Впервые в жизни Клемент обнимал ребёнка. Пусть Мигель крепкий и рослый для своих лет, но всё равно - такое маленькое хрупкое тело. Лишь нажать чуть сильнее и кости хрустнут как веточки. При мысли, что неловким движением он мог причинить Мигелю боль, Клемента бросило в дрожь.
Но ничего страшного не случилось, Мигель по-прежнему прижимается к нему, обнимает. И ждёт, когда Клемент сам обнимет его покрепче.
Клемент слышал, как у него под ладонью стучит сердце Мигеля. Крохотная искорка жизни. Но перед её сиянием поблекнет любое солнце. "У меня есть только Светоч, - подумал Клемент. - А у Диего - истинный свет. Такой, который не превращает в тень, а наоборот, помогает самому стать светом. Диего не понимает, как ему повезло. Почему судьба так благосклонна к тем, кто не способен оценить её милость?"
Клементу достался лишь краткий миг истинного света, но тепла он дал больше, чем Клемент видел за все свои тридцать два года. Теньм благодарно прикоснулся губами к щеке Мигеля. "За что он так щедр ко мне? - не понимал Клемент. - Ведь я не сделал для него ничего такого, за что следовало бы так вознаграждать".
- Когда ты снова приедешь? - тихо спросил Мигель.
У теньма ёкнуло сердце. "Только этого не хватало - уподобиться Латеру. Поманить надеждой и предать".
- Тебе надо забыть меня, - твёрдо сказал Клемент. - Лучше дружи с тем, кто сказал тебе, почему нельзя бить женщин.
- Диего прогнал его. И Гюнтера прогнал. Они больше никогда не приедут. Но ты ведь не батрак, ты мой дядя. Ты можешь приехать, когда захочешь. Правда, ты скоро приедешь? - Мигель попытался заглянуть Клементу в глаза.
- Нет. - Клемент бережно ссадил Мигеля с колен, встал с кресла. - Я уезжаю очень далеко. Навсегда уезжаю.
- Я всё равно буду тебя ждать. Очень-очень сильно ждать! Каждый день!
- Мигель, я…
Мальчик крепко схватил его за одежду.
- Ты мой дядя. Только ты. Я буду ждать, когда ты приедешь. Тогда ты обязательно приедешь!
Клемент убрал его руки.
- Прости. И забудь как можно скорее. Я не приеду. Не смогу. - Клемент пошёл к двери на лётмаршную площадку.
- Я всё равно буду ждать! - закричал вслед Мигель. - Я буду ждать тебя!
Клемент заставил себя не оборачиваться.
"Больше я никогда не покину границы Алмазного Города. Увольнительные можно отбыть и в башне. Пусть Серый капитан делает со мной, что хочет, но в большой мир я отныне не выхожу. Всё, хватит. Пусть я всего лишь тень, но даже у тени есть предел прочности. Мир соткан из боли, предательства и ненависти. Я не хочу его видеть. Я не хочу в нём жить. Всё, что мне надо - спокойно дождаться конца моего срока. К счастью, до него уже недалеко".
У площадки висел рейсовый лётмарш. Клемент по шаткому трапу прошёл в салон, купил у кондуктора билет до космопорта Плимейры. Сел в пассажирское кресло, достал мобильник и отправил в порт эсэмэску, заказал место в ближайшем аэрсе на Маллиарву. Убрал телефон. Взял у кондуктора газету. Но взгляд бездумно и невидяще скользил по строчкам. "Я буду ждать тебя!" - звучало в ушах.
- К утру он забудет меня, - прошептал Клемент. И повторил как заклинание: - Забудет, забудет, забудет. Ведь я случайный эпизод… Тень без имени и без лица.
Но в собственные слова не верилось. Мигель, может быть, и забудет дядю, только вот Клемент никогда не сможет позабыть племянника. Ни доверчивости, с которой Мигель принял никогда не виденного прежде родственника, ни тепла маленького хрупкого тела, ни, тем более, сказанных Мигелем слов.
- Я буду ждать тебя, - тихо повторил Клемент. - Я буду тебя ждать.
