Хотя Микки был на подхвате у двух других браконьеров, он сумел накануне ночью настрелять изрядное число фазанов, пока Крик ослеплял их своим мощным фонарем и те, оцепенев, неподвижно сидели в луче света. Единственная трудность заключалась в том, что многие с леденящими душу воплями скрывались в зарослях, унося в себе стрелы. Все трое гонялись за ними, Гровер и Крик забывали о тех, кого удалось подстрелить, и Микки ощутил позывы тошноты, когда увидел, как Гровер схватил подраненную птицу и зубами раздавил ей голову. Его действительно стошнило, когда Гровер заставил и его проделать с пойманным фазаном то же самое. Впрочем, хуже было, когда обнаружилось, что он принес для мертвых птиц дерюжный мешок, а не ремни; браконьеры орали, что с мешком неудобно таскаться по лесу и к возвращению домой тушки будут все в крови и слишком страшными, - местные мясники и держатели ресторанов (или ресторанщики, как он называл их) предпочитали дичь чистую и аппетитную.
Что-то зацепило его дешевую кожаную куртку и потянуло назад с такой силой, что Микки потерял равновесие. Сначала, помертвев от страха, он подумал, что это лесник выскочил из-за дерева и схватил его, но когда браконьер уже был готов закричать, то понял, что Гровер просто отпустил низко растущую ветку - несомненно, с намерением ударить идущего сзади. Услышав смешок Гровера, Микки выругался про себя. И ткнул перед собой кулаком, хотя и был уверен, что кулак не коснется спины. "Ты еще получишь свое, Ленни Гровер, - подумал он, не решаясь выразить вслух это мнение, - и тогда я окажусь рядом и плюну тебе в глаза". В мрачном настроении Микки шагал за двумя браконьерами.
- Похоже, подошли к роще, - через некоторое время проговорил Крик и остановился, ожидая, когда Гровер поравняется с ним.
- Нет, еще далеко, - ответил тот.
- Ты уверен? Мы уже здорово удалились от машины.
Гровер снял свою бейсбольную кепку и откинул назад длинные черные волосы.
- Мы должны сначала спуститься, потом забраться немного наверх, обойти пруд и тогда окажемся на месте - отстань от меня, эй, ты, Микки!
Микки, который снова в темноте наткнулся на Гровера, отшатнулся назад, чтобы не попасть под размашистый удар, его нога зацепилась за какое-то ползучее растение, и он упал навзничь в кусты, с шумом ломая ветки мешками и арбалетом.
Двое других вздрогнули от шума.
- Оставим его здесь, Лен, - громко проворчал Крик. - От этого козла одна опасность.
- Он только заблудится и доставит нам еще больше хлопот, - простонал Гровер.
Поставив копошащуюся в кустах фигуру на ноги, он приблизил свое лицо к лицу молодого парня, так что между ними осталось лишь несколько дюймов, и прошипел:
- Не шуми, ты, маленький гаденыш!
Микки не двигался.
- Ленни, я…
- Заткнись! - На этот раз Гровер почти кричал.
- Ленни! - в ужасе простонал Крик. - Бога в душу, ведь теперь ты шумишь! Если Баклер где-то рядом, он обрушится на нас, как тонна кирпичей!
Гровер отпихнул Микки.
- Говорю тебе, если Баклер нынче ночью и вышел, то он за несколько миль отсюда. Все, пошли, и не будем останавливаться до самой рощи. Слышишь, Микки?
В ответ послышалось ворчание, и все трое отправились дальше через лес, теперь Гровер пропустил Данна вперед, так что тот оказался между двумя сообщниками. В отместку за то, что первую часть пути тот все время пихал его в спину своим арбалетом, теперь Гровер то и дело тыкал его в спину стволом ружья и только ухмылялся на приглушенные жалобы Микки.
Однако через некоторое время удовольствие от этой небольшой пытки пошло на убыль, поскольку чем дальше они углублялись в лес, тем тревожнее им становилось. Что-то было не так, и они не могли понять, что именно. В лесу было довольно тихо, вдали между деревьями не мелькало никаких огней, ничто не выдавало приближающегося лесника. И только пройдя еще некоторое расстояние, Гровер понял, что вызывало его тревогу, и шепотом велел всем остановиться.
Они остановились и обернулись посмотреть, в чем дело.
- Слышите? - сказал Гровер.
Они прислушались, но ничего не услышали.
- Что такое, Ленни? - проворчал Крик. - Я ничего не слышу.
- Вот именно, - хмыкнул тот. - Ничего не слышно.
Они постояли молча, напряженно прислушиваясь, и Крик понял, что его товарищ прав. Даже глухой ночью в лесу слышались звуки - в кустах копошились маленькие ночные зверьки, иногда птицы шевелились в своих гнездах, порой в темноте пищала мышка, попав в когти вышедшей на охоту совы. Но сейчас не слышалось ничего такого. Ничего вообще.
