Но источник этих фиолетовых лучей? Огромный чан расплавленного металла чуть ниже пола? Ведь от них исходит и жар, о чем свидетельствует все увеличивающийся перевернутый конус черной земли в тающем снегу перед дверью.
Или гигантские раскаленные нити под поверхностью?
Впрочем, я не сомневался, что источник лежит много глубже. Мне чудилась бесконечная скважина, уходящая вертикально вниз, вниз, вниз… пока у меня не закружилась голова. Шахта Федерико, из которой убрали все лифты и пересадочные площадки, так что она превратилась в ничем не перегороженную сорокакилометровую яму.
Я опустил бинокль, замигал от рези в глазах, помотал головой, чтобы она перестала кружиться, и посмотрел в сторону Амарильо-Кучильо. Лазеры все еще пронзали там воздух, но зеленых лучей вроде бы стало больше, чем красных.
Я протянул было электронокль Рейчел, и тут Мендоса, все еще глядевший на лиловую вышку, внезапно с шипением выдохнул воздух.
Не обращая внимания на сердитые протесты Рейчел, я опять выхватил у нее бинокль и прижал его к глазам.
Порой я сожалею, что сделал это, но все-таки лучше, что смотрел в него я, а не она.
От фиолетового столпа возвращались восемь мексов. Еще восемь все с тем же неприятным судорожным напряжением кинулись к штабелю, который словно успел чуть уменьшиться, ухватили бревно, потащили его к центру и бросили в фиолетовый столп, где оно на мгновение ярко осветилось, прежде чем ухнуть в дыру, из которой бил свет.
И в этот киномиг я увидел, что туда падает не бревно, а высокий человек со спеленутыми ногами, с руками, притянутыми к бокам, массивный человек, казавшийся еще массивнее из-за веревок, опутавших его от шеи до щиколоток. Я смотрел, как эта операция повторилась шесть раз, пока от штабеля не осталось ничего. Смотрел, хотя у меня старались вырвать бинокль, чуть меня не опрокидывая. Но я вцепился в него изо всех сил рук и экзоскелета. Вцепился и держал наведенным на основание фиолетового столпа.
По-моему, мне вовсе не хотелось наблюдать происходящее. По-моему, я испытывал омерзение. Я знаю, что от этого зрелища у меня внутри все разрывалось. Я ощущал себя то рыкающим зверем, то сострадательным человеком, то безумцем, то вмороженной в лед кинокамерой.
Но я должен был смотреть, должен был наблюдать. И каждый раз старался - безуспешно, но упорно - разглядеть выражение на лице связанного техасца, падающего в слепящую дыру.
Одновременно я слышал дальние пронзительные стенания, которые то повышались, то понижались, без всякой системы. Я твердил себе, что это поднимается ветер. Я твердил себе, что это воют волки. Я твердил себе, что это вовсе не сливающиеся воедино вопли людей, объятых либо предельным ужасом, либо кровожадной яростью.
Бинокль выскользнул из моих пальцев. Не знаю в чьи. Я долго стоял, опустив голову. Или мне просто показалось, что долго.
Потом среди многих не воспринятых мною слов я вдруг расслышал, как кто-то, не помню кто, сказал:
- Да, все киборги ушли. Последние что-то бросили в дыру. Да, какой-то предмет, не человека.
Я поглядел вверх. Небо было темным. В направлении Амарильо-Кучильо в него еще вонзалось несколько лазеров, все зеленые.
Я услышал, как кто-то… Опять не помню кто - может быть, в странном своем состоянии я слышал не голоса, а лишь смысл говорившегося? В любом случае, я услышал, как кто-то сказал деловито:
- Ну, на этот раз русские побили техасцев, тут сомнений нет.
До этой секунды, если не считать краткого срока, когда мне представилось, что вольные стрелки нас обнаружили, я даже не задумался, кто, собственно, сражается с кем в битве под Амарильо-Кучильо.
