- Заметили, - Фолби передернул плечами, - сумма маленькая. При таких преступлениях могли бы затребовать побольше.
- Верно, Майкл, - согласился Гамильтон, - сумма для такого дела маловата. Может быть потому, что и расходов не было больших, но главное не в том. Письма писали два разных человека. Смотрите…
Он развернул оба листка в их сторону и, указывая карандашом в строки, поделился наблюдениями.
- Черт возьми, действительно, - резюмировал Фолби, - а я даже не обратил внимания. Значит, участвуют как минимум двое. Ну что, берем их сегодня ночью?
- Если они явятся туда, - высказал свое мнение дежурный полицейский. - Вполне возможно, что это лишь попытка нас проверить и завтра мы получим новое письмо.
В ответ сержант глубоко вздохнул и пару раз кивнул головой:
- Да, вариант весьма реальный.
- Не нравится мне это все! - Гамильтон забросил руки на затылок и откинулся на спинку кресла.
- Что именно?
- Да все не нравится. Шантаж посредством таких убийств? Это же пожизненное заключение. И на него идут ради полумиллиона долларов? У Коули в сейфе лежали тридцать две тысячи, но преступники даже не попробовали до них добраться. У Бартока в доме не было и следа грабежа.
- Да, - подтвердил сержант, - в ящике рабочего стола валялись три сотни - остались целы.
- И змей слишком много в этой истории - сожженных и еще живых. Ну ладно, - лейтенант быстро встал из кресла, - готовимся к захвату. Пошли, поработаем у карты.
Все трое направились в соседнюю комнату, где над столом дежурного размещалась огромная карта города и предместий.
* * *
Кэрри до сих пор не могла понять того, что случилось в ее жизни. Она оказалась вдруг в совсем ином мире - причудливом и большом. А главное - она сама стала совсем другой.
Раньше ее миром была поверхность земли. Стоило ей найти норку какого-нибудь грызуна, и она могла сделать ее своим домом хоть на день, хоть на всю зиму. И горе тому, кто не уносил вовремя оттуда ноги!
А все, что было сверху, было чужим, требовало внимания и осторожности. И когда что-то происходило там, над землей, она резко поднимала голову, сплетая сильные упругие кольца, и мелкой дробью подергивала кончиком хвоста. Она не слышала исходящего от этого звука, но знала, что предупреждает этим о себе, о своих гнутых, глубоко запрятанных зубах, о том, как ударив ими, она выплеснет накопившийся яд. И всегда чувствовала его в полостях под зубами. Чувствовала, когда он туго наливал их и приятно давил на стенки. Это было ощущение силы. Если яда не хватало, Кэрри беспокоилась, старалась почаще отлавливать и заглатывать всякую живность. Искала в зарослях какие-то травки и, отрывая их не зубами, а безгубой пастью, заглатывала. Это надо было обязательно делать, чтобы снова вернуть ощущение силы, уверенности в себе.
"Кэрри" - это первый звук, который она услышала, - и одновременно увидела человека, смотревшего на нее через тонкую мелкую решетку.
"Кэрри" - она почему-то сразу поняла, что это относится к ней, что это она - Кэрри.
Кэрри приподнялась, но вышло совсем не то, чего она хотела. Она прекрасно чувствовала свое тело, каждую клеточку, но тело было совсем другое.
Вместо привычных давящих друг на друга кольцами мышц у нее были четыре сильных лапы, и Кэрри почувствовала, что может легко передвигаться с их помощью по небольшому закрытому вольеру. Ей вдруг захотелось прыгнуть с одного его конца на другой и она тут же это сделала. Лапы и спина оказались такими сильными, что она полетела стремительней и выше, чем думала, но вместо того, чтобы врезаться в металлическую сетку, мягко извернулась и, оттолкнувшись от нее лапами, оказалась на середине вольера. Ей очень понравилось ощущение новой силы и она еще несколько раз проделала эти прыжки.
"Кэрри", - ласково произнес человек за сеткой, и в ее маленьких мозгах появилась непонятно откуда взявшаяся мысль. Нет не мысль, а убеждение - это друг!
Только теперь она заметила, что покрыта мягкой серой с черными полосами шерстью и у нее совсем новый хвост - без костяных колец на конце, которыми она предупреждала о себе врагов. На миг волнение охватило ее, но почти так же быстро прошло: она почувствовала, что ее главная сила - длинные зубы и приятно давящее ядом пространство под ними - при ней.
Человек приоткрыл дверцу вольера и поставил внутрь миску. Кэрри сразу поняла, что это еда и еда оказалась вкусной.
Человек снова открыл дверку и позвал ее по имени.
Кэрри осторожно вышла и сделала несколько шагов к своему новому другу.
- Пойди, погуляй, - сказал он и открыл дверь из дома.
