Пока командир Хазбанд беседовал с ЦУПом, убеждая Землю, что на борту "шаттла" всё спокойно, а экипаж ждет новостей от группы по организации миссии спасения, Андерсон и Браун приготовились к новому выходу.
Помимо лестницы они тащили с собой "затычку". Выйдя в открытый космос и придерживаясь за поручни грузового отсека, астронавты добрались до крыла. Задача, которую они перед собой на этот раз поставили, была посложнее простого осмотра. Чтобы дотянуться до пробоины им не хватало двух метров - согласно инструкции Линды Хэм, требовалось возвести "космическое тросовое сооружение": стойки лестницы двумя фалами прикреплялись к поручням, затем по лестнице взбирался (или опускался - в космосе нет верха или низа) Андерсон и дожидался Брауна, которому предстояло послужить опорой. Браун в свою очередь фиксировал себя на последней перекладине и должен был держать Андерсона за ноги, давая тому возможность работать над крылом. Вся эта эквилибристика была бы совершенно невозможна на Земле, в условиях нормальной силы тяжести, но невесомость давала определенные преимущества, чем и предлагали воспользоваться головастые ребята из группы Хэм.
Первый этап не вызвал трудностей. На втором этапе возникла заминка. Браун никак не мог справиться с карабинами, и Андерсону пришлось десять минут висеть над бездной, прижимая к груди мешок. Земля висела у него над головой, и подполковник невольно залюбовался видом огромной синей чаши Тихого океана, кое-где приукрашенной белыми мазками облаков. Земля была так близко, что хотелось протянуть руку и прикоснуться пальцами к нашей планете, словно к школьному глобусу. Однако Андерсон знал, что это иллюзия, порожденная атмосферой, которая выступает в качестве линзы, увеличивая и делая особо выпуклым и контрастным то, чего нельзя разглядеть с высоты. Когда-то ученые считали, что детали земной поверхности нельзя будет увидеть с орбиты - всё смажут расстояния. К счастью, эти теории оказались неверными, и их сразу опроверг первый космонавт планеты Юрий Гагарин.
Когда-то, изучая историю полетов в космос, Андерсон прочел запись переговоров Гагарина с советским ЦУПом. Там были и такие слова: "Наблюдаю Землю. Красиво, красота". За этим выражением чувств Андерсон увидел нечто большее, чем просто слова счастливого человека, переживающего звездный час своей жизни, - нет, Гагарин в двух словах выразил то, зачем все люди до него тянулись к звездам. Он выразил исконное желание найти в небесной выси красоту, которой так не хватает на Земле. Но в то же время он сказал о самом главном, он сказал, что в целой Вселенной нет ничего прекраснее, чем наша родная Земля.
"Для того, чтобы понять это, мы улетаем в космос, - подумал Андерсон. - А когда понимаем, возвращаемся..."
26 января 2003 года, штат Флорида, США
Маринин ждал Адамски на старом месте. Дэйву даже показалось, что русский журналист и не покидал ресторанчик "У роз", настолько Маринин не изменился с последней встречи, но отогнал эту мысль как глупую, несущественную.
- Слежу за развитием кризиса, - сообщил Маринин, потягивая томатный сок. - Очень непросто будет спасти астронавтов "Колумбии".
- Мы знаем это, - заявил Адамски. - Но молим Бога, чтобы нам повезло.
Маринин усмехнулся чему-то своему, а потом сказал:
- У нас говорят: на Бога надейся, а сам не плошай. Похоже, вас прислали обсудить со мной возможные варианты развития событий?
Адамски, который почему-то полагал, что именно он, а не русский журналист (или всё-таки русский шпион?), будет направлять беседу, растерялся. Инициатива ускользала из рук, и он ничего не мог с этим поделать.
Дэйв смущенно кашлянул и ответил на этот, вполне риторический, вопрос:
- Не совсем так, господин Маринин. События развиваются, согласно нашему плану. Мы сделаем всё для спасения "Колумбии". Но вы правы в одном - мы обсуждаем любые варианты. И обсуждаем их с теми, кто хочет помочь нам в этом деле.
