- Я никогда не позволяю предсказывать свою судьбу, - сказал толстяк. - Это вопрос принципа. - Но тут он вспомнил нищего. - Кроме того, я не могу себе это позволить.
- Твоя цена в твоей руке! - сказала старуха. Она вынула инжир из руки толстяка и провела его в будку. Она встряхнула медный сосуд и высыпала его содержимое на прилавок. В сосуде было около тридцати монет разнообразной формы, цвета и размера. Она внимательно посмотрела на них, затем взглянула на толстяка.
- Я предвижу надвигающиеся перемены, - сказала она. - Я вижу сопротивление, затем уступку, потом поражение и победу. Я вижу завершение и вновь начало.
- Ты можешь говорить более понятно? - спросил толстяк. Лоб и щеки его горели. В горле пересохло, и было трудно глотать.
- Разумеется, могу, - ответила старуха. - Но я не стану этого делать, ведь жалость - это добродетель, а ты мне нравишься.
Она внезапно отвернулась от него. Толстяк взял с прилавка небольшую монету из кованого железа и вышел.
Улица Начал. Улица Слоновой кости…
Его остановила женщина. Нельзя было сказать, была ли она молодая или старая. У нее были резкие черты лица, темные глаза обведены сурьмой, губы ярко накрашены.
- Дорогой мой, - сказала она, - моя полная луна, моя пальма! Цена ничтожна, а удовольствие незабываемо.
- Я так не думаю, - ответил толстяк.
- Подумай об удовольствии, мой любимый, об удовольствии!
И действительно, как это ни было странно, толстяк подумал, что ему и вправду доставило бы удовольствие общение с этой грязной, болезненного вида женщиной с улицы, удовольствие большее, чем все заранее известные и стерильно чистые отношения прошлого. Вспышка романтических чувств! Но об этом не могло быть и речи, здесь процветал сифилис, и у него не было времени, ему нельзя было останавливаться.
- Как-нибудь в другой раз, - сказал он.
- Увы! Другого раза может не быть.
- Кто знает?
Она посмотрела ему в глаза.
- Иногда можно знать. Этого никогда не будет.
- Возьми это на память обо мне, - сказал толстяк и сунул ей в руку монету.
- Ты поступил очень мудро, заплатив мне, - сказала она. - Ты сам скоро увидишь, что ты купил.
Толстяк повернулся и пошел вниз по улице. Все его суставы болели, было ясно, что он заболел. Улица Лезвий, улица Конца и вот, наконец, дом купца Ахлида.
73
Толстяк постучал в огромную, обитую медью дверь. Слуга впустил его и провел через внутренний дворик в прохладную затемненную комнату с высоким потолком. Толстяк почувствовал себя намного лучше, сидя на мягких парчовых подушках и потягивая ледяной шербет из охлажденной серебряной чашки. Но он все же чувствовал себя очень странно, головокружение так и не проходило. Это раздражало толстяка, было совсем не к месту. В комнату вошел Ахлид, щуплый и тихий человек лет пятидесяти. Толстяк спас ему жизнь во время беспорядков в Мухгайле. Ахлид был благодарен ему за это и, самое важное, был надежным человеком. Они имели общий бизнес в Адене, Порт-Судане и Карачи. Они не встречались с тех пор, как Ахлид несколько лет назад переехал в Арахнис.
Ахлид осведомился о здоровье толстяка и внимательно выслушал его жалобы на недомогание.
- Мне кажется, я просто не могу переносить этот климат, - сказал толстяк. - Но это не имеет отношения к делу. Как твое здоровье, друг мой, как твои жена и ребенок?
- У меня все хорошо, - ответил Ахлид. - Несмотря на тяжелые времена, мне все же удается заработать на жизнь. Моя жена умерла два года назад, когда ее на базаре укусила змея. Дочь моя здорова, ты увидишь ее позже.
