Я не нуждался в ответе на свой вопрос, но мне нужно было найти Мастера. А он еще оставался у реки, у старинной границы. Почему он до сих пор не переправился? Искал ли средства раздвинуть рубежи Страны Призраков? Что удерживало его, этого человека, это создание, способное пересоздать самое себя, собственную жизнь переделать в машину, сотворенную из жил земли и звездных видений?
Дрожью подземного холода, неподвижными взглядами грубо обтесанных истуканов, живых внутри, бронзовыми дисками явилась мысль: месть. И имя: Ясон.
И с мыслью о Ясоне, с видением последних мгновений, когда он сидел, затаившись на берегу реки, готовый к переправе в Царство Теней Героев, пришел вдруг страх за него.
Мы не должны были идти порознь.
Я должен был сказать ему, кто переправился через Извилистую на второй лодке, увлекаемый в запретное царство умирающей матерью - матерью, не знающей времени.
Чтобы Ниив снова не увязалась за мной, я выбрал простейший выход, которым можно было вернуться к Арго. Я скользнул в ледяной поток и позволил Нантосвельте пронести меня сквозь холм, под равниной, туда, где дрожащая струйка воды вливалась в большую реку в сердце вечной рощи.
Выжав одежду и согревшись от собственной дрожи, я пошел искать корабль. Я удивился и не удивился, обнаружив, что он исчез, унеся с собой медовое дитя.
Я бы рассмеялся, если бы не знал теперь, что будет.
А Ясон? Вот что я узнал - впоследствии - о Ясоне.
Глава 33
ВОЛШЕБСТВО ТЕНЕЙ
Едва Ясон ступил с берега в лодку, он попытался овладеть ее движением, направляя тонким веслом поперек течения, к темноте напротив. Сама река выдернула весло из его рук. А когда она налег всем весом на борт у кормы, пытаясь развернуть суденышко, ему показалось, будто он ударился об утес.
Лодка двигалась сама по себе, тихо убаюкивая его и выбирая собственный путь в Страну Призраков.
Откинувшись навзничь и глядя на звезды, Ясон улыбнулся, отдавшись реке. Потом громко засмеялся. Небеса вращались под его взглядом, проводя перед ним живую вереницу звездных зверей, но среди них не было лучника - Кентавра, Хирона. Он знал, что река протекает слишком далеко на севере.
И все же обратился к старому другу:
- Я старался, Хирон. Старался всю жизнь. И большую часть жизни - с успехом. Ты дал мне хороший совет. Не мог бы ты теперь послать мне коня?
Ничто не шевельнулось в ночном небе.
Хирон говорил, что, если ему понадобится помощь, стоит только взглянуть на небо.
- Там я, - дразнил самозваный Кентавр своего молодого воспитанника, указывая на созвездие, носившее имя "Охотящийся человек-конь". - От него я черпаю силу.
- Там козел, а не конь!
Хирон усмехнулся:
- Козел пляшет в Единороге. Вон там.
Ясон пренебрегал стихийной магией.
- Ты видишь образы там, где я вижу указания. Я вижу звезды, которые когда-нибудь укажут мне путь в плавании. Полезные приметы. И все.
- Ну да. Но плавание - это не только корабли и моря, по крайней мере для того, кто хочет царствовать. Тебе не нужно верить в небеса. Довольно будет понять, как в них верят другие… И постараться не перепутать коня с козлом.
Ясон засмеялся тогда:
- Постараюсь не перепутать. Стало быть, те звезды - это человек и конь, охотник на четырех ногах.
- Это человек, не отказавшийся от своей звериной природы. Ум и сила, юный Ясон… Ум и сила!
Что творила река? Вода текла мимо, но лодочка застыла на месте, будто попала в омут, и развернулась носом к узкой полоске темноты между плакучими ивами, протянувшими ночные ветви, чтобы обнять его. За темной расщелиной мрака горели огни. И угадывалось движение.
Ясону хотелось спрыгнуть за борт и пуститься вплавь. Но воля к борьбе покинула его, и он остался лежать, озаренный лунным светом, в объятиях реки, готовый к жизни и смерти, к мести или прощению. Ко всему.
