Сент-Герман выпрямился и пошел к дверям общего зала, уже понимая, что там найдет. Самые худшие из его опасений оправдывались: твердая рожь, о которой сказала ему Геновефа, несла в себе безумие и возможную смерть.
Многие из людей, собравшихся в зале, валялись в корчах, как Хлодвик; их лица перекосились от судорог и гримас. Брат Эрхбог приник к алтарю, словно придавленный чем-то тяжелым. Глаза монаха закатились под лоб, на губах пузырилась пена. Осберн сидел возле стены, упорно пытаясь прошибить ее лбом, возле него лежала совершенно обмякшая Дага. Воланд-шорник нашел прибежище в дальнем углу помещения, спрятал между коленями голову и беспрерывно стонал. Готтхарт кружился над ним, уворачиваясь от незримых ударов, Пентакоста прижалась к трясущемуся Беренгару и похотливо хихикала, пытаясь раздеть его донага. Дуарт сосредоточенно пинал ногами невидимых тварей, не обращая внимания на дикий гвалт, сотрясавший, казалось, все здание, сложенное из тяжелого, грубого камня.
- Чудовища! - стенали пораженные ужасом глотки.
- Проклятие! - отвечал им воплем брат Эрхбог. - Проклятие поразило всех нас!
Сент-Герман повернулся к плацу и жестом остановил троих спустившихся со стены караульных.
- Не приближайтесь, - крикнул он.
Те в замешательстве замерли.
- Что там?
- Безумие, - пояснил Сент-Герман. - Все им поражены, и вас оно может коснуться, а потому не пытайтесь туда заглянуть. - Он опасался, что увиденное до такой степени потрясет исполнительных малых, что сделает их совершенно бесполезными в столь критической для всей крепости ситуации.
- Но… - заикнулся один из солдат.
- Ульфрид! Добеги до деревни, - приказал ему Сент-Герман тоном, не терпящим возражений. - Там герефа и капитан Амальрик. Скажи им, чтобы они срочно вернулись в крепость. И запрети крестьянам прикасаться к какой-либо пище. Вредные испарения заразили еду.
Караульные в страхе перекрестились, потом Ульфрид спросил:
- Что там за звуки?
- Стенания ваших товарищей, - резко откликнулся Сент-Герман. - Они нуждаются в помощи. Приведите сюда герефу и капитана!
Фэксон вдруг заупрямился.
- Но… они так кричат. Думаю, нам все же надо пойти к ним.
- Нет! - возразил Сент-Герман. - Вам надо позвать герефу. И отвести в деревню детей. И не пускать рабов к плацу.
- Но… - заикнулся вновь Ульфрид.
- Прекрати препираться! - Сент-Герман сузил глаза. - Лучше поторопись! Иначе безумие распространится!
Он отвернулся и вошел в общий зал, но солдаты не двинулись с места.
Наконец, когда молчание сделалось совсем тягостным, Ульфрид вскинул копье на плечо.
- Фэксон, - приказал он, - займись немедля детьми. А ты, Северик, отправляйся в деревню. Пусть он чужак, но, похоже, знает, что говорит. Сам я останусь здесь - для охраны.
Оказавшись в зале, Сент-Герман первым делом двинулся к корзине с хлебцами и, лишь накрыв ее полотенцем, позволил себе оглядеться вокруг. Безумных следовало как-то вывести из состояния буйного помешательства, и он решил начать с Сигарды, не без основания полагая, что та как только мало-мальски придет в себя, тут же примется ему помогать.
- Нет, нет, - завидев, что к ней приближаются, зашептала она и присела на корточки - совсем как ребенок, пытающийся укрыться от того, что его пугает.
Со всем, что бы ни возникало в ее воспаленном мозгу, необходимо было считаться, ибо галлюцинации для подобного рода несчастных обладали большей достоверностью, чем реальность, и Сент-Герман за столетия лекарской практики сумел это понять. Он подошел к Сигарде и решительно, не колеблясь, взял ее за плечо.
- Чувствуешь, Сигарда как я касаюсь тебя? - Он дважды сжал пальцы. - Я не видение и не призрак, пойми.
Тело пожилой женщины охватила крупная дрожь, столь сильная, что не дала ей перекреститься, и это только усилило ее страхи. Со стоном отчаяния она отшатнулась и забормотала:
- Никогда, никогда, никогда…
"Иметь бы мне время и в придачу к тому Ротигера", - подумал с тоской Сент-Герман. Ему сейчас очень недоставало неколебимой надежности давнего сотоварища и партнера, но тот находился в Риме, а медлить было нельзя. Он постарался сосредоточиться и предпринял вторую попытку завладеть вниманием Сигарды, вновь положив руку ей на плечо. На этот раз глаза безумной, ярко сверкнув, остановились на нем, но через миг опять поползли к центру зала.