И тут я расслышал… нет, не стенания, слава Марсу! - хотя вначале эти звуки были даже еще более слабыми. Но в них чувствовались напевность, ритмичность, звонкость и - волей-неволей приходилось признать - музыкальность. Они возникали из темноты, разносились над снежной пустыней со стороны Амарильо-Кучильо и постепенно нарастали.
Долгое время я пытался убедить себя, что это иллюзия, порождение глубин моего сознания, тщетно стремящегося изгладить из памяти недавние ужасные вопли, однако затем я обнаружил, что все вокруг меня тоже застыли без движения и слушают. Тут из мрака возникла первая белая фигура, точно привидение, - сначала маленькая, но непрерывно становящаяся все выше.
Я услышал, как позади к нам подошел Гучу и сердито зашептал:
- Давайте-ка…
По-моему, он намеревался сказать "…побыстрее в веенвеп!", но, увидев как обстоит дело, сразу передумал. Во всяком случае, он докончил:
- …замрите! Тасито, прижми пистолет к брюху профессора.
К этому времени из морозной мглы возник уже весь марширующий маленький отряд. В нем не набралось бы и двадцати человек. Все были в белых маскировочных комбинезонах, а лазеры держали наперевес, или закинутыми на плечо дулом вниз, или небрежно зажимали их под мышкой. Все они были рослыми, и теперь я ясно разбирал слова марша, который они негромко пели на мучительно знакомый мотив:
От вулканов Гватемалы
До торосов Арктики
За Техас и за свободу
Бьются вольные стрелки.
У китайцев и у русских
От пинков черны зады.
Кулаки, нутро и кольты
Мы Единственной Звезды.
Я было подумал, что они направляются к вышке, чтобы выследить восставших киборгов; потом с конвульсивным ужасом решил, что они ищут нас.
Однако выяснилось, что они просто движутся на юг между нами и вышкой, хотя и много ближе к нам, чем к ней. И внезапно остановились шагах в ста от нас. Тут уж мы действительно замерли. Ветер замел нас снегом, довольно удачно замаскировав. Во всяком случае, так мне хотелось верить.
Между двумя порывами ветра я разобрал, как грубый голос протянул:
- Что же, Кастера прикончили. Кто-то еще откликнулся:
- А Линдона так за морем, Господи его благослови.
- Угу! Человеку, который человек, с таинственным Востоком лучше не связываться, - заметил третий.
Я не слышал, чтобы с северо-запада за ними кто-то следовал, но, видимо, слух у стрелков был тоньше: они рассыпались по дуге и, опустившись на одно колено, навели лазеры туда, откуда пришли.
Но из северо-западной мглы появились не русские преследователи, а большая длинная белая машина, которая бесшумно скользила по снегу, извиваясь как змея.
Она остановилась перед стрелками, и раздалась хриплая команда:
- Прыгайте на борт, ребята! Шевелите задницами!
Они подчинились, хотя и не с той быстротой, на какой настаивал голос. И огромная машина заскользила на юг.
Мне почудилось, что до меня, замирая, донеслось: За Техас и за свободу Бьются вольные стрелки.
Возможно, мне следовало бы улыбнуться презрительно или хотя бы сардонически, но ничего подобного. Что-то во мне, о чем я даже не подозревал, было растрогано почти до слез.
Мы уже пошли к веенвепу, когда послышался рев. Сначала он доносился сквозь каменную толщу у нас под ногами, заставляя ее вибрировать и содрогаться. Мы зашатались, с трудом удерживаясь на ногах.
Затем рев стал оглушительным, лиловая вышка задрожала. Фиолетовый столп стал гораздо ярче, пробил крышу и устремился к зениту с каким-то ликующим торжеством. Затем в нем появилась ярко-багряная расплавленная масса. Затем разлетелись стены, и за несколько секунд на месте вышки поднялся конус багровой вязкой лавы, с каждым мгновением становясь выше и шире.
Рев замер, хотя земля у нас под ногами продолжала вибрировать. Гучу завопил:
- В веенвеп! Гейгер совсем взбесился.
