– Хорошо, с этим ясно, – Арсений сделал пометку в своем блокноте: "Ника, юридический университет, суд, рост ~160, волосы черные, короткие". – Смотрите, что получается, Марк: Круковский подходил ко всему с научной точки зрения, Шаллек надеялся проверить словом, Алина – просто чувствовала… А как ощущали других Носителей вы?
– Скажу честно, я так и не смог до конца в этом разобраться. Просто, когда они все собирались у меня или когда мы виделись с Богданом, мне становилось… черт, не знаю, как сказать! Спокойно, что ли. Уверенно. Знаете, когда я еще был здоров, – Марк слегка пошевелил больной ногой, – я работал инженером на горных выработках. В Империи. Там произошел взрыв, меня контузило… впрочем, это неважно. Так вот, как мне кажется, похожее чувство у меня появлялось, когда я точно знал: штрек проложен правильно, техника безопасности соблюдена, крепление надежно.
– Получается, что каждый из вас чувствовал других в соответствии с профессиональными навыками?
– Не знаю. Это всего лишь версия. Поймите, Арсений, ни у кого из нас не было информации, накопленного опыта! Ни у кого, даже у Богдана! Наша пятерка стала собираться вместе чуть больше девяти лет назад, через два года после распада Империи. Все, что я вам рассказываю, лишь предположения и версии, ничего больше. Связи с другими Носителями у нас отсутствовали, кроме редкой и очень осторожной переписки. Мы даже не представляли, есть ли еще в Североморье группы вроде нашей! В Империи – да, знали нескольких, в основном благодаря старым связям Богдана и Лина, в Ойкумене нашли кое-кого через осторожные объявления в газетах. А у нас – ноль. Больше никого.
Марк допил свою рюмку, аккуратно поставил ее на стол. Арсений заметил, что руки у коллекционера заметно дрожат.
– И вот это меня больше всего пугает.
– Что именно?
– Тот факт, что у нас никого больше нет. Ника – последняя. И это страшно.
– Вы все время говорите загадками.
– Никакой загадки нет. Все очень просто, Арсений. Очень просто. Пять лет подряд кто-то охотится за Носителями, уничтожая одного за другим. И от этого жизнь во всем мире катится все быстрее и быстрее в пропасть. Посмотрите ночной выпуск новостей – днем половину не показывают, чтобы не травмировать детей, хотя они и так все знают лучше нас. Лучше всего ойкуменские новости, там меньше пафоса, просто перечисление фактов. Что вы увидите? Локальные конфликты, терроризм групп и целых государств, падение правительств, насилие на улицах, кровь, смерть, войны за "белую пыль" и "черное золото"… Мне кажется, в некоторых странах, особенно на Ближнем Востоке и за Великим океаном Носителей осталось совсем мало. Кое-где их перебили совсем, разве что прячутся по лесам один-два человека. А теперь представьте, что начнется в нашей маленькой стране, если погибнет Ника. Последняя. Я надеюсь, что есть кто-то еще, очень надеюсь. Ведь если ее убьют…
Арсений покачал головой, маленькими глотками выцедил коньяк. Что можно ответить на подобные излияния? Человек доказывает тебе некие факты, считая их единственной и абсолютной истиной, а ты ему: успокойтесь, все это полный бред!
Лучше промолчать.
– Я знаю, как это выглядит со стороны, – сказал Марк. – Наверное, я смешон. Но Нику все равно надо найти. И приставить к ней охрану. Объясните это как угодно: что она ценный свидетель, что на ее жизнь готовится покушение…! Я не знаю ваших порядков, да это и не важно. Постарайтесь защитить ее. Иначе все может накрыться к ‹…› матери!!!
Матерный загиб так не вязался с обликом самого Сивура, с полками, набитыми фигурками солдатиков, больше всего похожими на случайно попавший в эту комнату шкафчик с игрушками из детского сада, что Арсений на какое-то мгновение даже опешил.
На лбу Марка выступил пот. Он промокнул его рукавом рубашки, бессильно уронил руки на подлокотники кресла. Помолчал, прикрыв глаза.
