- Посмотрите на масштаб и на форму. Оно размером по крайней мере с дюжину стогов.
- Так что же это, черт побери? - спросил майор.
Один за другим мы разглядывали загадочный предмет в лупу.
- Вы не могли бы сделать снимок с меньшей высоты? - предложил майор.
- Пытаясь сделать именно это, мы и потеряли первый вертолет, - коротко ответил капитан.
- До какой высоты простирается эта… зараженная зона? - спросил кто-то.
Капитан пожал плечами.
- Можете сами слетать и выяснить, - сказал он. - Это, - добавил он, постучав по фотографии, - снято с десяти тысяч футов. Там никакого эффекта не ощущается.
Полковник Лэтчер прочистил горло.
- Двое моих офицеров полагают, что зона, скорее всего, имеет форму полусферы, - заметил он.
- Может быть, - согласился капитан, - а может быть, ромбоида или додекаэдра.
- Дело в том, - мягко сказал полковник, - что они наблюдали за залетавшими туда птицами и замечали момент, когда зона начинала на них действовать. Они утверждают, что граница не поднимается вертикально, как стена, то есть это определенно не цилиндр. Очертания зоны слегка сходятся кверху, и отсюда они делают вывод, что это либо купол, либо конус. Офицеры говорят, что, скорее всего, это полусфера, но они имели дело со слишком маленьким сегментом слишком большой дуги, чтобы утверждать точно.
- Что ж, это первый результат за последнее время, - заключил капитан. - Если они правы насчет полусферы, то ее полюс находится примерно в пяти тысячах футов над центром. Надо полагать, у них нет никаких идей, как это точно определить, не потеряв еще один вертолет?
- Вообще-то, - неуверенно сказал Лэтчер, - у одного из них была такая идея - подвесить к вертолету на тросе в несколько сот футов длиной канарейку в клетке и постепенно снижаться… Я понимаю, конечно, что это слегка…
- Нет, - сказал капитан. - Это мысль. Почти то же придумал и тот парень, который предложил очертить границу зоны.
- Да, - кивнул полковник Лэтчер. - Это он и есть.
- Ну что ж, - сказал капитан. - Может быть, нам удастся придумать что-нибудь получше канарейки, но за идею спасибо. Сегодня уже поздно. Попробуем завтра рано утром и сделаем снимки с наименьшей безопасной высоты, при хорошем освещении.
Наступившую тишину нарушил голос майора из разведки.
- А если бомбы? - задумчиво сказал он.
- Бомбы? - переспросил капитан, подняв брови.
- Если сделать все аккуратно, больших повреждений не будет. Никто не знает, на что способны эти Иваны. Может быть, стоит рвануть там пару бомб. Не дать этой штуке уйти и взглянуть на нее поближе.
- Мне это кажется несвоевременным, - заметил начальник полиции. - Если можно, лучше ее не трогать.
- Может быть, - согласился майор, - но тем временем мы позволяем ей делать то, для чего она сюда явилась, пока она не подпускает нас к себе…
- Не понимаю, что вообще можно сделать в Мидвиче, - вмешался другой офицер. - Наверное, у них вынужденная посадка и они поставили этот экран, чтобы им не мешали заниматься ремонтом.
- Но там Ферма… - робко сказал кто-то.
- Чем скорее мы получим разрешение вывести эту штуку из строя, тем будет лучше, - произнес майор. - В любом случае на нашей территории ей делать нечего. Самое главное, конечно, не дать ей уйти. Слишком много интересного. Не говоря уже о ней самой, этот эффект экрана может оказаться очень полезным. Я бы посоветовал сделать все возможное, чтобы до нее добраться, желательно, конечно, не повредив, но если необходимо, то…
Затем последовала серьезная дискуссия, но я помню лишь, что было решено для наблюдения каждый час пускать осветительные ракеты, а утром - попытаться сделать с вертолета более информативные фотографии. На этом все и закончилось.
