- Зверь, зверь! - выдохнул он, смеясь. - Но там в долине твой друг Ясон вот-вот встретит смерть. Хочешь посмотреть?
И ярость отхлынула. Я огляделся. То были не речная долина и не горные склоны, где Ясон много жизней назад заманил Дедала в ловушку. Мы оказались в Греческой земле. Внизу под нами простиралась долина Додонского оракула. У моих ног лежало разбитое в кровь существо. Мастер не шевелился, словно ждал, что я нанесу удар, на который он сможет достойно ответить. Далее у ручья Ясон пятился перед своим первенцем, Тезокором-Быкоборцем, перед человеком, получившим имя Царя Убийц.
- Что я вижу? - вырвалось у меня.
- Маленькая месть, прежде чем я найду способ вернуться домой.
Я уронил камень. Мне было стыдно. Я не мог понять, откуда взялась внезапная вспышка ярости и почему этот получеловек-полумашина позволил мне избить себя. Быть может, он знал, что я оплакиваю уход давней подруги, превратившейся в беспощадного врага. Я взглянул на Дедала. Он не получал удовольствия от происходящего. Он, скорее, ждал, как развернутся события.
И в третий раз я ощутил его смятение. И кое-что еще: страх.
Я отошел от него, по созданной чарами земле стал спускаться туда, где отец и сын стояли лицом к лицу, по обычаю Греческой земли, и не могли пока решить, кому начинать бой. Каждый припал на левое колено, положив правую руку на рукоять меча и расслабив пальцы, не обхватившие еще обвитую кожей кость, не выдернувшие клинков из ножен для первого удара.
Приблизившись, я расслышал голоса. Говорил сын:
- Я думал, что убил тебя в Додоне. То было после великого похода на опустевшие Дельфы, когда кельтское воинство рассеялось в смятении.
Отец и сын отыскали друг друга в другой долине другого оракула, и встреча их отнюдь не была теплой.
- Я живучий, - осторожно отозвался Ясон. - Вижу, ты унаследовал то же свойство. Если только шрамы у тебя на лице и руках не для украшения.
- Моя жизнь была короткой, но далеко не легкой. Все это ни к чему. Мой клинок вошел глубоко.
- Недостаточно глубоко. Хотя он меня ранил. Я просто хотел найти вас - тебя и твоего брата. Своих сыновей от Медеи.
- Я не поверил тебе тогда. Почему ты ждешь, что поверю теперь?
Усмешка Ясона вышла мрачной.
- На это я не сумею ответить. Я лишь мечтал о последнем плавании на Арго и чтобы Тезокор плыл со мной. И прыгал через быка, если ему вздумается.
- Я больше не помню этого имени. Я Оргеторикс.
- И все-таки мой сын, как бы тебя ни звали.
- А Кинос? Что с братом?
- Мертв. Скажу прямо - он не был похож на тебя. У него был чудный разум, дивное воображение, но душевных сил у него не хватало, чтобы убивать - тем более царей. Он был сломлен с того дня, когда впервые научился думать. Его сломали мысли, сломали видения. Помнишь, мы звали его Маленьким Сновидцем? Он погиб в Ином Мире, созданном собственным воображением. И даже мать была не в силах помочь ему.
Тезокор наклонился и потрогал пальцами мокрую землю у ручья. Он тяжело дышал, и я заметил, что он дрожит, касаясь одной рукой земли, а другой - меча. Он поднял глаза на Ясона: лицо его окаменело, и он сразу резко постарел.
- Расскажи мне о матери. Я видел ее совсем недавно, но она была лишь призраком. Ты убил ее?
- Нет.
- Тогда кто ее убил?
- Время ее убило, - без промедления ответил Ясон. - И ты. И Кинос. И я. А также те места и времена, события и обстоятельства, где не было ни вас, ни меня. Она прожила долгую жизнь. Я был лишь волнением в ее груди, мгновенной вспышкой желания и тепла. Больше времени она уделила тому, кого ты зовешь Мерлином. Она была Мерлину сестрой - теперь я это знаю. И оба они старше лесов.
- Я не его сын.
- Нет, не его.
- У нее были дети от других мужчин?
