Желание было настолько сильным, что он не мог сопротивляться. Указательный палец Бадди осторожно прикоснулся к переливающейся полоске. Плоть существа была тонкой, почти неощутимой на ощупь. Если только центр… Бадди прикоснулся к переплетению воздушных конечностей. Дрожащие полоски замерли, прекратилась даже игра красок на их поверхности. Одно мгновение, другое. Бадди отдернул руку, увидев прошедшую по телу существа судорогу. Цвета отхлынули от конечностей, собрались в центре переплетения, и Бадди увидел, как на свет появилось еще одно существо. Оно отделилось от центра родителя. Какое-то время они продолжали парить в воздухе, соединяясь тонкими конечностями, словно надеясь снова стать одним целым, затем распались. Но деление не остановилось. Послужил причиной этому Бадди или же это должно было случиться и без его вмешательства?
Бадди наблюдал за дивной игрой загадочных существ, которых становилось все больше и больше. Поляна медленно озарялась их светом – блики красного, синего, желтого и зеленого цветов. Они напоминали Бадди ожившие звезды, оживший свет, за рождением и смертью которого можно наблюдать целую вечность. Новые существа затмевают мягкими бликами старых. Старые блекнут, их краски мутнеют, выгорают. Их конечности становятся прозрачными, а затем и вовсе исчезают. "Остается ли от них хоть что-то?" – заворожено думал Бадди, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища.
Он не знал, сколько прошло времени. Минута, час, день?
"Дверь, – подумал Бадди, и на этот раз мысль оказалась четкой и ясной. Страх и паника ушли. – Дверь. Мне нужна дверь".
Бадди протянул руку, чувствуя пальцами холодную сталь дверной ручки. Черная-черная дверь в черной-черной ночи. Он должен открыть ее, оставив дивный мир, чтобы вернуться позднее, вооружившись знаниями. Бадди вздохнул, чувствуя, как в сердце начинает вкрадываться грусть. Он был здесь всего лишь день, но уже любил это дивное место, скучал по нему, хотя еще не успел покинуть. Он должен изучить его, научиться контролировать, а затем… показать Кларисс. Вместе они воплотят здесь свои мечты.
Бадди повернул ручку и открыл дверь. Еще один шаг… Но как же сложно оставлять то, что успел уже полюбить. Бадди закрыл глаза и переступил порог. Ночь за спиной, ночь мира, оставленного им, показалась слишком яркой по сравнению с окружавшим его мраком. Абсолютная, безупречная пустота.
Бадди обернулся, чтобы в последний раз, пока не закрылась дверь, посмотреть на красочный мир. Бадди почувствовал, что больше не может контролировать свое тело. Пустота стала совершенной, лишив его ощущения пространства. Пустота, в которую невозможно даже упасть. Оставался лишь запах – призрачный, далекий, – но он был единственным, что напоминало о жизни, особенно после того, как закрылась черная дверь. Запах, к которому тянулось все естество. Запах оставленного мира, где была целая жизнь, с голосами незнакомых людей, с собачьим лаем, плачем младенцев, гудением клаксонов… Мира, куда возвращался Бадди. Мира, наваливавшегося на него своей тяжестью, заставляя дышать, чувствовать…
Бадди застонал и открыл глаза, морщась от яркого света.
Глава третья
Позднее солнечное утро. Бадди понял это, потому что в это время солнце всегда било в его окна, заставляя просыпаться в воскресные дни. "Сон. Это был сон", – подумал он, вспоминая все, что еще минуту назад казалось таким же реальным, как и он сам. Бадди вспомнил, как разбил в своем сне голову и потрогал затылок. Может быть, он ударился во сне? Может быть… Пальцы не нащупали ни раны, ни шрама. Бадди нервно улыбнулся. Но если это был сон, то как могло так получиться, что мир грез стал таким материальным и последовательным? Или же это он уже сейчас придумал все это? Но разве не было дивного леса? Разве не было ручья, персикового дерева, олененка, белки… Конечно, были. Конечно…
На губах Бадди снова появилась горькая, разочарованная улыбка. Все эти чудеса, что он видел… Конечно, это было все во сне. Разве может реальность создавать что-то из пустоты? Нет. А вся эта стройность и последовательность… Бадди заставил себя подняться с кровати. Мышцы болели так сильно, словно ночью он не спал, а бежал олимпийский марафон. И снова Бадди вспомнил свой сон, когда бежал так долго, что легкие вспыхнули огнем. В реальности после подобного забега у него ныли бы все мышцы… Как и сейчас.
