- Да, предательством. Но не тем, о котором пытаетесь толковать мне вы. Я предал ученика. Моё возвращение к жизни оплачено кровью Гюнтера. Больше того, я не смог уберечь от точно такого же предательства второго моего ученика, Николая. Он потерял побратима. Мы оба, как вылезающие из могилы умертвия, выпили ради своего воскрешения кровь Гюнтера. И знаете, что самое страшное и отвратительное? Спроси его об этом прямо, Гюнтер рад был бы отдать нам свою кровь. Но так не должно было быть! Если кто и смог стать подлинным братом Истины и настоящим рыцарем Белого Света, так это Гюнтер. Он должен был жить. Долго жить. Но вместо этого отдал свою жизнь нам. Это неправильно. Правильно было бы наоборот - наши жизни за него. Только вся беда в том, что Истина и Свет не способны отбирать жизни. Они могут только отдавать. И Гюнтер отдал.
- Что за вздор? - сказал, как плюнул, эмиссар. - В каждом деле неизбежны потери и…
- И я никогда больше не займусь делом, в котором потери норовят считать исключительно людскими жизнями. У меня есть занятия поважнее. Мой ученик хочет стать инженером. Так что мы будем коллегами. И я надеюсь, что скоро смогу гордиться тем, что мастерство Николая превзошло моё. Это значило бы, что учил я действительно хорошо. А ещё здесь на стройке есть женщина, от которой я очень хочу услышать "да" в ответ на моё брачное предложение.
- Ты вконец опустился на этой дрянной планете! Деградировал в обывателя.
- Я строитель. Я строю дома, в которых будут жить люди. Но вам не понять, что это значит - делать что-то для жизни. Кстати, эмиссар, орденцам-иностранцам вместе с амнистией Бенолия даёт гражданство и помогает с трудоустройством. Работа, само собой, не блеск, что-нибудь вроде уборщика, но зато есть общежитие и прокорм. На первое время, пока оглядишься и привыкнешь, неплохо. А дальше можно место и получше найти. Всё будет зависеть уже от вас.
- Благодарю, - не то скривился, не то оскалился эмиссар. - Вижу, что для ордена вы окончательно потеряны.
- Зато, как оказалось, ещё не потерян для людей. А значит и для жизни.
Эмиссар брезгливо повёл плечом и вышел из комнаты. Ученик тенью скользнул за ним.
…До космопорта ехали молча.
А в порту адепт сбежал. Возле билетных касс сунул эмиссару в руку свой мобильник, шмыгнул в толпу и исчез, как будто его никогда и не было.
- Ну и чёрт с тобой, - плюнул эмиссар. - Одним дерьмом меньше, воздух чище.
Купил билет, сел в звездолёт, с привычной скукой глянул в иллюминатор.
Место справа, на котором обычно сидел ученик, теперь заняла какая-то толстомясая тётка. Шумно возилась, устраиваясь перед долгим полётом, пыхтела, сопела, бурчала и ворчала, противно позвякивала золотыми украшениями, которых от тщеславия нацепила второе больше, чем требовал не то что хороший, а даже самый элементарный вкус. Пахло от тётки резкими духами и немытым телом.
Эмиссар брезгливо отвернулся.
В груди словно засел кусок льда, давил тупой неотвязной болью.
Эмиссар шевельнул плечом, пытаясь избавиться от скверного ощущения. Но боль стала лишь сильнее.
Некстати вспомнилось, что глаза у беглого адепта были карие с золотистыми крапинками. Когда он читал что-нибудь серьёзное, то всегда покусывал губу. Очень смешно ел мороженое-эскимо - согнувшись буквой "Г", чтобы не заляпаться. Но всё равно умудрялся посадить пятно на рубашку.
"В маленьких кафе мороженое подают в чашечках и с ложкой. Там у него встреча с любимым лакомством происходила без эксцессов".
Теперь ученика нет. За его побег эмиссара вряд ли накажут, как в своё время наказали Найлиаса, - людей действительно не хватает. Ограничатся выговором. А через полгодика и нового адепта подкинут. Если будет, кого подкидывать…
Лёд в груди давил всё сильнее. Эмиссар не выдержал этой боли, заплакал.
Толстуха в соседнем кресле резко задёрнула занавески, пряча эмиссара от людских глаз.
- Это ничего, - сказал она эмиссару. - Плачь. Это помогает.
И задёрнула занавеску со своей стороны.
Эмиссар остался совсем один.
= = =
В судебной инспекции началась пересменка.
Авдей выбрался из-за стола, взгромоздился на костыли и заковылял к выходу.
В коридоре к нему подошёл Паларик.
- Ваш знакомый с таким азартом и увлечением снимал работу судебной инспекции, как будто делал репортаж о любовном свидании стереозвёзд.
- На мой дилетантский взгляд, - ответил Авдей, - гораздо интереснее увидеть всесторонне освещённую деятельность судебной инспекции, нежели задницу очередной звездульки. Если ваш искушённый взор предпочитает второе зрелище первому, вас никто не ограничивает в праве выбора программы.
- Ну ты и язва! - не то возмутился, не то восхитился Паларик. - Сам журналистикой заниматься не пробовал?
Авдей отделался неопределённым жестом.
- Так я и думал, - кивнул Паларик. - Что писал? Или снимал?
- Писал. Иногда. - Авдей запнулся, подыскивая приемлемый для судейского слуха синоним слову "прокламация". - Я изредка писал маленькие заметки публицистического характера на социально-политические темы.