Он думал о своем отце, Эсоне, о своем детстве и о годах возмужания, когда его отослали на север, в ту страну всадников и диких коней, чтобы умереть или выжить. Тогда его взял под свою опеку Хирон. Зловоннодышащий Хирон. Воющий на луну, самоотверженный Хирон. Хирон, якобы дак, так много времени проводивший в седле своего серого как пыль скакуна, сам посеревший от пыли, одетый листьями и тусклыми тканями своего кочевого народа, так что его легко было принять за кентавра.
Сам Хирон говаривал в шутку, что, когда он слезает с коня, ему приходится с кровью отрывать бедра от конской шкуры.
Эсон спас ему жизнь в битве при Ксенопилах - ни один поэт не воспел ее - и сам был спасен им. Царь никогда не забывал его цепкой хватки, когда они бежали с поля боя, и никогда не терял связи со своим спасителем, оказывая благоволение "дикарю" в обмен на единственную лошадь, присылаемую каждое лето как почетный дар.
Хирон обучил Ясона всему, что ему нужно было знать, и особенно как пользоваться умом и хитростью.
- Есть разница между пехотинцем, который боится удара копьем в брюхо, и царем, который боится знамений. Первый шагает навстречу своему страху, и не важно, переживет ли он схватку; второй от страха прирастает к месту. Неподвижное дерево легко срубить.
Мягко покачиваясь на середине Извилистой, Ясон хохотал и снова и снова взывал к небу:
- Признай за мной хоть одно, старая кляча! Я никогда не врастал в землю, вечно двигался!
Лодка ткнулась в каменистый берег между прядями ив. Здесь уже был один челн, наполненный водой, с прорубленным топором бортом. Ясон выкарабкался на берег, вытащил за собой лодку и привязал ее. Земля кругом полнилась звуками: не голосами, а низким звериным ворчанием и тяжелой поступью машин. В ночном небе - ни просвета.
Он сам не знал, чего ждет на другом берегу, рассчитывал только, что Медея где-то рядом. Он отстегнул пояс с мечом, закрутил ремень вокруг ножен и понес оружие так, чтобы его трудно было обнажить. Он нашел мокрые листья и стер грязь с сапог. Он задумался, не снять ли один из них, чтобы в одном сапоге встретить то, что ожидало его.
Он немного задержался на новом берегу, разглядывая покалеченную лодку и гадая, кто приплыл на ней. Посмотрел на далекие костры, вслушался в непостижимый мир.
Прирос к месту!
Хватит!
Он привел себя в порядок, омыл кожу прохладной водой и стал подниматься по узкой тропе, пока не вышел к строению из дерева и камня, внутри которого горел костер. Не храм и не святилище, а маленькое уютное пристанище, сквозное, позволяющее пройти дальше, но безопасное, способное защитить от звезд и от дождя: укрытие с темными комнатами в глубине грубых стен.
Он прошел к дальнему выходу. Перед ним распростерлась земля Урты с мерцающими огоньками и тайным движением. Ясон на миг перестал понимать, где находится: ему мерещилось, будто перед ним горы, но сквозь их склоны видны были костры и звезды. Горы словно выцвели, и на их месте проступили холмы, леса и костры.
Если он и готов был шагнуть в открытую ночь, то замешкался, и в этот миг колебаний голос сзади шепнул:
- Вернись. Не ходи на ту сторону.
Голос принадлежал Медее.
Теперь он увидел ее, в черной одежде, с бледным лицом. Она, как призрак, скользнула в темный проем, и он услышал ее торопливые шаги.
Он погнался за ней и оказался в темном коридоре, вымощенном скользкими плитами. Стены покрывала слизь, словно сочившаяся из трещин между камнями.
- Это ход к Аиду? Куда ты ведешь меня?
Женские шаги впереди как будто запнулись. Потом долетел ее смешок, короткий и низкий.
- Не к Аиду. Мне подумалось, что хватит с тебя ада.