Бадди застонал, разгибая горящие огнем колени. Первые шаги дались с трудом. "Зелье… Зелье, оставленное мне отцом, – Бадди попытался вспомнить его запах. Сладкий, цветочный. – Должно быть, формула создания зелья, которую записал отец, не была достаточно точной. Может быть, я упустил какой-нибудь наркотик. Для хорошего химика ничего не стоит создать в домашних условиях хороший галлюциноген. – Бадди кивнул, соглашаясь с ходом своих мыслей. – Наверное, все так и было. Отсюда и красочные сны. Даже не сны, а видения. Может быть, я действительно не спал. Может быть, вышел из дома и бегал по улицам. – Бадди тяжело вздохнул и покачал головой. – Вот только почему отец умолчал о том, что добавил в это зелье наркотик? Неужели он действительно сошел с ума и перед смертью верил в то, что все эти видения, которые вызывает галлюциноген, реальны?"
Бадди подошел к столу, втайне надеясь, что оставленная отцом пробирка окажется разбитой или же все зелье вытекло из нее после того, как он ее уронил.
– Черт, – Бадди увидел, что ни одна из его надежд не оправдалась, и замер, пытаясь определиться, что делать дальше: выбросить чертово зелье, выйти на улицу и разбить пробирку…
Дивный мир, куда отправило его зелье, стал снова почти реальным. На мгновение Бадди показалось, что он снова слышит пение диковинных птиц. "Нет, это все еще действует галлюциноген", – тут же попытался убедить себя он. Вот только почему видения и звуки так избирательны? Почему с каждой новой секундой вера в то, что все это было сном, тает, как оставленное на солнце мороженое?
В памяти Бадди вспыхнула картина девочек-близняшек, встреченных им на вокзале Милвилла. Следом за близняшками воспоминания показали ему бармена, лестно отзывавшегося об отце. Почему же он не расспросил его о том, как отец прожил последние годы? Бадди попытался задержать воспоминания на бармене, но они летели дальше. В родной город. К дому Кларисс. Бадди старался не смотреть на закрытую дверь, но что-то заставляло его не отворачиваться, не закрывать глаза. Чувства разрывали грудь отчаянием, умирали, оставляя пустоту. И новый полет воспоминаний. К своему дому. К железной коробке отца. К пробирке с зельем. К дивному миру…
– К черту! – Бадди схватил пробирку и почти бегом направился к выходу.
Внезапная решительность вскружила голову. Если бы он был таким смелым почаще! Бадди распахнул дверь, вышел на улицу. Пробирка была у него в руке. Выкинуть в заросли шиповника! А если кто-то потом найдет эту отраву? Бадди открыл пробирку, намереваясь вылить сначала зелье, а затем выбросить саму пробирку.
Далекий сладкий запах заставил его остановиться. Запах цветов. Запах мира, в котором он побывал. Бадди смотрел на пробирку, забыв, что хотел сделать. Остался лишь сладкий цветочный запах… Он манил, очаровывал, превращал закончившийся сон в реальность, а реальность в сон. Бадди поднес к лицу пробирку и жадно втянул носом исходивший из нее запах. В голове что-то щелкнуло. По телу растеклась теплая волна. Бадди зажмурился.
"Всего один глоток. Еще один глоток", – голос принадлежал и не принадлежал ему одновременно. Он разговаривал сам с собой, каждый раз меняя точки зрения, словно играл в одиночку в шахматы, забывая все планы противника, как только менял сторону.
"Еще один глоток".
"Нет. Это наркотик, галлюциноген".
"А если нет?"
"Что нет?! Если это была не галлюцинация, тогда что?"
"Твой отец не был глупцом".
