Тон Одри, сухой, официальный, резал слух. Джозеф сразу почувствовал себя не в своей тарелке. У него было превосходное настроение, пока не вошла эта женщина. Дэниел, несмотря на все его странности, оказался славным малым. Джозеф все чаще приходил в приют и проводил с Дэниелом все больше времени. Он по-настоящему привязался к старику. И это еще раз доказывало, как заблуждалась его бывшая, утверждая, что его интересует лишь бейсбольная перчатка с автографом Дэвида Ортиса и собственные мужские причиндалы.
Одри продолжала смотреть на Джозефа, ожидая, что он сделает следующий шаг. Она заметила плутоватую улыбку, которая - Одри в этом не сомневалась - предназначалась именно ей. Молчание затягивалось. Светские беседы, особенно с лицами противоположного пола, были для Одри настоящей пыткой. За эти годы она привыкла общаться либо с коллегами-психиатрами, либо с пациентами, если не считать водопроводчика, маляра или электрика. Ей не хватало легкости, позволяющей говорить милые банальности, и она не стремилась обсуждать с другими что бы то ни было.
- Одри хочет, чтобы… я рассказал ей… мои сны, - произнес Дэниел, покончив наконец с неудобным молчанием.
- Так вы надзирательница?! Никогда бы не подумал, - сказал Джозеф почти шепотом, переместившись за спину Дэниела.
- Может быть, потому что я не надзирательница, а психиатр? - ответила Одри так же тихо.
- А, понятно. Простите. Я не хотел вас обидеть.
Одри ощущала неловкость. Джозеф был ей симпатичен, хотя и казался немного простоватым. И кроме того, не каждый захотел бы по собственной воле провести вечер со слабоумным стариком.
- Я не обижаюсь. Я думаю, моя работа действительно чем-то сродни работе надзирательницы. "Слушать сумасшедших, не сходить с ума и возвращаться домой". Таков мой девиз.
К удивлению Одри, Джозефу понравилась ее шутка - он от души расхохотался. Смех показался Одри посланием из той, прошлой жизни. Ей и самой удалось выдавить из себя нечто, похожее на улыбку, и от этого ее красивые зеленые глаза на мгновение засветились. Дэниел, не понявший ни слова, тоже улыбнулся.
Смех смолк, и снова воцарилась тишина, которая была нарушена садовником:
- Я не хочу рассказывать… о моих снах. Они плохие… плохие сны.
- Поэтому ты должен мне рассказать о них, Дэниел, - Одри вернулась к работе, - для того чтобы мы вместе смогли прогнать их.
- Про… гнать?
Ее доводы, похоже, не убедили старика. Она догадалась об этом и продолжила:
- Ну, знаешь, бывают такие твари, которые прячутся в растениях. Ты не можешь закрыть глаза и поверить, что они исчезнут сами по себе. Понимаешь, Дэниел? Ты должен встретиться с ними.
- И побрызгать их… инсе… инсек…
- Инсектицидом! Само собой, - пришел на помощь Джозеф. И в порыве вдохновения добавил: - Ты должен поговорить с доктором, потому что у нее есть инсектицид, чтобы убить их.
Одри улыбнулась. У этого парня есть голова на плечах. Джозеф так доходчиво объяснил Дэниелу то, чего тот упорно не желал понять.
- Да? У нее… есть… инсек… тид?
Непонятно было, кому адресовал Дэниел этот вопрос - Джозефу, Одри, самому себе или, может быть, своей драгоценной розе. Но в любом случае Одри была уверена: он согласится поговорить с ней и рассказать о своих ночных кошмарах.
Помощь пожарного пришлась ей как нельзя кстати. Да и Дэниел, похоже, всецело доверял новому другу. Немного подумав, Одри решила, что не совершит большой ошибки, если позволит пожарному остаться и присутствовать при беседе. Кроме того, она подумала, что лучше побеседовать с Дэниелом здесь, в привычной для него обстановке. Это помогло бы делу. Перед тем как начать разговор со стариком, Одри шепнула Джозефу: "Ни во что не вмешивайтесь". Тот кивнул головой.