– Можете называть это как угодно – паранойей, бредом старого маразматика, сумасшествием. Но я вам скажу одно: такое уже было однажды. В Ойкумене, в 1939 году, двадцать девять, понимаете, почти ТРИДЦАТЬ Носителей из разных стран летели на Мировую Спартакиаду. Из-за плохих погодных условий самолет сбился с курса, попал в туман и разбился. Все погибли. Я думаю, не нужно напоминать, что случилось потом.
Арсений спросил недоверчиво:
– Откуда такая информация?
– Я уже говорил: мы переписывались с Носителями из Ойкумены. Некоторые мифы и факты дошли до нас через них. Про охоту они же нам рассказали, призывали быть осторожнее. Сказали, что сами потеряли двоих. А потом письма перестали приходить. Мы ждали месяц, два, полгода, снова давали объявления в тех же самых газетах, но никто не отозвался.
– Скажите, Марк, а где сейчас эти письма?
– Не знаю. Наверное, на квартире у Богдана. Вы что, не обыскивали ее?
– Боюсь, вы не совсем верно представляете себе нашу работу. Я не могу дать санкцию на обыск квартиры, пока считается, что Круковский погиб случайно. Он не подозреваемый и не свидетель, никакой связи между ним и бандитами, затеявшими перестрелку, – нет. Пока у нас нет доказательств, что стреляли именно в него.
– Но его же убили!
– Да, это так. Но если мы начнем обыскивать квартиры направо и налево, нас смешает с грязью и собственная пресса, и ойкуменская. В законе прописаны определенные нормы, которым мы должны следовать. А вместо того, чтобы менять закон, президент предпочтет заменить десяток людей в прокуратуре. Ладно, мы отвлеклись. Вы не помните, Марк, откуда приходили письма?
– С северо-запада Ойкумены, судя по штемпелю – из Гельголанда. Но вряд ли они там живут. Корреспонденция передавалась анонимно, через курьерскую фирму. Мы тоже так делали. Все боялись – и мы, и они. Но ойкуменцы были запуганы до предела.
"Боюсь, они сумели передать свой страх и вам", – подумал Арсений.
И тут Марка понесло. Он попытался пересказать одно письмо, путался, перескакивал с одного на другое, потом бросил.
– Вы понимаете, что может случиться! Подумайте только!
Чувствовалось, что в свое время подобные темы обсуждались не раз – сейчас Марк сбивчиво, но с непоколебимой уверенностью, рисовал перед Арсением страшные картины: войны, тирания, диктатура – практически конец света.
– Нужно отыскать Нику! – настойчиво повторял Сивур. – Отыскать и защитить, иначе может произойти все, что угодно.
Судя по всему, на Марка подействовал выпитый коньяк. За время беседы он выпил рюмок семь-восемь и теперь за это расплачивался. Нельзя сказать, что речь его была бессвязной, – нет. Вообще склонный к резким перепадам настроения, от алкоголя он еще быстрее загорался и также быстро затихал. Вот и сейчас, выпалив последнюю тираду, он как будто потух: откинулся в кресле, полуприкрыл глаза. Прошептал:
– Если Ника уже погибла, шансов у нас практически нет…
Чтобы успокоить его, Арсений сказал:
– Не волнуйтесь, Марк, я сейчас позвоню, скажу, чтобы ее нашли. Все будет хорошо.
– Что вы меня, как маленького уговариваете! Все еще не верите!
Следователь предпочел промолчать. Достал из внутреннего кармана сотовый, набрал номер собственного кабинета:
– Алло, Глеб? Это Арсений.
– О! – восхитился напарник, – Сам Командир, мистер Большое Начальство звонит. Вовремя, у нас тут без тебя просто сумасшедший дом.
– Перестань веселиться и пиши. Готов?
– Нет, но постараюсь.
В этом был весь Глеб. Даже получасовой нотацией не удавалось выбить из него извечную склонность к зубоскальству. Проще принимать его таким, какой он есть. С шутками, витиеватой способностью выражать своим мысли, нелюбовью к североморцам и старыми анекдотами.
– Имя – Ника, возраст – между тридцатью и сорока, рост около ста шестидесяти, волосы черные, короткие, училась в Имперском юридическом университете, но не закончила. Возможно, работает в суде, службе приставов или смежных структурах.