"Мой отец спятил и убил себя!"
"Твой отец оставил тебе самое дорогое, что у него было, надеясь, что ты сможешь продолжить его исследования".
"Он спятил! Спятил! Спятил!"
Бадди закупорил пробирку, сжал во вспотевшей ладони, занес для броска руку.
"Нет. Не делай этого!"
"Уже делаю".
Пробирка описала дугу и упала в заросли шиповника.
"Надо было не закрывать пробку", – сказал Бадди своему внутреннему голосу, который еще мгновение назад, казалось, начал жить своей собственной жизнью, но на этот раз не было ни ответа, ни возражения – желанная тишина. Бадди запрокинул голову, подставляя лицо теплым солнечным лучам.
"Надеюсь, у этого галлюциногена нет никаких побочных эффектов?" – с надеждой подумал Бадди. Сыпь, несварение желудка, аритмия…
Ему показалось, что он снова ощущает сладкий цветочный запах. Воображение нарисовало разбившуюся пробирку. Желтое зелье стекает по осколкам, просачивается в землю. Бадди нервно облизнул губы, вспоминая, как сделал глоток этого зелья. "Определенно это наркотик, который вызывает привычку с первого раза", – решил Бадди, чувствуя, как сильно его тянет броситься в заросли шиповника, отыскать пробирку, открыть ее, выпить зелье или, если пробирка разбилась, слизать остатки отвара с осколков. Бадди попытался представить, что случится с человеком, если он будет принимать это зелье в течение недели, месяца, года.
Он заставил себя повернуться к кустам шиповника спиной и вернулся в дом. Приготовил себе кофе, стараясь не думать о произошедшем. Чуть позже он соберет все бумаги отца в железную коробку и выбросит, а лучше сожжет на заднем дворе. Бадди представил, как огонь пожирает белые листы.
"Мой отец сошел с ума. Мой отец спятил!"
Бадди позавтракал парой тостов с ветчиной и попытался заставить себя собрать записи отца в коробку и уничтожить их. Он подошел к столу. Солнечные лучи пробивались сквозь окна, но Бадди чувствовал, как тьма сгущается вокруг. "Все это из-за наркотиков, – решил он. – Все это скоро пройдет". Но ничего не проходило. Наоборот, здесь, в полумраке, воспоминания о ночном путешествии оживали с новой силой и реалистичностью.
– Ненавижу тебя! – прошептал Бадди, посылая мысленные проклятия своему усопшему отцу.
Снова начал возвращаться сладкий цветочный запах. Нет. Все это у него в голове. "Чертовы сны! Чертовы глюки!" Бадди схватил рубашку и выбежал из дома, не удосужившись закрыть за собой дверь. "Ну и что?! Пусть кто-нибудь заберется сюда и ограбит меня. Может быть, у них хватит ума забрать и железную коробку?! Что ж, в таком случае можно даже доплатить им". Бадди улыбнулся.
Как хорошо, что родной город не такой маленький и унылый, как Милвилл! Бадди шел по улицам, наслаждаясь начинающимся днем и даримым солнцем теплом. "Огайо не так уж и плох", – думал он, проходя мимо примелькавшихся домов и знакомых лиц. Люди улыбались, здоровались с ним. Одни из них нравились ему. Другие нет. В памяти снова всплыл четкий образ дивного мира, мира, который Бадди посетил в эту ночь.
"Посетил в эту ночь?! – Бадди нервно рассмеялся. – Да в эту ночь не было ничего кроме галлюциногенов и кислотного путешествия!"
На мгновение ему показалось, что он чувствует знакомый сладко-цветочный запах. "Да не может быть!" Бадди огляделся. Скорее всего, он еще под воздействием наркотиков. Бадди остановился, пытаясь успокоиться. "Ничего такого в эту ночь не было. Ничего!" – попытался он убедить себя, почувствовал на плече чью-то руку и вздрогнул так, словно к нему прикоснулся сам творец дивного мира, по которому он путешествовал в эту ночь.
– Кларк Мингер! – гневно воскликнул Бадди, повернувшись к почтальону.