Толстяк пробормотал слова сожаления. Ахлид поблагодарил его и сказал:
- В этом городе можно научиться, как жить со смертью. Смерть присутствует в мире повсюду, это неизбежно, и в свое время она приходит к каждому из нас, но в других местах это не так заметно. В других местах смерть совершает свои набеги на больницы, катается по дорогам, прогуливается по городу, чтобы навестить страждущих, и обычно ведет себя как порядочная женщина. Конечно, бывают и неожиданности, но в основном она действует там, где ее ждут, и она старается не нарушить разумных надежд и ожиданий честных и уважаемых граждан.
Но здесь, в Арахнисе, смерть ведет себя совершенно по-другому. Возможно, причина кроется в палящем солнце и болотистой почве, может, именно это заставляет ее капризничать, зависеть от настроения и быть безжалостной. Какими бы ни были причины, смерть здесь вездесуща и появляется неожиданно, ей доставляют удовольствие неожиданные сюрпризы и перемены, она посещает все кварталы города, не брезгуя даже мечетями и дворцами, где человек может надеяться хотя бы на какую-то безопасность. Здесь смерть - не добропорядочный гражданин, а дешевый драматург.
- Прости меня, - прервал его толстяк. - Мне кажется, я немного вздремнул, жарко. О чем мы с тобой говорили?
- Ты спросил меня о дочери, - ответил Ахлид. - Ей сейчас семнадцать лет. Может, ты хочешь увидеть ее прямо сейчас?
- С удовольствием, - сказал толстяк.
Ахлид провел его темными коридорами, вверх по широкой лестнице, затем через галерею, через узкие прорези окон которой пробивался свет из внутреннего дворика с фонтаном. Они подошли к двери. Ахлид постучал и вошел.
Комната была ярко освещена. Пол был сделан из черного мрамора с многочисленными белыми прожилками. Прожилки беспорядочно пересекались друг с другом, как клубок ниток. В центре комнаты сидела серьезного вида темноглазая девушка, одетая в белые одежды, она вышивала что-то на натянутой на рамку материи.
- Очаровательно, - сказал толстяк. Девушка не подняла глаз. Высунув кончик языка, она полностью отдалась вышивке. Узор ее вышивки был примитивен и хаотичен.
- Она очень послушна, - сказал Ахлид.
Толстяк протер глаза и выпрямился. Он вновь сидел в гостиной Ахлида на парчовых подушках. Ахлид писал что-то в своей расчетной книжке. Перед толстяком стояла чашка с недопитым шербетом.
- Прости меня, - сказал толстяк. - Я очень плохо себя чувствую. Мне кажется, лучше всего перейти прямо к делу.
- Как пожелаешь, - ответил Ахлид.
- Я приехал сюда, - сказал толстяк, - чтобы кое-что организовать с твоей помощью, за приемлемую цену, конечно. У меня имеется предмет, не имеющий никакой ценности ни для кого, кроме одного человека. Необходимо доставить определенную деталь двигателя в определенное место, и я уверен, что мне, вернее, тебе, Ахлид, удастся это сделать. Мне что-то трудно говорить. Это дело, которое я хочу…
- Друг мой, - прервал его Ахлид, - не пора ли нам поговорить всерьез?
- Да? Уверяю тебя, я…
- Не пора ли нам поговорить о том, что ты собираешься сделать за тот небольшой срок, который тебе остался? - спросил Ахлид.
Толстяку удалось улыбнуться.
- Признаюсь, я нездоров, но кто может знать…
- Пожалуйста, - сказал Ахлид, - друг мой, мой благодетель. Мне очень жаль, но я должен сказать тебе, что ты заразился чумой.
- Чумой? Не смеши меня. Да, я нездоров, мне необходимо обратиться к врачу.
- Я уже вызвал своего доктора, - сказал Ахлид, - но я хорошо знаю признаки чумы. Все в Арахнисе знают это, ведь чума тесно переплетается с нашей жизнью.
- Это кажется невероятным, - сказал толстяк.