Фаннинович отделился от нас и вперевалку побежал вверх на каменный бугор. Эль Тасито прицелился, но я ударил его по руке с пистолетом, пробормотал "Un momento, рог favor!" и кинулся за немцем. Рейчел и Роза последовали за мной.
Фаннинович взобрался на верхнюю гранитную глыбу. Его заливал багряный свет, но мы трое предпочли укрыться в тени бугра.
Грозя кулаком багряной пирамиде и нам, немец вопил во всю силу легких:
- Да, грязные русские выиграли одну битву! Но теперь они проиграют две битвы, десять битв, сто! Гитлер, когда его загнали в угол, создал "фау-один" и "фау-два"! И вот теперь техасцы, единственные наследники богатырского германского духа, обрели средство поставить на место завистливый мир! Столкнувшись с дефицитом радиоактивных материалов, они благодаря своему провидению, дерзанию и передовой технике сумели добраться до карманов радиоактивной магмы под земной корой! По всей своей великой стране, повсюду, где имеются требуемые геологические условия, они с восхитительным соблюдением секретности пробурили суперскважины! Пропавший Уранинитовый Шурф Чокнутого Русского послужит вехой на пути к новому Спиндлтопу! Всюду начинают бить судьбоносные фонтаны - как вчера вечером в Форт-Джексоне, хотя вы, безмозглые тупицы, не сумели разгадать смысл зарева над ним! Фонтаны магмы сделают Техас всемогущим. - Он обернулся к конусу лавы, поднял кулак повыше и рявкнул: - Зиг хайль! - и снова: - Зиг хайль!!
Возможно, и это должно было меня растрогать.
Но нет! Я подумал только, что все немцы маньяки и что техасцы с их манией величия, того и гляди, закатят бедной старушке Терре, и так изъязвленной атомными шрамами, новую лошадиную дозу смертоносной радиации.
Занятый этими мыслями, я ухватил Фанниновича за лодыжку и дернул. Он кубарем покатился вниз. Мы с Рейчел поймали его за плечи и поволокли к веенвепу. Он было попробовал упираться, но сзади Роза дала ему хорошего пинка.
Когда мы взобрались в веенвеп, Гучу взвыл:
- Идиоты беломазые! Везет вам как утопленникам, раз я вас дождался. Теперь держитесь!
Веенвеп взял курс прямо на восток, идя почти у самой земли, чтобы использовать бугор как экран. Мы пролетели на восток много километров, а потом по широкой дуге повернули на северо-запад в поисках шатров индейцев кри.
Глава 14. ЖЕЛТЫЙ НОЖ
Снова и снова все то же твердит он до поздней тьмы:
"Не заключайте мировой с Медведем, что ходит как мы…
Когда на дыбы он встанет, человек и зверь зараз,
Когда он прикроет ярость и злобу свинячьих глаз,
Когда он сложит лапы, с поникшей головой,
- Вот это минута смерти, минута Мировой".
Редьярд Киплинг. "Мировая с медведем".
В веенвепе Фаннинович все еще упивался сумасшедшим торжеством. Он читал нам лекцию, словно учитель, страдающий маниакально-депрессивным синдромом в разгар маниакальной фазы. Он брызгал слюной, как мой отец, играя Макбета, и его голос часто переходил в визг от исступленного злорадства Яго или Ричарда Третьего.
- Избитая истина! - начал он. - Человек толпы замечает чудеса науки и техники не раньше, чем с ревом взлетят ракеты, чем атомные ядра высвободят свою энергию при температуре Солнца - или же не прежде, чем насыщенная торием и ураном лава забьет фонтаном из суперскважины. Вы убедились воочию, тайна раскрыта. А потому слушайте внимательно, желторотые.
Эль Тасито замахнулся на него рукояткой пистолета, но Мендоса предостерегающе покачал головой.