Получилось достаточно дипломатично - шеф одобрил бы.
К Адамски подошел официант, и он заказал минеральную воду. Дождавшись, когда Дэйв освободится, Маринин заметил:
- Получается, вы уверены, что я могу чем-то помочь... Что ж, вы не ошиблись. Я действительно могу помочь. Я могу заверить и вас, и ваше руководство, что в случае необходимости наше космическое агентство способно организовать спасательную экспедицию и забрать экипаж "Колумбии" с орбиты.
Адамски не поверил своим ушам.
- Но как?! - вскричал он, потом смутился и добавил гораздо тише: - Я не очень хорошо знаю вашу космическую программу, но, насколько мне известно, у вас был всего один корабль, который способен выполнить подобную миссию. Это "Буран", а он сейчас не летает в космос.
Маринин как-то так подвинулся, что взгляд его оказался направлен не на собеседника, а на рекламную панель, установленную у поворота на автостоянку. Это было не совсем вежливо, но Адамски быстро понял, почему русский журналист не хочет смотреть ему в глаза - разговор предстоял непростой и, выходит, сам Маринин находился в затруднении, не зная, какие слова подобрать, чтобы не сказать больше, чем это возможно, но в то же время не навредить, не разрушить установившееся доверие.
- "Буран" не летает, - признал русский журналист. - Он красив, но слишком дорог и не отвечает современным задачам развития пилотируемой космонавтики. Если бы мы продолжили делать шаттлы, то подозреваю, раньше или позже столкнулись бы с теми же проблемами, которые встали перед вами сегодня. Мы предпочитаем другой путь. И на этом пути добились уже немалых успехов... Не уверен, помните вы или нет, господин Адамски, но у вас когда-то был такой неплохой писатель - Мартин Кэйдин. И у него был неплохой роман "В плену орбиты". Его издавали в Советском Союзе лет сорок назад. Не помните? Жаль, хороший роман. И вот в этом романе описывается, как на орбите застревает капсула "Меркурия" с астронавтом. Отказала тормозная установка. И ему на помощь готовят к старту находившийся тогда на стадии конструкторской проработки корабль "Джемини". Ситуация не совсем совпадает с нынешней, хотя в пророческом даре Кэйдину не откажешь. Случилась всё-таки такая чертовщина, - Маринин помолчал, разглядывая рекламный плакат. - Но оригинальность не в этом. Оригинальность в другом. Первым на помощь "Меркурию" приходит не американский коллега на "Джемини", а советский космонавт на "Востоке". То есть совершенно неожиданно и втайне от всего мира СССР запускает новый корабль с целью спасения иностранного гражданина, попавшего в беду. В те времена, если вы помните, программа "Восток" имела военное значение и была засекречена, но я могу гарантировать, что в случае такой вот трагической ситуации советское правительство поступило бы именно так, как описывает Кэйдин. Очень часто мы, русские, и вы, американцы, становимся врагами, но небу над головой, - Маринин для наглядности поднял руку и пошевелил пальцами, - до наших разногласий нет никакого дела. Оно просто смотрит и ждет. И если мы не научимся ладить, если не сумеем вытаскивать друг друга из передряг, когда-нибудь оно уничтожит нас.
- Я не понимаю, - пробормотал Адамски в растерянности. - Я не понимаю, о чем вы говорите. Почему оно уничтожит нас?
- Потому что время жизни любой цивилизации ограничено, - пояснил Маринин терпеливо, словно с ребенком разговаривал. - Хотите конкретики? Ну свалится завтра комета - и нет нас с вами. Это неважно, важно другое. Мы люди, Дэйв, и мы должны помогать друг другу при любых обстоятельствах. А уж когда речь идет о таком деле, как завоевание неба, то и подавно. Так вот, я не могу, просто не имею права, сейчас рассказывать вам подробности, но обещаю, что если НАСА или Белый дом прямо и недвусмысленно обратится к нашему правительству с просьбой о помощи, мы рассекретим одну нашу очень перспективную разработку.