Я не мог понять, какое отношение имею ко всему этому я и какое отношение к этому имеет Бернард, поскольку за все время совещания он не сказал ни слова. На обратном пути я спросил:
- Могу я поинтересоваться, что тебя связывает с этим делом?
- Можешь. Профессиональный интерес.
- Ферма? - предположил я.
- Да. Нас очень интересует все необычное, что происходит в ее окрестностях. А сейчас происходит нечто весьма необычное, согласен?
Как я уже успел догадаться, "нас" означало либо военную разведку в целом, либо отдел, в котором он работал.
- Я думал, что для таких вещей у вас есть специальные подразделения.
- Есть разные точки зрения, - туманно ответил он и сменил тему.
Нам удалось снять для Бернарда комнату в "Орле", и мы пообедали втроем. Я надеялся, что после обеда он выполнит свое обещание "объяснить позже", но, хотя мы говорили о самых разных вещах, в том числе и о Мидвиче, Бернард явно избегал каких-либо упоминаний о своем профессиональном к нему интересе. Но все равно, вечер получился прекрасным, и я удивлялся, как мог забыть старого друга.
Дважды за вечер я звонил в полицию Трейна, узнать, не изменилось ли что-нибудь в Мидвиче, и оба раза мне отвечали, что изменений почти нет. После второго звонка мы решили, что дальше ждать не имеет смысла и, допив последний бокал, разошлись.
- Приятный человек, - сказала Джанет, когда я закрыл дверь нашей комнаты. - Я боялась, что это окажется одна из тех встреч старых бойцов, которые так утомительны для жен, но все оказалось совсем по-другому. Где вы были днем?
- Сам удивляюсь, зачем я ему понадобился, - признался я. - Вероятно, у него были какие-то планы, но он стал более скрытным.
- Действительно, странно, - сказала Джанет, словно только что осознала происшедшее. - Он что, вообще ничего не сказал о том, что это?
- Ни он, ни остальные, - заверил я ее. - Единственное, что им известно - это то, что могли сказать им мы: оно действует неожиданно и никаких последствий не остается.
- Ну, хоть это обнадеживает. Будем надеяться, что в поселке никто не пострадал больше, чем мы, - сказала она.
Утром 28-го, когда мы еще спали, офицер метеослужбы сообщил, что туман над Мидвичем рассеивается и экипаж из двух человек поднялся на борт вертолета. Им подали клетку с парой хомячков, и вертолет с шумом взмыл в воздух.
- Они полагают, - сказал пилот, - что на шести тысячах вполне безопасно, так что, на всякий случай, начнем на семи. Если все будет в порядке, начнем потихоньку снижаться.
Наблюдатель установил свои приборы и занялся игрой с хомячками, пока пилот не сказал:
- Порядок. Теперь опускай их, сделаем отметку на семи тысячах.
Клетка пошла вниз, и наблюдатель отмотал около трехсот футов троса. Вертолет сделал круг и пилот сообщил земле, что собирается пролететь над Мидвичем. Наблюдатель лег на пол, следя в бинокль за хомяками.
Хомячки чувствовали себя прекрасно и безостановочно бегали по клетке. Он на мгновение перевел бинокль на лежащий внизу поселок.
- Эй, шкипер, - позвал он.
- Что?
- Та штука, которую мы собирались фотографировать, у монастыря…
- Ну так что с ней?
- Или это был мираж, или она улетела, - сказал наблюдатель.
6. Мидвич восстает ото сна
Почти в то же самое время, когда наблюдатель сделал свое открытие, полицейский пост на дороге из Стоуча в Мидвич проводил обычную проверку. Стоявший на посту сержант бросил кусок сахара через белую линию, проведенную поперек дороги, и стал наблюдать за собакой, которая тут же кинулась за сахаром, схватила его и моментально сгрызла.
Несколько мгновений сержант внимательно смотрел на нее, потом подошел к линии и, поколебавшись, перешагнул. Ничего не случилось. С растущей уверенностью он сделал еще пару шагов. Несколько ворон с карканьем пролетели над его головой. Он проводил их взглядом - птицы полетели к Мидвичу.
