Дело оказалось и правда недолгим и непыльным. Клиент – лет сорока грузин по имени Георгий. Напарник Леши – качок-пятикурсник по прозвищу Медведь. На занятиях секции Леша всегда замечал, что Медведь не такой, как все. Занимался он с ожесточением, грубо обрывал любые попытки других ребят сблизиться с ним, даже просто поболтать. Казалось, он пропитан ненавистью, как губка водой. Вот и за время операции они перекинулись друг с другом от силы двумя-тремя словами. Зато Георгий балагурил не прекращая: рассказывал о своих дочках, о жене, о грузинских девушках ввобще, о вине и настоящем хлебе и, конечно, о цветах, которыми он с товарищами торговал.
Задача Леши с Медведем была более чем проста – охранять Георгия и его объемистый чемодан-дипломат. И они прибыли в аэропорт без приключений. Когда был объявлен рейс, они втроем зашли в туалет и заперлись там.
– Вай, ребята, смотрите не шутите, – сказал им там Георгий, – если со мной что случится, хорошие люди вас из-под земли достанут. И прихлопнут ладошкой, как нежных мотыльков.
Говоря это, он набрал шифр на замке дипломата, тот раскрылся, и Леша увидел, что весь он заполнен плотно сложенными заклеенными пачками денег. Леша никогда не был жадным, но у него перехватило дыхание. Он просто прикинул, сколько пришлось бы вкалывать его родителям, чтобы скопить такую сумму. Выходило что-то около полутора тысяч лет. При условии, что из заработанного они не тратили бы ни копейки, а складывали бы все вот в такой чемоданчик.
Георгий отсчитал пятнадцать пачек (в дипломате при этом не убавилось ни на йоту) и подал их Медведю. Тот рассовал их по карманам, и они отправились в посадочный зал. На прощание Георгий позвал: "Эй, джигиты, приезжайте в Тбилиси, спросите Георгия Чаривадзе; у кого угодно спросите, любой меня для вас найдет; будем пить вино, петь песни и любить прекрасных девушек…"
– Хоть и жулик, наверное, а приятный мужик, правда? – поделился Леша впечатлением с Медведем, когда они, после того как самолет Георгия взлетел, выходили из здания аэровокзала. Но тот пропустил его слова мимо ушей, только квадратное его лицо стало еще более непроницаемым.
На остановке автобуса-"экспресса" Медведь сунул руку в карман, достал одну заклеенную пачку и отдал ее Леше. На перекрещивающейся бумажной ленте шариковой ручкой было написано: "10 тыс." "Так?" – спросил Медведь. Леша кивнул, хотя все в нем и вскипело от обиды: он ведь видел, какую сумму дал Георгий. Он не стал дожидаться автобуса, а, просадив треть полученных денег на тачку, через час с лишним стоял перед дверью квартиры, которую с подружкой снимала Вера.
– Она мне и открыла. Я не стал темнить, а сразу выложил ей свои претензии: "Почему я получил десять, а Медведь – сто сорок тысяч? За одну работу!" Она тоже ничего не скрывала: "Нам троим причиталось по пятьдесят, такса такая, но раз ты на десять согласился, нам с Медведем по семьдесят вышло". – "Но я-то ведь не знал эту вашу таксу!" – "Это твои проблемы". – "Выходит, ты меня обманула?" – "Почему? Я что, тебе больше обещала? Нет. Я предложила, ты согласился, и свое получил. Где же тут обман? В следующий раз поторгуешься".
– И следующий раз был? – спросила Маша.
– Сейчас расскажу. В ту ночь я почти не спал. Ты знаешь, я не жадный. Но меня мучила мысль, что вот такие жулики, как Вера, Георгий и Медведь, имеют все, что пожелают, а мои родители, которые за всю жизнь не взяли чужой копейки, на пару хороших ботинок отцу копят целый год, а то и больше… И я – кончу универ, стану адвокатом и буду таким же нищим. Вот тут-то мне и пришла в голову мысль, что, будь мы с Медведем хорошими друзьями, взяли бы мы за жабры этого хлипкого Георгия в два счета. И никакие "хорошие люди" ничего бы нам не сделали – с такими бабками можно ничего не бояться. Кто нас нашел бы, тот сам бы и пожалел. "Грабь награбленное", – Ленин еще сказал.