Она подошла, постояла несколько секунд на пороге, потом легко прыгнула, ощутив под ногами чуть влажную землю, и не спеша побежала по травянистому газону.
Кэрри не умела удивляться, точнее, знала это чувство чуть-чуть, но все-таки маленькое очарование происходящего с ней все время присутствовало.
Она почему-то много знала.
Знала, что другие люди ничем ей не страшны и не опасны, что твердые дороги нельзя перебегать, если поблизости движется большое непонятное устройство. Не спеша двигаясь прочь от дома, она все время знала, где он. И что там будет пища, которую ей не надо больше искать.
Гуляла она спокойно и долго.
Если бы можно было выразить словами ее теперешнее настроение - ей решительно нравилась новая жизнь.
Не за кем было охотиться и не от кого защищаться, и если бы тот маленький человек вдруг не стал приставать к ней вечером, она ни за что бы его не тронула.
Она отошла тогда в сторону, но маленький человек не отставал. Кэрри еще раз отодвинулась, но человек вдруг решил схватить ее и черная молния яростно метнулась в ее голове!
Кэрри тут же отправилась домой и быстро забыла о происшедшем, только в полостях под кривыми зубами стало чуть меньше яда. Дома она вкусно и много ела, а потом улеглась в вольере спать.
Спала она долго, поздним утром опять поела и часа два гуляла по соседним газонам вокруг.
Потом, вернувшись домой, обнаружила у себя в вольере новый предмет. Она уже заметила подобные бумажки на столе и как-то видела, как ее хозяин вытирает похожей цветной штуковиной рот. Но эта - была другая, со своим запахом. Кэрри тщательно ее обнюхала и поворошила лапой. Потом… потом в ее голове вдруг появилось новое сознание - что этот запах принадлежит врагу. Которого надо найти и убить! И когда хозяин открыл ей входную дверь и сказал: "Иди, Кэрри, иди", - она стремглав бросилась на поиск.
И опять, насколько умела, она удивилась, что знает, в каком направлении ей искать врага.
Сгущались сумерки, и быстро двигаясь скверами, перебежав несколько раз большие твердые дороги, она вскоре увидела ярко освещенный изнутри дом.
Кэрри присела под небольшим кустом метрах в пятидесяти и стала присматриваться. Теперь главным ее чувством была интуиция, которая требовала осторожности, а значит - терпения.
Время от времени в дом входили и выходили люди. Кэрри ничего против них не имела. Но враг, она знала, был в доме и нельзя, чтобы кто-то помешал ей до него добраться.
В той природе, откуда она пришла, промахнувшийся погибает, поэтому нужно не только готовить удар, но и до последнего момента его скрывать. Она умеет, она много раз это делала. Жди, Кэрри, жди.
Она смотрела своими черными без зрачков глазами, готовая в любую секунду двинуться или остаться и ждать.
Много людей вошло и вышло… Когда темнота совсем сгустилась, она приблизилась и залегла в траве метрах в десяти от входа.
Теперь, когда открывались двери, она видела часть освещенного зала, столы, стулья, людей. Было много шума и движенья, а значит - надо было выжидать.
Через какое-то время Кэрри почувствовала, что дело меняется к лучшему. Люди стали чаще выходить из дома и, всматриваясь внутрь, она замечала, что там их становится меньше.
И вот их почти не осталось.
Кэрри мягкими прыжками в один миг очутилась у самых дверей и прижалась к стенке. Вскоре дверь отворилась в очередной раз и, с последним шагом выходящего человека, она бесшумно скользнула внутрь и спряталась под ближайшим столом.
Она уже нюхом почувствовала врага, но думала пока не о нем - нужно было понять, что вокруг.
Несколько человек в зале быстро передвигались, делали что-то на столах, двигали стульями.
Несколько раз она мягко проскальзывала под другие столы и стулья, когда люди проходили слишком близко.
Потом люди стали исчезать, и, наконец, в зале их осталось только двое.
Он… и еще один.
Бороться с двумя - очень опасно. И, чтобы этого избежать, Кэрри неслышно вспрыгнула на подоконник и спряталась за занавеской.
"Терпение, - подсказывал ей инстинкт, - терпение побеждает".
И вот! Второй человек ушел.
Но даже, если бы Кэрри была не опытной взрослой змеей, а мелким детенышем, она не напала бы сразу.
Враг много двигался и не был понятен - отошел… повозился с каким-то ящиком у высоких перил, вернулся назад.
Кэрри ждала и одновременно принюхивалась - действительно ли нигде в помещении не осталось других людей?
Нет… никого.
Так значит уже не следует тянуть!
Она шевельнула лапой, отодвигая материю, чтобы спрыгнуть вниз, но враг вдруг посмотрел в ее сторону.
Он видит ее или нет?!
Нет, вот он отвернулся… Теперь снова глядит сюда!