- Очень хорошо, Дэниел, - начала Одри. - У тебя были плохие сны… на этой неделе?
- Да.
- И ты видел сожженные поля?
Дэниел немного замялся, но ответил:
- Они не сожжены… Они мертвы… Все… мертвы.
- Что значит "все"? Что еще было в твоих снах?
- Были цветы… деревья, жи… вотные, рыбы, трава.
- Сначала все было хорошо, а потом растения и животные вдруг начали умирать?
- Животные… убивали себя.
- Ты хочешь сказать, что они убивали друг друга?
- Да.
Одри что-то отметила в своем блокноте:
- И что произошло? Как умерли растения?
На этот раз Дэниел ответил не сразу:
- Я думаю, что… их убил… он.
До этого момента садовник сидел спокойно, но как только прозвучало это "он", старик побледнел и обеспокоенно заелозил по кровати. Когда он решился заговорить, на него напал долгий приступ кашля. Старик побагровел, глаза налились кровью и, казалось, готовы были выскочить из орбит.
- Попей немного воды.
Джозеф схватил с ночного столика стакан и протянул его Дэниелу.
Он только что нарушил правило - не вмешиваться, но сам так не считал. А если и нарушил, то что с того? Он уже стал жалеть о том, что помог убедить Дэниела. Бедняге и так досталось, зачем продлевать его страдания? Да и эта паника, охватившая старика прямо перед кашлем, не сулила ничего хорошего…
- Может быть, достаточно на сегодня? - предложил пожарный, обращаясь к Одри.
- Ты можешь продолжать, Дэниел? - спросила та.
Этот кашель заставил Одри поволноваться. На секунду ей показалось, что старика хватит удар. Но сейчас Дэниел снова пришел в себя, и ей не хотелось прерывать сеанс как раз тогда, когда хоть что-то стало проясняться.
- Мне… продолжать? - очнулся Дэниел.
Одри и Джозеф ответили одновременно. Он: "Ясное дело, нет". Она: "Пожалуй, продолжим". Дэниел опять ничего не понял. Почувствовав, что Джозеф вновь предложит прекратить разговор, Одри придвинулась поближе к старику:
- Кто он? Кто тот, кто погубил все растения?
- Я его не знаю.
- И почему ты думаешь, что…
- Но он… плохой… Он говорит со мной, когда я сплю. И… иногда… даже, когда я… я не сплю.
Психиатр сделала новые заметки в своем блокноте. Джозеф упорно молчал. Ясное дело, старик нуждался в помощи психиатра. И это неожиданное признание было лучшим тому доказательством.
- Этот человек говорит с тобой сейчас?
В других обстоятельствах вид Дэниела мог показаться даже смешным. Старик прищурил глаза, приподнял подбородок, прислушался… Джозеф отвел глаза, чтобы не видеть этой жалкой сцены.
- Нет. Сейчас… не говорит.
- Что он говорит тебе, когда разговаривает с тобой?
- Я… не помню.
- Вспомни, Дэниел, пожалуйста. Это важно.
Садовник выглядел удрученным. Но он попытался сделать то, о чем просила Одри. Можно было увидеть, как лихорадочно работает его маленький мозг, извлекая на свет хоть какие-то воспоминания. Психиатр не торопила его. В ожидании ответа она перечитывала заметки, сделанные во время сеанса. Джозеф повернулся к ним спиной и смотрел в единственное окно, но не мог ничего разглядеть в кромешной тьме сада. Наконец Дэниел ответил. Но странным и угрожающим голосом:
- Какие три неправды, Одри?
Джозеф резко обернулся. Несомненно, эти слова вырвались изо рта садовника, но произнесены они были без пауз и заикания. Дэниел говорил с необычной и вызывающей беспокойство уверенностью.
- Что ты имеешь в виду, Дэниел? - спросила Одри.
- Что с ним происходит? - заволновался Джозеф.
Психиатр бросила на него красноречивый взгляд и яростно замахала рукой: "Молчите".
- А может, не три, а четыре неправды? Не так ли, Одри?