- Эй, Связь, - позвал он. - Сообщи на КП в Оппли, что зараженная зона уменьшилась в размере и, кажется, совсем исчезает. После следующих проверок дадим подтверждение.
Несколькими минутами раньше в поместье Кайл Гордон Зеллаби с трудом пошевелился и застонал. Вскоре он осознал, что лежит на полу и что в комнате, где только что было светло и тепло - может быть, даже чересчур тепло - теперь темно и очень холодно.
Он поежился и подумал, что никогда в жизни так не замерзал. Холод, казалось, пронизывал его до костей. В темноте зашевелился еще кто-то. Послышался слабый голос Феррелин:
- Что случилось? Папа?.. Антея?.. Где вы?
Зеллаби пошевелил непослушной и ноющей челюстью и сказал:
- Я здесь… почти замерз. Антея, дорогая, где ты?
- Тут, Гордон, - произнес неуверенный голос совсем рядом.
В комнате раздались шаги.
- О Господи, я вся окаменела! - пожаловался голос Феррелин. - О-о-о! Ноги как будто вообще не мои.
Зеллаби взглянул на камин и не поверил своим глазам. Только что он клал в огонь новое полено, а теперь там не было ничего, кроме кучки золы. Антея, сидевшая на ковре рядом с ним, и Феррелин у окна - обе тоже смотрели на камин.
- Да что же это… - начала Феррелин.
- Шампанское? - предположил Зеллаби.
- Что ты, папа! - Феррелин, пошатываясь, подошла к камину и, дрожа, протянула к нему руку.
- По-моему, он погас, - сказала она.
Она попыталась взять со стула "Таймс", но онемевшие пальцы не слушались. С несчастным видом, зажав газету в окоченевших ладонях, Феррелин запихнула ее в камин. Так же, двумя руками, она с трудом достала несколько щепок из корзинки и бросила их на бумагу.
Пытаясь зажечь спичку, Феррелин чуть не заплакала.
- Пальцы не слушаются… - жалобно сказала она.
Спички рассыпались по полу перед камином. Каким-то чудом, чиркая коробком, ей удалось зажечь одну спичку. От нее вспыхнула следующая, и Феррелин подтолкнула огонек ближе к газете, торчащей из камина. Бумага занялась, и пламя расцвело чудесным цветком.
Антея поднялась на ноги и, шатаясь, подошла ближе. Зеллаби подполз на четвереньках. Начали потрескивать щепки. Все трое, сидя на корточках, жадно потянулись к огню. Онемевшие пальцы стали понемногу отогреваться. Вскоре Зеллаби начал оживать.
- Странно, - заметил он сквозь зубы, которые все еще пытались стучать, - странно, что, лишь прожив столько лет, я начал понимать, почему люди поклонялись огню.
На обеих дорогах, из Оппли и Стоуча, не замолкал шум моторов. Вскоре два потока санитарных, пожарных и полицейских машин, "джипов" и военных грузовиков двинулись в Мидвич, где встретились на площади в центре поселка. Подъехал гражданский транспорт, и из него высыпали пассажиры. Большая часть военных грузовиков направилась по Хикхэмской дороге к монастырю. Только один маленький красный автомобиль развернулся и помчался к поместью Кайл, затормозив на дорожке из гравия у самой двери.
Алан Хьюз ворвался в кабинет Зеллаби, схватил Феррелин, сидевшую у огня, и крепко прижал к себе.
- Милая! - воскликнул он, все еще тяжело дыша. - Милая! С тобой все в порядке?
- Милый мой! - ответила Феррелин, словно это и был ответ.
После деликатной паузы Гордон Зеллаби заметил:
- С нами тоже, кажется, все в порядке, хотя мы совершенно сбиты с толку. Кроме того, мы несколько замерзли. Вы не думаете…
Казалось, Алан только что их увидел.
- Э… - начал он и запнулся. - Боже! Что-нибудь согревающее, и мигом! - Он выскочил из кабинета, таща Феррелин за собой.