Мингер вздрогнул и спешно сделал шаг назад. День был жаркий, и он был одет в футболку и шорты. На ногах мокасины. Бадди подумал, что хоть Мингер в этом году и стал его начальником, в душе он так и остался почтальоном.
– Ну и напугал же ты меня! – попытался пошутить Бадди, затем вспомнил ночное путешествие и нахмурился, не то уперев взгляд в Кларка Мингера, не то устремив сквозь него.
"Сколько дней не брился Хоскинс? – подумал Мингер, пытаясь вспомнить график работы. – Надеюсь, он сможет выйти на свою смену?" Он вспомнил своего отца, который в последние годы начинал пить с утра и к вечеру уже едва держался на ногах. Что ж, если Хоскинс собирается закончить так же, то он, Кларк Мингер не станет останавливать его. У каждого своя судьба, свои преимущества и недостатки. Мингер не без удовольствия отметил, что сейчас, глядя на Хоскинса, можно заметить лишь недостатки. "Наверное, это из-за Кларисс", – решил он, не зная, радоваться или сочувствовать.
– Надеюсь, к завтрашнему дню твои праздники закончатся? – спросил Мингер, чувствуя, что просто обязан что-то сказать.
– Праздники? – Бадди растерянно хлопнул глазами.
Как же сложно было воспринимать Кларка Мингера всерьез! Особенно когда на нем шорты и мокасины! "Интересно, сколько ему лет? – подумал Бадди. – Двадцать три? Двадцать пять? Гм… Да в этих шортах не больше восемнадцати!" Бадди подавил улыбку, но тут же помрачнел. Он старше Мингера как минимум лет на десять, но Мингер его начальник. Вот так. Разве не об этом говорила Кларисс, советуя серьезнее относиться к работе? Разве не ставила сосунка в шортах в пример? Бадди почувствовал укол ревности и не смог скрыть внезапно вспыхнувшую неприязнь.
– Пожалуй, самое время выпить, – буркнул он первое, что пришло в голову.
Кларк Мингер поморщился, но все-таки заставил себя кивнуть. Его отец – Кларк тоже пытался его понять. Понять и простить… А лучше забыть и не вспоминать. Последнее нравилось Мингеру больше всего. Он кивнул Хоскинсу и, насвистывая услышанную утром по радио мелодию, зашагал прочь. Впереди был целый воскресный день и эта встреча… Стоп. Какая встреча? Мингер улыбнулся. Впереди только воскресный день – и точка.
Бадди проводил его раздраженным взглядом и попытался собраться. Зачем же он вышел из дома? Чтобы встретить этого… Мингер завернул за угол, оставив воспоминания, от которых не так просто отмахнуться. Они въедаются в сознание, мучают, терзают. Они… Бадди вспомнил пустоту, разделявшую в его ночных видениях два мира. Пустота и темнота – бесконечные, тягучие. Бадди сделал глубокий вдох. "Господи, когда же закончатся эти видения?! – он шумно выдохнул. – Все. Конец. Воскресный день безвозвратно испорчен!"
Бадди зевнул и поймал себя на мысли, что хочет спать. Но разве он не спал, пока его разум блуждал в зарослях наркотического бреда? Глаза предательски заслезились. Нет, они слезились все время, но он просто старался не обращать внимания, списывая это на последствия принятия галлюциногенов. И солнце… Солнце согревало и слепило. "Домой я не вернусь. Не сейчас", – решил Бадди. Но что тогда? Выпить кофе? Занять себя чем-нибудь? А потом? Неужели он будет бродить по городу весь день? Весь вечер? Всю ночь? Бадди снова зевнул. "Глупо, – решил он. – Почему я боюсь вернуться в свой дом?" Бадди вспомнил видения. Нет, он не верит, что это могло быть реальностью, даже не сомневается в этом. Но тогда почему он не может пойти к себе и поспать пару часов? Потом можно будет выбросить железную коробку, доставшуюся в наследство, и забыть обо всем. К тому же если он не спал всю ночь, то странные запахи и воспоминания могут быть вызваны недостатком сна. Да, определенно.