В этом, чужом, голосе старика, и без того неприятном, появились теперь нотки снисходительности. Старик заговорщицки подмигнул Одри.
- Хватит! - не выдержал Джозеф. - Просыпайся, Дэниел!
Это была абсурдная просьба, ведь Дэниел не спал. Он даже не пребывал в состоянии гипнотического сна и ничуть не походил на тех людей, которых иногда показывают по телевизору. Но все же каким-то шестым чувством пожарный верно уловил суть происходящего. С ними разговаривал не Дэниел. Старик спал, и нужно было разбудить его, чтобы он вернулся к ним. И он вернулся. Он снова стал тем, кем был до того момента, как Одри попросила его вспомнить, что говорил ему голос.
- Я… не… помню.
- Дэниел? Ты?
Эти слова Джозефа были скорее утверждением, нежели вопросом.
- Ясное дело… это… я, Джозеф.
- Теперь вижу, чемпион.
- Вы можете замолчать хоть на секунду и позволить говорить мне?! - взорвалась Одри. - Вы уже достаточно сказали за этот вечер.
Она была в ярости. Не следовало позволять ему присутствовать при разговоре. Этот неотесанный мужлан все испортил.
- А чего вы ожидали?! Я не мог больше смотреть, как…
Одри схватила Джозефа за рукав свитера и потащила к двери. И уже за дверью она дала волю своему гневу:
- Не можете смотреть, так смотрите в окно, болван! Вы хоть понимаете своими куриными мозгами, что происходит с Дэниелом?! Может быть, вы вообразили, что он вдруг превратился в медиума?!
Одри указала пальцем на комнату Дэниела:
- Человек перенес серьезную травму. Бог знает, как это сказалось на нем. У него посттравматический стресс после пожара. Поэтому у него, как мы только что видели, раздвоение личности. В этой комнате не произошло ничего сверхъестественного, мистер Нолан. В моей практике такое случается сплошь и рядом.
- Вот как… Мне очень жаль.
Искренность его слов полностью разоружила Одри.
- Извините, что я на вас накричала.
- И что назвали меня болваном с куриными мозгами?
- Да, об этом я тоже очень сожалею.
Джозеф протянул ей руку. Она была права. Он вел себя как неотесанный мужлан с куриными мозгами.
- Ну что, мир?
- Да.
- Если так, приглашаю вас на чашечку кофе. - Перехватив инициативу, он продолжал: - И давайте сегодня больше не будем беспокоить Дэниела, договорились? Позвольте ему отдохнуть. Ему это нужно.
- Хорошо. Но кафе выбираете вы.
Кофе был отвратительным. В бедных кварталах днем с огнем не сыщешь приличной забегаловки.
После непродолжительной беседы Одри отправилась домой. В "Мерседесе" играло радио CLK, но ей не хотелось слушать музыку. Голова была занята воспоминаниями о разговоре. Джозеф спросил, что за три неправды имел в виду Дэниел. Одри выдала единственное объяснение, которое пришло ей в голову:
- В Гарвардском университете есть статуя. На ней выбита надпись: "Джон Гарвард, основатель, 1638". Все называют ее "статуей тройной лжи", потому что, во-первых, это не Джон Гарвард, во-вторых, Джон Гарвард не основывал университет, носящий его имя, и наконец, Гарвардский университет основан не в тысяча шестьсот тридцать восьмом году.
- Действительно?! Так это статуя ни на что не годна, а?
- Ну… говорят, что она приносит удачу тем, кто потрет башмак Джона Гарварда. Лео, один из моих университетских друзей, делал это каждый раз, когда проходил мимо.
- И статуя принесла ему удачу?
- Нет, - ответила Одри и добавила: - Той ночью она никому из нас не принесла удачи.
- Простите?
- Я сказала, что она никому из нас не принесла удачи. Мой друг Лео умер от инфаркта несколько лет назад.
- О, мне очень жаль.
- Такое иногда случается…
- И вы полагаете, что Дэниел имел в виду эту "статую тройной лжи". Почему он упомянул о ней? Я имею в виду, зачем ему вообще говорить об этом?