Она снова удалялась. На мгновение Ясон обернулся к еще видневшемуся в конце прохода свету. Но усталость и беспомощность, а в немалой степени любопытство правили им, и он пошел вперед, скользя на плитах и придерживаясь руками за стены, вдыхая несвежий воздух. Он уподобился летучей мыши: видел больше слухом и обонянием, чем глазами.
- Куда ты ведешь меня? Или это твоя месть?
И снова заминка в темноте. И снова низкий безрадостный смешок.
- Нет, Ясон. Во мне больше не осталось места для этого яда. Кувшин с вином, забытый на много лет, расколется зимой и выплеснет прокисшее содержимое. Таков гнев. Лучше выбросить глиняный кувшин раньше, чем он разобьется.
- Ну что ж… благодарю за урок трезвости. Но куда, во имя Хтона и его бледных слепых сыновей, ты меня ведешь?
- Сюда. Открой глаза.
- Уже открыл.
- Попробуй еще раз.
Она стояла у высокого узкого окна спиной к стене. Свет сбоку падал на ее лицо. Внезапный свет, жесткий и резкий: он выжег старость, смягчил кожу и взгляд.
- Я хорошо помню это место - твоя комната с видом на гавань.
- Да, на Арго и на твоих пьяных дружков. На то, как ты тратил отпущенные нам годы.
- Мы не в Иолке. Мы во сне.
- Умник, умник. Я создала это место, чтобы согреться. Когда Иной Мир этих варваров протянулся через земли правителя к реке, я пришла с ним. У меня не было выбора.
- Тебя принесло сюда? Это ты хочешь сказать?
- Мне подмыло корни. Земля текла на восток. Я всегда жила на окраине Страны Призраков. Ее прорыв выбросил вперед и меня.
- Подмыло корни… - тихо повторил Ясон, и оба рассмеялись.
Медея прошептала:
- Да. И не в первый раз, а?
- Не в первый раз.
Он подошел к окну. От Медеи пахло благовониями, знакомыми по памяти: тонким ароматом розы, кориандра и звериным мускусом. Так она душилась в их первую встречу в Колхиде, до того как они стали любовниками. В тот раз, словно для того, чтобы заставить его дожидаться, чтобы обуздать его пыл, она оставила себе из всех запахов только запах овчины. Он не задумываясь обнял ее, вонючую и грязную, поняв, что она испытывает его.
В Иолке снова были мускус и розовая вода. И на время он всеми чувствами окунулся в рай.
В этом несуществующем месте, с этой окраины Иного Мира, Ясон едва ли не с тоской смотрел на пустую гавань под окном. Там много лет простоял на причале Арго. Корабль стал для него почти вторым домом: с его укрытой парусиной палубой, с трюмом, заваленным бочонками, веревками, кубками и кувшинами. И все же корабль не знал покоя. Сколько раз Ясон выходил к нему ночью, только чтобы обнаружить, что Арго не сбросил путы и не ушел в океан.
Все эти годы корабль тосковал, но оставался верен ему. На рассвете он неизменно оказывался на своем месте, только с умытой палубой и со свежим ветром открытого моря, запутавшимся в парусе.
Теперь Ясон смотрел на Медею, пристально следившую за ним.
- Кто переправился во второй лодке?
Она покачала головой. И не ответила.
- Ты смеялся, переплывая реку? Какое воспоминание вызвало из твоей груди столь непривычный звук?
- Ты следила за мной?
- Конечно, следила. Я следила за тобой с тех пор, как ты вернулся из Мертвых.
- Не слишком утешительная мысль.
- Я и не собиралась тебя утешать. Что тебя рассмешило?
- Что меня рассмешило… - повторил он и, пожав плечами, облокотился о мраморный подоконник, уставившись в обманный свет прошлого. - Я подумал, каким умным я был в мальчишестве и как скоро у меня похитили тот ум. Я вспоминал Хирона. И своего отца Эсона. Ты его не знала. Только моего ублюдка-дядюшку, убившего его.
- Пелея? Того, кто подбил тебя отправиться за руном? Но без него мы с тобой никогда не встретились бы.
Смех вырвался у Ясона так неожиданно, что он чуть не подавился.