– Записал?
– А фамилия у нее есть? Адрес? Телефон?
– Вот ты мне их и скажешь. Лучше всего – сегодня вечером. Сможешь?
Глеб чуть не задохнулся от изумления.
– Да… я… ты… да ты представляешь, сколько придется запросов сделать?! Сколько всякого мусора перерыть?!
– Нет, – честно ответил Арсений, – не представляю. Тебе виднее. Но эта информация мне очень нужна. Кроме тебя, надеяться больше не на кого. Свидетель вспомнил все, что смог.
– Ладно, – ответил напарник, смягчившись. Очень он любил, когда начальство высоко оценивало его способности. – Сделаю все, что могу. Вечером не вечером, но завтра, надеюсь, будет.
– Спасибо.
Арсений хотел отключиться, но Глеб не был бы Глебом, если бы не закончил разговор в своем репертуаре:
– Да не за что! Слышал новый анекдот?
– Глеб, потом, хорошо. Я приеду, и ты мне все расскажешь.
– Когда?
– Что – когда?
– Когда приедешь? А то тебя тут спрашивают все время…
– Кто, например.
– Ну, один раз звонил Каин, потом с телевидения раза три…
– Что хотели?
– Тебя хотели! А подайте, говорят, нам следователя прокуратуры Арсения Догая, мы его хотим.
– Черт с ними. Перезвонят. Кто еще?
– Некий старший лейтенант Роман Вебер из "Прибрежного" сказал, что…
Телефон пикнул и зашипел, потеряв соту. Здесь, в самом далеком районе от центра это было совсем не удивительно. Арсений посмотрел на индикатор: антенка, изображавшая качество соединения, светилась еле-еле.
– Марк, где у вас телефон.
Сивур указал подбородком на черную радиотрубку, лежащую на тумбочке. Кнопки на ней стерлись от постоянного употребления, но в целом аппарат работал прекрасно.
– Глеб?
– Что у тебя со связью?
– Я в Хольмграде сейчас, здесь сотовые плохо берут.
– А-а… Тогда дублирую: старший лейтенант Роман Вебер из "Прибрежного", сказал, что кто-то пытался вскрыть опечатанную квартиру.
Арсений похолодел.
– Кто? Тьфу, когда?
– Сегодня утром участковый пришел проверять сохранность пломб, а они сорваны. Квартира вскрыта, причем довольно умело. На первый взгляд ничего не пропало, они сейчас смотрят. Спрашивал, что делать. Я сказал, чтобы ничего не трогали и опечатали заново. Не их компетенция.
– Проклятье! А почему ты мне не позвонил?
– Я звонил, у тебя трубка не отвечает. А как ты проявился, так слова вымолвить не дал – садись, пиши, ищи…
– Ладно, потом будешь несчастного изображать. Дай-ка мне лучше телефон "Прибрежного".
– Записывай. 793-221-414.
– О’кей, спасибо. Если что-то новенькое будет – сразу звони мне. Марк, – Арсений обернулся к Сивуру, – можно оставить ваш номер? А то у меня трубка не берет.
– Пожалуйста.
– Глеб, я сейчас у Марка Сивура, свидетеля. Телефон записан в еженедельнике на моем столе. Посмотри.
– Сейчас, – в динамике что-то зашуршало, потом снова возник Глеб: – Нашел. 971-833-546. Этот?
– Он самый.
Арсений нажал на отбой и набрал номер ОВД "Прибрежное". Но, к сожалению, старшего лейтенанта Вебера на месте не оказалось.
– На происшествии, – коротко пояснил дежурный и повесил трубку.
– Что-то случилось? – спросил Марк.
– Случилось. Сегодня ночью кто-то сорвал печати и проник в квартиру Круковского. Зачем – неизвестно.
Никогда еще Арсению не доводилось видеть, чтобы человек бледнел с такой скоростью. Сивур побелел, как мелованная бумага, сглотнул и, вцепившись пальцами в подлокотник, сказал:
– Письма! Они искали архив Богдана!!
– Кто они, Марк?
– Как это кто?! Те же, что убили всех наших. Шаллека, Богдана, Алину, всех! Они хотят найти Нику и заодно выйти на других Носителей – из Ойкумены и Империи. Почему, почему вы сразу не обыскали квартиру?!!
– Успокойтесь, – следователь налил в рюмку немного коньяка, протянул Сивуру, заставил выпить. – Нику уже ищут. Завтра мы на нее выйдем.
– Завтра будет поздно!!! Что если ее убивают прямо сейчас?!
– Но мир еще не рушится, Марк…
Внезапно коллекционер с неожиданной силой схватил Арсения за плечо.
– Вы правы! Как я мог забыть?
– О чем?
– Ведь никакого ухудшения обстановки нет, правда? Страна не катится под откос, банды в открытую не бродят по улицам…
"Как, наверное, хорошо в наше время быть домоседом, – подумал Арсений. – Никуда не выходить, ничего не видеть. Конечно, телевизор то и дело показывает какие-то кровавые ужасы, но это где-то там, далеко… а если у нас, то редко, редакторы новостных программ стараются разбавлять чернушные сюжеты историями про детеныша белого носорога, родившегося в зоопарке, или о фестивале детской песни в Онкоцентре".
А если и выходить – то лучше не смотреть по сторонам, не замечать очевидного. Привычно нырять в автобусное нутро, полчаса езды до офиса, стол, компьютер, звонки, деловые бумаги, немыслимые ноги шефовой секретарши.
Но в стране около миллиона бездомных подростков, что вынуждены продавать себя ойкуменским туристам ради куска хлеба, и почти легально действует центр по усыновлению детей, которых на самом деле вывозят в западные орган-банки, как доноров.
Место самого мелкого клерка в Таможенной службе стоит как однокомнатная квартира. Но желающие платить находятся почти всегда, потому что знают: деньги вернутся сторицей.
Банды в открытую бродят по улицам, ощущая себя хозяевами жизни. Они пока еще не трогают простых граждан… если не считать, конечно, досадных случайностей, вроде истории с Круковским. Пока не трогают. Но что будет, если Империя достроит, наконец, нефтеналивной терминал и проложит газопровод по дну Проливов. Что тогда?
"Господи, неужели все это правда? Вот так просто, от горстки людей зависит равновесие мира. Вот удивился бы тот ойкуменский политик, старая лиса, который сказал, что никогда, мол, в истории столь много людей не были столь многим обязаны столь немногим. Как оказалось, такое случается в истории сплошь и рядом".
Сивур продолжал что-то говорить. Арсений прислушался:
– Если еще не произошло, значит, кто-то из наших успел передать свой дар перед смертью. Скорее всего, Богдан. Ведь он погиб последним, понимал, что вслед за Шаллеком и Алиной смерть настигнет и его, а потому – передал силу.
– Подумайте, Марк, с кем Богдан общался, кроме вас четверых, может, он кого-то упоминал?
– К нему часто заходили студенты из высшего медицинского, ну, из преподавателей он тоже многих знал. В конце прошлого года он много говорил о какой-то аспирантке, даже думал одно время, что она – Носитель, но потом, через пару месяцев, узнал, что она преспокойно отправила в дом престарелых любимую бабушку, у которой жила в детстве. Помню, он очень расстроился.
– Когда это было?
– Я же говорю: в конце прошлого года, зимой, как раз после пожара в доме у Алины…
– Что?! Какого пожара?
– Обыкновенного. Квартира у нее чуть не сгорела, хорошо пожарные вовремя подоспели. Потушили, а потом говорят: наркоманы, мол, дверь подожгли, думали, если кто дома есть, переполошится – откроет, а они его – хрясь по голове! Но Алина не поверила. Да и Богдан с ней согласился. Так что с первого раза им убить ее не удалось.
Арсений почти физически ощутил, как паранойя Марка захватывает и его.
– Господи, кому "им"?!
– Если б знать… Алину они все-таки убили. Но пока все еще не разрушилось окончательно, значит, хотя бы один Носитель еще существует. Может быть, это Ника. Ее надо найти и дать ей защиту!
– Ищем, Мрак, не волнуйтесь. Мой напарник отлично работает с базами, он сейчас носом землю роет. Если хоть какая-то зацепка попадется – найдет он вашу Нику.