- Я не догадался ее спросить.
- И все же! Выкладывай начистоту. Я - твой сын. Медея - моя мать. Была моей матерью. Я создан тобой. Я должен жить и в свое время умереть так, как и предопределено.
- Да, должен. А теперь у меня вопрос к тебе…
- Спрашивай.
- О жизни, которую тебе осталась прожить, о сроке, который больше отпущенного мне. По крайней мере, я на это надеюсь, хотя твои шрамы и несдержанность внушают мне опасения…
- Что с этой жизнью?
- Проживешь ты ее в гневе или без гнева, с любовью или с мечтой о мести? Я изменил твоей матери. Не отрицаю. Я дорого заплатил за это. Ты не знаешь, как дорого, потому что едва я заговорил с тобой, как из брюха у меня хлынула кровь, а кишки были выпущены наружу - твоим ножом. Все это уже не важно. Передо мной новые дороги, короткие дороги, но если я сумею теперь отыскать тех богов, что когда-то давали мне силу и решимость жить так, как только и стоит жить…
- Это как? - тут же спросил Тезокор.
- Жить сполна. Сполна! Сполна! До последней капли жизни.
Тезокор ударил кулаком по земле, но удар выражал восторг, а не гнев. Он снова встретил взгляд отца.
- Это по мне. Эта мысль мне нравится! Единственное, чего мне не хватало в жизни, с тех пор как я вынырнул из странного сна, где меня приносили в жертву и прятали… Единственное, чего мне недоставало, - это того, чем, по твоим словам, был щедро наделен мой брат: мечты и цели. Я действовал - мои шрамы тому доказательство. Сражался! Шрамы тому доказательство. Я ранил своего отца. Его шрамы тому доказательство. Мне всю жизнь не хватало отца. Но я не научился видеть в тебе отца. Только Ясона.
Ясон промолчал, и Тезокор, тихо вздохнув, продолжил:
- Но теперь я думаю, что хватит с меня и Ясона. Ты собрал мужчин и женщин, героев и полубогов, создал команду для своего маленького корабля. Ты - человек, просто человек, - укротил Геракла, Тезея и Аталанту. Ты добыл золотое руно! Я вырос на этих рассказах, и эти рассказы были всем, что осталось от тебя мне. Океан, реки, чудовища, скалы, сходящиеся с грохотом, и другие, расступающиеся и заманивающие в ловушку. И за всем этим не божество, дающее советы героям, но человек, видящий из всех путей лишь один: только вперед! Ты вернулся домой в Иолк, не сворачивая с этого пути. Ты отыскивал реки и проливы, ты тащил корабль по суше, знал себя и знал, куда идти. Ты помнил простую истину: что даже самый малый ручей приведет тебя к океану, а следуя вдоль берега океана, ты обязательно найдешь тот берег, откуда однажды отплыл.
Он помолчал немного, все разгребая пальцами землю. Потом тряхнул головой.
- Что же такое со мной сталось, если мне были недоступны эти простые, но так необходимые истины? Почему я - странник, как этот твой странный друг Мерлин?
- Ты тот, кто ты есть, потому что случилось то, что случилось. Я предал Медею ради другой женщины. В ярости она украла у меня сыновей и убила их. Или так я думал. На самом деле она забросила вас в будущее, но при этом истощила собственные силы. Ярость никогда не делает мудрых дураками - она делает дураками дураков. Мы с Медеей были дураками, хотя нельзя не признать за нами страсти. Почему дураками? Потому что никогда не говорили о любви. Она хотела детей. Она породила многих, оставила только двоих. Вот что я скажу тебе, Тезокор: я никогда не пойму и сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из людей мог понять, что творилось в ее уме, когда она в ярости бросила вас во Времени из ненависти ко мне.
Видели ли они меня, стоявшего в нескольких шагах? Их, казалось, поглотил собственный мир.
Были мгновения, когда я не взялся бы предсказать, дойдет ли у них до драки. Тезокор уж точно напрягся, как кот перед прыжком.
Потом медленно двое мужчин выпрямились. Я, оглянувшись, увидел Дедала, смотревшего на них с высоты. Проблеск света - и он быстро и разочарованно отвернулся.
