- Боюсь, языческое это дело. - Олег перекрестился. Однако вместе с гунном бесшумно опустился на землю.
Сквозь лепечущие листья пробивались солнечные лучи. Навстречу им, словно курения, поднималось благоухание сухой травы. В шиповнике гудели пчелы. Из-за камня доносился воркующий голос Эриссы.
Когда она вышла к ним из-за валуна, утреннее веселое оживление исчезло без следа. Она просто его сбросила. Лицо ее было одновременно и серьезным, и ликующим. Белая прядь в ее волосах выделялась на их темном фоне точно венец.
Рид вскочил.
- Тебе удалось? - спросил он.
Она кивнула.
- Он проснется, только когда я ему прикажу. А потом будет думать, что уснул вместе со всеми нами и увидел сон, который я ему нашептала. - Она пристально посмотрела на американца. - Я не знала, что тебе известен Сон.
- Так что это за колдовство? - с трудом выговорил Олег.
"Гипноз! - ответил про себя Рид. - Но только она владеет им куда искусней всех гипнотизеров моего века, о каких я только слышал. Видимо, все зависит от свойств личности".
- Это Сон, - ответила Олегу Эрисса. - Я навожу его на больных, чтобы облегчить их боль, и на одержимых, чтобы изгнать из них злых духов. Он не всегда наступает, когда я его навожу, но Пенелей человек простой, а я всю дорогу старалась его успокоить.
- Я видел, как шаманы делали то же, что ты, - кивнул Улдин. - Не бойся, Олег. Только вот я никак не думал, что когда-нибудь встречу шаманку!
- А теперь поговорим, - сказала Эрисса.
Ее суровость подействовала на Рида, как удар меча, - он вдруг понял, что на самом деле она не перепуганная жертва машины времени, не тоскующая по родному дому изгнанница, не пылкая и нежная любовница, которую он, как казалось, узнал до конца. Все это были лишь волны над морской глубиной. Она стала чужой той девочке, которая его помнила, - рабыня, вырвавшаяся на свободу, скиталица, сохранившая жизнь среди дикарей, хозяйка в доме, который сама создала, целительница, ворожея, жрица и пророчица. Внезапно его охватил благоговейный страх, словно ее троичная Богиня действительно спустилась сюда и воплотилась в ней.
- На что обречена Атлантида? - спросила она затем.
Рид нагнулся и налил себе вина, чтобы заглушить страх.
- Разве ты не помнишь? - пробормотал он.
- Конца не помню. Только месяцы до этого - твои и мои - на святом острове и в Кноссе. Они не забыты. Но я не стану говорить про то, что, как я знаю теперь, еще будет для тебя, каким было для меня. Это священно. А скажу вот что: я расспрашивала, какой сейчас год, и сложила годы, протекшие с тех пор, как нынешний минос воссел на престол, или со времени войны между Критом и Афинами. И я вычислила, что мы находимся в двадцати четырех годах до того дня, когда меня унесло с Родоса в Египет. Ты скоро покинешь это время, Данкен.
Красная кожа Олега посерела, Улдин замкнулся в прежней невозмутимости.
Рид отхлебнул едкого красного вина. Он не смотрел на Эриссу, а уставился на вершину Гиметта над деревьями.
- Что последнее ты помнишь ясно? - спросил он.
- Весной мы поехали в Кносс, мы, сестры по обряду. Я танцевала с быками. - Ее размеренный безразличный тон смягчился. - Потом появился ты, и мы… Но Тесей уже был там, и другие, кого я помню лишь очень смутно. Может быть, от счастья я ничего не замечала. И наше счастье все еще живет во мне… - Ее голос стал совсем тихим. - И будет жить, пока я жива, а тогда я возьму его с собой в дом Богини.
Вновь она преобразилась в вещунью на совете:
- Нам необходимо представить себе грядущее более ясно, чем позволяют мои туманные воспоминания о конце или рассказы о нем, которые я слышала позже. Что можешь рассказать ты?
Рид сжал чашу до боли в пальцах.