* * *
Когда Ланмаур Шанвериг вызвал внука к себе в кабинет, у Малугира тревожно сжалось сердце. Рядом с дедом он всегда чувствовал себя виноватым. Не получалось у Малугира быть достойным наследником рода - не хватало ни величия по отношению к низшим, ни почтения к высшим, ни умения подобрать нужные слова и произнести их в наилучшую для этого минуту. Губернатор постоянно пенял внуку как за неуклюжесть и тугодумие, так и за спонтанность поступков.
Малугир осторожно вошёл в домашний кабинет губернатора, поклонился, пожелал деду доброго дня.
- Читай. - Губернатор толкнул по столешнице лист бумаги.
Это оказался контракт, который Малугир заключил позавчера с Элизабет-холл, главным концертным залом округа. Четыре выступления, причём одно сольное. Для начинающего музыканта заключить такой контракт - немалый успех.
Но в верхнем правом углу стояла размашистая резолюция директора "Неустойка выплачена, контракт аннулирован". Датировано решение сегодняшним числом, двадцать седьмым октября.
- Ты хоть представляешь, - зло процедил Ланмаур, - в какую сумму обошлась неустойка? Втрое больше твоего плюгавого гонорара!
Малугир непонимающе смотрел на деда. Не было ни возмущения, ни обиды - одно только бесконечное удивление.
- Дедушка, зачем?
- Ты едва не опозорил родовое имя! Дээрн империи идёт в оркестранты! Такого унижения….
- Но ведь вы не возражали, когда я собирался стать оркестрантом в Алмазном Городе. А ведь там у меня не было ни малейшей надежды на сольные выступления! Тогда как в Элизабет-холл…
- Молчать! - сиплым от ярости голосом прорычал Ланмаур. - Да как в твою безмозглую голову пришла мысль сравнивать императорский двор и какую-то дрянную развлекаловку, в которую, как в общественный сортир, пускают всех подряд, даже грязнокровых плебеев, лишь бы деньги за вход заплатили!
- Но дедушка…
Губернатор швырнул в Малугира настольные часы.
- Не смей меня перебивать! Не смей перечить!
Малугир увернулся, отскочил к двери.
- Стоять! - приказал Ланмаур. - Я не позволял тебе уйти.
- Да, дедушка, - покорно сказал Малугир. - Я слушаю вас, дедушка.
- Я устроил тебя младшим референтом к высокочтимому дээрну Талуйдику Удгайрису, смотрителю Жасминовой террасы.
- Талуйдик Удгайрис? - переспросил Малугир. Имя показалось знакомым. Но придворных более семи тысяч, и поимённо столь малозначащих особей, как смотрители террас, провинциальный аристократ не знал. "Где же я слышал о Талуйдике Удгайрисе? - судорожно вспоминал Малугир. - Совсем недавно слышал".
- Теперь ты сможешь бывать при дворе, - говорил Ланамаур. - Отправляясь на служение, высокочтимый Удгайрис всегда берёт в сопровождающие одного из младших референтов. Добейся, чтобы он удостаивал тебя выбором как можно чаще. В Алмазном Городе держись почтительно и скромно, но будь всегда на виду. Внутридворцовые распорядители должны заметить тебя и взять в штат. И чтобы должность была не ниже десятого ранга!
- А как же мои концерты, дедушка? Ведь я же…
- И думать забудь о таких глупостях! Одно дело, когда молодой джентльмен занимается музыкой в свободное время, скуки ради участвует во всяких там конкурсах, и совсем иная статья, когда наследник высокого рода опускается до того, чтобы сделать бряканье на скрипке профессией. Это оскорбительно для имени и чести!
- Дедушка… - ошеломлённо пролепетал Малугир. - Вы не можете на самом деле так думать. Вы же всегда…
- Замолчи, - с досадой на непонятливость внука велел губернатор. - Да, твоё скрипачество небесполезно. Ты обязательно скажи распорядителям, что умеешь музицировать, сыграй одну или две мелодии. Если представится возможность занять место в оркестре Алмазного Города, глупо отказываться от такой удачи. Но оркестранство годится лишь на самый крайний случай. Должность хранительского референта позволяет надеяться на придворную вакансию получше.
- Дедушка, но ведь я музыкант! Я не хочу ничего другого. Не нужно мне ничего другого!