Ясон отстегнул пояс с мечом и перекинул его через плечо. Так же поступил его сын. Они кивнули друг другу без улыбки. Подошли к ручью, присели и минуту сидели рядом, молча смотря вдаль.
Я оставил их вдвоем.
С громоподобным ревом земля снова преобразилась, но не к прежнему полупрозрачному видению Крита. То была восточная окраина владений Урты, и Нантосвельта бурно текла вспять, огибая выступ суши с юга на север. Войско Мертвых рассеялось по лесам - беспокойные духи на беспокойных конях дожидались случая перебраться в земли коритани, куда открыт доступ лишь Нерожденным. Здесь были сумерки. На склоне, против того места, где я стоял, горели костры. Мрачное пристанище возвышалось передо мной: узкий клиновидный проем в тяжелых дубовых бревнах. Из-под карниза смотрела оленья голова, широкие рога раскинулись на пять саженей по сторонам, но морда была не оленья - скалящегося волка.
За пристанищем у причала стоял мой Арго в своем истинном обличье: отчасти греческое, отчасти северное судно, крепкая дубовая обшивка, годная, как мы в том убедились, для борьбы с бурным океаном.
Дедал явно обратил накопленные им силы на подготовку своего воинства к переправе, заставил их бить по щитам, выкрикивать воинственные кличи тех времен, которым они принадлежали, обрушивать на дальний берег град камней из пращи. Я сомневался, что их деревянные стрелы могут перелететь поток.
Но самым страшным было другое: если они не сумеют переправиться, то повернут назад и довершат разорение земель Урты, начатое в прорыве на восток.
- Дедал! - прокричал я тогда. - Дедал!
Ответа я не услышал и вошел в пристанище.
Здесь было просторно и темно, как ночью. Блестящие щиты висели на плетеных перегородках, отражая тусклые лучи, пробивавшиеся под стрехами, и призрачные движения теней, двигавшихся по залу.
- Дедал!
Железо ударилось о щит раз, другой, и весь зал зазвенел. Когда звон утих, я ощутил присутствие человека.
- Кто ты? - спросил он, не показываясь на глаза.
- Я мальчик, построивший Арго. Это я смастерил первую лодочку. Когда ты снаряжал его на острове, в гавани под своей Мастерской, ты должен был познакомиться с Духом корабля. Все его капитаны оставили там свое эхо, и я тоже был там.
Но откуда знаю его я?
Дедал бродил по своему темному пристанищу. Серебристые щиты отражали блеск бронзы и смутно его лицо.
Он долго молчал. Потом заговорил так, словно услышал мой вопрос.
- Ты оставил в той лодочке игрушку. Фигурку человечка, память о первом капитане. Ты создал лодку и создал моряка.
Я не помнил. Но теперь мне все стало ясно. Конечно же! Маленькая фигурка - то, что греки называли колоссом. Жизнь в дереве или металле. Моя фигурка была неумело вырезана из дубового сучка, превосходно обстругана (так представлялось мне, прожившему тогда всего несколько лет), промаслена, ярко раскрашена, а потом спрятана в маленьком тайнике на корме простого челнока.
Теперь я понимал. Как будто проникновение в другой мир, "где больше правят чары, нежели познания мудрых", захлестнуло меня пониманием.
- Я тебя создал, - прошептал я, все еще пытаясь постичь, каким образом крошечная фигурка стала человеком, а затем - этим существом.
- С каждым разом, как меня отстраивали, я становился сильней, - ответил он, словно уловив мой вопрос. - Я оставался с Арго, пока не накопил силы, чтобы покинуть его и жить по-своему в новом мире. Я нашел остров, воплощение моей мечты, чтобы оттачивать свое мастерство. А после, когда я исследовал Срединную Землю и вел борьбу с нечистью, Арго вернулся, и я дал ему новую силу только для того, чтобы его заграбастал тот, кому следовало бы давно умереть - умереть так же, как женщине, что ушла недавно. Но это дело я пока оставлю до другого раза.
- Ты помогал строить Арго. Ты думаешь, он желает такого мщения?
- Я не питаю любви к этому кораблю. Он предал меня.