- Твоя Атлантида, - сказал он, - это вулканический остров примерно в шестидесяти милях к северу от Крита?
- Да. Мне кажется, название "Остров Столпа" ему дали из-за того, что над ним часто стоит столб дыма, вырывающийся из горы. Атлантида - это обитель ариадны, которая властвует над свершением обрядов и празднествами во всем царстве, как минос властвует над всеми человеческими делами.
Обитель ариадны? Так, значит, как и минос, это не имя, а титул? "Святейшая"?
- Я знаю, Атлантида сгинет в огне, пепле, буре и трясении земли, - сказала Эрисса.
- Значит, тебе известно все, что известно мне, или почти, - с горечью ответил Рид. - До моего века дошли лишь разрозненные обрывки. Для нас это случилось слишком давно.
Он прочел несколько научно-популярных книг о теориях и раскопках, которые начали вести серьезно только при его жизни. Несколько островков - Тира и совсем мелкие вокруг - Санторинская группа, примечательная лишь тем, что служит напоминанием о древнем вулканическом взрыве, перед которым бледнеет взрыв Кракатау. Однако в последнее время несколько ученых… - да, Ангел ос Галанопулос и другие - выдвинули гипотезу… Если воссоздать праостров, то очертания его необыкновенно напомнят Атлантиду, какой ее описал Платон. Известно также, что под пеплом и лавой погребены древние стены. И город этот, возможно, сохранился даже лучше, чем Помпея - та его часть, которая уцелела в катастрофе.
Бесспорно, Платон стремился всего лишь придать занимательность своим диалогам "Тимей" и "Критий", расцветив их фантазией. Он ведь поместил свой погибший континент посреди океана - немыслимо большой и немыслимо далекий - для того чтобы вести войну с Афинами. Однако есть основания полагать, что он опирался на устные сказания, на те смутные отблески Минойской империи, которыми пронизана классическая легенда.
Предположим, приводимые им цифры неверны. По его утверждению, история эта дошла до него от Солона, который услышал ее от египетского жреца, объяснившего, что он опирается на записи, сделанные на другом, более раннем языке. При переводе с египетского на греческий ничего не стоит увеличить числа выше ста вдесятеро, а время, отсчитываемое в месяцах, превратить в такое же число лет.
Логика вынуждала Платона поместить его Атлантиду за Геркулесовыми Столпами. В Средиземном море для нее просто не хватило бы места. Но отнимите заведомо придуманные внутренние области. Уменьшите на один порядок площадь города - и очертания приобретут сходство с Санторинской группой. Замените годы на месяцы, и дата гибели Атлантиды окажется где-то между 1500 и 1300 годами до нашей эры.
А это включает 1400 год до нашей эры (плюс-минус несколько десятилетий) - год, каким археологи датируют разрушение Кносса и падение Талассократии.
Не могу же я сказать ей, думал Рид, что прочитанное меня хоть и заинтересовало, но не настолько, чтобы поискать еще книги об этом, и уж тем более съездить туда!
- О чем вы говорите? - рявкнул Улдин.
- Мы знаем, что ее остров разрушится, - ответил Рид. - Это будет самым страшным, что когда-либо случалось в этой части мира. Гора лопнет, с неба посыплются камни и пепел, тьма разольется до самого Египта. Поднимутся волны, которые потопят критский флот, а другой защиты у Крита нет. Землетрясение разрушит города, и ахейцы смогут вступить в них победителями.
Они задумались в странном тихом покое священной рощи. Ветер замер, жужжали пчелы… Наконец Олег, насупив пшеничные брови так, что они почти заслонили глаза, спросил:
- А ахейские корабли почему не утонут?
- Так они будут дальше оттуда! - догадался Улдин.
- Нет, - возразила Эрисса. - За прошедшие годы я слышала много рассказов. Корабли захлестывали волны, швыряли на берег и разбивали в щепы. На берег Пелопоннеса и западный берег Азии обрушилась стена воды. Но афинский флот остался цел. Тесей до конца своих дней хвастал, как Посейдон защитил его.
Рид кивнул. Он кое-что знал о цунами.