И не только тишина встревожила этих троих - кроме того, в лесу не было никакого движения.
- Не нравится мне это, Лен, - пробормотал Крик. - Думаешь, старый Баклер устроил нам ловушку?
- Не знаю. Но что-то здесь не так.
- Что за чушь вы там несете! - засмеялся Микки. - Чего вы ждете среди ночи?
Двое не обратили на него внимания.
- Как думаешь - смыться по-хорошему? - сказал Крик.
- Может быть, лучше смыться, - ответил Гровер.
- Ох, пошли дальше, - простонал Микки. - Мы уже у самой рощи.
Они услышали, как он вложил в арбалет стрелу.
- Что ты делаешь? - спросил Гровер нарочито терпеливым тоном.
- Приготавливаюсь, пока вы двое не начали распугивать все вокруг своими пушками.
- Я только что сказал тебе: смываемся.
- Нельзя. Босс обещал мне, что возьмет всех фазанов, которых мы добудем до конца недели. - Его боссом был мясник, на которого Микки работал по воскресеньям.
И снова Гровер схватил парня за отвороты куртки и приподнял на цыпочки:
- Я не скажу, что…
Он замер, так; и держа Микки на цыпочках. Сквозь деревья до них донесся слабый шум.
Все трое медленно повернули головы в ту сторону.
Гаффер превратился в статую. Потом постепенно, начиная с задних ног, задрожал. Вскоре он трясся уже весь, от длинной узкой морды и до короткого поднятого хвоста. Глубоко из нутра донеслось особое завывающее скуление.
Джек Баклер посветил на собаку.
- В чем дело, Гаффер? - тихо спросил он. - Что-то услышал?
Собака продолжала смотреть прямо вперед, маленькие черные глазки не отрывались от какой-то точки вдали.
- Они рядом, да, Гаффер? - лесник выпрямился, на лицо легли жесткие морщины. - Ну, на этот раз мы их поймаем.
Эрделю удалось зарычать, издать долгий, протяжный звук, закончившийся подвыванием и скулением. Но теперь звук стал более жалобным, больше похожим на плач.
- Ну, успокойся, старина.
Баклер был в замешательстве: никогда еще он не видел, чтобы Гаффер так себя вел Обычно собака ничего не боялась, всегда готовая броситься и вмешаться, с чем бы они ни сталкивались - будь это браконьеры, загнанные в угол лисицы или даже сумасшедшие барсуки (и барсуки тоже иногда сходят с ума). Но за все годы службы никогда пес не реагировал так, как сейчас. Ради бога, что такое могло ему привидеться?
И тут Баклер услышал другой звук - звук, исходивший словно из самого воздуха. Это был стон, жуткий плач, от которого на голове дыбом становились волосы. Вдруг стало как-то необычно холодно, как будто температура упала до нуля, и теперь дыбом встали волосы не только на голове, но и на руках, на ногах и по всему телу.
Донесшийся из-за деревьев звук был заунывным воем, жуткой жалобой, непрерывным плачем, выражающим полную безысходность. Баклер прищурился, вглядываясь в ночной мрак в поисках источника этой тоски, этой муки. Но не увидел ничего, кроме теней.
Он полез в карман куртки и вытащил ту складную трубку, что засунул туда раньше, щелкнул выключателем и приложил к глазу окуляр. Прибор весил более шести килограммов и работал от одной батарейки; лесники часто пользовались такими инструментами, когда не хотели включать фонарь, чтобы не выдать свое местонахождение. Баклер поводил прибором из стороны в сторону и направил туда, откуда, как ему казалось, донесся звук. У него перехватило дыхание при виде появившегося на высветленном фоне предмета. Это напоминало какие-то зеленоватые обломки, плывущие по бурным водам.
Он оторвался от прибора и невооруженным глазом посмотрел в точку, где обнаружил движение. Теперь во мраке что-то серело.
- Пошли, Гаффер, - тихо, но решительно сказал лесник. - Выясним, что происходит.
Но собаки уже не было рядом. До Баклера донесся шорох кустов под лапами убегающего пса. Удивленный трусостью своей собаки, он чуть было не позвал ее, но вовремя остановился: не имело смысла привлекать внимание существа за деревьями, кем бы оно ни было. Скорее озадаченный, чем рассерженный поведением Гаффера, лесник снова повернулся к сероватому свечению и начал пробираться вперед, то и дело останавливаясь, чтобы через окуляр посмотреть, не удастся ли различить эти пляшущие силуэты. Это было странно - просто какая-то чертовщина, - но каждый раз невооруженным глазом он видел, как нечто бесформенное, серое, словно туман без клочковатых краев, не имеющий ничего внутри, складывается в какие-то фигуры.