– Ну и чем бы ты был лучше того жулика, которого обворовываешь?
– А вот чем. Я сразу решил не все, а только часть себе забирать, – чтобы не быть нищим и иметь все, что нужно для работы: оружие, транспорт… А остальную, большую часть денег, определять честным, но обездоленным людям: в детские дома, старикам, талантливым, но бедным музыкантам и художникам…
– Ужасно глупо. Но красиво. Именно так и должен был бы поступать Атос, которого я себе придумала. И что же дальше?
– Дальше. Дальше я собрал группу ребят-качков, которым я доверял как себе. Потом, правда, в группу вошли и опытные рецидивисты, без них было бы трудно. И мы через Веру стали напрашиваться на участие в разных, сперва мелких, операциях. Она оказалась опытной наводчицей с богатой сетью контактов. Через нее я многое узнал. Что называется, "проник в недра преступного мира". А потом мы начали проворачивать свои дела.
– И все-таки с точки зрения закона ты самый обыкновенный бандит. Так ведь?
Его глаза сузились, и он ответил с упрямыми нотками в голосе:
– Я пошел на юрфак, чтобы бороться за справедливость. Но понял, что наши законы созданы вовсе не для того. Но это не значит, что я должен отказаться от борьбы.
– И чего же справедливого в том, что вы убили Деева? По-моему, неплохой был дядька.
– Неплохой? А знаешь, как его дружки окрестили? Прорва. Это был гад, каких мало. Из "генералов". И заметь – никаких телохранителей. Это шушера разная за свою шкуру боится, а Прорва был спокоен. Ведь все у него делалось через посредников, они-то свои шеи и подставляли. И никто не догадывался, куда в конце концов стекаются деньги… Я очень рад, что мы его убили.
– Да, ты монстр. Между нами, монстрами, говоря, я все понимала, пока дело касалось денег. Но от Деева-то вы ни копейки не получили.
– Пока. Но мои люди сейчас следят за его Лизой, и рано или поздно она выведет нас к деньгам.
– Не проще ли было следить за ним самим?
– В том-то и дело, что за ним следить было совершенно бесполезно. А Лиза не так осторожна. К тому же и план-то этот у нас появился, когда она его "заказала".
– "Заказала"… И много у вас уже было заказчиков?
– Это первая "мокруха". И первое дело, связанное с действительно крупной суммой. До того все больше мелочь была.
– И кому вы уже помогли, кого спасли, кому давали деньги?
– Честно сказать, пока никому. Сами только-только на ноги встали. Вот машины купили, вооружились, хату сняли… Ты знаешь, сколько, к примеру, стоит несгораемый сейф, если ты не представитель официальной организации?.. Теперь-то я уже понял, что помогать людям, то есть делать то, ради чего я все это затеял, мы сможем лишь тогда, когда создадим по-настоящему крепкую организацию с очень солидной базой. То есть, когда научимся грабить самого главного и самого богатого жулика нашей страны.
– Кого это?
– Государство. И теперь-то мы сможем его грабить.
– Почему?
– Потому что нам поможешь ты.
– Не поняла.
– А что тут непонятного? Человек-невидимка – это чего-то да стоит, если он не одиночка, а член хорошо сбитой команды.
– Как ты узнал?
– Что может быть проще? Все трое моих людей, которые участвовали в последней операции, не видят тебя. Мы тут слегка поэкспериментировали, пока ты была без сознания. Вот. Теперь твоя очередь рассказывать.
Маша нахмурилась. Не понравилось ей все это. Если бы не то, что Леше она готова доверять беззаветно, она бы заподозрила, что ее пытаются использовать. Но поддавшись осторожным ласкам, после часа любви она все о себе ему рассказала. И закончила:
– Ладно, я буду вам помогать. Но у меня будет несколько условий. Вот первое: звать я тебя буду Атос.
Леша засмеялся, он ведь уже знал, что так она давно называет его про себя.
