- В таком случае, зачем мы любуемся на нее? Какая нам от этого польза?
Карагерн лишь усмехнулся и кивком поманил сообщника за собой.
- Если она ходит сюда, - прошипел он, улучив удобный момент, - значит, ей ведом какой-то путь в крепость. Не думаю, что герефа одобряет ее ночные прогулки и велит страже распахивать перед нею ворота. Я хочу, чтобы этот путь стал ведом и нам. Вот в чем наша польза.
- Как ты… - Валдис осекся. - Да. Несомненно. У тебя умная голова.
- Пошли, - сказал Карагерн. - А то мы упустим ее.
Валдис, как опытный следопыт и охотник, двигался по лесу совершенно бесшумно. Карагерн старался не отставать от него. Оставаясь незамеченными, они проводили Пентакосту до частокола.
- Нам это не удастся, - заметил Валдис, глядя, как она протискивается между огромными бревнами. - Там может пролезть лишь мальчишка.
- У Хельги двое мальчишек, - сказал Карагерн. - Они могут сделать это за нас.
Он прошел дальше и заглянул в оставленный нерадивостью плотников лаз. К его удивлению, Пентакосты нигде не было видно. Не слышно было также ни гомона птиц, ни лая собак, ни окриков стражи. Внимательно осмотревшись, Карагерн прищурился, вспоминая, как сам часами топтался возле зубцов возвышающейся над ним громады. Где-то внутри ее шел тайный ход, теперь он знал это точно. Постояв немного, чтобы унять биение сердца, молодой человек повернулся и побрел к Валдису.
- Ну что? - вполголоса спросил тот. - Видел, где она ходит?
- Нет, но запомнил место, - ответил Карагерн. - Через пару дней красотка вернется, а мы будем ждать ее здесь. - Он потер глаза, затем указал на стену. - Как бы охранники нас не заметили. Они поднимут тревогу.
- Пусть их, - проворчал, сплюнув, Валдис.
Карагерн его беспечность не одобрил.
- Обнаружив, что внизу кто-то есть, они могут взять под особый контроль это место. Что нам, как ты сам понимаешь, совсем ни к чему.
Валдис пожал плечами.
- Откуда ты знаешь? Ход, может, не здесь, а с другой стороны. - Он сплюнул еще раз.
Не имея ни малейшей охоты ссориться ним, Карагерн предпочел ввести разговор в новое русло.
- У нас мало денег. Хватит ли их, до того как выкупят пленных?
- Не знаю. На то, чтобы посыльный подкатился к королевскому представителю в Гамбурге, уйдет, считай, месяц. А если тот сейчас в Бремене, то и все два. - Валдис хлопнул ладонями по своей толстой кожаной куртке. - Не беспокойся. - Он улыбнулся. - Если король не захочет платить, мы всегда сможем продать их датчанам.
- А не их семьям? - спросил Карагерн, которого еще до того, как он прибился к разбойному люду, весьма волновал этот вопрос.
- Какая семья сейчас наскребет более двадцати золотых? Они даже вскладчину смогут выкупить от силы двоих, если король им чего-нибудь не подбросит. Или монахи.
Валдис осклабился и неторопливо направился в лес, цепляясь за встречные ветки роговыми пластинками своего кожаного нагрудника.
Карагерн побрел следом за ним.
- Нет. - Он тряхнул головой. - Монахи не платят.
- Вот уж бедняга, подумать только - жена монаха, - сказал Валдис, которому скорее чутье, чем зрение помогало придерживаться петляющей по лесу тропки.
- Для нее это хуже казни, - с цинизмом самоуверенной юности отозвался Карагерн. Он представил себе Пентакосту, и у него сладко заныло в паху.
Та в это время уже сдвигала в нужное положение камни, которые приводили в действие механизм, маскирующий лаз. По лицу ее блуждала улыбка довольства, ведь она превосходно справилась с давно вынашиваемой затеей. И нитка была перевязана в нужных местах, и фигурка, вырезанная ею из дерева, хотя и совсем крошечная, походила на Гизельберта. Старые боги одобрили подношение, во время танца ей слышались их шепотки. Боги, несомненно, исполнят все, что им поручено. Интересно, сколько у них уйдет на это времени? И когда братия из обители Святого Креста соберется прислать в Лиосан скорбную весть? Пентакоста машинально перекрестилась и направилась к себе, осторожно шагая по каменным плитам, ибо путь ее пролегал мимо комнаты Ранегунды.