Кэрри заволновалась, но вдруг почувствовала, что только ее черные глаза впиваются в него через неплотную материю. Он сам ее не обнаружил… хотя и идет навстречу… Глупый враг!
Что может быть лучше!
Потом она быстро осмотрелась, нашла в полуподвале какую-то щель, выбралась наружу и неторопливой рысцой побежала к хозяину и к дому.
Только полости под ее острыми зубами были почти пусты.
Дома Кэрри сразу пошла в вольер, почувствовав исходящий оттуда запах пищи. Но к ее удивлению там стояли сразу две плошки. Она понюхала и стала есть из второй, жадно заглатывая небольшие очень вкусные кусочки. И не просто вкусные - в них было то, в чем она очень теперь нуждалась - те самые травки, которые она всегда долго искала в пустыне и отрывала безгубой мордой, чтобы ее полости под кривыми спрятанными внутрь зубами снова туго наполнились и сделали ее непобедимой.
Она хорошо поела и облизала плошку.
- Молодец, Кэрри, молодец, - сказал хозяин, - через день ты снова будешь в форме.
Только теперь, среди многих непонятных, но уже привычных предметов, она увидела кое-что новое - другой вольер в противоположном конце комнаты.
А в нем… Она поняла.
Скоро Кэрри узнала, что этого, белорыжего, зовут Патрик. Утром, когда она, зевнув, приоткрыла глаза, собираясь поспать еще, хозяин произнес, открывая дверь на улицу:
- Ну иди, Патрик, иди, погуляй.
* * *
Время близилось к шести часам. День шел к исходу. Сегодня суббота и они закрывались в шесть - на два часа раньше обычного.
Мистер Тьюберг устал уже радоваться сегодняшнему дню. То, что их затея удалась, он понял еще утром, но такого размаха он, ей богу, не мог себе представить и в самых смелых мечтах!
Бедняга Барток… но его гибель так подстегнула людей, что даже те, что раньше презрительно посмеивались, встали в очередь за оружием. Переутомление от долгого радостного чувства производило приятную слабость в организме, и именно в этом состоянии он вплыл в контору своего заведения, где сотрудники уже укладывали бумаги в ящики, готовясь разойтись по домам.
Он открыл дверь в маленькое застекленное бюро дочери.
- Тебе придется сегодня еще поработать, дорогая. Надо подготовить бумаги для расчетов со всеми поставщиками оружия.
- И рассчитаться с родственниками Бартока, - довольно холодно добавила она. - Кажется, у него мать в Канзасе?
Хотя мистер Тьюберг принадлежал к людям совсем не робкого десятка, иногда ему очень не хотелось смотреть в глаза собственному ребенку.
- Какая доля ему причитается, папа?
- Одна четвертая, - честно сознался он, продолжая ощущать себя в следственном кабинете.
- Хорошо, я все сделаю, - уже с небольшой теплой ноткой в голосе сказала Энн. - Тебе, наверно, нужно пойти домой и отдохнуть.
- Отлично, дорогая, - обрадовано произнес мистер Тьюберг. Все напряженные моменты в отношениях с дочерью на него просто дурно действовали. - Я действительно устал, но к твоему приходу приготовлю хороший ужин.
"Конечно, - подумал он выходя на улицу, - выкладывать такую кучу денег родственникам Бартока - излишняя щедрость. Вполне хватило бы и половины обещанного, ведь об их устной договоренности никто ничего не знал. Но… упокой, господи, его душу, хорошие отношения с дочерью дороже всего. Да и заработать сегодня удалось уж очень много".
Над городом опускались легкие сумерки, хотя было еще светло. Наступал субботний вечер, но людей на улицах было на удивление мало, а те, которые встречались, шли поспешно и с озабоченными лицами. Все маленькие магазинчики были уже закрыты, на нескольких кафе и барах висели таблички: "Извините, мы сегодня не работаем".
"Странно, - подумал было мистер Тьюберг, но тут же вспомнил радиообращение Фрэнка Гамильтона. - Да, непонятные эти убийства, - шевельнулось у него в голове."
* * *
Шантажисты указывали в обоих письмах, что деньги должны быть положены под рекламный щит не позднее шести часов вечера. Это уже было сделано. Сделано было и все остальное, и только сейчас Гамильтон и его помощники смогли перевести дух.
Сели за стол, чтобы выпить кофе и перекусить. Отправившийся в соседний ресторан посыльный наткнулся на закрытые двери, но персонал еще не успел уйти и быстро собрал ему пару пакетов с едой.
Только теперь, расположившись в дежурном помещении, Гамильтон, Фолби, и трое других оставшихся в управлении полицейских почувствовали настоящий голод. До этого суета и рабочее напряжение постоянно отвлекали, но стоило остановиться и расслабиться, усталость и голод вовсю о себе заявили.