Адамски почувствовал, как кровь прилила к лицу. Он сжал кулаки и даже привстал со своего места:
- Черт возьми! А почему бы вам этого не сделать прямо сейчас? Если у вас есть возможность снять наших ребят с орбиты, сделайте это прямо сейчас!
Маринин вздохнул, отвернулся от плаката и ответил очень раздельно, очень спокойно:
- Потому что мы всё еще думаем, что у вас получится. Может получиться...
26 января 2003 года, околоземная орбита, высота 278 километров
Браун подергал Андерсона за штанину, и тот понял, что на любование красотами Земли больше нет времени и пора приступать к работе.
Он чуть присел, оттолкнулся и медленно поплыл от лестницы вниз (или всё-таки вверх?) к пробоине в крыле и к Земле, занимавшей всё обозримое пространство над головой.
Браун следил за полетом и в нужный момент ухватил спутника за ноги, давая ему опору. Андерсон повис в пространстве между створкой грузового отсека и крылом, в руках у него была "затычка". Казалось бы, что проще - сунул мешок в пробоину, подоткнул, распределяя набитые детали внутри крыла, между лонжеронами, и можно возвращаться за мешком с водой. Однако сила действия равна силе противодействия, что в космосе особенно ощутимо, а потому надо рассчитывать каждый свой жест, каждое телодвижение.
Андерсон осторожно вытянул руки и стал заталкивать мешок в пробоину. Теперь он видел пластины теплозащиты вблизи - вплоть до мельчайших деталей. Обратил внимание на сеть трещин, покрывающих соседние с пробоиной пластины, - если они рассыплются при снижении в атмосфере, шаттл не спасет даже чудо. И всё-таки Андерсон продолжал работать, потому что на него надеялись друзья, его ждали на Земле родные и сослуживцы - он очень хотел вернуться к ним.
Мешок застрял. Андерсон посмотрел себе под ноги. Шлем Брауна хорошо отражал свет, и вместо лица товарища подполковник увидел самого себя. Впрочем, к подобным эффектам он давно привык, и просто сделал рукой характерный жест, показывая Брауну, куда нужно отклониться, чтобы обеспечить устойчивость на следующем этапе работы. Тот немного поменял позу, и теперь у Андерсона появилась возможность прилечь на крыло и затолкнуть упрямый мешок.
"Затычка" не поддалась и со второго раза, и с третьего.
- Дьявол! - пробормотал Андерсон.
Ему становилось жарко. Скосив глаза, он взглянул на панель контрольных приборов, но те показывали норму - система водяного охлаждения работала, как часы. Значит, ощущение жары было чисто психологическим. Оно и понятно - работа такого свойства не располагала к расслабленному состоянию души. Ведь Андерсон не только заталкивал мешок в пробоину, но и отталкивался от этого мешка с равным усилием. Чуть переборщишь и улетишь, кувыркаясь, в бездну - ровно настолько, насколько хватит страховочного фала.
Наконец, после пяти минут беспорядочной "толкотни", астронавту удалось забить мешок в пробоину. При этом левый рукав в районе локтевого сгиба оказался зажат между мешком и зазубренным краем на сколе теплозащиты. Андерсон дернул руку на себя, но рукав не поддавался. В раздражении подполковник уперся правой свободной рукой в мешок и дернул сильнее, но, видимо, переборщил - мир вдруг завертелся, и Андерсон понял, что улетает в открытый космос. С удивлением астронавт увидел, что его окружает белесый туман, инстинктивно опустил глаза и увидел, что от левой руки тянется бахрома из разрезанных и отслоившихся тканей защитной оболочки скафандра.
"Углерод-углерод, - подумал подполковник. - Как бритвой".