- Давно известно даже безмозглым тупицам вроде вас, - продолжал Фаннинович, ничего не замечая, - что Терра покрыта твердой корой толщиной до семидесяти километров. Под ней находится мантия - три тысячи километров расплавленных пород под все нарастающим давлением. Одно время считалось, будто мантия постепенно остывает и сжимается. Но уже в двадцатом веке множество данных указывало, что температура мантии поддерживается на одном уровне вкраплениями мощных радиоактивных элементов. Эти глубокие вкрапления создают медленные конвекционные потоки, которые поднимаются прямо к коре, там растекаются горизонтально, а потом опускаются. Первым эту теорию выдвинул голландец Венег-Майнц - иными словами, первым разработал ее немец, поскольку голландцы вопреки их репутации миролюбцев были предками доблестных и давно оплакиваемых буров, из чего неопровержимо следует, что голландцы были подсознательными пруссаками.
Медленные конвекционные потоки несут с собой вещества, насыщенные радиоактивностью - самые горячие, поскольку они сами источники тепла. Каждый поток выплавляет купол в твердой коре там, где бьет в нее. Часть радиоактивных материалов поток уносит с собой вниз. Другая часть, однако, накапливается в непрерывно обогащающихся карманах под куполом. Таким образом, карманы радиоактивной лавы ассоциируются с куполами мантии, как иногда нефть - с соляными куполами. Техасцы…
- Наконец-то! - пробормотал Гучу из своего кресла. - Я так и знал, что без них не обойдется.
- Молчать! Благодаря своей способности мыслить масштабно и действовать по-крупному техасцы обеспечили необходимое умение и неустанное трудолюбие для бурения широких скважин…
- Вранье! - перебила Роза. - Их обеспечили киборгизированные мужчины.
- Нижнее протяжение скважин, - продолжал Фаннинович, - облицовывалось сверхпрочной феррокерамикой, молекулярно укрепленной, так чтобы радиоактивные материалы поднимались на поверхность и образовывали огромные конусы торио-урановых руд. Фараоны воздвигали пирамиды из известняков и погребались там с горсткой золота и кучкой хрупких драгоценных камней. Но техасцы заставили Природу сотворить сотни радиоактивных пирамид, каждая ценой в сотни миллиардов долларов.
- Сегодня десяток-другой техасцев был погребен под одной из их горячих пирамид, - вставил Гучу.
- Мы же, техасо-немцы, - глазом не моргнув, скромно продолжал Фаннинович, - всего лишь обеспечили необходимые теоретические изыскания, а также способ находить купол мантии.
- А именно? - спросил Мендоса после короткой паузы. Ему все еще было интересно, меня же давно тошнило от этой жуткой лекции про океаны расплавленных пород. Планета - просто ад под такой корой! Тут мне пришло в голову, что тошнота может быть первым симптомом летального облучения.
И когда Фаннинович, перед тем как широко зевнуть, запустил пальцы в короткую шевелюру, я был рад увидеть, что волосы у него клочьями не полезли.
- Ну-ну, - сказал он издевательски-снисходительным тоном, - мы несколько преуспели в подсчетах антинейтрино, пронизывающих по ночам Землю со стороны Солнца. Но в основном мы находим купола в мантии тем же способом, каким адмиралы Великого Фюрера находили вражеские боевые корабли в просторах Атлантики, иными словами, водя лозами по картам Техаса! Хо-хо, вижу, я вас поразил. Вижу, вы готовы презрительно фыркнуть. На здоровье! Это не изменит того факта, что мы, немцы, - древнейшие и самые первые рудознатцы, несравненные химики, потомки подземных богов, мудрые древние кобольды, как указывают даже названия элементов! Ха-ха!
Я перестал слушать последовавшую дискуссию, в которой шел обмен словами вроде "кобальт" и "псих". Я думал о том, что останься на всей Терре один-единственный кусок железной руды, немец его непременно разыщет и выкует из него Железный крест. Передо мной предстало кошмарное неотвязное видение, в котором процессия немцев и египтян кружила среди огромных, сияющих синевой пирамид, а волосы у них выпадали, плоть слезала с костей и мало-помалу они превращались в сверкающие голубые скелеты, увенчанные головами кошмарных животных и серыми касками с остриями.
