыбы… но не создания природы. Герои ее кошмаров словно являлись из другого мира - жуткие мутанты, гибриды человека и каких-то чудищ. Человеком всегда был Джордж Уайт. Его лицо и тело словно бы накладывались на другую анатомию - амфибий или рыб, а чаще всего существ, сочетавших признаки обоих родов… и кого-то еще. Короче говоря, Джилли Уайт снились Глубоководные, и Джордж принадлежал к их числу!
Энн Уайт рассказала старому доктору, как ее мать бормотала всякую ерунду про "огромные влажные глаза, которые не закрываются", про чешую, "шершавую и острую, как напильник", про "кожные складки на шее Джорджа, которые открывались внутрь и пульсировали… будто жабры, особенно если он храпел или задыхался во сне". Но по дороге в город и обратно Энн обсуждала с ним не только кошмары матери. Похоже, девочка решила быть с доктором до конца откровенной.
- Я знаю, вы видели меня перед окном в тот день, когда привезли маме лекарство и долго с ней говорили про Инсмут. Я услышала ваши голоса, встала с кровати, вышла на лестницу и сидела там до самого конца. Сидела тихо-тихо и поэтому разобрала почти все ваши слова.
Джеймисон кивнул:
- Значит, твоя мама сказала что-то такое, о чем бы никогда завела речь при тебе? Скажи, наш разговор не слишком тебя расстроил?
- Ну разве что чуть-чуть, а так-то - нет, - ответила девочка. - Мне известно гораздо больше, чем думает моя мать. Но вот насчет того, что вы рассказали ей - в связи с моим отцом и этими ее снами… мне хотелось бы знать одну вещь… Ей об этом рассказывать необязательно.
- Вот как?
- Да. Вы сказали, что видели больных в Инсмуте "на разных стадиях заболевания". И я подумала…
- И ты подумала, что это за стадии? - поинтересовался доктор и сам же ответил на свой вопрос: - Есть стадии, а есть состояния. Смотря как идет дело с самого начала. В отдельных случаях порча может проявить себя уже вскоре после рождения, а может и дать о себе знать гораздо позже. У некоторых она вообще почти не проявляется внешне… Некоторые появляются на свет уже с уродством.
- Как Джефф?
- Ты права, как он, - кивнул Джеймс. - Все зависит от того, насколько испорчена, так сказать, кровь у родителей. Или по крайней мере хотя бы у одного из них. Или у кого-то из предков.
И тут Энн неожиданно заявила:
- Я знаю, что Джефф мой единокровный брат. Именно поэтому мама ничего и не имеет против нашей дружбы. Она чувствует себя виноватой из-за отца… в смысле, винит себя. И поэтому она думает о Джеффе как о члене нашей семьи. Ну или вроде того…
- А ты? Что ты сама о нем думаешь?
- Считаю ли я его братом, вы хотите сказать? - спросила она и нерешительно покачала головой. - Даже и не знаю. Отчасти - да. То есть мне он не кажется уродом, если вы об этом.
- Нет-нет, мне тоже не кажется? - поспешил заверить ее Джеймисон. - Как врач я привык спокойно воспринимать ненормальности пациентов - я просто не замечаю их.
- Ненормальности? - Энн слегка наклонила голову и с любопытством, если не с вызовом, посмотрела на старика.
- Ну, хорошо, отличия от нормальных людей, - поправился он.
Она вновь взглянула на него, а потом произнесла:
- Хорошо, продолжайте. Расскажите мне об этих… стадиях и состояниях.