Он потянулся, чтобы зажать отверстие, но не успел.
Взрывная декомпрессия. Резкий удар в грудь. Выдох с хрипом и кашлем. Помутнение сознания.
"Мы не вернемся", - скользнула последняя мысль.
Еще через секунду Майкл Филлип Андерсон умер.
26 января 2003 года, Гринбелт, США
Джон МакМахон явился в свой офис на третьем этаже здания 28 Центра космических полетов имени Годдарда позже обычного. Из-за кризиса с "Колумбией" все сотрудники НАСА набирали сверхурочные, и многие ночевали на рабочих местах, забравшись в спальном мешке под стол. Однако МакМахон очень ответственно относился к своему здоровью и, когда почувствовал, что сдает и не может уже видеть бесконечные строчки исходных файлов, то выпросил у начальства отпуск на сутки. Он был уверен, что ничего страшного за его отсутствие в Центре не произойдет, поскольку рабочий процесс по обслуживанию был налажен очень давно, выверен до мелочей и не требовал слишком уж пристального внимания.
А занимался Джон тем, что в качестве помощника администратора управлял частью информационной сети НАСА, связывающей отдельные офисы Центра Годдарда друг с другом. Работа была достаточно интересная, а временами - веселая, поэтому МакМахон не жаловался. Единственное, что по-настоящему портило настроение - это кризисы, которые случались в НАСА чаще, чем того хотелось бы. И дело было не только в проблемах на орбите - кризис такого масштаба, какой вызвала "Колумбия", Джон еще не переживал, - просто у НАСА хватало врагов и в правительстве, и в неправительственных организациях, хватало проблем, связанных как с техникой, так и с "человеческим фактором". А сеть, даже такая узкокорпоративная, какой является SPAN, очень уязвима именно в периоды больших и малых кризисов, когда все сходят с ума одновременно и пытаются в едином порыве извлечь из несчастных коаксиальных и оптоволоконных кабелей решение всех своих проблем. Но бывало и так, что кризисы создавала сама сеть...
Поздоровавшись с коллегами и бросив под стол дорожную сумку, МакМахон уселся в кресло и просмотрел электронную почту. Отсортировал письма по степени срочности и уже начал писать ответ на первое из них, как промурлыкал звонок обычного внутреннего телефона. Звонил один из физиков, трудившихся в здании номер 20.
- Я не могу войти в сеть, - сообщил он. - Что делать?
- Программа-броузер работает стабильно? - спросил МакМахон, продолжая отвечать на письмо.
- Да.
- Почтовый клиент?
- Да.
- Запустите тест "железа"...
- Уже запускал. Всё в норме.
- Перезагрузите компьютер с выключением и попробуйте протестировать его еще раз.
- О’кей, попробую.
Не успел МакМахон положить трубку, как его консультация снова потребовалась. На этот раз звонил менеджер по кадрам из головного офиса Центра:
- У меня проблемы, Джон! Я не могу войти в нашу базу.
- Компьютер работает нормально?
- Нормально.
- Пароль не менялся?
- Нет.
- Сейчас я проверю со своего узла.
- О’кей, жду.
И снова МакМахон не успел положить телефонную трубку на стол. Третий вызов ошарашил его. Звонил Тод Батлер из Центра космической науки, управлявшего всей сетью SPAN.
- Джон! - Батлер почти кричал. - У нас - червь!
В одно и то же время на всех компьютерах и компьютерных терминалах НАСА, непосредственно подключенных к сети, начались одни и те же проблемы. Пользователи не могли войти в сеть, переслать или получить данные. При перезагрузке компьютеров эти, обычно послушные, машины переставали реагировать на команды и манипуляции пользователей, а начинали лихорадочно уничтожать рабочие и архивные файлы на всех своих жестких дисках.
Сеть SPAN рушилась на глазах, и никто не мог остановить этот неумолимо катастрофический процесс...