- И скорбел об этом.
- Помогая моим похитителям, он помог убить моих детей. Выжил один Раптор. Он уже преодолел пределы небес. Но Арго с тех пор был мне полезен. Он пытается исправить сделанное.
На последние слова я не ответил. Я не сумел прочесть его мысли. А Дедал, этот возрожденный, все говорил и говорил с вызовом, быть может сердясь на мое неумелое и неуклюжее нападение.
- Сперва я нашел это… - Он поднял половинку золотой лунулы, амулет Мунды. Я ясно увидел его отражение в щите и тень Дедала за ним. - Я переправлюсь и открою путь войску. Поведу войско за собой по миру, к своим горам. С их помощью я уничтожу Хозяйку Диких Тварей, что так мешала мне жить.
- И все на своем пути.
- Путь будет не так уж широк.
- Ты до костей изъеден местью.
- Напротив. Я сияю новизной. Мне не хватало лишь одной пятой меня. Четырех оказалось довольно, чтобы выбраться на берег. Но дальше к востоку мое влияние слабело. Я смастерил две сотни дубовых воинов-истуканов, я призвал старейших существ. Я даже похитил дух человека, раба с юга, чтобы он доставил с острова упавшие за это время диски, когда услышал шепот Арго, приплывшего сюда.
Талиенц! Так вот в чем было его предназначение…
- …И тогда я понял, что силы вернулись ко мне, хотя лишь в малой мере.
- Он не смог бы доставить тебе новые диски. Твой краденый дух, Талиенц. Твое сердце знает об этом или то место, где у тебя должно быть сердце. Ты это знаешь.
Снова молчание.
- Раптор до сих пор в Срединной Земле.
- Нет никакой Срединной Земли. Она существует лишь в твоем воображении. Ты создал ее так же, как создавал диски, которые падали на склоны твоих гор, доставляя среди невнятицы и бреда знаки, подтверждающие то, что ты знал или желал доказать.
Что-то ударилось об один из щитов, с грохотом сбило его на пол, и он закружился, а с ним кружился некий блестящий предмет. Второй летящий диск прошел так близко, что мне пришлось пригнуться с поспешностью, от которой возмутилось мое бедное тело. То, что ударилось в щит, откатилось к моим ногам, и я поднял горячий, исчерченный рисунками и знаками круг.
Растерянность Мастера была ощутима, словно запах пота.
- Видишь? - неуверенно проговорил он. - Мальчик отыскал меня даже здесь.
- Почему ты это сказал?
- Потому что я не создавал этих дисков.
- Нет. Их создал я.
Эти чары были не так просты, как приручение животных, потому что приходилось работать с металлом. Но это было возможно, и Дедал проделывал это год за годом - в прошлом. Сильный дар.
- Твоя ошибка, - тихо сказал я ему, - не в том, что ты посягнул на невозможное. Ты не осознал, что родился слишком рано. Когда ты отчаянно стремился исследовать нечто, существующее или несуществующее, посылая на смерть сыновей и дочерей, ты предавал собственный разум. Ты стал черпать из неестественного источника. Неестественное существует, но существует для того, чтобы властвовать над естественным. С той минуты, как ты увидел Раптора в вымышленной тобой Срединной Земле, ты пропал. Только неестественная сила могла доставить его туда. Ты предал свой разум.
Ты забыл или не хотел знать, что ты из тех, кто родился слишком рано, чтобы увидеть, как сбудутся все мечты.
- Это можно сказать о каждом из нас.
- Согласен.
- Но некоторые из нас спорят с этим.
- А что толку?
- Ради торжества, какое дает человеку взгляд в неизвестное.
- Разве жизнь, жизни всех, кого ты любил, стоят взгляда?
- Скажи сам. Ты, человек, разгуливающий с каждым Временем, как любовник, который вслушивается в каждое слово любимой, лаская и уговаривая ее. Тихо плывущий по течению Арго был тебе колыбелью и пеленками. Я вышел за пределы!
- Тебе это не удалось.
- Я пытался. Я послал к этим пределам свою жизнь. Двух прекрасных сыновей, трех прекрасных дочерей, готовых последовать за ними. Я пожертвовал жизнью ради постижения. Разве не для того дана нам сила воображения?