- Молчать! В первую очередь ты дээрн империи! Ты наследник рода Шанверигов! И ты должен получить придворное звание! В Алмазном Городе служил отец моего прадеда. И с тех пор ни один Шанвериг не был допущен в его пределы. А теперь ты удостоился этой чести. И ты обязан получить там постоянную должность!
- Но я не гожусь в придворные, дедушка! Я слишком глуп для этого и неуклюж. Вы сами постоянно так говорите. И потом - ну чем я буду заниматься в Алмазном Городе? Мне там ничего не интересно. Разве что оркестр… Но это очень слабый вариант карьеры, как вы сами сказали, только на крайний случай. Любой концертный зал, тот же Элизабет-холл даёт гораздо больше возможностей проявить себя.
- Ты что несёшь, погань безмозглая?! Да за такие слова по десятку лет каторги дают! - взъярился Ланмаур, громыхнул кулаками о столешницу. - Паскудник неблагодарный!!! Я из шкуры вон лезу, о твоём будущем забочусь, а ты, гадёныш…
- А я всего лишь хочу, чтобы будущее не сломало мне душу. Иначе как же я смогу в этом будущем быть?
- Хватит с меня твоего вздора! Садись и пиши благодарственное письмо своему господину, высокочтимому дээрну Талуйдику Удгайрису.
Малугир шагнул к референтскому столику, но остановился, посмотрел на деда.
- А ведь вам всё равно, что со мной будет… Моя жизнь для вас ничто. Я всего лишь отмычка. Способ попасть в Алмазный Город… Ведь если при дворе служит наследник, то и глава рода вскоре получит должность… И потому для вас ровным счётом никакого значения не имеет, чем я буду заниматься в Алмазном Городе. Лишь бы звание придворное получить, а всё прочее пусть сгорит синим пламенем. Честь, совесть, чистое имя - вам на них наплевать. Если мне предложат стать экзекутором, вы заставите меня согласиться. Ещё бы, ведь это седьмой ранг! Удача превеликая! Дедушка, - в глазах Малугира дрожали слёзы, - неужели я так вам безразличен, что вы готовы продать меня как мешком с трелгом?
Ланмаур медленно поднялся из-за стола, подошёл к внуку. Тяжело, с оттяжкой ударил по лицу. Вернулся за стол.
- Ты за своей брякалкой последние мозги потерял. Быть принятым в Алмазном Городе - наивысшая честь для любого и каждого в империи. А войти в его штат, встать подле избранных и самому стать избраным - величайшее счастье, которое только может послать пресвятой. И если ты, недородок, этого не понимаешь, то место тебе среди быдла грязнокрового, а не меж благородного сословия!
- Следователь сказал правду, - тихо ответил Малугир. - Это вы Авдея изувечили… Но зачем он тогда дал такую клятву? Для чего?
- Плебей всего лишь знал своё истинное место и….
- Губернатор, да замолчите вы во имя пресвятого! Уши вянут слушать ваши бредни.
Малугир, не дожидаясь разрешения, вышел из кабинета. По коридорам и галереям резиденции шёл как в тумане, почти ничего не видел из-за слёз. Остановился, только наткнувшись на перила какого-то балкона. Вытер слёзы, посмотрел вниз, на широкую бетонную площадку одного из хоздворов, присыпанную чахлым осенним снежком и подметённую с небрежной ленцой.
С высоты балкона площадка казалась маленькой и уютной, манила пустотой и покоем - полным, абсолютным, недостижимым до сих пор покоем.
Малугир нагнулся, хотел рассмотреть её внимательнее, такую чистую, такую красивую - ведь на ней не было людей, никого не было: ни губернатора, ни следователя, ни этого Талуйдика Удгайриса, или как его там…
- Ты что задумал?! - невесть откуда взявшийся наурис рванул Малугира от перил.
- Ничего, - растерянно ответил тот. - А вы кто?
- Не узнаёте? Ну ещё бы, с какой стати многочтимому господину наследнику замечать такую ничтожность как теньм своего деда. Тем более, что теньм бывший.
- Вы Цалерис Аллуйган, - вспомнил Малугир. - Мы встречались на очной ставке. Но вы ведь уволились ещё тогда, в тот же день…
Цалерис невольно хохотнул. Надо же такое ляпнуть! Теньм - и уволился. У вельмож и впрямь на голову хроническое недоразвитие.