26 января 2003 года, Вашингтон, США
Экстренное заседание Национального Совета по космосу было назначено на полдень.
К этому времени в круглом конференц-зале собрались почти все члены Совета, задерживался только директор НАСА Шон О’Кифи. Он появился с пятиминутным опозданием и сразу прошел к своему месту за длинным столом. Было видно, что директор подавлен последними новостями, он осунулся и смотрел в пол.
- Начнем наше заседание, - предложил вице-президент Чейни. - У меня пока только один вопрос: что произошло на самом деле? Кто ответит? Вы, господин О’Кифи?
Директор НАСА посмотрел на вице-президента взглядом человека, которому вынесли смертный приговор.
- Это ужасно, - сказал О’Кифи. - Это трагедия. Астронавты пытались заделать пробоину в крыле и... Подполковник Андерсон погиб... Геройски погиб...
Директор всхлипнул и вдруг, закрывшись руками, расплакался, как ребенок.
Повисла пауза.
Тогда слово взял Томас Ридж - директор Управления внутренней безопасности:
- Я вижу ситуацию по-другому, - заявил он резко. - Преступная халатность! Вот как это называется. Отсутствие дисциплины. Отсутствие согласованности в действиях. Весь высший менеджмент космического агентства надо судить. Подполковник Андерсон погиб. Это трагедия. Его будет оплакивать вся Америка... Нет, весь мир! Но завтра случится трагедия еще большего масштаба. Мы потеряем весь экипаж "Колумбии".
- Что это значит? - удивился вице-президент. - Я полагал, что работа над миссией спасения продолжается.
- Информация только что поступила в мой аналитический центр, - заявил Ридж. - Но вечером она будет доступна любому ребенку. Сеть НАСА разрушена новым и очень опасным компьютерным "червем". Большая часть работ по миссии спасения остановлена. У агентства нет другого плана, а значит, очень скоро мы будем вынуждены объявить на весь мир, что ничем не можем помочь терпящим бедствие астронавтам. Не буду здесь живописать, что последует за этим. Возможно, всех нас ждет скорая отставка.
- Я не понимаю, - поднял руку министр торговли Дональд Эванс. - Что значит "червь"? Как он мог уничтожить сеть НАСА?
- "Червь" - эта такая маленькая компьютерная программа, - терпеливо принялся объяснять Ридж. - Она автономна. Не прикрепляется к письму или пересылаемому файлу, а двигается по сети самостоятельно. Когда "червь" проникает в компьютер, он может совершить некое действие - например, оставить свою вредоносную копию среди миллионов файлов. А потом двинется дальше. Это очень опасное оружие компьютерных взломщиков. Насколько мне известно, программисты НАСА уже выявили "червя", но локализовать его и восстановить управление сетью еще не сумели. Когда им удастся это сделать, не могут сказать даже наши эксперты.
- Но кто запустил "червя" в сеть НАСА? Зачем это было сделано?
- На эти вопросы пока тоже нет ответа. Насколько я понимаю ситуацию, "червь" был запущен задолго до кризиса с "Колумбией" - иначе он просто не успел бы охватить все двести тысяч компьютеров НАСА. Кто это мог сделать? Кто угодно. Зеленые. Антиглобалисты. Арабские террористы. Горцы...
- Что за горцы? - встрепенулась Кондолиза Райс, помощник президента по национальной безопасности.
Ридж посмотрел на нее снисходительно:
- Горцами называют себя американские белые националисты, отвергающие Конституцию США. Но на самом деле автором червя может быть одиночка - юный и гениальный хакер с экстремистскими наклонностями. Это еще предстоит выяснить.
- Итак, - перехватил инициативу вице-президент Чейни. - Мы потеряли астронавта, а теперь еще и НАСА. Выхода нет? Вы собираетесь отвечать на вопросы, господин О’Кифи?
Директор НАСА больше не рыдал. Он убрал руки от лица и сказал окрепшим голосом:
- Я подаю в отставку.
Чейни покачал головой: