– Роман, если вам не сложно, зачитайте выдержки. Что, по вашему мнению, самое важное и полезное. Сейчас каждая минута на счету.
– Хорошо, попробую.
Старший лейтенант Вебер зашуршал листами, долго что-то бормотал – видимо, искал нужный протокол.
– Та-ак. Вот некая гражданка Инесса Рудголд заявляет, что около одиннадцати видела во дворе незнакомую женщину лет тридцати-тридцати пяти. Она якобы постояла пять минут у подъезда, потом достала мобильный телефон, поговорила с кем-то и вошла в подъезд.
– Вы установили, кто она?
– Да. Предприниматель Серго Ограз, кстати, гражданин Империи, снимающий квартиру номер шестьдесят девять, показал, что к нему приезжала сотрудница, привозила документы. Имя сотрудницы он назвать отказался.
Арсений хмыкнул:
– Документы, значит. Теперь это так называется.
– Опер из моей группы, который проводил допрос, говорит, что в личной беседе Ограз прямо выразился насчет цели приезда женщины. Но в протокол просил не заносить. В общем, он в своем праве. Граждане Империи у нас подлежат только уголовному преследованию, а предъявить нам ему нечего. Так что, он вообще мог не отвечать, а если на то пошло – и дверь не открывать.
– Ладно, с этим ясно. Что еще интересного?
– Гражданин Малти Ясениени чинил во дворе машину до десяти часов. Видел, как группа молодых парней лет по пятнадцать-шестнадцать слонялась около подъезда. Пили пиво, цеплялись к прохожим. Сказал, что пытался их пристыдить, а в ответ получил угрозы и оскорбления. Некоторых он знает – живут в том же доме, а про двоих с уверенностью заметил: пришлые.
– Но в сам подъезд они не заходили?
– Точно сказать не может – он то в гараже был, то под капотом ковырялся. Может, и заходили. Внутри их никто не видел.
"Как бы то ни было, Носители из развязных малолетних наглецов в любом случае аховые. Мимо".
– …к десяти, когда Ясениени поехал на авторынок за деталями, они уже куда-то пропали.
– Записал.
Вебер почти на минуту прервался, снова зашелестел бумагой. Один раз отчетливо послышался щелчок скоросшивателя.
– Питер Яцук из шестьдесят первой квартиры вышел утром на ежедневную пробежку. Сторонник здорового образа жизни. Он показал, что столкнулся в дверях с незнакомым мужчиной, который некоторое время изучал ряды почтовых ящиков, сверяясь с бумажкой, а потом уехал на лифте.
– Когда это было?
– Между половиной восьмого и восемью пятнадцатью. Но это пустой номер – семья из восемьдесят первой квартиры подтвердила, что к ним действительно приезжал вызванный на утро специалист по установке спутникового телевидения. Мастер провозился около часа, все подключил и уехал.
"Опять мимо".
– А вот это самое интересное. Гражданин Клим Таласин, девятнадцати лет… тот самый, что хорошо отзывался о Круковском, рассказал еще кое-что. Мой сотрудник описывает его так: "молодой парень спортивного вида". У него собака – коккер-спаниель, так что, волей-неволей, приходится нарезать круги вокруг дома утром и вечером. Он повторно рассказал, что к "невредному" Круковскому изредка заходили студенты из медицинского. Богдан Владиленович был известен своей огромной библиотекой, и к нему часто забегали перед сессией в поисках редкого тома. И не только из высшего медицинского. Таласин и сам пользовался, как он выразился "надомным книгохранилищем", хотя учится в судостроительном. Так вот, он показал, что 16 июня около двенадцати часов видел недалеко от дома девушку лет восемнадцати-двадцати. Описание дал такое: "красивая, волосы темно-русые, фигура, что надо, только нос больно задирает". Клим неоднократно встречал ее перед домом Круковского, а один раз – это было месяца полтора назад – даже решился перемолвиться с ней парой слов, надеясь разузнать имя, а то и телефончик.
– Молодец парень!
– Ну, может и молодец, только ничего она ему не сказала. Процедила сквозь зубы: "Ксения", как ему показалось – с невысказанным намеком "отвали, козел". Больше он ничего от нее не добился.
Арсений оживился.
"Ксения, значит. Неужели повезло?"
– Но это еще не все. В тот день он видел ее еще раз.
– Да! Это совсем интересно. Когда?
– Минут через двадцать. Как раз возвращался домой со своим спаниелем. Говорит, Ксения очень торопилась, стрелой пронеслась через двор, так что он даже не успел с ней поговорить. Зато разглядел, что она прижимала к груди несколько книг. Боюсь, не на книги он глядел, – усмехнулся Вебер.
– Да уж.
– В общем, все. Больше никто ничего дельного не сказал. Либо домыслы… ну, знаете, из серии "Мне кажется, я его раньше видела, в маске и с пистолетом – Где? – Да вчера, по телевизору", либо откровенная чушь. В том дворе, как оказалось, полно старых перечниц с воображением. Такого наговорили – уши вянут.
– Пока хватит. Значит, договорились: опросные листы и отчеты ваших людей жду завтра.
– Да, я вышлю с курьером.
– Что ж, спасибо за содействие, Роман. До свидания.
Арсений положил трубку, быстренько раскрыл блокнот на чистой странице и набросал маленькую схемку.
Просчитать варианты не так уж и сложно. Всем, кто когда-либо учился в вузе, известно, что студенты всерьез задумываются о сдаче экзамена за два-три дня до его начала. Если верить показаниям Клима Таласина, девушка очень торопилась. Скорее всего – домой, готовиться. Сдача на носу.
Вот и вся логика. Остается приехать в учебную часть Североморского высшего медицинского института и выяснить, сколько студенток по имени Ксения сдавали экзамен с 17 по 20 июня, то есть через два-три дня после гибели Круковсокого. Ну, пусть даже через неделю, если вдруг искомая Ксения отличается излишней въедливостью в учебе. Как раньше говорили – ботаничка.
– Установку понял, Глеб. В пять дуй к Снежане. И чтоб завтра я с утра твоей куртки на диване не видел!
– А ты куда?
– Кое-что новое по делу. Вебер из "Приморского" звонил.
– Да я уж понял. И что говорить, если тебя будут спрашивать?
– А-а, посылай всех, – ответил Арсений почти весело.
– Даже Каина? – изумился Глеб.
– Его – особенно. Смотри, Снежану по новой не обидь, а то я тебя знаю, тактичный ты наш.
Арсений бросил в портфель блокнот, поднялся и вышел из кабинета. Глеб завистливо проводил "начальство" глазами – ну вот, кто-то поехал вести расследование, а ему всего-навсего предстоит мириться с подругой. "Хотя, Арсений прав, конечно: надо попросить прощения. В первый раз в жизни – то-то она удивится!"
А следователь Центральной прокуратуры Догай не стал дожидаться лифта, сбежал вниз по лестнице. Сдал дежурному внутренний пропуск и подумал: "Держись, Ксения, последний Носитель! Держись, девочка!"
20
– Ладно, не переживай, что-нибудь придумаем! – сказала Инка.
– Да что тут можно придумать!
– Во-первых, можно уехать на месяц-два – ты же сама говорила, что в середине лета собиралась к родителям.
– Ну да, – Ксюха пригубила "бейлис", заботливо разлитый Инкой в изящные стеклянные рюмочки. Резчик выгравировал на каждой какое-нибудь животное. Ей достался горностай, а подруге – белочка. Скорее всего, неспроста: Инкина фамилия была Эйгорн – "белка", по-североморски.
– Вот и отлично. Отпросишься с практики, думаю, это будет несложно, главное – выдумать хорошую отмазку. А в Империи за тобой никто гоняться не будет.
"Если за тобой и правда кто-то гоняется, и все, что ты рассказала – не плод твоего воображения".
– Во-вторых, пока можешь пожить у меня…
– А что родители скажут, когда приедут?
– Ой, а то ты моих предков не знаешь? Да они только рады будут. Маман, например, считает, что ты на меня хорошо влияешь.
– Но им же придется все рассказать…
– Ой, я тебя умоляю! Думаешь, им так уж важно знать, почему…? Скажем, что тебя выставили из квартиры, и пока ты подыскиваешь новое жилье – будешь жить у нас. Вот и все. Эй, ты что не пьешь, не нравится, что ли? Так отдай лучше мне, а то у меня сердце кровью обливается.