Поработали за эти несколько часов действительно неплохо.
В одном из близких к будущему месту событий гараже под коттеджем стояла готовая к рывку машина с тремя полицейскими. Загнали обычный без отличительных знаков автомобиль. За рулем сидел одетый в гражданское сотрудник, другой - лежал на дне машины, третий - зашел незаметно с улицы.
Всегдашний патрульный пост на трассе с двумя полицейскими работал в двухмильном удалении, в обычном месте, о котором знал любой водитель города.
С противоположной стороны, не доезжая города полутора миль, с починкой тяжелого фургона на обочине возился одинокий шофер. А в его закрытом кузове находились трое полицейских мотоциклистов.
В пустыне за одним из холмов притаился вертолет с мощными прожекторными подвесками и хорошо вооруженным экипажем из четырех человек.
Но главное заключалось в технической новинке, на которую очень надеялись.
К указанному преступниками месту, открыто, так чтобы не вызывать подозрений у возможного с их стороны наблюдателя, подъехала полицейская машина. Из нее с обычным чиновничьим кейсом вышел сержант Фолби, не спеша зашел за рекламный щит и поставил кейс там, где требовалось. Денег в кейсе, надо сказать, не было ни цента, зато, после легкого прикосновения сержанта к неприметному месту на панели, внутри еле слышно заработал маленький механизм и за то время, пока сержант возвращался к автомобилю, буравчик из нижней части кейса вошел на полметра в твердую землю и пустил в две стороны горизонтальные усы. При внешне невинном виде кейс оказался прикованным к земле и недоступным простой человеческой силе. Но самое интересное должно было произойти потом, когда преступник потянет за ручку. Тогда тонкие гибкие пластиковые прутья вылетят с четырех сторон и обовьют тугой спиралью его запястье. Тут же радиосигнал поступит на станции всем участвующим в операции группам. Дальше - понятно.
Теперь нужно ждать.
Все понимали ненадежность таких ожиданий. Шантажисты очень часто меняют условия и способы передачи денег, и мотать нервы могут сутками. Все это шкурой чувствовали, за исключением, быть может, Терье, который по случаю отбытия всех полицейских на операцию был назначен дежурным по управлению и с плохо скрываемым удовольствием носил повязку на рукаве.
После еды Гамильтон направился к себе в кабинет, а прочие приготовились поволноваться у телевизора.
- Сегодня "Быки" вздуют твою птицу "Феникс", - обратился Фолби к Дику, - и ты походишь лысым, красавчик ты мой.
- А вот посмотрим, посмотрим, - затрещал тот в ответ, - не пришлось бы вам побегать по управлению босиком.
Фрэнк закрыл за собой дверь, стараясь не слышать этих детских шуток, и с неясным для себя самого грустным чувством подумал о странных сочетаниях трагедий жизни с глупенькими мелочами, которым так часто придают не меньший смысл. Он постарался поудобней устроиться в кресле и закрыл глаза. Надо было использовать передышку от этого очумелого дня.
* * *
Весь следующий день Кэрри спала, ела, некоторое время гуляла недалеко от дома, когда этого захотел хозяин, и снова спала и ела.
Вечером она проснулась и видела, как хозяин выпускает из дома Патрика. Потом она снова проснулась, разбуженная открывшейся на улицу дверью, и заметила проскользнувшего в свой вольер бело-рыжего, а утром тонкими ноздрями уловила запах той пищи, которую она сама совсем недавно жадно проглатывала и которой уже не хотелось теперь, когда яд привычно давил на стенки острых кривых зубов.
Ее не очень-то волновали чужие проблемы. Она была прежней - очень сильной. Всемогущей Кэрри!
Солнце шло на закат, и она как раз подумала, что неплохо еще погулять вокруг дома, когда к вольеру подошел хозяин и открыл дверку, но не пригласил ее выйти, а бросил на середину какой-то лоскут. Кэрри присмотрелась. Лоскут лежал рыхлой массой, перемежая те самых два цвета, которые она каждый раз видела на верху того мира, в котором жила. Синий цвет неба и белый цвет красивых пышных облаков.
Кэрри подошла, понюхала, и будто маленький язычок пламени пробежал у нее в голове. Она вдохнула еще, и пламя, уже ярко вспыхнув, не ушло совсем, а притаилось, как огонь под углями.
Теперь она не просто внюхивалась, а искала среди разных смешавшихся запахов запах врага.
Вот он! Кэрри нашла его, и пламя, вылетев наружу, стало жечь и терзать ее мозг.
- Ну вот, - проговорил человек, открывая дверку вольера, - иди, Кэрри, теперь иди.
Входная дверь была уже приоткрыта. Кэрри быстро выскочила на улицу. И как и тогда, два дня назад, она знала, в какую именно сторону нужно идти.