– Ладно, валяй. Вообще-то меня тут Кисой называют. Кислицин – Киса. Не очень уважительно, зато по-свойски. Ну, Атос так Атос. Но я тебя буду звать Марусей.
– Это еще почему?! – возмутилась она.
– В каждой порядочной банде должна быть своя Маруся. Даже еще лучше – Маруха…
– Ну уж нет! На Марусю я еще согласна.
– Порядок. Какие еще будут условия?
– Не все сразу, Атос. Я буду ставить условия по мере возникновения.
Он снова засмеялся:
– Каприз, возведенный в закон? Что ж, придется терпеть.
– Придется, Атосик. Да ты обязан терпеть мои капризы уже только потому, что любишь меня. Или не так?
– Так, так.
– И все-таки я никак не пойму, почему мы с тобой встретились? Питер – огромный город…
– Все просто. – Он перевернулся на живот. – Оба мы – провинциалы, оба – чужаки в большом городе. Оба обладаем силой: я – физической, ты – сверхъестественной. Нас обязательно должна была прибрать к рукам СИСТЕМА. А работая в одной системе, даже по разные ее стороны, мы неминуемо должны были встретиться.
– Не совсем тебя поняла, но я очень рада, честное слово.
– Я тоже.
… Домой она явилась через неделю. Она открыла дверь ключом. На звук из комнаты в коридор вышел отец. Вид у него был неважный.
– Где ты шляешься? – тихо спросил он, не глядя ей в глаза. – К тебе мама приехала.
Маша испугалась: если мама приехала несколько дней назад, что она подумала?
– Давно?
– Сегодня днем.
– И что ты ей сказал?
– Что ты куда-то с утра убежала. У нее отлегло от сердца.
– Спасибо, папа, – потерлась она щекой о его колючую щеку.
В этот момент из комнаты выглянула мать. И они бросились в объятия друг друга.
Маруся
1.
Хоть и летнее, но промозглое питерское утро. Желтый газик с синей полосой посередине корпуса и с надписью "вневедомственная охрана" по этой полосе остановился перед обитой серой жестью дверью. Маленький мрачный человек по фамилии Ляхов, в милицейской форме, с кобурой на правом боку и объемистым кожаным портфелем в левой руке, выбрался наружу и, поправляя густые унылые усы, огляделся. Перед дверью стояла девочка в джинсовке, с цветастой сумкой-рюкзачком.
Что-то шевельнулось у Ляхова в душе – какая-то смутная тревожная ассоциация, но, зная себя как человека неоправданно мнительного, он не придал этому значения и бодро пошагал к двери. Поравнявшись с девушкой, он бросил:
– Иди-ка, девонька отсюдова, не мешайся под ногами.
– А вы, дяденька, инкассатор? – спросила та.
– Да, да, – раздраженно ответил Ляхов. – Топай, говорю, отсюдова.
Но та и не думала уходить. Склонив голову набок, она улыбнулась Ляхову безмятежной улыбкой и сказала проникновенно:
– Тогда я вас сейчас грабить буду.
И тут он вспомнил. Саня Вахромеев, у которого неделю назад без единого выстрела шпана два миллиона отняла, прежде чем его в СИЗО увели, все о какой-то девке в джинсах кричал. "Была, – кричал он, – и вдруг – нету!.." – Все думали – бредит. Или под психа косит, чтоб не посадили. А вот она – ДЕВКА.
Ляхов схватился за пистолет… Никого перед ним не было. Он стер пот со лба, вернулся и сел в машину.
– Ты чего? – спросил его напарник-водитель Колька – жирный, рыжий и конопатый.
– Да ничего. Так. Показалось.
– Крестись, – недоверчиво хохотнул Колька. – Ты давай быстрее, обед провозимся. Заболел, что ли? Слышь, давай я, а?
– Иди ты, – огрызнулся Ляхов, – у тебя и допуска нет. Случись что, кто отвечать будет?
Отерев еще раз испарину, он спросил осторожно:
– Коль, ты девку в джинсах видел?
– Хиппарьку, что ли? Вон там стояла.
– Ну, а потом?
– Что потом?
– Куда делась?
– Че ты тюльку гонишь? – надулся напарник и отвернулся. Ляхов вдруг схватил его за грудки, развернул, притянул к себе нос к носу и рявкнул: – Куда девка делась?
– Ты че, белены объелся?!
Но Ляхов рубаху не отпускал.
– Ты че, серьезно, что ли?.. Куда, куда… Вы чего-то с ней побакланили, она повернулась и вон туда, за угол зашла. А чего?
Ляхов отпустил рубаху.
– Ладно. Смотри внимательнее. Не нравится мне тут что-то. Пошел я.
– Ну, ты артист, – хохотнул жирный, облегченно поправляя воротник. Но Ляхов так глянул на него, что тот сразу осекся.
Инкассатор, озираясь и выставив зажатый в правой руке пистолет, кошачьей походкой достиг двери и позвонил. Дверь служебного входа в магазин Ювелирторга отворилась. Сигнализация сработала, но тут же была отключена изнутри тем, кто открыл. Ляхов скользнул внутрь.
И в этот момент рыжий Колька увидел ту самую "хиппарьку", выходящую из-за угла.
Уставившись на нее, он распахнул дверцу и выполз наружу. Он понял, что с ней что-то неладно, но не мог понять, ЧТО. А потому и не мог испугаться по-настоящему, и не знал, что следует предпринять.
Она остановилась в нескольких шагах от него, и с минуту они молча разглядывали друг друга. Потом лицо ее вдруг исказилось гримасой боли, и она вскинула руки к вискам. Конопатый Колька вздрогнул: на том месте, где она только что стояла, никого не было. (Два исчезновения за день – большая, конечно, нагрузка, но терпимая. Несколько часов головной боли окупятся с лихвой.) И тут дверь магазина отворилась и вышел Ляхов.
– Лях, сюда! – закричал ему остро почуявший надвигающуюся опасность Колька. – Бегом! Она была тут! И пропала! Скорей!
Ляхов мигом понял, о ком идет речь, побежал, но тут перед его носом мелькнуло что-то маленькое, разноцветное и яркое, а в легкие вошло сладостно-одуряющее… И он, еще крепче сжав ручку портфеля, воспарил в бездумную голубизну…
Его напарник увидел, как ноги Ляхова подкосились и он с размаху ударился головой об асфальт… Затем Колька, выдергивая из кобуры свой пистолет, увидел еще, как портфель, отделившись от тела Ляхова, взмыл примерно на метр над ним и словно бы растворился в воздухе, не оставив и следа. (Под свитер "хиппарьки" Маруси портфель втиснулся с трудом.)
Леша, наблюдавший всю эту сцену из окна дома напротив (дверь подъезда этого дома выходит на обратную сторону), увидел, как, пошатываясь, Маша странными зигзагами побежала в сторону ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ той, где ее ждет машина. И свернула за угол, за тот, из-за которого только что вышла.
Жирный Колька набрался храбрости или, наоборот, окончательно ошалел от страха и сделал несколько выстрелов наугад, куда попало, благо, переулок был пуст. И полез в машину – к рации.
Сотовый в руках Атоса заверещал как раз в тот миг, когда он сам собирался делать вызов.
– Да! – крикнул он.
– Атос, – раздался искаженный радиосвязью голос Маши, – что мне сейчас делать?
– Куда тебя понесло, Маруся?!
– Я не знаю… Голова… Даже идти не могу.
– Оставайся там, где ты есть! Сейчас за тобой подъедут! Не волнуйся, все нормально. Потерпи. Помаши для Гоги телефоном.
Он отключился и набрал номер.
– Ее что-то до сих пор нет, – прозвучал в трубке голос Гоги, лучшего шофера в банде.
– Знаю. И не будет, – быстро ответил Леша. – Давай за ней в объезд. Понял куда?
– Понял.
– Давай быстрее, сейчас тут менты будут, а она, похоже, совсем расклеилась, не может передвигаться.
– Не суетись, Киса, все будет в ажуре.
– Возьмешь ее и за мной. Как договаривались.
– Порядок.