Какое-то пугающее чувство говорило ему, что нужно убираться отсюда, вслед за Гаффером бежать назад, откуда пришли, к "лендроверу", но что-то другое - земная, практическая жилка лесника, обязанного защищать животных и лес и любящего свое дело, - напоминало ему, что здесь непорядок и его обязанность - выяснить, что происходит. И он пошел дальше.
Одолев половину дистанции до этой мглы, Баклер остановился проверить свой инвентарь. Подземные звуки по-прежнему доносились до него, но теперь стали громче. Снова подняв прибор ночного видения, лесник посмотрел в него и увидел, что образы, эти зеленоватые пляшущие обломки, стали отчетливее. Разные по размеру, они колыхались и кружились, не принимая никаких очертаний, совершенно бесформенные.
Баклер опустил прибор и заметил, что и без него видит мглу в середине, ставшую теперь непрозрачной. Он двинулся дальше, еще осторожнее; любопытство вместе с чувством долга преодолели страх. Он не дышал - не из опасения выдать свое присутствие: треск сучков под ногами все равно уже выдал его, а просто потому, что забыл. Частично скрытая за деревьями и кустами, вблизи мгла казалась более осязаемой, словно состояла скорее из тончайшей кисеи, чем из тумана, и внутри что-то двигалось.
Странные звуки, не ставшие громче, слышались яснее, и, приблизившись, Баклер различил человеческие голоса. И вдруг понял, что они исходят из середины… середины чего? Что это было? Мгла - вот какое слово лучше всего описывало увиденное.
Он был рядом, совсем рядом, лишь пара деревьев и низкорослый кустарник отделяли лесника от загадочного явления. Через прибор ночного видения плавающие предметы стали различаться яснее, и, разинув рот, не веря своим глазам, Баклер разобрал определенные очертания.
Один сгусток состоял из трех частей - две длинных и одна покороче и явно толще; лесник мог поклясться, что это была часть руки - большой палец и два других, соединенные кусочком плоти.
Другой сгусток, поменьше, был круглым, с темным кольцом внутри; позади него свободно висела длинная нить, как тонкий хвостик какой-то глубоководной морской рыбы. Потрясенный, Баклер понял, что это напоминает плывущее глазное яблоко.
Перед глазами возник большой кусок - или так показалось растерянному леснику, - а другой кусок гнался за ним. Вот он догнал первый, и оба слились воедино, плотно прижавшись, как какая-то трехмерная головоломка.
Баклер в ужасе оторвался от прибора; до него вдруг дошло, свидетелем чего он стал. Звуки представляли собой стоны и причитания, иногда вопли, а пляшущие обломки были частями человеческого тела.
Без прибора ночного видения они казались еле различимыми бесформенными образами, но теперь, зная, что это, он мог различить движущиеся очертания. Они искали друг друга, соединялись и сливались вместе, постепенно становясь единой массой.
Зачарованный, возможно загипнотизированный, лесник придвинулся поближе, опустив прибор - в нем больше не было необходимости, поскольку мгла стала светлее, а фигуры в ней приобрели более отчетливые контуры. У самой земли что-то зашевелилось и начало подниматься.
До Баклера дошло, что как ни дико это выглядело, но фигуры в тумане представляли собой расчлененное тело, его части кружились, колыхались, ища целое; только их было очень много, они сгрудились, слишком многие теснились в одном месте, так что им приходилось разъединяться и начинать свое фантастическое кружение снова и снова.
Разбросанные части вдруг закружились смерчем, и каждый кусок, большой или маленький, превратился в размытое пятно света. Баклер не вспомнил бы о дыхании, если бы не инстинкт. Лесник покачнулся и, чтобы удержать равновесие, схватился за ствол дерева; голова шла кругом, подкатилась тошнота. Закрыв глаза перед слабым и все же почему-то ослепительным свечением, он все-таки справился с рвотой.
Когда он открыл их опять, движение в тумане замедлилось, упорядочилось. Баклер понял, что это действительно было тело, пытающееся собрать себя воедино; теперь части стали более отчетливыми, их формы более узнаваемыми.
Но частей, по-прежнему оставалось слишком много…
Еще один кусок, побольше, зашевелился на земле и тоже, как и предыдущие, начал подниматься, приведя более мелкие части - пальцы, глаза, языки и прочие члены - в возбужденную сутолоку, так что они сбились в рой - как мухи над собачьим дерьмом, подумалось леснику.
- Боже святой на Небесах! - прошептал, он, когда постепенно сформировалось два тела; грубые швы указывали места соединения, один глаз у одной из голов неловко высунулся из глазницы, одна из ступней нелепо перекрутилась на лодыжке, из отверстия в плече свисала какая-то поблескивающая трубка.