– Пью, пью, спасибо, Ин, – Ксюха отпила немножко, покатала на языке восхитительный ликер.
– То-то. Ну вот, о чем это мы? А! Поживешь у меня недельку-другую, а там, глядишь, все успокоится.
– Нет, я не могу. А вдруг эти и сюда придут? Выследят меня и придут: и получится, что из-за меня у вас может быть куча неприятностей.
– Да ладно! Какие там неприятности! Вызовем полицию, если что – и дело с концом.
– Я уже думала об этом. И что им сказать? Приезжайте, кто-то хотел взорвать мою квартиру и переехать грузовиком? Очень им надо. Савка как-то рассказывал – со слов дяди, он в полиции работает, – вот, мол, у нас сейчас везде кричат о чуть ли не стопроцентной раскрываемости преступлений. – Ксюха поставила на стол пустую рюмку, которую Инка тут же не замедлила наполнить. – Видела, наверное, в автобусах, в трамваях висят плакаты: "За прошлый год раскрыто столько-то преступлений, что составило 89% от общего числа зарегистрированных"?
– А то! Куда не встань, все равно носом в них уткнешься!
– Ну так вот: Савкин дядя говорил, что наша доблестная полиция расследует только такие дела, которые можно раскрыть быстро. Остальные просто отказываются регистрировать. Нет, мол, состава преступления.
– И что?
– А то. Так же и мне заявят: газ прорвало, потому что шланг старый и технику безопасности не соблюдаете. И никакой грузовик не хотел вас давить – просто в поворот на узкой улице не вписался. А то, как я весь день в примерочной кабинке "Хамстора" просидела, лучше вообще не рассказывать – засмеют.
Ксюха махнула рукой, не рассчитала немного и чуть не смахнула со стола полупустую бутылку. Перед глазами все плыло.
– По-моему, я уже пьяная, – сказала она.
– Ничего страшного, – Инка плеснула ей в рюмочку еще ликера. – Наоборот, даже хорошо.
Собственно, именно этого подруга и добивалась – споить Ксюху до полной отключки, чтобы успокоить нервы и дать немного отдохнуть. А то со всеми своими фантазиями и страхами она всю ночь не заснет. Будет на каждый шорох вскакивать.
Инка подливала и подливала Ксюхе, и в итоге та одолела половину бутылки практически в одиночку. Тягучий, как сгущенное молоко, горьковато-сладкий ликер пился легко, и подруга ничего не замечала, увлеченная рассказом, пока у нее не начал заплетаться язык.
– Ч-чего хорошего? – запинаясь, спросила Ксюха. – Наклюкалась, как наши парни г-говорят, – в зюзю.
– Ну и что? Никто тебя не видит, кроме меня. А я – могила, никому не расскажу. Даже Мартину.
Если Инка думала упоминанием о гитаристе с четвертого курса, который вроде бы нравится Ксюхе, поднять ей настроения, то она ошиблась. Подруга как-то сразу сникла, залпом выпила почти полную рюмку ликера (разве так можно!), шмыгнула носом.
– Эй, Ксюш, что с тобой? Я как-то не так выразилась?
– Д-да нет, все нормально. Просто… давай не будем сегодня о парнях, хорошо?
– Конечно, как скажешь, – закивала Инка, подумав про себя, что подруга, не иначе, звонила Мартину за поддержкой, поведала свои страхи, а он, чурбан бесчувственный, небось, ее и слушать не стал, а то и, вообще, – на смех поднял.
Ксюху клонило в сон. Адреналин, бурлящий в крови после случая на дороге, постепенно сошел на нет, да и алкоголь помог. Она клевала носом, говорила все медленней и все сильнее запиналась в словах.
– В общем, решено. Пока ты живешь у меня. И я не хочу ничего слышать, ясно?
– С-спасибо, Ин… Но все-таки…
– Никаких "но"! Завтра поговорим. Отдыхай, расслабляйся, а завтра возьмем Кристинку с Марьяной, кого-нибудь из ребят и поедем на твою квартиру.