- "Что-нибудь согревающее, и мигом", - пробормотал Зеллаби. - Столько прелести в этой простой фразе. Антея, дорогая, если твои руки достаточно согрелись, чтобы повернуть ручку и вынуть пробку, имей в виду, что графин с бренди стоит в буфете на своем месте.
Когда в восьми милях от Мидвича мы спустились к завтраку, нам сообщили, что полковник Уэсткотт уехал несколько часов назад. Мидвич больше не запретная территория, и мы можем вернуться домой.
7. Мидвич успокаивается
На дороге из Стоуча все еще стоял полицейский пост, но нас, как жителей Мидвича, сразу же пропустили, и мы, миновав окрестности, выглядевшие совершенно обычно, без помех добрались до нашего коттеджа.
Мы не раз думали о том, в каком состоянии найдем свой дом, но беспокойство оказалось напрасным. Коттедж стоял в том же виде, в каком мы его покинули. Ничего не случилось, если не считать прокисшего в холодильнике молока, так как электричество было отключено. Через полчаса события вчерашнего дня стали казаться чем-то нереальным; а когда мы отправились навестить Зеллаби, оказалось, что для них все это было нереальным в еще большей степени.
Ничего удивительного в этом не было: по словам Гордона, утверждать наверняка они могли только одно - что вчера вечером не успели лечь спать, а утром очнулись страшно замерзшими; остальное же было слухами, причем весьма неправдоподобными. Зеллаби никак не хотел поверить, что это не какое-то надувательство, и, только позвонив в несколько мест по телефону и увидев "завтрашние" газеты, он вынужден был согласиться с тем, что действительно наступило 28 сентября. Но даже после этого он продолжал считать, что кто-то сыграл с ним неумную шутку, из-за которой из его жизни выпал целый день.
Однако большая часть жителей поселка просто пожала плечами и списала этот день со счетов, так что было весьма сомнительно, что события вокруг Мидвича могли бы стать сенсацией, даже если бы спецслужбы и не наложили запрет на информацию. Блюдо, так сказать, издавало многообещающие ароматы, но в нем почти нечего было есть. Одиннадцать человек все-таки погибли, и это можно было бы раздуть, но не хватало деталей, которые заинтересовали бы читательскую публику, а в рассказах людей, переживших события, вообще не было ничего драматического, поскольку рассказать они могли только о своем пробуждении в жутком холоде.
Природа и причины происшедшего продолжали оставаться тайной. Радар, кажется, зарегистрировал в ночь на 27-е неопознанный летающий объект, но это было уже не первое подобное наблюдение и вряд ли последнее. Может, из этого и удалось бы сотворить какую-нибудь историю про летающую тарелочку, но - увы! - единственная не слишком удачная фотография, которая могла бы служить подтверждением, являлась собственностью правительства.
Кроме того, Мидвич был настолько неприметен, что потеряй он месяц, а не день, вряд ли кто-нибудь заметил это.
В результате пресса и радио быстро утратили интерес к событиям в Мидвиче и полностью переключились на железнодорожную катастрофу, которая произошла вечером 27-го и сулила более богатый материал.
Итак, мы в Мидвиче смогли спокойно подсчитать потери, зализать раны и вообще прийти в себя после происшествия, которое позднее назвали Потерянным днем. (А потом его, кстати, вообще наглухо засекретили.)
Мы потеряли одиннадцать человек: мистер Уильям Транк, фермер, его жена и маленький сын погибли во время пожара в коттедже. Пожилая пара по фамилии Стэгфилд тоже погибла во время пожара в другом доме. Еще одного фермера, Герберта Флэгга, нашли с переломанной шеей у подножия лестницы в коттедже Харриманов. Миссис Харриман в это время была наверху, а сам мистер Харриман работал в пекарне. Гарри Крэнкхарт, один из тех двоих, кого наблюдатели на башне церкви в Оппли видели лежавшими возле "Косы и Камня", вскоре умер от двусторонней пневмонии. Миссис Дроксон утонула в ванне. Остальные трое - пожилые люди, для которых удар при падении и длительное пребывание на холоде в легкой одежде оказались смертельными.