Лесник почувствовал слабость в коленях и выронил прибор ночного видения, так как обеими руками схватился за дерево. Ему хотелось убежать, но не было сил. Хотелось закричать, но звуки застряли в горле. Хотелось закрыть глаза или хотя бы отвести их, но вращение впереди не позволяло и этого.
И вот, наблюдая - вынужденный наблюдать, не в состоянии вырваться из гипноза, - Баклер заметил, что по ту сторону тумана что-то движется.
Гровер, Крик и Микки бросились через лес в надежде убежать от страшного низкого стона за спиной, но он оставался с ними, доносясь не справа и не слева, не сзади и не спереди - он был везде, вокруг, в дюйме от головы.
Они проламывались сквозь кустарник, не обращая внимания на производимый шум, спотыкаясь о корни и рытвины; ветви и кусты, казалось, нарочно цепляли и хлестали их, словно сам лес был заодно с мучительным звуком. Они не пытались понять, что это, а просто убегали; им не было дела до, того, что это. Они лишь знали, что никогда в жизни так не пугались. Возможно, безлунная тьма, сквозь которую они бежали, делала звук таким жутким, ведь невидимое и непонятное - союзники страха. Возможно, сама глубина и мрачность этого душераздирающего вопля так напугали их, что проникли до самого дна души, распространили всеподавляющее и гнетущее чувство отчаяния. Как бы то ни было они не задумывались о причинах этого страха. Им хотелось только оказаться подальше от этого чернильно-темного леса, и они бежали, насколько позволяли вдруг одеревеневшие ноги.
И таков был их страх, и таково желание спастись, что, когда молодой Микки с разбегу налетел на дерево и, издав испуганный визг, упал с рассеченной губой, Гровер и Крик продолжали, спотыкаясь, бежать дальше и оставили товарища лежать в лесу среди гниющих листьев и древесных корней.
Кровь потекла по его пальцам, когда он поднес их ко рту и попытался крикнуть:
- Ленни! Деннис! Я поранился!
Их не было, и если бы не непрерывный стон, наполнявший его уши, а теперь еще и добавившийся звон в голове от удара, Микки услышал бы, как они проламываются сквозь лес все дальше и дальше.
Микки медленно поднялся на колени, его лицо онемело от удара о дерево. Он пошарил вокруг по рыхлой земле в поисках арбалета, который до того крепко держал в руках. Все еще стоя на коленях и по-прежнему напуганный - и он был бы напуган еще больше, если бы такое было возможно, поскольку Гровер и Крик теперь бросили его, - всхлипывая, Микки проверил свое заряженное оружие.
- Ублюдки! - выругался он, морщась от боли в разбитых губах. - Дерьмовые ублюдки!
Он встал на ноги и заковылял прочь, прижимая к груди арбалет и не соображая, что идет совсем не в том направлении. Он спотыкался о корни, царапался о деревья, и стон, перешедший в завывания, гнал его вперед. Микки вытащил из кармана брюк скомканный носовой платок и приложил к рассеченной губе, чтобы остановить кровь; слезы застилали глаза, еще больше затрудняя видимость.
- Ленни! - снова крикнул он, уже не думая, что его может услышать лесник или кто-нибудь еще, устроивший эту жуткую шутку. - Деннн-ни-и-иссс!
Он споткнулся, пополз, и его палец, скользнув через скобу арбалета, нажал курок. Микки услышал, как стрела вошла в ствол дерева в нескольких ярдах впереди.
Бормоча ругательства, охваченный паникой, он полез в мешок на плече за другой стрелой. Хотя дома он сто раз сидел в шкафу, привыкая к темноте, его пальцы не слушались указаний головы. Он даже умудрился выронить стрелу, и ее пришлось искать на пыльной земле, но в конце концов арбалет был заряжен, Микки снова встал на ноги и похромал по лесу, прерывисто дыша, что-то бормоча и всхлипывая.
Довольно скоро он набрел на поляну, где мерцал странный свет. Микки быстро заморгал, чтобы лучше видеть. Его онемевший рот открылся, а глаза вылезли из глазниц, когда внутри странного свечения он увидел две бледные голые фигуры, нелепые, как будто они были наскоро склеены или связаны и некоторые части плохо подошли - вроде повернутой не в ту сторону ступни, ягодицы, висящей на нескольких нитях, или плеча, слишком развернутого назад. Одна голова начала поворачиваться, чтобы посмотреть на него, но Микки не хотел этого, он не хотел, чтобы это увидело его и решило познакомиться. Нет, ему совсем не хотелось этого.
Арбалет был уже нацелен. И Микки пришлось опять нажать курок, на этот раз преднамеренно. Это было легко. Даже не потребовалось подумать. Он просто сделал это. Просто нажал.
И когда стрела унеслась, она не встретила ничего в странной оболочке серого свечения, но Микки услышал резкий вскрик, звучащий более по-человечески, чем завывания двух нелепых, кое-как собранных существ перед ним.