- Что там такое? - тихо спросил он. - Что ты там видишь?
- Чудовище, - ответила она едва слышно. - Оно озирается, разыскивая меня.
- Если чудовище разыскивает тебя, - отозвался уверенно Сент-Герман, - вспомни, что у тебя в руке зажата волшебная, освященная монахами булава, бьющая точно в цель и разящая наповал.
- Оно рыщет по залу, - прошептала Сигарда. - Оно нас проглотит.
- Нет, ведь ты сразишь его булавой, - успокаивал ее Сент-Герман с неослабевающей убежденностью. - Подними руку - и ощутишь ее тяжесть.
Очень медленно и с трудом Сигарда подняла руку. Пальцы ее напряглись, ощупывая незримую рукоять.
- Да, - похвалила она. - Это и впрямь очень крепкая булава.
Сент-Герман испытал огромное облегчение.
- Она защитит тебя. Бей врага первой, не бойся.
Сигарду трясло по-прежнему, но она, пошатываясь, поднялась с пола и принялась раскачиваться, угрожающе щерясь. Воздух с сиплым шипением прорывался в хищный оскал ее рта.
Пентакоста, уже полуобнаженная, сладостно захихикала, когда Беренгар начал мять ее груди, и громко расхохоталась, когда он ударил ее по лицу. Брат Эрхбог, мыча что-то совсем несуразное, извивался на алтаре. Гортанные звуки, что он издавал, исходили, казалось, из глубины его чрева, а не из горла.
Наконец Сигарда перестала раскачиваться и, часто моргая, взглянула на Сент-Германа.
- Иноземец? Почему ты, как и я, сражаешься с этими монстрами? - спросила она.
- Я сражаюсь с ними ради спасения вашей герефы.
Сигарда удовлетворенно кивнула, потом пожаловалась:
- Они очень мерзкие. Я еще никогда не видела мир таким страшным.
Капитан Мейрих, заслышав ее голос, стал шарить руками вокруг себя, причитая:
- Я погиб, Сигарда. Я погиб.
- Ты отважный боец, - заявил Сент-Герман. - Ты знаешь, как драться, не отступая, и выдержишь испытание и сейчас.
Капитан Мейрих застонал, но тут жена взяла его за руку.
- Ты еще не мертва? - удивился супруг.
- Нет пока, - серьезно ответила Сигарда. - Кругом много чудовищ.
- Много, но мы с ними справимся, - согласился приободрившийся капитан.
Воланда выворачивало наизнанку: он, как и все обитатели крепости, ничего не ел с вечера перед мессой, и желудок его сейчас яростно исторгал жидкую хлебную кашицу и вино. Он откашливался, отдувался, и его хрипы были первыми обнадеживающими звуками среди все еще длящегося кошмара.
Сигарда сумела-таки перекреститься.
- Монстр сидит у тебя на лбу, иноземец, - доверительно сообщила она.
- Это всего лишь тени забытых богов, - успокоил ее Сент-Герман, - они совершенно безвредны.
Объяснение показалось Сигарде вполне обоснованным, и она еще ближе придвинулась к чужаку.
- Но то, что творится вокруг, отвратительно.
- Да, это так, - кивнул Сент-Герман. - Ты, несомненно, права.
* * *
Письмо торгового посредника Бентуэта из Квентовича во Франконии к Ротигеру. Доставлено по суше монахами-иеронимитами в Менд, где передано группе плотников, отплывавших в итальянскую Луну, откуда отряд всадников перевез его в Рим. Вручено адресату 23 сентября 938 года.
"Достопочтенному поверенному графа Сент-Германа мои приветствия двадцать первого августа текущего года Христова!
С огромным прискорбием вынужден вам сообщить, что никаких сведений о вашем хозяине к нам пока что не поступало. Я предпринимал много усилий, беседуя то с купцами с востока, то с теми, что торгуют с датчанами и другими северными народностями, но ничего нового не узнал. Да и как можно узнать что-нибудь о судьбе безвестного пленника? Его ведь, неровен час, уже продали русским и увезли в Новгород или в Киев. Кроме того, он мог попасть в лапы к мадьярам, что было бы хуже всего, ибо те очень свирепы и с неимоверной жестокостью разграбили Бремен, пустив по миру тысячи процветавших до того горожан. Если граф оказался среди этих несчастных, могут пройти долгие месяцы, прежде чем нам удастся получить какие-то вести о нем.
Но мы не сдаемся, делая все возможное, чтобы выяснить, не встречался ли с ним хоть кто-нибудь, и уже наслушались таких россказней, что человек более впечатлительный свихнулся бы и от малой толики их.
И все же, молю вас, не унывайте, ведь отсутствие сведений можно считать добрым знаком, почти непреложно свидетельствующим, что граф еще жив. Весть о его смерти так или иначе разнеслась бы по свету, ибо люди, внезапно разбогатевшие, несдержанны на язык. Как и лесные разбойники, которые не прочь прихвастнуть, кого им пришлось умертвить, чтобы до нитки ограбить. Ведь полусотня золотых, всегда зашитых в поясе графа, для многих огромнейшее богатство, ради которого иные отпетые негодяи способны на все.
Корабли ваши будут готовы к плаванию уже этой весной. Ремонт их идет полным ходом. Что в связи с этим прикажете мне предпринять? Придержать суда на стоянке в Хедаби? Это легко: любой порт будет им рад - платили бы деньги. Но, может быть, лучше по мере готовности отправить их в новые рейсы?
Такое решение вдвойне выгодно: оно позволит как приумножить богатства вашего хозяина, так и преуспеть в розысках его самого. Только мигните - и я вам сыщу молодцов-капитанов. У меня уже есть на примете тройка надежных, испытанных моряков.
Если надумаете так поступить, шлите ответ через Франконию, а не через Германию, ибо стране этой досаждают не только мадьяры, но и зараза, сводящая многих германцев с ума. Тамошние монахи оказались беспомощными перед столь грозной напастью, которую, впрочем, не одолели бы даже старые боги. Толпы людей охвачены ужасающими кошмарами. Многие уже отошли в иной мир, а те несчастные, что выживают, находятся до сих пор не в себе.
Молю Христа Непорочного возвратить нам графа живым и здоровым и смиренно прошу вас и далее рассчитывать на меня.
Бентуэт из Квентовича, торговый посредник.
Исполнено рукой писца Лазурина".
ЧАСТЬ 2 Францин Ракоци, граф Сент-Герман
Депеша старейшины Ольденбурга к маргерефе Элриху, доставленная тому специальным посыльным в сопровождении вооруженной охраны.
"Могущественный маргерефа! Обратите поскорее свои взоры на нас, ибо опасность, грозящая нам, столь велика, что без вашей помощи все мы погибнем. Справедливо будет сказать, что мы, обитатели Ольденбурга, не всегда придерживались правил, установленных королем Оттоном, и отвергали власть Христа Непорочного. Но теперь все изменилось, и вы должны внять нашим мольбам.
На нас внезапно обрушились две напасти, любой из которых посильно полностью уничтожить наш небольшой городок. С тех пор как Бремен превратился в руины, к нам стали стекаться бездомные люди в поисках пропитания и хоть какого-нибудь жилища. Летом их еще можно было терпеть, но на дворе стоит осень, и они делаются все более безрассудными, а некоторые из них даже вооружаются, чтобы требовать то, чего им не дают. Последние пополняют разбойничьи шайки в лесах. Другие просто болтаются по дорогам, попадая в руки датчан и принимая рабскую долю. Покуда имелась возможность, мы призревали этих несчастных, но теперь Ольденбург переполнен и мы не можем давать кров новым пришельцам без риска провести впроголодь грядущую зиму. Наши запасы зерна незначительны в связи со скудостью урожая, и потому каждый кусок, что питает нахлебника, вырывается из чьего-либо рта.
Уже одной этой неприятности хватило бы, чтобы молить вас о помощи, однако пришла и другая беда. Кое-кто даже полагает, что она послана нам в наказание за решение не принимать больше беженцев у себя, другие, наоборот, склонны считать, что проклятие, нас поразившее, сами же беженцы и занесли в Ольденбург. Прочие просто не знают, что думать.
Странная болезнь расползлась по нашему городу - и настолько прилипчивая, что перед ней бессильны молитвы, обращенные как к Христу Непорочному, так и к старым богам. У беременных женщин, ею пораженных, случаются выкидыши, а многие из младенцев умирают при родах. Мужчинам тоже не слаще: у одних появляются нагноения как во внутренностях, так и снаружи, другие одержимы видениями, заставляющими их крутиться на месте и скакать до тех пор, пока их держат ноги. Потом они в полном изнеможении валятся наземь и впадают в оцепенение - настолько глубокое, что их невозможно растормошить. Помешательство, тихое или буйное, - вот главный признак этой заразы, приведшей уже многих больных к гибели, а мы настолько растеряны, что не осмеливаемся хоронить их в освященной земле, хотя и опасаемся новых неведомых кар за столь вопиющее святотатство.
Мы вовсе не утверждаем, что болезнь принесли к нам из Бремена, но гоним теперь всех беженцев прочь и уговариваем торговцев не наезжать к нам до новой весны. До нас дошли слухи, будто таким помешательством охвачены и монахи монастыря Святого Креста, расположенного неподалеку от крепости Лиосан. Как бы там ни было, никто из обитателей этих поселений у нас в последнее время не объявлялся, и мы не ведаем, что творится у них.
Мы сознаем, что лишь вы, действуя от имени короля, способны облегчить нашу печальную участь, и смиренно примем любую помощь, будь то монахи с целительными молитвами или солдаты с оружием, способные защитить нас от атак тех, кто не имеет ни пищи, ни крова над головой, - ведь наши бойцы уже слабы и духом и телом. Мы сознаем также, что опасные испарения могут влиться в любого из тех, кого вы к нам пришлете, и все-таки умоляем не бросить нас в нашей беде.
Написано в двадцатый день сентября.
Томас,
старейшина Ольденбурга".
ГЛАВА 1
Ранегунда со стены наблюдала за крестьянами, охраняющими частокол. Глаза ее окаймляли темные тени, а оспины на щеках в угасающем свете дня проступали особенно резко. О крайней усталости молодой женщины говорили также морщинки, залегшие в уголках рта. Глядя на створки распахнутых деревянных ворот, она отрывисто бросила:
- Это не подлежит обсуждению.
- Герефа, - с настойчивостью возразил Сент-Герман, - поверьте, питает болезнь только снятая этой осенью рожь. Именно она содержит вещества, вызывающие помешательство.
- Помешательство вызывают либо старые боги, либо Христос Непорочный, - убежденно ответила Ранегунда. - А раз уж оно поразило монахов Святого Креста, возможно, на них обрушил свой гнев и сам дьявол. Так полагает Брат Эрхбог.
- Болезнь гнездится в зерне, - не отступал Сент-Герман. - Точнее, в его утолщениях. Я сталкивался с этим и раньше, а потому повторяю: немедленно уничтожьте весь урожай и всю смолотую из этих зерен муку. Иначе болезнь не утихнет.
Она сложила на груди руки.
- Конечно, люди порой поступаются многим, чтобы старые боги или Христос Непорочный уважили их подношение. Но я не столь расточительна.
- В таком случае ряды безумцев пополнятся, - очень тихо произнес Сент-Герман. - Вы уже потеряли девятерых мужчин, четырех женщин и шестерых детей. Разве вам этого мало? Уничтожьте рожь и сожгите стерню на полях, Ранегунда.
Ему не ответили. Ранегунда, опершись на каменные зубцы, оглядывала последнюю партию лесорубов, возвращающуюся с делянок.
- По крайней мере, теперь деревня защищена, - сказала она. - Без частокола при такой массе помешанных селян бы давно перебили.
- Ах, Ранегунда. - Сент-Герман укоризненно покачал головой. - Оставьте увертки. И скажите, если я смогу доказать вам, что зерно вызывает безумие, вы уничтожите нынешний урожай?
Она помолчала.
- Возможно.
- Тогда прикажите дать мне одну из свиней.
- Понадобилась кровь? - спросила с намеренной грубостью Ранегунда.
- Отнюдь. - Он покачал головой, игнорируя колкость. - Я просто накормлю ее зараженным зерном, и она тут же взбесится, уверяю.
- Бесы в свиней часто вселяются, - был ответ. - Всем это известно.
Сент-Герман нахмурился.
- Скажите тогда, что нужно сделать, чтобы вы мне поверили?
- Возьмите раба, - предложила она, - и мы поглядим, что с ним будет.
- Нет, - с непоколебимой твердостью отмел предложение Сент-Герман и, поймав ее вопросительный взгляд, пояснил: - Раб такой же человек, как и мы. Я сам был рабом, когда мою родину завоевали.
"И не только тогда", - добавил он мысленно с внутренней болью.
Ранегунда осенила себя крестным знамением.
- Вы полагаете, это порочно?
- Да, - подтвердил он. - Именно так.
Она почувствовала, что совершила ошибку, хотя и не понимала какую, и попыталась выправить положение.