- Вода поднималась под кораблями, но несла их на себе, - объяснил он. - В открытом море такая волна очень полога. Наверно, корабли критян находились в гавани или возле берегов, которые охраняли. И волна вышвырнула их на сушу.
- Как случается в сильном прибое, - пробормотал Олег, поеживаясь.
- Только в тысячу раз хуже, - сказал Рид.
- И когда это должно случиться? - спросил Улдин.
- В начале будущего года, - ответила Эрисса.
- Она говорит, что весной, - пояснил Рид, поскольку у русских календарь был другим, чем у нее, а гунны, возможно, вообще обходились без календаря.
- А-а! - помолчав, произнес Олег. - Значит, так.
Он шагнул к Эриссе и неуклюже погладил ее по плечу.
- Жаль мне твоих земляков, - сказал он. - А помочь никак нельзя?
- Кто может остановить злых духов? - возразил Улдин.
Эрисса смотрела куда-то вдаль.
- Но к нам духи были милостивы, - продолжал гунн. - Мы тут с теми, кто победит.
- Нет! - вспыхнула Эрисса. Стиснув кулаки, она поглядела на них. Ее глаза горели. - Так не будет! Мы можем предупредить миноса и ариадну. Пусть людей с Атлантиды и прибрежных городов увезут в безопасное место! Пусть флот выйдет в море… и заставит остаться в гавани проклятые афинские корабли. Тогда царство уцелеет.
- Кто нам поверит? - вздохнул Рид.
- И можно ли изменить грядущее? - спросил Олег таким же тихим потрясенным голосом. Рука его взметнулась, чертя кресты в воздухе.
Улдин вздернул плечи.
- А надо ли? - сказал он твердо.
- Как? - спросил Рид, растерявшись.
- А почему бы ахейцам и не победить? - сказал Улдин. - Люди они крепкие. И духи к ним милостивы. Какой полоумный пойдет против них?
- Замолчи! - пробасил Олег. - Ты говоришь опасные слова.
Эрисса сказала невозмутимо, как воплощение судьбы:
- Мы должны попытаться. И мы попытаемся, я знаю. - Она посмотрела на Рида. - Скоро и ты узнаешь.
- В любом случае, - сказал архитектор, - Атлантида хранит единственную нашу возможность вернуться домой.
Глава 11
Вечером хлынул дождь, принесенный бурей. Он хлестал по стенам, барабанил по кровле, бурлил между булыжниками. Ветер, завывая, стучал дверьми и ставнями. Глиняные жаровни в зале не могли справиться со знобящей сыростью, а факелы, светильники и огонь в очаге почти не отгоняли ночную тьму. Тени льнули к потолочным балкам, уродливо метались между воинами, которые, сидя на скамьях, беззвучно переговаривались и бросали тревожные взгляды на группу перед тронами.
Эгей кутался в овчину и молчал. Волю царя изъявляли Тесей, плотно сидевший справа от него, и Диорей, стоявший слева. Среди тех, кто стоял перед ними, Олег и Улдин тоже молчали.
Рид и Гафон ни о чем не сговаривались, они и виделись всего-то один раз, когда по требованию этикета странных чужеземцев представили Гласу миноса. Но едва критянин вошел в дверь и снял промокший плащ, его взгляд встретился со взглядом американца, и они сразу же стали союзниками.
- Какое дело ко мне оказалось столь неотложным, что нельзя было подождать с ним до утра? - спросил Гафон после церемонного обмена приветствиями.
Он говорил вежливо, но без почтительности, так как представлял здесь царя, которому Эгей платил дань. Не совсем правитель, но больше, чем посол, он наблюдал, он осведомлял Кносс обо всем, он следил, чтобы афиняне точно соблюдали все условия вассального договора. Внешность его была типичной для уроженца Крита - тонкие черты лица, большие черные глаза, фигура, сохраняющая юношескую стройность и в зрелые годы. Волнистые черные волосы ложились челкой на лоб, двумя заплетенными косицами обрамляли уши и тщательно расчесанными прядями ниспадали на спину до пояса. Он не носил ни усов, ни бороды и был чисто выбрит - насколько позволяли щипчики и серповидная бронзовая бритва. Считаясь главным образом с погодой, а не с предубеждениями жителей материка, он сменил простую юбочку своих соотечественников на многоскладчатое одеяние, достигавшее лодыжек. Оно выглядело египетским - владения фараона и миноса давно поддерживали тесную связь.