- Может быть, он хотел привлечь внимание. Иногда у пациентов наблюдается что-то вроде… - Одри попыталась подобрать правильное слово, - вроде эксгибиционизма.
- Значит, он хотел произвести на вас впечатление?
- Возможно.
- Вот как? Но вам не кажется, что это слишком мудрено для Дэниела? Как он узнал, что вы учились в Гарварде? Откуда ему известна история этой "статуи тройной лжи"? И наконец, как ему удалось соединить первое со вторым? Я не уверен… Но тут что-то не сходится.
- Такие случаи сложнее, чем кажутся. Пациент, страдающий раздвоением личности, вполне может продемонстрировать способности, не присущие ему. Иногда между этими личностями бывают даже физические различия. Мне приходилось лечить пациентку, которая прекрасно видела, будучи одной из личностей, но страдала близорукостью в другой. Разум - это загадка, мистер Нолан. И это не просто красивые слова. Так оно и есть. Возможно, Дэниел узнал от какой-нибудь из монахинь о том, что я училась в Гарварде, и нет ничего удивительного в том, что ему известна история статуи. В конце концов, он прожил в Бостоне всю жизнь. А связь между тем и другим установил тот, другой Дэниел.
Такое объяснение убедило Джозефа. Похоже, Одри и сама поверила… или почти поверила, если бы не та, вторая реплика Дэниела. Ее Джозеф, наверное, не расслышал или не придал ей значения. "А может, не три, а четыре неправды? Не так ли, Одри?" Он был прав. Она скрывала собственную ложь. Лишь она знала, что произошло той ночью в Гарварде, четырнадцать лет назад, как раз возле "статуи тройной лжи"…
7
Рим, Италия
Общество Иисуса, члены которого более известны как иезуиты, всегда ходило по опасной грани в отношениях с сильными мира сего и даже с самим Святым престолом. На протяжении всей истории ордена Общество Иисуса неоднократно запрещали во многих странах. Прогрессивные взгляды некоторых монахов навлекали на них подозрения в симпатиях к левым, например в Южной Америке, хотя другие, напротив, видели в иезуитах верных слуг реакции и клерикализма. Их обеты включали прямое повиновение Папе, но многие Папы откровенно презирали их. Иезуиты получали серьезное образование, в течение десяти лет они изучали философию и теологию, но кроме того науки и всегда были открыты иным знаниям: парапсихологии, уфологии или оккультизму.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что самую засекреченную группу Ватикана, посвятившую себя исследованиям, которые большинством священников считались абсурдными или смешными, сформировали из иезуитов. "Волки Бога" появились в 1970 году под покровительством Папы Павла VI. После краткого понтификата Иоанна Павла I новый Папа, Иоанн Павел II, намеревался распустить группу. Он никогда не благоволил иезуитам. Вопрос решился сменой руководства. На место первого префекта "Волков Бога" гасконца Виргилия Гетари, с которым святой отец был на ножах, в 1979 году пришел поляк Игнатий Францик, человек умный и дипломатичный, сумевший выдвинуться в сложное для Общества Иисуса время, когда Ватикан благоволил традиционалистским орденам вроде Опус Деи. Кроме того, Францик был соотечественником Верховного понтифика и не преминул воспользоваться этим для сохранения и укрепления "Волков Бога".
С момента своего основания "Волки Бога" сталкивались со сверхъестественными явлениями. Они сами искали встречи с ними. Одного из членов группы даже задержали за то, что пытался проникнуть на знаменитую североамериканскую военную базу, известную как "Ареа-51".
Выполняя задание, он преступил границы дозволенного, пошел на поводу у своих эмоций и попался. Никто бы и не догадался о причастности Святого престола к инциденту, если бы власти не выяснили, что задержанный - иезуит. Ордену пришлось ходатайствовать о его освобождении, и только добрая воля высших политических кругов Соединенных Штатов предотвратила скандал и шумиху в прессе, которая связала инцидент с сумасшедшими уфологами. Хотя то, что искал этот "волк", не имело ничего общего с "зелеными человечками".