- Но почему тогда вы здесь? - продолжал недоумевать губернаторский наследник. - И почему в форме? Вы ведь должны были её сдать кастел…
Малугир запнулся на полуслове, посмотрел на Цалериса.
- Ты пришёл его убить. Ещё тогда задумал. Поэтому и форму не сдал…
Цалерис не ответил.
- Не надо этого, - попросил Малугир. - Я не потому, что губернатор мой дед. Просто в убийстве точно так же нельзя состояться, как и в самоубийстве. Помните, что Авдей в следственном кабинете говорил? Я ради него прошу - не надо пачкать себя кровью.
- Не трогай это имя! - прошипел Цалерис. - Никогда не трогай!
- Но я связан с ним не меньше вашего, даарн Аллуйган.
- Я не даарн! Неизвестно какими нищебродами рождён, в приюте куплен.
Малугир смотрел озадаченно.
- Выпускник любого из Высших лицеев становится дворянином третьей ступени вне зависимости от первоначального происхождения.
Цалерис опять хохотнул, покрутил головой.
- Ну вы и даёте, многочтимый. Меня же с дипломной практики выперли.
- И вы теперь хотите губернатору за это отомстить?
От яростного, полного ненависти взгляда бывшего теньма Малугир попятился.
- Отомстить я хочу, - сказал Цалерис. - Но не за отсутствие диплома. За это я молебен в губернаторскую честь закажу. А вот за Тедди… Теодор Пиллас, слышали о таком, многочтимый?
- Да, - кивнул Малугир. - О Теодоре Пилласе я знаю. Только… Зачем вы меня остановили? Всё ведь из-за меня случилось. И калечество Авдея, и гибель вашего друга. Если кому и надо мстить, то мне. А вы вместо этого…
- Дурак! - оборвал Цалерис. - Если кто здесь и ни при чём, так это ты. Иначе бы зачем ему… - Цалерис не договорил.
- Ты думаешь, Авдей поэтому дал такую клятву? Ну там, у следователя… - Малугир отвернулся, отошёл к стене, упёрся в неё ладонями. - Нет, нет, это невозможно…
- Если бы вы себя тогда видели, многочтимый, не сомневались бы.
- Не надо по Табелю, - попросил Малугир. - У меня ведь имя есть. После того, как умерли родители, я так редко его слышу… Даже от деда. Он обычно меня "господин наследник" зовёт. Но гораздо чаще обходится вообще без всякого обращения. А чтобы по имени… Почти никогда. И никто. Странно, что я его ещё не забыл, своё имя.
Цалерис подошёл, осторожно положил ему руку на плечо.
- Вам бы уехать из города. А ещё лучше - с материка. И побыстрее.
- Почему? - непонимающе посмотрел Малугир.
- Губернатор прикажет вас убить.
- Нет, - криво улыбнулся Малугир. - Ведь я же единственный наследник. Род прервётся, а для него это…
- Однако вы не сомневаетесь, что губернатор способен отдать такой приказ.
Малугир поёжился.
- Я не…
Цалерис усмехнулся с ехидцей.
- Разве?
- Мои родители… - сипло сказал Малугир. - Их лётмарш разбился… Это дед заказал?
- Нет! - Цалерис схватил его за плечи, тряхнул. - Даже и не думай. Когда из лицея вышибли, первое, что я проверил, так это смерть твоих родителей. Взломал по сети полицейский архив. Дознание велось качественно, и там всё чисто. Это реально был несчастный случай. Губернатор здесь ни при чём. В лазоревый чертог твои родители ушли по воле пресвятого.
Малугир кивнул. Цалерис убрал руки, поклонился. Немного помялся и сказал:
- И всё же вам надо уехать. Сейчас же. Убить вас губернатор, может быть, и не убьёт, но ведь ещё и психоактивные инъекции, гипнотехнологии. Много всякой дряни придумано, чтобы заставить людей сделать то, от чего с души воротит. Я слышал ваш разговор в кабинете. На придворный чин у губернатора так аппетит разгорелся, что все другие чувства поотшибало. Ради него он вас не то что в экзекуторы, императору в койку засунет. А чем он там заниматься предпочитает, всей Бенолии известно.
- Вы… - Малугир не договорил, застеснялся.
Цалерис улыбнулся.