Тесей наклонился вперед. Отблески огня легли на его рубленое лицо, отразившись в хищных глазах.
- Наши гости пожелали увидеть тебя безотлагательно, - заявил он резко. - Они рассказали нам о пророческом сне.
- Дело Богини не терпит промедления, - объявил Рид. (Эрисса научила его нужным формулам и сказала, что спешка придаст их рассказу убедительность.) Он поклонился Гафону. - Глас Владыки, ты слышал о том, как вихрь принес нас из наших разных стран. Мы не знаем, было ли то чародейство, шалость каких-то духов или же веление божества. Если верно последнее, то какого же? И что требуется от нас?
Сегодня утром мы уехали из города в поисках спокойного места, где могли бы обсудить все это. Возничий, которого нам дал царь, посоветовал выбрать рощу нимфы Перебойи. Там госпожа Эрисса по обряду кефтиу вознесла молитву Богине, которой служит. Вскоре нас сковал сон, длился он несколько часов, и нам было ниспослано видение. Пробудившись, мы убедились, что нас всех посетило одно сновидение - да, и нашего возничего тоже.
Олег переминался с ноги на ногу, то скрещивая руки на груди, то опуская их. Он ведь видел, как Эрисса внушала этот сон Пенелею. Улдин насмешливо скривил губы - или это просто отблески так легли на его испещренное шрамами лицо? В дымоход хлестнуло дождем, огонь в очаге зашипел и заметался, выкашливая волны сизого дыма.
Гафон сотворил знамение, оберегающее от злых духов. Однако взгляд его, устремленный на Рида, сохранял проницательность и не замутился суеверным ужасом, который сквозил за усталостью и болью Эгея, сдерживаемой яростью Тесея и бдительной настороженностью Диорея.
- Несомненно, сон был ниспослан божеством, - сказал Грифон ровным голосом. - И что же вы увидели во сне?
- Как мы уже рассказали господам нашим здесь, - ответил Рид, - нам явилась женщина, одетая как высокорожденная критянка. Лица ее мы не видели либо не можем его вспомнить. В пальцах она сжимала по змее, их туловища вились вдоль ее рук. Она сказала шепотом, так что голос ее сливался с шипением змей: "Только чужеземцы из чужедальности обладают силой донести слово о том, что дома разделенные вновь воссоединятся, что море будет пронзено и оплодотворено в тот час, когда Бык сочетается с Совой, но горе тем, кто не услышит!"
В зале воцарилась тишина, только снаружи ревела буря. В эпоху, когда все верили, что и боги, и мертвые обращаются к людям с пророчествами, никого не удивило, что видение было ниспослано тем, кто уже был отмечен знаком судьбы. Однако слова оракула необходимо было истолковать тщательно и верно.
Рид и Эрисса не посмели выразиться яснее. Предсказания оракулов всегда были темными и двусмысленными. Диорей, наверно, обвинил бы их во лжи, если бы его воин не подтвердил, что они говорят правду. Но все равно у него могли остаться сомнения.
- Как ты истолкуешь это, Глас? - спросил Тесей.
- Как думают те, кому оно было ниспослано? - парировал миноец.
- Мы верим, что нам велено отправиться в вашу страну, - заявил Рид. - Мы считаем - с полным уважением к нашим добрым хозяевам, - что обязаны предложить службу тому, кто властен и над ними.
- Если бы воля богов была такой, - возразил Тесей, - они привели бы за вами в Египет корабль с Крита.