– Зачем?
– Как это зачем? Собрать вещи, хотя бы на первое время. Или ты собираешься в моих ходить? – улыбнулась Инка, представив эту сногсшибательную картинку. Несмотря на то, что рост у них примерно одинаковый, Ксюхе от природы достались чуть более длинные ноги и совсем другая форма груди. Потому Инкины штаны будут ей коротки, а блузки и кофточки чересчур… гм… обтягивающими. Парни такого не переживут.
– Не-е… твои мне не подойдут… Ин, у меня голова кружится. Я пойду л-лягу.
Ксюха, покачиваясь, добрела до дивана, скинула тапочки, с трудом стянула футболку, едва не запутавшись в рукавах, и опустилась на подушки.
Инка запоздало сообразила, что, похоже, немного переусердствовала. Но это и к лучшему – быстрее заснет, больше проспит.
– Качается… – пожаловалась Ксюха и прикрыла глаза.
Через пару минут она уже сладко спала.
Инка накрыла сопящую Ксюху одеялом, подоткнула края. Полюбовалась делом своих рук. Подруга зашевелилась во сне, положила голову на сложенные ладони, губы у нее шевельнулись, словно она пыталась что-то сказать.
"Отдыхай, Ксюш", – подумала Инка и вздохнула сочувственно: "Не знаю, что она себе напридумывала, а что – есть на самом деле, но, по-моему, девочка просто малость переучилась!"
Она на цыпочках вышла из комнаты и прикрыла дверь.
Ксюха спала.
Поначалу ей снилось что-то хорошее и светлое – родительский дом, радость встречи, объятия и поцелуи. Вот отец крепко прижимает ее к себе, мама улыбается сквозь слезы, а сама Ксюха понимает, как сильно она соскучилась. Ее тащат в большую комнату, за стол, папа садится напротив и говорит:
– Рассказывай!
Такая у него присказка, Ксюха запомнила ее еще со школьных времен, когда она возвращалась после уроков, отец усаживал ее перед собой и вот так же, одним словом, просил рассказать обо всем, что было в этот день. Мама, тем временем, накрывала на стол. Ксюха хотела было помочь, но она только руками на нее замахала: сиди, мол, сама управлюсь.
Но потом сон изменился. Неожиданно Ксюха увидела себя на большой загородной магистрали, по которой несутся огромные тяжелые грузовики. Она бредет по обочине, прекрасно сознавая, что любой из них в следующую минуту может попытаться ее задавить, но почему-то свернуть с дороги не может – ноги как будто вросли в асфальт. Каждый новый грузовик проносится все ближе, сначала Ксюха слышит за спиной нарастающий рев двигателя, низкий рык клаксона, чувствует тяжелый, удушающий запах выхлопа. Потом ее обдает раскаленным ветром – и машина проносится мимо. Пока мимо. Повезет ли со следующей?
Она хочет вырваться из предательского асфальта, но тот, будто клей, тянется следом и не отпускает. Ксюха пытается снова и снова, а сзади уже слышен тяжелый грохот очередного фургона.
Она ворочалась с боку на бок, просила отпустить ее – хорошо Инка не слышала, а то перепугалась бы не на шутку.
Дальше начался совсем уж откровенный бред. Может, алкоголь подействовал слишком сильно, честно сказать, Ксюха давно уже не выпивала так много.
За ней кто-то гнался, может быть те же до боли знакомые темные фигуры – Чик с напарником. Внезапно она оказалась на площадке перед своей квартирой. Лестница уходила вверх и вниз, наверное, на несколько километров, ступеньки казались непомерно огромными, покрытыми какой-то вязкой грязью. За перекошенным окном сияло несколько ядовито-синих и темно-зеленых лун. Тени исполинских деревьев корчились на стенах. Где-то, далеко внизу, за пеленой клубящегося тумана шепотом переговаривались преследователи. Белый шершавый потолок неторопливо вращался и пульсировал в вышине. Вправо отходил полутемный коридор. Ксюха, прислушиваясь, осторожно пошла по нему. За стеклянными стенами маячили едва различимые силуэты. А вот и дверь, ведущая в квартиру, и звонок. Ксюха нажала на кнопку, и тут же над головой раздался пронзительный вой. Чик обернулся на звук, заметил ее и побежал вверх. Его напарник не отставал. Через ставшую прозрачной дверь Ксюха видела, как Инка, почему-то оказавшаяся в ее квартире, идет открывать. Она двигалась медленно, как будто под водой и каждый ее шаг сопровождался отвратительным металлическим звоном. А преследователи уже за спиной…
Ксюха вскрикнула и проснулась.
В первое мгновение ей показалось, что сон еще не закончился. Полумрак скрадывал расстояние и очертания мебели, но она почти сразу же поняла, что это не ее квартира. Уж свою комнату Ксюха опознала бы и с закрытыми глазами – сколько раз натыкалась по ночам на рабочий стол, на кресло, на вечно горбящийся у порога ковролин. Зато теперь – можно вслепую в прятки играть.
"Но если я не дома, то где? – Ксюха напряглась, еще раз огляделась по сторонам. – Вроде бы есть что-то знакомое…"
Недалеко от дивана стоял небольшой журнальный столик, заставленный смутно различимыми в полутьме бутылками, рюмками, даже, вроде бы, тарелками с остатками еды. По стенам громоздились книжные шкафы, сервант с посудой, изящная этажерка, с которой тянулись вниз стебли вьющихся цветов.
Ксюха никак не могла понять, где она находится? И как вообще ее сюда занесло? В эту пустую, малознакомую квартиру? И почему так темно? Совсем еще недавно было утро, она собиралась ехать в "Эпицентр" на встречу с Инкой, чтобы рассказать ей обо всем…
"А вдруг меня поймали эти?"
Ксюха вздрогнула, откинула одеяло и только сейчас поняла, что спала в джинсах и лифчике. Футболки – ее любимой футболки с двумя сердечками – нигде не было видно.
Она с ужасом подумала, что, наверное, ее схватили прямо на улице, усыпили чем-то, стали раздевать, но потом все-таки решили подождать, пока она проснется.
Господи!
Страх цепкой рукой схватил ее за горло, сердце застучало как бешеное.
Спрыгнув с дивана, она заметалась по комнате. В углу, на стуле нашлась футболка, которую Ксюха немедленно натянула, а на полу – мягкие тапочки в виде ушастых собачьих морд. На удивление знакомые, кстати.
"Кстати, почему я босиком? Куда девались туфли? И сумочка, если на то пошло? Там ведь все документы, ключи, телефон…
А вдруг те, кто меня поймал, все уже выкинули? Чтобы никто никогда не смог найти.
Надо бежать! Немедленно бежать! Может, они все спят или куда-нибудь ушли, и у нее есть еще шанс…"
Ксюха подбежала к двери, навалилась в нее всем телом. Почему-то ей показалось, что ее обязательно должны были запереть.
Девушка ошибалась. От сильного толчка дверь отлетела в сторону, с грохотом ударилась о стену и на обратном движении едва не пришибла Ксюху, пребольно саданув ручкой по локтю.
"Ну вот, теперь я точно всех перебудила! Где же выход?"
Она рванула в коридор, каждую секунду ожидая гневного окрика. Увидела на тумбочке в прихожей свою сумочку и облегченно вздохнула. Некогда разбираться, что из нее выкинули, а что оставили – дома посмотрим!
Многочисленные засовы на входной двери были открыты.
"Удача!"
Она подхватила сумочку и потянула на себя резную ручку. Плевать, что в тапочках! Пусть люди на улице смотрят! Зато похитителям вместо Ксюхи достанутся только ее туфли.
"Вот вам, гады!" – она мысленно изобразила оскорбительный киношный жест.
В этот момент щелкнул замок и дверь начала медленно надвигаться на Ксюху. Девушка стояла в полном оцеплении, как затравленный зверек, и смотрела, как испаряются ее надежды на спасение.
– О, Ксюша. Ты уже проснулась?
На пороге стояла Инка с двумя туго набитыми сумками в руках. Ксюха молча таращилась на нее во все глаза.
– Куда это ты, кстати, собралась?
Она в полном недоумении наблюдала, как подруга прислонилась плечом к одежному шкафу, выронила сумочку и разрыдалась.