- Воображение дано, чтобы предвидеть будущее. Ты использовал его для создания ложного понимания. Ты устремился мечтой за пределы. Как многие из нас. В том нет ничего дурного. Как хочется нам достичь понимания непостижимого! Но приходится смириться с тем, что в наших силах добавить лишь маленький кусочек будущего, внести малую долю в те времена, когда не придется пришивать сыновьям крылья, чтобы отправить их в полет.
Ты создал мир мечты для себя, Дедал. Мастерски создал, нельзя отрицать.
- Но меня создал ты. Искра жизни принадлежала тебе.
- Ты хорошо использовал ее. До Крита.
- И снова использовал, чтобы вернуть эту реку в ее прежнее ложе.
- Но она не пропустит тебя.
- Пропустит. Как только я найду вторую половину. - (Золото снова ярко вспыхнуло.) - Арго сказал мне, что она лежит у того берега, там, где обронил ее сын вождя.
Он опять показался - смутной тенью, торопливо шагнувшей в сторону реки. Я пошел за ним, но он снова исчез, и я ощущал лишь его бдительное нетерпеливое присутствие.
И какую-то перемену в Нантосвельте!
Между пристанищем и дальним берегом течение реки замедлялось. Бурный поток, захлестывавший берега и нависшую листву, замирал под восходящей луной. Отхлынув, поток обнажил пологие спуски к каменистому руслу.
Как загрохотало войско! Они рванулись вперед, ведя лошадей в поводу. Звон щитов и яростные крики в ночном воздухе отдавались в ушах, словно пульсирующая кровь в голове воина. Факелы на нашей стороне слились в огненную стену.
Лаяли бронзовые псы. Талосы подступили к самому краю воды и присели, привычно, настороженно выжидая.
Арго сбросил причальные канаты, плавно отошел от берега, направляясь к нам. Под ним в воде что-то светилось - солнечная искра на бледном месяце. Кто-то вертким угрем прыгнул за борт, нырнул, всплыл, держа в руках лунулу. Так же легко поднялся на борт. Вернулся и Арго.
Шум не стихал. Град камней не прекратился. Пращникам отвечали другие, из малочисленного войска Вортингора, расположившегося в лесу на дальнем берегу, а вот за нами не видно было ни Урты, ни Пендрагона, ни остальных.
Теперь показался и Дедал, почти невидимый в своих серых лохмотьях. Он шел к причалу. Талосы - те, что были мне видны, а видел я, может быть, десяток из сорока - обернулись к нему. Фигурка скользнула от Арго, как угорь от своего илистого гнезда (легко, быстро и уверенно), и, поравнявшим с Дедалом, бросила ему золотой обломок. Дедал поймал, а Мунда подбежала ко мне и кинулась в мои объятия.
- Так надо было! Поверь!
Дедал высоко поднял свои "сердце и легкие", а потом, продев в каждый обломок шнур, повесил их себе на шею.
Нантосвельта между тем текла лениво и тихо, и полчища Мертвых начали переправу по грудь в воде, ведя за собой лошадей, волоча колесницы. Перед каждым полком двигался отряд копейщиков, в легком вооружении и доспехах. Они держали перед собой щиты, прикрываясь от летящих камней.
Реку запрудили тела людей и животных.
И тогда река взбесилась!
Второй раз я увидел, как водяной вал, несущий уничтожение, прокатился по руслу, мощно вздымаясь к окрестным холмам, расшвыривая валуны и стволы, накатывая быстрее колесницы Конана, быстрее молодого пса, погнавшегося за голубем. Он мгновенно настиг нас. Он нес перед собой целые деревья из далекого леса. Обломки их стволов сокрушили пристанище, талосы, чисто вымели берега реки. Оба берега. Завывающее войско Мертвых унесло на север. Новые шеренги Мертвых, заметив опасность, уже не успевали повернуть назад. Войско выталкивало к потоку, в поток, и последние крики Мертвых затихали в темноте.
Я предчувствовал, что со временем река повернет на запад и вынесет их к местам, которым они принадлежали, а не к морю.