Она благополучно добралась до своей спальни, мысленно посмеявшись над Дагой, выпившей перед сном медовый напиток с подсыпанным в него порошком из анютиных глазок и аконита. Теперь никто не сумеет ее обличить, ведь всегда просыпавшаяся от малейшего шороха горничная, если понадобится, всем и всюду заявит, что провела эту ночь возле своей госпожи и что та до утра ни разу не поднималась. Все еще улыбаясь, Пентакоста разделась и, совершенно нагая, улеглась в постель, не спеша натягивая на себя одеяло. Какая жалость, что маргерефа Элрих уехал, подумалось ей, ведь Беренгар не идет ни в какое сравнение с этим сильным и статным мужчиной. Презрительно хмыкнув, она повернулась и непроизвольно сжала в объятиях шелковую подушку, которую ей в числе прочих свадебных подношений некогда подарил Гизельберт.
За час до рассвета окрестности крепости Лиосан огласили тревожные крики. Крестьяне, встающие рано, побросали дела, ибо шум разрастался, подкатываясь к окружавшему селение частоколу.
- Впустите нас! Впустите! Именем маргерефы Элриха и короля! - вскричал за воротами кто-то.
Лесорубы, уже готовые к выходу на делянки, растерянно зачесали в затылках. Стоящий на стене Руперт заметил всадников, напирающих на ненадёжные деревянные створки, и, выхватив из-за пояса рог, трижды в него протрубил, потом еще трижды.
- В чем дело? - воскликнул, подбегая к нему, взволнованный Ульфрид.
- Трудно сказать. У частокола возня. Кажется, возвращается маргерефа.
Руперт сверлил взглядом предутреннюю водянистую мглу, пытаясь понять, что, собственно, происходит.
- Маргерефа? - переспросил Ульфрид недоуменно. - С чего бы ему возвращаться?
- Не знаю, - пробормотал Руперт. Собственные соображения на этот счет ему ох как не нравились. - Видимо, у него есть причины.
- Мы в опасности? - спросил Ульфрид, потом крикнул Моджу, стоявшему невдалеке: - Кто там? Наши? Или чужие?
- На полосе, идущей вдоль моря, никого не видать, - спокойно ответил тот и неторопливо приблизился.
- Нас мало для отражения штурма, - сказал ему Руперт. - Почему никто не идет? Вот раззявы.
Внизу двое караульных и четверо рабов упирались ногами в землю, пытаясь открыть крепостные ворота, ибо устройство, способное заменить людей, было готово всего лишь наполовину.
- Они уже скачут через деревню, - сказал Модж. - Видите? Они рядом. И первый из них - маргерефа.
Это и впрямь было так. Маргерефа Элрих едва управлялся с конем. Он потерял где-то свой шлем, а на лбу его красовался огромный кровоподтек, заметный даже в сумраке раннего утра. Конники тянулись за ним, причем двое были привязаны к седлам, а третьего приторочили к седельной подушке; конь его шел в поводу.
- Что с ними? - прошептал взволнованно Руперт.
- Скоро поймем, - отозвался Ульфрид и, наклонившись, крикнул замешкавшимся рабам: - Эй, там! Поворачивайтесь живей!
- Должно быть, на них напали, - сказал ровным голосом Модж. - Многие ранены. Взгляните-ка на Жуара.
- А где же его жена? - спросил Ульфрид. Он, внутренне содрогнувшись, подумал о Флогелинде, и защитил крестным знамением и себя, и семью.
К плацу со всех сторон стекались воины, на ходу натягивавшие кожаные доспехи. Уолдрих, дежуривший в эту ночь в оружейной, раздавал им копья, мечи и щиты. Ворота наконец распахнули настолько, что конный отряд смог проехать сквозь них, и Руперт опять протрубил в рог, оповещая крепость о прибытии маргерефы.
Ранегунда, несмотря на свою хромоту, успела добежать до ворот и, задыхаясь, приподняла перед королевским наместником юбки. Длинные косы ее были закинуты за спину, камзол расстегнут.
- Рада приветствовать вас, маргерефа, - машинально сказала она.
Ответом ей был то ли всхлип, то ли шепот.
- Благодарю. - Маргерефа Элрих пошатывался в седле, цепляясь за конскую гриву. - Датчане подстерегли нас… Большой отряд… Мы с ними бились. - Он дважды кашлянул, потом сплюнул. - Они неплохие бойцы.
- Да, это, видимо, так. - Ранегунда нахмурилась и подозвала жестом Кинра. - Подними женщин. Пусть захватят с собой бинты, травы и снадобья. - Она уже было хотела его отпустить, потом передумала. - Нет. Приведи лучше иноземца. Скажи, тут есть раненые. Пусть поспешит.
Кинр молча кивнул и кинулся к северной башне.
- Они повязали кое-кого из наших. И с ними двух женщин. Мы защищались. Мы убили троих, - сказал маргерефа Элрих, подавляя нервный зевок. - Они заклеймят их и продадут.
- Скольких они захватили?
- Четверых, - был ответ.
Светало, ночной мрак отступал, открывая взорам окровавленное плечо маргерефы и необычную бледность его лица.
- Держитесь, сейчас вам помогут.
Вновь протрубил рог, давая всем знать, что обитатели крепости Лиосан готовы к сражению.
- Аделяр, ступай к Орманриху, - распорядилась Ранегунда. - Мне надо срочно увидеться с ним. - Она обернулась к солдатам: - А вы прикройте ворота и усильте охрану. И пошлите дополнительные наряды наверх.
Маргерефа Элрих застонал, сползая с седла, лошадь под ним пошатнулась.
- Мы сражались. Неистово.
Он упал на колени, потом сел на землю, ухватившись рукой за стремя.
- Где жена Калфри? - спросила Ранегунда у подбежавшего Хлодвика. - Сам он сейчас присматривает за огнем. Разыщи Винольду, пусть возьмет свои травы, и приведи ее поскорее сюда. - Она ухватила за локоть Эварта, собиравшегося подняться на стену. - Разбуди капитана Мейриха, вели ему позаботиться о прибывшем отряде. И подними всех рабов.
Эварт приложил руку ко лбу.
- Конечно, герефа. Я мигом.
Пришла пора дать указания Дуарту, но тут на плацу появился одетый во все черное человек. Это был Сент-Герман.
- Я принес инструменты и лекарства. - Он указал на небольшую укладку.
- Благодарю вас, - сказала она, мгновенно ощутив облегчение. - Маргерефа ранен.
- Вижу, - кивнул Сент-Герман, наклоняясь и приступая к осмотру. - Дело скверное, - сообщил он через минуту. - Рану нужно очистить, в ней глубоко засели обрывки ткани и кожи. Знаю, брат Эрхбог этого не одобрит, но будьте любезны - прикажите истопить баню.
- Зачем? - Ранегунда вскинула брови. - Разве это может помочь?
- Во-первых, чистые раны заживают скорее, а во-вторых… на нем столько крови. Его надо выкупать, чтобы знать, что лечить.
- Ладно. - Ранегунда кивнула. - Этим займется Дуарт. - Она с тихим отчаянием оглядела заполненный людьми плац. - Так много раненых. У нас мало сиделок. И припасов. А вокруг тьма датчан.
- Все как-нибудь утрясется, - пробормотал рассеянно Сент-Герман. Он повернул голову к маргерефе: - Куда вас ранили?
- В руку, - ответил тот еле слышно. - И еще, похоже, в бедро.
Сент-Герман кивнул и с большой осторожностью перевалил раненого через плечо.
- Потерпите. Я помогу вам, - сказал он, вставая, и, увидев расширенные глаза Ранегунды, поспешил пояснить: - Мои сородичи славятся недюжинной физической силой. Я далеко не последний из них.
- Да, но ваша ноша вдвое вас тяжелее, - произнесла с сомнением Ранегунда, однако тут ее кто-то окликнул, и она завертелась в водовороте спешных, не терпящих отлагательства дел.
- Голова. Болит, - сказал маргерефа Элрих, когда Сент-Герман усадил его на широкую лавку. Лицо раненого покрывали бусинки пота, глаза неестественно-ярко блестели, а губы казались обметанными белой каймой. - Они выскочили внезапно. Их было много. Гораздо больше, чем нас.