В девяностых годах несколько бывших "Волков Бога" инициировали создание строго засекреченной организации "Следствие X". Информация о ее деятельности просочилась на телевидение. Большинство было уверено, что за этим стоит ФБР. В то же время в Ватикане многие считали, что группа напрасно тратит время и средства. Но загадочное, неизведанное достойно того, чтобы быть изученным. То, чего мы не знаем, возможно, таит в себе самую великую истину.
Так думал старый кардинал Францик, набирая номер Сервидио Паесано, префекта Секретного архива Ватикана:
- Отец Паесано?
- Слушаю, - ответил хриплый голос.
- Это Францик. Вы сделали то, о чем я вас просил? Подготовили Кодекс?
- Да.
- Благодарю за одолжение.
- Не за что. Надеюсь, Кодекс вам поможет. Но, по правде говоря, мне еще никогда не приходилось делать ничего более странного.
- Я вас понимаю… Но в замысле Божьем все имеет значение.
- Истинно так, ваше преосвященство.
Кардинал Францик положил трубку, задержав взгляд на великолепной фреске, изображавшей трех граций. Но взгляд его был туманным и бессмысленным.
Мгновение спустя все вернулось на круги своя, как будто кто-то нажал на паузу и навел резкость. Его преосвященство Францик вновь сиял трубку и набрал номер, который он только что нашел в записной книжке. Это был телефон бенедиктинского аббатства Падуи. Кардинал хотел поговорить со своим старинным другом и наставником, который уже много лет жил затворником в монастырской келье. Брат Джулио Васари давно перешагнул столетний рубеж, его тело одряхлело, но в глазах по-прежнему светилась жизнь.
- Друг мой! - воскликнул старик глубоким и бесконечно усталым голосом, узнав Игнатия Францика. - Я никуда не выхожу из кельи. Если бы не мои добрые братья, которые заботятся обо мне… Спасибо, спасибо, - поблагодарил Васари монаха, который принес ему беспроводной телефон.
- Извини за беспокойство. Молодой священник, о котором я тебе рассказывал, сейчас на пути из Бразилии в Рим. Скоро он будет здесь. Кодекс ждет его в Секретном архиве. Но я не знаю, следует ли нам продолжать это дело. Мое сомнение так же велико, как и мое беспокойство.
В трубке послышался хриплый кашель. Потом брат Джулио произнес:
- Это необходимо. Мое сердце надорвалось под бременем лет. Может быть, этому человеку удастся выяснить то, чего не удалось узнать мне… Я не уверен в том, хотел ли я это знать. Вспомни, мой друг, что я пережил в Сицилии, когда был молодым. Вспомни, что сказал Карл Войтыла перед тем, как испустить дух. Что ты сам говорил мне, дрожа от страха…
- Да-да, я помню его слова, но не повторяй их, прошу тебя! Он сказал это невнятно, шепотом. Ему сделали трахеотомию, и он потерял голос. Даже я не уверен, что…
- Если бы ты действительно ослышался! Но это не так. Его слова навсегда врезались в память всем, кто его знал. Кроме того, время, когда он оставил нас, 21.37, ясно указывает на дьявола. 37 - это Люцифер в каких-то еретических писаниях. В еврейской каббале это число может быть истолковано либо как "грехопадение", либо как "сгорать" или "пылать".
- Слава Богу, те немногие из нас, что посвящены в тайну, заслуживают полного доверия. Если бы простые христиане знали…
Кардинал закрыл глаза и опустил веки. Это воспоминание было червем, выгрызавшим его изнутри.
- Когда твой подчиненный прочтет Кодекс, направь его ко мне в Падую, - сказал старик.
- Не мог бы ты поговорить с ним раньше? Если ты и после этого будешь уверен, что ему следует прочитать Кодекс, так тому и быть.
- Хорошо. Направь его сюда, когда он прибудет. Я поговорю с ним.
Между двумя мужчинами, разделенными телефонной линией, воцарилось молчание, которое нарушил кардинал:
- Я боюсь, Джулио.
- Я тоже, дорогой Игнатий. Я тоже. Ты же знаешь.