В следующее воскресенье мистер Либоди произнес благодарственную проповедь, и после этого в Мидвиче воцарилось прежнее спокойствие.
Правда, еще с неделю или около того в Мидвиче появлялись солдаты и служебные машины, но объект их интересов находился вне пределов поселка, так что это мало отражалось на его жизни. Возле развалин монастыря выставили пост для охраны большой ямы в земле, оставленной каким-то массивным предметом. Инженеры обмеряли этот феномен, делали зарисовки, фотографировали. Всевозможные специалисты бегали взад-вперед с миноискателями, счетчиками Гейгера и прочими приборами. Потом военные вдруг утратили к этому всякий интерес и уехали.
На Ферме исследования продолжались несколько дольше, в них участвовал и Бернард Уэсткотт. Он несколько раз заглядывал к нам, но о событиях ничего нового не говорил, а мы не спрашивали. До самого отъезда в Лондон он ничего не говорил ни о Потерянном дне, ни о его последствиях, но в последний вечер за разговором он сказал:
- У меня есть для вас предложение, но, боюсь, придется просить вас обо всем забыть, если вы не согласитесь.
- Звучит таинственно, - сказал я. - Но думаю, мы сумеем все забыть как следует, если потребуется. Выкладывай.
- Ну, во-первых, должен признаться, что мы проверили вас обоих. Я помню, что ты во время войны занимался кое-какой полезной работой. Что же касается старшины флота Его величества Джанет Драммонд, позже переведенной во вспомогательную женскую службу, то я узнал, что она также получила благодарность от руководства за работу весьма конфиденциального характера. Так что, я думаю, после некоторых формальностей вы могли бы, если пожелаете, временно поступить на службу в мой отдел.
Мы посмотрели сначала на него, потом друг на друга - с некоторым изумлением.
- Но, - осторожно сказал я, - наверное, будет лучше, если ты поподробнее расскажешь нам, о чем речь.
- В общем так: нам очень важно, чтобы кто-нибудь некоторое время наблюдал за жизнью поселка, за тем, что здесь происходит. Мы, конечно, могли бы оставить здесь одного из наших людей, но против этого есть некоторые возражения. Во-первых, ему придется начинать на пустом месте, а чтобы вжиться в деревенскую жизнь, требуется время. Во-вторых, сомнительно, что мы сможем обеспечить его здесь постоянной работой, а иначе столь же сомнительно, что от него будет много пользы. С другой стороны, если бы нам удалось найти того, кто уже знает здешние места и людей и мог бы письменно сообщать нам о возможных новостях, это бы всех устроило. Что ты об этом думаешь?
Некоторое я время размышлял, затем сказал:
- Не очень мне это нравится. Все зависит от того, каковы будут наши обязанности.
Я взглянул на Джанет.
- Похоже, - холодно заметила она, - нам предлагается шпионить за нашими друзьями и соседями. Наверное, вам больше бы подошел шпик-профессионал.
- Это же наш дом, - поддержал я ее.
Бернард кивнул, словно он и ждал именно такого ответа.
- Вы считаете себя частью здешнего общества? - спросил он.
- Во всяком случае, стремимся к этому, - ответил я.
Он снова кивнул.
- Хорошо. По крайней мере, вы начинаете чувствовать себя чем-то обязанным ему. Мидвич нуждается в защите извне, и он ее получает. Но мы сможем защитить его еще лучше, если будем иметь достоверную информацию о том, что в нем происходит.
- Какая защита - и от кого?
- В данный момент - в основном от тех, кто любит совать нос не в свое дело. Неужели ты думаешь, что события в Мидвиче только случайно не попали в тот же день в газеты. И толпа журналистов не осаждала каждого жителя?
- Нет, конечно, - сказал я. - Ты же сам говорил, что это было сделано из соображений безопасности. Я не знаю, чем занимаются на Ферме, знаю только, что чем-то секретным.