- Но тогда бы чужестранцы не попали в Афины, - возразил Гафон. - А пророчество указывает, что им как будто предначертано… воссоединить разделенные дома… Недоброжелательство царило между нашими странами, и время не принесло улучшения. Эти люди явились из такой дали, что их нельзя заподозрить в пристрастиях, как было бы в ином случае. Они и правда могут стать посредниками, дабы воля богов осуществилась. Если Бык Кефта сочетается с Совой Афин, если молния Зевса оплодотворит воды Нашей Владычицы… Это указывает на союз. Может быть, на царственный брачный союз между Лабиринтом и Акрополем, который породит великого царя? Да, эти люди должны обязательно поехать в Кносс для дальнейших толкований. И немедленно. Осень еще не настолько взяла власть; чтобы добрый корабль с умелой командой не смог доставить их туда.
- А я говорю - нет! - внезапно крикнул Улдин.
"Подлец!" - свирепо подумал Рид. Но тут же его гнев угас. Гунн ведь знал, что они обманывают, знал, что их цель - добраться до страны, чье падение предсказано. В роще он ожесточенно доказывал, что встать на сторону обреченных - да к тому же мореходов! - уже безумие, но добавить к этому еще и кощунство способны лишь те, в кого действительно вселились злые духи. Его удалось уговорить хотя бы хранить молчание, только когда Рид объяснил, что, не побывав на Атлантиде, они теряют последний шанс вернуться домой. Теперь страх, видимо, убедил его, что ради этого зыбкого шанса рисковать все-таки не следует.
- Но почему? - сердито спросил Олег у гунна.
- Я… ну… - Улдин выпрямился. - Ну, я обещал Диорею кое-что сделать для него. Или богам нужны нарушенные обещания?
- А действительно ли мы знаем их волю? - вмешался Тесей. - Пророчество может иметь смысл, обратный толкованию высокочтимого Гласа. Предостережение о беде, которую навлечет новое противоестественное сочетание! - В гуще его бороды весело блеснули зубы.
Гафон весь напрягся при этом прямом намеке на непристойную историю, которую рассказывали ахейцы о зачатии первого Минотавра.
- Мой государь не будет доволен, узнав, что предназначенное ему слово было сокрыто от него, точно пара шлемов, - заметил он.
Тупик. Каждая сторона хотела заполучить странных чужеземцев, их знания, которые обещали столько полезных новшеств, и их несомненно гигантскую ману. Но ни та ни другая не хотела открытой ссоры. Пока.
Диорей выступил вперед и вскинул руку. Его выдубленное лицо пошло складками от широкой улыбки.
- Господа мои, - сказал он, - и друзья! Вы согласитесь выслушать меня? - Царевич кивнул. - Я просто старый мореход и еще выращиваю коней, - продолжал Диорей. - Нет у меня ни ваших мудрых голов, ни ваших познаний. Но случается, что умный человек стоит у кормила, гадает о том, что его ждет впереди, и плывет неизвестно куда, пока тупоголовый его товарищ не взберется на мачту и не посмотрит, а что там впереди. Верно? - Он снова просиял улыбкой и зажестикулировал, подлаживаясь к зрителям. - Ну так вот, - протянул он под аккомпанемент дождя, стучащего ветра и шипящего пламени, - что мы видим тут? А видим мы, с одной стороны, что боги не против того, чтобы эти добрые люди жили среди нас, афинян, поскольку ничего дурного пока от этого не приключилось. Так? Но, с другой стороны, минос вправе увидеть их - если это не опасно, - и боги, быть может, нынче подали знак, чтобы они отправились в путь. Так мы полагаем. - Он лукаво приложил палец к ноздре. - Но знаем ли мы это твердо? В воде тут полно мелей, товарищи, а ветер дует с берега! Я скажу: гребите осторожно и почаще меряйте глубину… и ради Кефта, Глас Гафон.
- И что же ты предлагаешь? - нетерпеливо спросил миноец.
- Скажу напрямик, как неотесанный старый дурак. Давайте сначала узнаем, что думают те, кто знает о богах - и особенно о богах кефтиу - побольше нас. Я говорю про ариадну и ее совет на Атлантиде…
Тесей выпрямился и громко хлопнул себя ладонью по колену. Дыхание со свистом вырвалось между его губ. Рид не мог понять, почему царевич вдруг пришел в такой восторг.