- Сидите спокойно и позвольте мне вас осмотреть, - невозмутимо велел Сент-Герман и привалил пациента к каменной стене бани. - Постарайтесь не двигаться.
Маргерефа застыл, подчиняясь приказу целителя, и, когда с него стали стаскивать латы, даже не шелохнулся, но испустил мучительный стон. Его двухслойный жилет сверху донизу был буквально пропитан кровью.
- Удар секиры, - заметил он, задыхаясь от боли.
- Плохое ранение, - сказал Сент-Герман, не проявляя, впрочем, особого беспокойства, ибо ожидал худшего. - Я наложу повязку, чтобы рана не вскрылась.
Он призадумался, решая задачу, где взять бинты, когда в крепости каждая пядь полотна на счету.
За спиной его заскрипела дверь, вошел Дуарт.
- Герефа велела истопить для вас баню.
- Да. - Сент-Герман осторожно ощупывал опухшую руку. - А еще мне понадобится котелок с кипятком.
Дуарт был потрясен.
- С кипятком? Да зачем же?
- Древнеримские врачеватели кипятили свои инструменты, а я придерживаюсь их методов, - терпеливо пояснил Сент-Герман. - Здесь так не делают, но мне, как иноземцу, простительны некоторые отклонения от принятых у вас норм.
Староста поселения, похоже, так не считал.
- Брат Эрхбог говорит, что некогда эти римляне преследовали христиан, - проворчал он угрюмо.
- Возможно, - ответил Сент-Герман с деланным равнодушием в голосе. - Но целители они были отменные.
- Целить можно через молитвы, - заметил Дуарт.
- И мы непременно помолимся… в подходящий момент, - пробормотал Сент-Герман, продолжая исследовать рану. В глубине ее что-то белело, по-видимому ключичная кость: Он поднял глаза: - Пришлите сюда свинопаса. Скажите, что я куплю у него свиные кишки. Самые тонкие из тех, что найдутся. - У него были иглы для сшивания ран, но не было шовного материала. Не было и бинтов. Но тут ему в голову пришла одна мысль: - И принесите мне также все обрезки из швейной. Любые, но лучше те, что длиннее других.
- Хорошо, - отозвался Дуарт, всем своим видом показывая, что выдумки чужака никакого касательства к нему не имеют. - Герефа велела мне вам подчиняться.
Он двинулся к двери, но выйти ему помешал Амальрик, тащивший на себе Галена.
- Куда его? - пробурчал капитан, отдуваясь.
- На соседнюю лавку. - Сент-Герман мельком заглянул в восковое лицо молодого солдата. - Только побережнее.
Повинуясь приказу, Амальрик осторожно, словно юноша был хрупкой фарфоровой статуэткой, уложил его на скамью. - Что дальше? - спросил он.
- Мне нужен помощник, - сказал Сент-Герман, кивком головы отпуская замешкавшегося Дуарта. - Раненых слишком много.
После некоторого колебания Амальрик кивнул.
- Хорошо. Я побуду при вас.
- Прекрасно, - произнес Сент-Герман, испытывая немалое облегчение. Раз уж сам капитан решился ему помогать, значит, его примеру последуют и другие солдаты. - Разденьте его и, как только согреется вода, выкупайте.
- Я что, должен снять с него все? - спросил Амальрик потрясенно.
- Конечно, - невозмутимо подтвердил Сент-Герман. - И проследите, чтобы раны не кровоточили. Он и так уже основательно обескровлен.
- Белый как смерть, - сказал Амальрик, чтобы что-то сказать, и принялся стягивать с Галена кожаную куртку. - Кровотечение не унимается, - после паузы сообщил он.
- Это ничего, - сказал Сент-Герман. - Как только разоблачите его, зажмите рану ладонью.
Сам он уже сумел раздеть своего подопечного. Рваная рана на бедре оказалась поверхностной, хотя выглядела ужасно, а вот с виду пустячная припухлость на лбу внушала серьезные опасения.
- У вас, вероятно, болит голова, маргерефа? Насколько сильна эта боль?
- То затихает, то обостряется… словно под черепом возятся крысы, - ответил с усилием раненый.
Ответ совпадал с ожидаемым, и Сент-Герман, сдвинув брови, сказал:
- Вы нуждаетесь в постоянном присмотре, по крайней мере в течение суток… Если не будет ухудшения, считайте, что вам повезло.
Маргерефа Элрих с большим трудом перекрестился.
- Да поможет мне Христос Непорочный.
- И какая-нибудь из сиделок, - кивнул Сент-Герман. - Вам станет получше, когда я зашью рану.
Глаза маргерефы расширились, он попытался помотать головой, но не смог.
- Маргерефа не верит, что в этом случае ему станет лучше, - счел необходимым пояснить Амальрик. - Закрытые раны чаще других воспаляются и гниют. Их гложет зараза.
- Такое бывает, - согласился с ним Сент-Герман. - Но я ее изгоню. Этим вот снадобьем. - Он постучал ногтем по крошечному флакону, одному из тех, что уцелели после кораблекрушения. - Это очень сильное средство, его применял сам апостол Лука, а он, как известно, поставил на ноги многих. - Довод был чуть натянутым, но безотказным и прекрасно работал вот уже шесть веков.
- Да, говорят, Христовы сподвижники имели дар исцелять больных и изгонять демонов, - заявил Амальрик с важным видом, потом указал на ящик с лекарствами: - А как получилось, что и вы обрели такой дар?
И опять Сент-Герману пришлось прибегнуть к давно заготовленному ответу.
- Это не дар, а знание. Чтобы им овладеть, нужно долгое время учиться у великих священнослужителей, прозревавших многое в своих неустанных трудах.
Он не стал уточнять, что более имеет в виду жрецов египетского бога врачевания Имхотепа, чем сподвижников или последователей Христа.
- В таком случае брат Эрхбог не станет препятствовать вам.
Амальрик облегченно вздохнул и с удвоенным рвением принялся раздевать неподвижного Галена.
Какое-то время спустя в баню внесли еще двоих потерявших сознание воинов: Випертика и Ледегара. Принесшие их солдаты поторопились уйти, прежде чем Сент-Герман успел их о чем-либо спросить.
Впрочем, особенные расспросы были и не нужны. Убедившись, что маргерефу Элриха можно ненадолго оставить, граф склонился над Випертиком. Тот дышал шумно, прерывисто, пульс у него был частым, а лицо - белым как мел. Сент-Герман покачал головой и, помня о присутствии Амальрика, перекрестился.
- Этого спасти уже невозможно, - тихо произнес он и стал осматривать Ледегара. - У другого вывихнуто плечо, все остальное не так серьезно. Думаю, он будет жить.
- Откуда у вас такая уверенность? - спросил Амальрик. - Вы словно знаете наперед то, о чем говорите.
- Знать наперед я ничего не могу, - рассеянно пробормотал Сент-Герман, - но чудеса случаются редко.
Он пошарил рукой в открытой укладке, отыскивая там склянку с болеутоляющим средством. К сожалению, не таким действенным, как настойка из мака, но все же способным облегчить страдания Випертика. Пузырек булькнул, и несколько капель густой темной жидкости оросили губы и рот умирающего.
- Зачем это, если он не жилец? - покачал головой Амальрик.
Ответ был быстрым и четким:
- Он агонизирует. Я хочу избавить его от мучений.
- Брат Эрхбог бы воспротивился этому, - проворчал Амальрик. - Христос Непорочный страдал за нас всех, и мы все должны, не ропща, претерпевать ниспосланные нам муки. Вы подвергаете опасности спасение души умирающего, стремясь унять его боль. - Он перекрестился.
Сент-Герман поднял голову и пристально поглядел на прежде не отличавшегося особенной набожностью капитана.
- Вы действительно так полагаете? - спросил он наконец.
- Разумеется, - сказал Амальрик, но не решился подкрепить свое утверждение взглядом и спрятал глаза.
Сент-Герман, пожав плечами, вновь занялся Ледегаром, оценивая, с каким усилием следует надавить на его вывихнутое плечо. Пережать было нельзя, недожать - тоже: и то и другое могло вызвать весьма нежелательные последствия. Он примерился, секунду помедлил и быстрым движением ликвидировал вывих, затем, передвинув скамью, прижал вправленную руку к стене.