- К чему мне обманывать тебя? - сказал Ахлид. - Я говорю тебе то, в чем уверен. Зачем тебе тратить драгоценное время на отрицания?
Толстяк долгое время сидел молча. Наконец он тупо произнес:
- Еще тогда, когда я сошел на берег, я уже знал, что серьезно болен. Ахлид, сколько мне осталось жить?
- Может быть, три недели, возможно, месяц или два.
- И не более?
- Не более.
- Понимаю, - сказал толстяк. - Что ж, в таком случае… здесь есть больница?
- Ничего достойного этого названия. Ты останешься здесь, со мной.
- Об этом не может быть и речи, - возразил толстяк. - Риск заражения…
- Никто не может избежать заражения в Арахнисе, - сказал Ахлид - Слушай меня. Ты пришел сюда, чтобы дожить оставшиеся тебе дни и умереть. Это твой дом, а я твоя семья.
Толстяк слабо улыбнулся и покачал головой.
- Ты ничего не понимаешь, - сказал Ахлид. - Смерть - это часть жизни. Следовательно, ее нельзя отрицать. То, что нельзя отрицать, необходимо принять. Мы должны покориться тому, чего не можем преодолеть. А поскольку мы с тобой люди, наша покорность должна быть равна нашему отрицанию. Тебе очень повезло в том, что у тебя есть шанс подготовиться к смерти и сделать это здесь, в приятном прохладном доме, в твоем собственном доме. Это хорошо.
- Да, конечно, - сказал толстяк. - Но это может причинить тебе неудобства.
- Твоя смерть причинит мне не больше неудобств, чем моя собственная, - ответил Ахлид. - И у нас будет время поговорить, пока ты готовишься к смерти. Это поможет и мне.
- Каким образом?
- Мое принятие моей собственной смерти еще несовершенно, - сказал Ахлид. - С твоей помощью я надеюсь постичь то, чему должен научиться ты: как покориться с достоинством.
- А твоя дочь?
- Нить ее жизни еще тоньше. Ведь ты сам заметил это, не правда ли? Ей тоже необходимо научиться.
- Хорошо, - сказал толстяк. - Все это очень странно, не так ли? И в то же время в этом нет ничего странного. В данный момент я удивлен в большей мере не приближением смерти, а тем фактом, что ты стал философом.
Ахлид покачал головой.
- Я простой человек, и человек напуганный. Но все же я человек и гляжу я перед собой прямо.
- И я тоже, - сказал толстяк. - Много лет мне понадобилось, чтобы понять то, что важно.
- И в этом нет ничего удивительного, - сказал Ахлид. - Если бы все люди только и обращали внимание на великие дела и важные проблемы, то кто бы делал прохладный шербет?
- Ты опять прав, - согласился толстяк. - Сейчас мне хотелось бы немного отдохнуть. Потом мы поговорим еще.
Ахлид позвонил в колокольчик.
- Слуга и я поможем тебе пройти в спальню. Доктор будет здесь прежде, чем ты проснешься. Хочешь ли ты, чтобы я сделал что-то ради того дела, о котором ты говорил?
- Нет, - ответил толстяк, - меня это уже совершенно не интересует.
- В таком случае не будем больше об этом говорить. Так или иначе, проблемы бизнеса решаются сами собой.
Вошел слуга, и толстяку помогли пройти в прохладную светлую спальню. Он понял, что счастлив. Действительно, на земле ничего нельзя предугадать.
74. Один-одинешенек и в отчаянии
Мишкин сидел за столом у подножия стеклянной горы, стоявшей сразу же за бескрайними лесами Гармонии. Он пил утренний кофе. Робот принес утреннюю почту.
Прежде всего, здесь было официальное сообщение о невозможности доставки детали двигателя L-1223A. Было перечислено пять причин. Мишкин не стал их читать. Официальное сообщение было ксерокопировано.
Далее было письмо от дядюшки Арнольда.