- Нет, я такой же традиционник, как и вы. Но тех, кто предпочитает жёлтые радости, не осуждаю. Только наш богоблагословеный государь реализует их в такой форме, что свинью затошнит.
- Да, я кое-что об этом слышал.
- Я выведу вас из резиденции, - сказал Цалерис. - Охрана здесь хорошая, но только не для теньма. Меня они даже не заметили. И сослуживцы бывшие тоже не увидели. На курсе я был лучшим… Вас тоже никто не заметит.
- Мне вещи собрать надо.
- Нет. Барахло помешает. Брать надо только деньги. Всю наличку и все кредитки, которые у вас есть. Я сейчас принесу. Вам самому в свои покои лучше не возвращаться.
- Да, конечно, - кивнул Малугир. - Я понимаю. Только… Я бы хотел…
Цалерис ободряюще улыбнулся:
- Скрипку я тоже возьму. Но только одну.
- Мне и нужно одну! Ту, которая называется "Натали". Она в музыкальном салоне, футляр…
- Я знаю. Теньмы всегда всё знают о вещах как Светоча, так и членов его семьи.
- А что ещё знают теньмы? - с холодной злостью спросил Малугир. Мысль, что в его комнаты заходили не только личные слуги, а другие, совершенно посторонние люди, обожгла точно крапива. Чужаки трогали его вещи, читали его письма. Расспрашивали обслугу о его привычках. Вторгались в то, что Малугир считал принадлежащим только ему. И это было ещё больнее и унизительнее, чем дедовы пощёчины.
- Теньмы знают многое, - сказал Цалерис. - Почти всё. Но никогда, ничего и никому об этом не говорят.
- Вы больше не теньм.
- Не теньм. Но и не гардеробщик, чтобы продавать чужие тайны журналистам или прислуге из других резиденций.
- Вы хотите сказать, - не поверил Малугир, - что моя обслуга продавала меня как… как…
- Как мешок с трелгом. Причём дешёвым.
- Пресвятой Лаоран, - только и смог сказать Малугир.
Цалерис пожал плечами.
- Глупо считать обслугу вещью. Это люди, а люди бывают разными. Но любой может чувствовать боль. А вместе с ней и ненависть.
- Но я никогда… Я же никогда никого…
- А кто сказал, что расплачиваться приходится только за собственные грехи? Многим достаточно одного вашего дээрнства. И я не могу сказать, что они полностью неправы.
- Может быть и так, - сказал Малугир. - Тогда зачем вы мне помогаете? Пусть дээрны жрут друг друга как крысы, вам-то что с того?
Цалерис ответил прямым взглядом.
- Мы с Тедди каждый день ходили слушать как вы играете. Тихонько заходили в салон и слушали. А не получалось зайти, так слушали снаружи, с подоконника. У нас в жизни не так много хорошего было, чтобы отказываться даже от самой маленькой малости. А ваша музыка - это очень много. И я не хочу, чтобы она когда-нибудь смолкла.
- Но это не моя музыка! Всю её написали совсем другие люди!
- А мне без разницы. Нам с Тедди эту музыку подарили вы, значит она была вашей.
Малугир пожал плечами.
- Идёмте, - повел его за собой Цалерис.
- Куда?
- Нечего на балконе отсвечивать. Прислуга увидит, вмиг губернатору донесёт. Вот здесь будет спокойно. - Цалерис привёл его в какую-то небольшую комнатушку, где повсюду торчали трубы и вентили центрального отопления.
Малугир сразу же прижал к одной из них иззябшие руки, попытался согреть. Шерсть на лице и запястьях покрывал густой слой инея.
- Пресвятой Лаоран, ну я и кретин! - прошептал Цалерис. - Правильно из лицея попёрли, телохранитель из меня ещё хуже, чем императорская корона из консервной банки. Вы же на балкон по такой холодине без ничего выскочили, в одном шёлковом костюмчике.
- Ерунда, - дёрнул плечом Малугир. - Я не замёрз. Не до того было. Только вот руки…
- А ну-ка, полезайте сюда.
Цалерис помог Малугиру забраться куда-то в сплетение тёплых труб.
- Вот так. Спину трубами прогреет, а ноги… - Цалерис снял с Малугира туфли, закутал колени и ступни своей курткой.