Я сообразил, что веенвеп приземлился, только когда кто-то вывел меня наружу. Экзоскелет позвякивал и содрогался от судорожных подергиваний озябших фантомных мышц. Как в бреду, я увидел обрамленные мехом черноглазые в глубоких складках лица, словно из выдубленной кожи. Я ощутил запах старых шкур, немытых живых тел и холодного машинного масла. Возникли кожаные стены, по которым, пошатываясь, скользили тени. Затем я ощутил под собой грубый мех, услышал легкое серебристое позвякивание и, проваливаясь в сон, сообразил, что это зазвенел мой экзо.
Следующие двое суток я провел в лагере индейцев кри, отдыхая - что для человека, страдающего от невыносимой силы тяжести, означает вовсе не восстановление сил, а лишь цепляние за их жалкие остатки, нарастающее раздражение, стремительную потерю рассудительности и углубление негативизма.
Шатров было около десятка, укрытых в таком редком и худосочном лесочке, что между искривленными стволами в отдалении можно было разглядеть Амарильо-Кучильо и его аэро-космопорт, а также кое-где и патрули дюжих русских солдат.
Мендоса и остальные уговаривали меня затаиться, пока они не свяжутся с русскими и не придут с ними к соглашению. Мой техасский рост и странная внешность, твердили они, могут вызвать подозрение у русского военного командования, которое, возможно, не поставлено в известность, какую роль я сыграл в Восстании Согбенных.
Я упрямо спорил с ними. Разве я не Эль Эскелето и не прославился на весь мир? Даже Рейчел и Розе удалось добиться от меня только неохотного согласия временно принять их план.
Кри оказались интересным, хотя и угрюмым племенем. Например, их деньгами, а также божками были кувшинчики с нефтью и кусочки угля: теперь они знали, что эти черные субстанции хранят в себе энергию всей животной и растительной жизни. Кри никогда их не жгли, но использовали для меновой торговли и в малых количествах погребали с покойниками, "осеменяя" их для такого же бессмертия.
Но кри меня не занимали. Их жуткий английский и еще более жуткий испанский вызывали во мне раздражение, как и их запах, не похожий на мой, хотя, полагаю, ничем моего не хуже. Я просто старался их не замечать.
Ну, а что до совета затаиться и благоразумно сохранять горизонтальное положение, так кроме тех случаев, когда русские патрули оказывались слишком уж близко, я все дни бродил по лагерю в сопровождении хмурого Эль Тасито. Я часто останавливался, чтобы еще раз взглянуть на серебристый игольный нос "Циолковского" или "Годдарда", который ждал в космопорту, чтобы доставить меня на родину. Во всяком случае, так я объяснял себе его присутствие.
Все время меня грызла мысль, что я теряю драгоценное время, которое мог бы использовать для предъявления своих прав на радиоактивную пирамиду - что бы там Фаннинович ни лепетал о лозах и рудознатцах, мне представлялось очевидным, что именно Пропавший Уранинитовый Шурф Чокнутого Русского подсказал техасцам, где бурить их суперскважину.
Настоятельные советы моих коллег забыть про шурф и смириться: Россия, мол, никогда не допускала, чтобы иностранцы эксплуатировали богатства ее недр, - мне еще очень повезет, если им удастся устроить для меня визу и место в космолете! - эти разумные советы я выслушивал с большой враждебностью и растущим подозрением. Уж не торопятся ли они сплавить меня с Терры, чтобы завладеть моими богатствами?
На советы набраться терпения и изучить язык кри (Мендоса), потренироваться в стрельбе из лука (Рейчел), попробовать ЛСД (Гучу) я только огрызался.
Возможно, к этому времени я впал в хроническое полубредовое состояние из-за варикозности вен и неадекватного поступления крови в мозг. Впрочем, сомневаюсь. По-моему, в конечном счете все страдания мне причиняло воспаленное самолюбие, осложненное гравитационной болезнью.
Во всяком случае, когда в первый день Мендоса и отец Франциск отправились договариваться с русскими и не вернулись, когда Гучу, Роза, Рейчел - даже Фаннинович! - на второй день улетели в веенвепе и не вернулись, и никак не давали о себе знать, я решил действовать.