– Она не моя, Арсений, она теперь и ваша тоже. Я вижу, вы постепенно начинаете склоняться к тому, чтобы мне поверить. Надеюсь, вы не потратите слишком много времени на раздумья.
Следователь хотел подтвердить, что да, почти; вот бы еще пару свидетелей найти, доказательства, но Сивур остановил его:
– Слушайте. Если Нику уже… уже нашли, тогда остается еще один шанс. Где-то существует наша последняя надежда, новый Носитель, которому Богдан передал свой дар. Необученный, неопытный, но – есть. Ищите кого-то среди окружения Круковского, он не мог уйти просто так, слишком уж ответственно Богдан относился к своему дару. Этот человек, так же как все остальные Носители, сейчас должен отличаться кристальной честностью и невиданной для нашего времени щепетильностью.
– Почему только Круковский? Почему вы думаете, что ни Шаллек, ни Алина Редеко не передали свой дар?
– Я только предполагаю, Арсений. Надеюсь, что и они успели. Надеюсь… но не верю. Мы с Богданом долго говорили на эту тему. Лин умер в полном одиночестве, в пустом доме, вокруг не было никого, кроме убийц. Он бы не отдал им свой дар никогда.
Марк окончательно поддался страху и… алкоголю. Речь его замедлилась, он перескакивал с одной мысли на другую.
– Может, они потому и убивают нас, чтобы забрать Совесть себе. Только Лин не тот человек, кому ни попадя свой дар не отдаст… Про Алину я тоже все знаю, меня вызывали ваши, из прокуратуры… повезли на опознание, да еще задавали кучу глупых вопросов… Я помню, как там все было. Ее сбила машина посреди пустынной улицы, вокруг никого не было, автобус успел отъехать от остановки. Кому она могла отдать? Кроме тех, конечно, кто в машине сидел…
– А заранее? Вы говорили, что Носитель задолго предчувствует свою смерть. Может, Шаллек и Алина все же успели?
– Проверьте, обязательно проверьте, Арсений. Но вероятность очень мала. Предчувствие собственной гибели тоже сугубо индивидуально… оно ведь тоже основано на профессиональных навыках. Богдан наверняка его просчитал, Шаллек излил в стихах…
Следователь вздрогнул.
"Как там было?… "Грустно видеть у дороги дней ушедших обелиски. И лукавят уже ноги, и конец пути уж близок…"
Так вот значит, какой ты был, певец имперской мощи Лин Черный! Знал о собственной смерти, но не боялся ее, встретил, как подобает истинному поэту – до последнего вздоха слагая слова в рифмованные строчки. И не остановился даже тогда, когда услышал шаги за спиной".
– …А вот Алина просто почувствовала. Мне читали материалы дела – там сказано, что она почему-то вышла за две остановки до собственного дома… Или за три? Не помню. Зато помню, как меня спрашивали, не было ли у нее там знакомых. Наверное, потому и выскочила, что ощутила близость собственной смерти. Думала, что автобус в аварию попадет или еще что-нибудь подобное… Но все оказалось совсем не так. У Богдана все записано. А! – Коллекционер хлопнул себя по лбу, приподнялся, покачиваясь, и, забыв костыль, сильно припадая на искалеченную ногу, побрел куда-то в дальний угол комнаты. По дороге он чуть не налетел на столик и толкнул коробку с солдатиками. Слава богу, она устояла.
Марк порылся в одном из ящиков, бесцеремонно разбрасывая раскрашенные фигурки по полу. Наконец нашел, что искал, и радостно сказал:
– Вот она! – В руках Сивур держал потертую тетрадь в коричневой обложке с чешуйками, словно кто-то обернул бумажные листы в настоящую крокодиловую кожу. – Богдан привез с какой-то медицинской конференции, сказал, что вручали всем участникам. Сюда он как раз все и записывал.
– Что – все?
– Ну, это был его талмуд, сборник записей… нечто вроде дневника.
Нетвердой походкой Марк дошел до кресла, с трудом сел. Арсений хотел помочь, но коллекционер отстранил его движением руки.