"Дорогой Том! Ты наверняка уже знаешь, что я сделал, за какие ниточки я дергал, но ничего не срабатывает, я никак не могу послать тебе эту деталь к двигателю. Однако я не оставил надежд. (Твой дядюшка Арни никогда не оставляет надежд!) Может, ты знаешь о том, что твой племянник Ирвинг Глюкман работает в отделении "Рэнд Корпорейшн" консультантом. Я хочу попросить его, чтобы он обратился к боссу и чтобы они рассмотрели твою проблему, как имеющую отношение к национальным интересам, ведь в какой-то мере так оно и есть. Все это займет немного времени, но если тебе удастся попасть домой любым другим способом, это тоже будет неплохо. Выше голову, и мои лучшие пожелания твоему роботу".
И, наконец, письмо от человека с тысячей лиц:
"Дорогой Том! Я испробовал все, что было в моих силах, и даже больше, чтобы переслать тебе эту деталь к двигателю и выручить тебя из этой ужасной неразберихи, в которую ты попал благодаря мне. Я даже пошел на то, что создал совершенно новую сюжетную линию, и все это с единственной целью - доставить тебе деталь двигателя. Данная сюжетная линия характеризуется безупречной логикой и реализмом взаимоотношений между героями. Но мой главный (новый) герой заразился чумой, потерял всякий интерес к жизни и в результате отказался завершать работу, для которой я его создал. Я попытался заставить двух его помощников довести дело до конца, но они влюбились друг в друга и улетели на Сейшельские острова, где изготовляют украшения и питаются натуральной пищей. Так что я потратил уйму времени и слов без всякой на то пользы. Очень сожалею, но это была моя последняя интересная идея, а сейчас мой доктор настаивает на том, что мне необходимо отдохнуть.
Прости меня, Том, у меня нервы не в порядке, я сломлен, и я ничего не могу для тебя сделать. Не могу тебе передать, как я сожалею, что так все получилось, в особенности потому, что ты был таким терпеливым и принес много пользы с самого начала.
Посылаю в отдельной упаковке коробку шоколадных конфет с орехами, пресс-папье из панциря черепахи и рукописную копию моей последней книги "Как выжить на незнакомой планете". Согласно мнению беспристрастного читателя, это очень глубокое и хипповски написанное исследование проблем, подобных тем, с которыми сталкиваешься ты, и в ней содержится множество полезных советов и предложений. Крепись, старик, пусть реет старый флаг и все такое прочее. Если что-нибудь произойдет, я тут же вмешаюсь, но вообще-то ты не очень на это рассчитывай.
Всего хорошего.
Автор".
75. Затемнение
О, одиночество! Заброшенность! Боль! Быстро, Ватсон, иглу, таблетку, сигарету с марихуаной, пилюлю! Слишком много звезд, слишком много взглядов. Расчленяем. Но вначале съешьте этот изумительный сливочный сыр и сандвич.
76. Окончательная трансформация
- Томми! Сейчас же перестань играть!
- Я не играю, мама, это по-настоящему.
- Я знаю, но все же бросай игру и иди домой.
Мишкин горько рассмеялся.
- Я не могу попасть домой, в том-то и дело. Мне необходима деталь для космического корабля.
- Я тебе что говорю - брось сейчас же. Положи на место веник и сейчас же иди домой!
- Это не веник, а космический корабль! Кроме того, мой робот говорит…
- И принеси домой этот старый радиоприемник! Иди сейчас же ужинать!
- Прямо сейчас, мам? Можно, я еще немного поиграю?
- Уже почти темно, а тебе нужно кое-что сделать по дому. Иди немедленно!
- А...
- И перестань, пожалуйста, дуться.
- Хорошо, но это и вправду космический корабль, и он не может взлететь.
- Ну ладно, пусть это потерпевший аварию космический корабль. Ты идешь?
- Да, мам, бегу прямо сейчас.