Бадди развернулся и решительно пошел домой. Жаркий летний день все сильнее и сильнее нагревал воздух. Бадди вспотел. Глаза начали слезиться еще сильнее. "Принять душ, лечь спать", – твердил он себе, но когда смог наконец-то добраться до своего дома, то все, на что его хватило, было открыть дверь и лечь на диван. "Пять минут, – сказал себе Бадди, понимая, что это ложь. – Всего лишь полежу пять минут, а затем приму душ". Он заснул, представляя, как поднимается с дивана и идет в ванную. Снов не было. Не было даже ощущения сна. Казалось, что веки закрылись на мгновение…
Бадди увидел, что за окнами стемнело, и выругался. Он спал весь день и весь вечер. Теперь придется бодрствовать всю ночь, а утром снова идти на работу с видом кутившего все выходные забулдыги. Бадди повернул затекшую шею и попытался подняться с дивана. Тело болело. Мышцы ныли, суставы, казалось, состарились на полсотни лет.
– Душ. Принять душ, – приказал себе Бадди, стараясь не обращать внимания на онемевшие ноги.
Холодная вода привела в чувства и заглушила боль. Ноющие мышцы успокоились. Сознание прояснилось. Бадди растер замерзшее тело полотенцем.
– Теперь кофе.
Он услышал, как призывно заурчал его живот, и подумал, что было бы неплохо приготовить омлет с сыром. Он надел чистые джинсы и футболку, выбросив те, в которых был в прошлую ночь, в корзину для грязного белья. "Теперь от воспоминаний совсем ничего не осталось", – решил Бадди, проходя на кухню и стараясь не смотреть в гостиную, где на столе стояла железная коробка с записями отца.
"Поем и выброшу".
Бадди открыл холодильник.
"Нет. Выбросив одежду, не избавиться от воспоминаний".
Бадди прислушался. На мгновение ему показалось, что он слышит пение дивных птиц, увиденных в прошлую ночь. Нет, ничего. Бадди заставил себя улыбнуться. Что ж, если он ничего не слышит, значит, можно не опасаться галлюцинаций. Действие наркотика, который заставил его принять отец, закончилось, а все остальное… Бадди замер, вглядываясь в ночь за окнами кухни. Жалюзи были открыты, и Бадди на мгновение показалось, что в оконных проемах отсутствуют стекла. Ночь сгустилась вокруг дома темнотой, сжав в своих объятиях, словно осьминог сжимает жертву. И эти окна… Бадди недоверчиво вытянул руку. Пальцы коснулись холодного стекла. Бадди облегченно выдохнул. Нет. Он все еще здесь – в реальном мире.
В памяти невольно всплыл образ Кларка Мингера. Приходят ли подобные видения к нему? Чем он сейчас занят? Спит, наверное, и уж точно не слоняется по дому, придумывая то, чему нет места в рациональной жизни. Бадди достал из холодильника яйца и заставил себя сосредоточиться на приготовлении омлета. Работа всегда помогала избавиться от тяжелых и ненужных мыслей. Но мысли всегда возвращались. Бадди заварил быстрорастворимый кофе и замер, пытаясь решить, где ему ужинать: как всегда в гостиной перед телевизором или остаться здесь, на кухне? В гостиной был стол и железная коробка с записями отца, а на кухне… На кухне была густая ночь за темными окнами. Она давила на стекла, заглядывала в дом. Бадди тихо выругался, раздражаясь впечатлительности и разыгравшейся фантазии. Все это в его голове! Он взял поднос и прошел в гостиную. Коробка отца наблюдала за ним, ждала его.
– Черт с ней! – тихо сказал Бадди, включая телевизор.
По местному каналу шла какая-то викторина, но сосредоточиться на том, о чем там говорят, у Бадди так и не получилось. Все, что он смог, – это отвлечься от того, что вокруг, и спокойно поужинать. Не думать. Не слушать. Не вспоминать. Бадди допил кофе и откинулся на спинку дивана, бездумно переключая каналы. Какое-то время ему удавалось следить за ними, затем они все слились в один большой бессмысленный экран, на который как ни смотри, все равно ничего не поймешь – калейдоскоп красок, лиц, пейзажей, слов…