- Ну, хоть это и звучит очень романтично, однако, если подумать, хуже бы не было.
- Прокисший мужчина. С кислыми мыслями.
- Да. Вот что получается из отца, если убить его сыновей.
- Я не убивала наших сыновей. Я только отняла их у тебя.
- Ты отняла у них их мир. Ты убила их так же, как убила меня. Твоими руками правила ненависть, а не желание охранять.
- Ненависть сделала меня слепой к нуждам сыновей. Я не спорю с тобой, Ясон. Ужасно было отправить их так далеко в будущее. Хотя я не бросила их, я осталась с ними. Я присматривала за ними… как могла. Потратила все силы. У меня не осталось времени: самое большее - несколько дней.
- Не жди от меня жалости или прощения, колдунья.
- Я не жду. И я не колдунья.
Ясон, вдруг рассвирепев, плюнул под ноги Медее.
- Ты за ними присматривала? В последний раз, когда я видел Киноса, моего Маленького Сновидца, он был мертв. Убит собственным безумием, лежал на погребальных носилках в детском Дворце Теней, созданном им самим.
- Я там была. Позабыл? Ему пришлось отправиться со мной сюда, в эту северную Страну Призраков. Я была там. Я видела, как он умирал.
- Ты была тенью, ласковой тенью, слишком пристыженной, чтобы открыто встать передо мной, слишком мертвой, чтобы пролить слезы.
- О, я проливала слезы, Ясон. Даже не сомневайся! Зрелище столь жалкой смерти своего младшего сына не то представление, на которое ходят дважды!
Само тяжелое молчание, повисшее между ними, прошептало, кажется, второе имя: старшего мальчика, Тезокора. Маленького Быкоборца.
Ясон шепнул:
- Кто был во второй лодке?
- Да, - понимающе откликнулась Медея. - Да.
- Тезокор? Он здесь?
- Тезокор рядом.
- В прошлый раз я встретился с ним неподалеку от оракула Греческой земли. В Додоне. Он охотился за мной. Он вспорол мне брюхо одним ударом и бросил, приняв за мертвого. Рана болит до сих пор. Да, ты ведь знаешь, ты же следила за мной с самого воскрешения.
- И ты боишься, что он явится докончить дело?
Ясон слабо, устало улыбнулся:
- Я ничего не боюсь. Я прирос к месту. Я больше не решаю, что делать. Так что ударь в свой бронзовый щит и призови свои колдовские тени.
- Печальный человек. Кислый человек, - Медея склонилась к нему. - Бедная тень человека!
Кожа ее была старой, но глаза и губы - молодыми. Она поцеловала Ясона в щеки, потом в губы, касаясь его лица чуть дрожащими пальцами. Она не отпускала его взгляд.
- В последний раз, когда я тебя видела, - прошептала она, - не так уж давно, ты был снова полон жизни. Помнится, я слышала твои слова, когда ты выводил Арго в реку, чтобы искать и найти, чтобы бороться за последние годы жизни…
- Ты следила… Конечно.
- Я всегда подсматриваю, - поддразнила она. - Позволь мне напомнить, что ты сказал тогда: "У меня еще десять лет, Мерлин, и я не стану даром терять время. Десять лет, еще десять лет плавать на добром корабле в чужих морях, искать…" Ты запнулся, и Мерлин подсказал тебе: "Добычу?" - "Да, добычу. Это дело у меня получается лучше всего. Ты еще услышишь обо мне. А теперь убирайся с моего корабля, если не хочешь отчалить с нами".
Ясон кивнул, припоминая, и сказал:
- Мерлин пожелал мне найти то, чего я ищу. А я ответил, что не ищу ничего и что надеюсь, "ничто" не станет искать меня.
- Знаю. Я все это слышала. Клянусь бородой Овна, ты тогда снова был самим собой: молодым мужчиной, больше честолюбия, чем ума, больше силы, чем благоразумия, и тяга к неведомому. Я могла бы снова полюбить тебя тогда.
Они обнялись: потерянные любовники, вспоминающие былую любовь.
Медея вздохнула, уткнувшись лицом ему в грудь: короткий грустный вздох.