77. Окончательные деформации
Человек с тысячей лиц превращается в Мишкина. Робот превращается в дядюшку Арнольда, а тот, в свою очередь, в Орхидия, который превращается в толстяка, который превращается в робота, который превращается в человека с тысячей лиц, который превращается в Мишкина, который превращается в соединения и комбинации. Будет небольшой перерыв, во время которого участники реиндивидуализируют себя. Будет слышна музыка сфер. Будут подаваться закуски. Ваш инсайт будет проецироваться машиной иллюзий. Курить разрешается.
Последний экспонат
Фотография второго батальона Тридцать второго полка Седьмой дивизии Восьмой армии. Это большая фотография, целый свиток, это сувенир. Осторожно развернем ее. Как знакомы все лица! Но посмотрите - вот он, Мишкин, третий слева в четвертом ряду! На его лице глупая ухмылка. И ничего в нем нет интересного!
Заметки по восприятию воображаемых различий
Заметки по восприятию воображаемых различий
(пер. с англ. В. Баканова)
1
Ганс и Пьер находятся в тюрьме. Пьер - француз, небольшого роста, полный, с черными волосами. Ганс - немец, высокий, худой и светловолосый. У Пьера желтая кожа и черные усы. У Ганса здоровый цвет кожи и светлые усы.
2
Гансу и Пьеру становится известно, что недавно объявили амнистию. По условиям этой амнистии Пьера выпустят немедленно. О немцах не говорится ничего, и Ганс должен будет остаться в тюрьме. Это печалит обоих узников. Они думают: "Если бы Ганса освободили вместо Пьера.."
(Ганс опытный слесарь. Оказавшись на свободе, он сможет вызволить из тюрьмы своего друга. Француз - профессор астрофизики и не в состоянии помочь никому, даже самому себе. Он бесполезный человек, но приятный; немец считает его самым хорошим человеческим существом, которое он когда-либо встречал Ганс принимает решение выйти из тюрьмы, чтобы освободить друга.)
Есть один способ - обмануть стража. Если тот поверит, что Ганс - это Пьер, тогда Ганса выпустят. И он сможет вернуться к тюрьме и помочь Пьеру бежать. Для этой цели они разработали план.
Вот слышатся шаги в коридоре. Это страж! Друзья приступают к первой фазе плана, поменявшись усами.
3
Страж входит в камеру и говорит:
- Ганс, шаг вперед.
Оба мужчины делают шаг.
Страж спрашивает:
- Кто Ганс?
Оба пленника отвечают:
- Я.
Страж разглядывает их. Он видит высокого худого блондина с черными усами и здоровой кожей, стоящего рядом с маленьким полным брюнетом со светлыми усами и желтоватой кожей. Несколько секунд он подозрительно изучает их, затем признает в высоком немца, а другому, французу, приказывает выйти.
Узники готовы к этому, они бегут за спину стража и меняются волосами.
Страж осматривает их, невозмутимо улыбается и достает классификационный лист. Он определяет, что высокий черноволосый мужчина с черными усами и здоровым цветом лица - немец.
Пленники шепотом совещаются и вновь забегают за спину стража. Ганс пригибается, а Пьер становится на цыпочки. Страж, который чрезвычайно туп, медленно поворачивается к ним.
На этот раз задача сложнее. Он видит двух мужчин одинакового роста. У толстяка светлые волосы, светлые усы, желтоватая кожа. Другой черноволос, худощав, с черными усами и здоровой кожей. У обоих синие глаза - это совпадение. После некоторого раздумья страж решает, что первый узник - со светлыми волосами, светлыми усами, желтоватой кожей, полный - француз.
Пленники в третий раз проскальзывают за его спину и торопливо советуются.
(У стража водянка и очень плохое зрение. Его реакции замедленны из-за скарлатины, которой он переболел в детстве. Он с трудом поворачивается, часто-часто моргая.)
Пленники вновь обмениваются усами. Один втирает в кожу пыль, в то время как другой мажет лицо сажей. Полный становится еще выше на цыпочки, а худой еще больше пригибается.