– И смотри не наедь на нее. Она, возможно, прямо на дороге сидит. Или лежит. Она тебе трубкой помашет. Гляди в оба.
Через несколько минут бежевая "Волга" с лысоватым и мешковатым Гогой в десантном комбинезоне за рулем уже удалялась от проклятого места, от того места, куда сейчас, воя сиренами, неслись милицейские машины. А на заднем сиденье Леша Кислицин, целуя, успокаивал плачущую Машу:
– Ну что ты, что ты, перестань. Теперь будем отдыхать, долго отдыхать. Мы имеем право хорошо отдохнуть.
– Атос, миленький, зачем ты так мучаешь меня, зачем нам столько денег, ведь их и так много?
– Денег много не бывает. Да ты ведь знаешь, сколько я уже по детским домам раскидал. Я же тебе показывал квитки.
– Но я не хочу быть героиней. Я хочу быть просто счастливой.
– А это возможно, если вокруг столько несчастных? Судьба наградила тебя даром, но она же и накажет тебя, если ты будешь пользоваться этим даром только во благо себе. Ты так много можешь сделать для других.
Новый приступ головной боли не дал ей ответить. Она затихла на миг, уткнувшись лицом ему в колени, а затем зарыдала еще сильнее, повторяя:
– Извини меня, пожалуйста, извини…
– Да что ты, перестань, за что я должен тебя извинять? – Он приподнял ее голову и стал поцелуями снимать с ее ресниц слезы.
– Я такая плохая, такая эгоистка… Но мне больно!
– Все, все, все, больше этого не будет. Отдыхаем! Да и не пройдет еще раз этот номер с инкассаторами. Ты видела, он же почуял что-то неладное, вот и вернулся в машину. А прошлые разы – только пооглядываются по сторонам и дальше топают.
– Потому-то мне и пришлось второго обрабатывать.
– Какого черта?! Мы же договорились, если что не так, операцию прекращаем!
– Мне было жалко уже потраченных сил. Обидно работать впустую. Да и азарт уже какой-то появился.
– Азарт… Ради чего причинять себе такую боль?
– Ты же сам только что говорил, что у меня дар, что должна, и все такое.
– Это я все верно говорил. Но нет на свете ничего, ради чего ты должна была бы ТАК мучаться.
– Да? – она улыбнулась сквозь слезы и похлопала по тугому кожаному боку портфеля. – А это?
– Это, конечно, хорошо. Но не такой же ценой! Твоя жизнь стоит в тысячу раз дороже. – Он помолчал. – Нет, больше этот трюк не пройдет. Нужно сочинять новый сценарий. С учетом того, что менты уже начали что-то соображать. Третий инкассатор за месяц… И банки тоже отпадают. Хватит двух. В третий-то раз они обязательно нас на чем-нибудь накроют.
– У нас ведь еще есть Лиза Деева, – напомнила Маша. – Пора взяться за нее. Ее-то мне уже не нужно обрабатывать.
– Там ты пока не нужна. Потом, если понадобишься, скажу. Отдыхай.
Боль немного отпустила ее, и она, сладко потянувшись, произнесла по слогам:
– Бу-дем от-ды-хать!
– Да, до вечера. А вечером – сюрприз. Бал в твою честь. Я откупил десять мест в "Универсале". На всех.
– Почему именно в "Универсале"? Это же ведь деевский кабак. Все-таки опять что-то связанное с работой?
– Никакой работы. Просто это действительно классный ресторан. Деева нет, Лиза там не показывается. Гулять будем.
– Бу-дем гу-лять! – тут она встрепенулась: – Слушай, а сейчас-то мне домой нужно. Я папе сказала, что буду к обеду. Он со мной о чем-то поговорить хотел. А морда загадочная, смех берет. Давайте меня домой.
– А куда мы тебя везем-то? – бросил через плечо Гога, для которого она с момента убийства Прорвы зрительно не существовала, что поражало его воображение и для поддержания достоинства в собственных глазах заставляло разговаривать с ней нарочито пренебрежительно, мол, эка невидаль – невидимка. – Домой и везем, Маруся…