- Я знала с той минуты, как увидела тебя. Думаешь, не знала? Я сбежала с тобой из Колхиды, потому что хотела стать частью неведомого, разделить его.
- Я подвел тебя, - пробормотал он, помедлив.
- Нет, Ясон. Нам предначертаны разные тропы. Так всегда было. Все тропы сходятся на время. А потом расходятся. - Она повеселела, поймала его взгляд и улыбнулась. - Но когда ты покидал Тауровинду всего несколько оборотов луны назад, я порадовалась твоей новой страсти. Я смотрела, притаясь, как ты радуешься, предвкушая новые приключения.
Ясон нежно коснулся губами ее лба:
- Ну что ж. Меня хватило ненадолго. Я искал того, чего уже нет. Давно нет. Я замедлил ход. И Арго тоже. Царь этих кельтов, Урта, и его Глашатаи толкуют об опустошениях. О трех опустошениях, что постигнут земли при их жизни. Ну, я-то знаю, что значит опустошение. Корабль был на время опустошен. Отчаяние поселилось в сердце Арго. Несчастный корабль, он погрузил нас в спячку, как сурков зимой. Пока мы не вернулись на Альбу и я снова не встретил Мерлина.
- У Арго была причина доставить вас сюда.
- Это из-за того дела с Критом, тысячу лет назад или вроде того. Что-то из-за моего тебе свадебного подарка.
- Все из-за твоего мне свадебного подарка.
Что-то было в ее обращенном к нему взгляде: выжидательном, испытующем, ожидающем отклика. Свет за окном будто вспыхнул и померк, и его глаза снова обратились к гавани внизу.
Теперь там стоял корабль, и Ясон сразу узнал Арго. Но это был не тот Арго, который отстраивали они с корабельщиком в Иолке. Он был старше, на бортах переплеталась сложная синяя и красная вязь узоров, резвились морские создания, знакомые ему. И глаза, смотревшие с носовой обшивки, Ясон тоже узнал, и блеск полированной бронзы донес эхо того дня, когда он напал на корабль, вышедший из своего пролива, перебил команду и захватил Арго, чтобы переделать на новый лад, для опасного плавания в погоне за руном, в погоне за Медеей.
Кто-то стоял на причале, глядя вверх на маленький дворец. На его лице играл золотой свет, но глаза были темны. И шкуры, служившие стоящему одеянием, были серыми и бурыми: шкуры волков и коз, сшитые вместе.
И причал уже не был знакомым причалом гавани Иолка.
- Я узнаю место, но не помню его.
- Гавань на Крите, где ты сошел на берег в гневе, потому что дядя потребовал от тебя украсть корабль, прежде чем плыть за руном.
- Конечно… Но… тогда это не твое создание. Этот дворец не твой.
Медея слабо улыбнулась, едва прикрыв улыбкой грусть и отчаяние последнего разоблачения.
- Его, - признала она. - Я больше ничего не могу дать. Даже защиты. Огонь погас. Да, дворец его, Мастера. Он создает окраину мира, какой ее запомнил. И меняя ее облик, он движется и неизбежно перейдет Нантосвельту. А перейдя реку, оставит за собой одну лишь пустыню.
Ясон как будто повеселел. Он взглянул в небо, поискал взглядом черные крылья стервятников, готовых - он знал их обычай в этих северных странах - уволочь мертвого в свой ад.
- Арго привел меня сюда на смерть?
- Не думаю, - прошептала Медея. - Он любит своих капитанов.
- Тогда зачем?
Но прежде чем она успела ответить - даже если ей было что ответить, - мир дворца вокруг них дрогнул и распался. Сладкое благоухание розового масла сменилось резким запахом сосновой смолы и хрустящей свежестью горного воздуха. Они падали порознь: Ясон скользил по заросшему жестким кустарником склону, Медея кувыркалась за ним. Небо стало ярко-синим. Он ударился об изрезанную шрамами серую скалу, торчавшую из склона, как окаменевший обломок ствола. Серые деревья проросли в расщелине скалы. Ветви раскачивались над ними, как руки танцовщиц.