- Не хило, однако, - качнула головой Филимонова. - И получалось?
- На переделку всего два раза возвращали.
Паларик смотрел задумчиво.
- Ты выглядишь усталым, - сказал он. - Назавтра тебе срочный однодневный отпуск вдруг понадобился. Я разрешение подписал, но, может, тебе помощь нужна? У тебя какие-нибудь неприятности?
- Нет, всё хорошо. Спасибо.
- А глаза у тебя и впрямь невесёлые, - заметила Филимонова. - Что-нибудь с музыкой не ладится?
Авдей отвернулся. У девчонки проницательность следователя или исповедника.
- Значит, музыка, - сказала Филимонова. - Что с ней не так? Я не спец и подсказывать не берусь, но пока рассказывать будешь, наверняка и сам поймёшь, что где не ладится и как с этим бороться.
- Всё и так понятно, - устало проговорил Авдей. - Раньше музыка была для меня всей жизнью. Когда сломали руку, музыка исчезла, и жизнь на какое-то время показалась пустой. Но вскоре обнаружилось, что в моей жизни, кроме музыки, есть и другие важные составляющие. Просто раньше я смотрел только на музыку, а их не замечал. Когда я лишился музыки, то поневоле занялся тем, что осталось. И оставшееся оказалось настолько важным и интересным, что я забыл о музыке. Я даже не сразу заметил, что она вернулась. Если бы мне не предложили купить кмелг, то я сам бы до этого и не додумался, настолько был занят другими, внемузыкальными составляющими моей жизни. Но как бы то ни было, а теперь музыка у меня снова есть. Однако смотреть только на неё одну я уже не могу. Поле зрения расширилось, и не замечать другие составляющие невозможно. Выкинуть их тоже нельзя, это равносильно тому, как если бы выкинуть глаз или ухо. Но с музыкой они не сочетаются категорически! Больше того, они и друг друга исключают. Так что я оказался неуделком, потому что не знаю, какое из множества выбрать. Беда в том, что составляющие нельзя соподчинить. А значит большинство из них придётся выбросить.
- Есть и другой вариант, - возразил Паларик. - Добавить к уже имеющимся составляющим ещё одну, которая сможет превратить их взаимоисключаемость во взаимодополняемость.
Авдей улыбнулся невесело.
- И что же это будет? А главное - в каком деле такая конструкция принесёт пользу?
- Жизнь покажет, - ответил Паларик. - Так или иначе, а твои таланты сами тебя подтолкнут к тому, чем тебе лучше всего заниматься. Ты только не прогляди это за вереницей обыденных дел.
- Постараюсь, - кивнул Авдей.
= = =
Адвиаг, Пассер и Михаил Северцев просматривали свежие донесения, затем пронзительно-яркими цветными фломастерами заполняли сводную таблицу - огромный лист бумаги, разложенный на просторном круглом столе. Заполнять таблицу приходилось стоя, и через два часа работы ноги ощутимо поламывало.
- На референтов бы перепихнуть, - мечтательно сказал Адвиаг, потёр затёкшую поясницу. - Да нельзя, высший уровень секретности.
- А то у нас референты без подписки о высшем допуске, - буркнул Пассер.
- Верно! - оживился Адвиаг.
Михаил бросил на них насмешливый взгляд.
- Умный начальник от глупого отличается тем, что сам он делает сводную таблицу или перекладывает интеллектуальное творчество на референта.
- И чего тут может быть интеллектуального, да ещё и творческого? - обиделся Пассер.
- Поиск не замеченных ранее причинно-следственных связей и планирование на их основе дальнейшего развития.
- Развития чего? - оторопел от закрученности фразы Адвиаг.
- Всего. От политической жизни страны до собственного отпуска.
- Он прав, - неохотно сказал Пассер. - Опять прав. Это начинает надоедать. Михаил Семёнович, как вас только жена терпела с таким-то занудством?
- Домой я приходил для того, чтобы любить.
Пассер не ответил. Он ещё в самом начале карьеры, на первых своих допросах убедился, что препираться с матёрым реформистом всегда обойдётся дороже себе, чем ему. Даже с учётом того, что в твоих руках пыточное кресло и десяток палачей, а у реформиста только его острый язык. Слишком хорошо мятежники умели находить слова, которые застревали в душе как заноза.
- Активность братств резко пошла на спад, - сказал Адвиаг, - зато деятельность ордена Белого Света осталась на прежнем уровне.
- Региональная зависимость есть? - уточнил Пассер.
- Да, Гирреан, как и всегда. Михаил Семёнович, - глянул на него Адвиаг, - может, хоть вы знаете, что надо ордену в Гирреане? Об их тамошней активности мне сообщил инспектор ВКС, но так толком и не смог объяснить, что орден может искать в пустоши.
- Милтуан, - не задумываясь ответил Михаил.
- Что? - растерялся Адвиаг.
- По доброй воле с Большой земли в пустошь только по трём причинам можно приехать - чтобы жениться на гирреанке, чтобы без помех зализать душевные раны и чтобы узнать приёмы управления милтом. Ну ещё медики в интернаты работать едут, но это уже другая область причин и побуждений. Для орденцов свадьба отпадает сразу, душевные раны по причине отсутствия оной маловероятны, так что остаётся только милтуан.
Пассер и Адвиаг смотрели непонимающе.
- Но почему пустошь? - спросил Пассер. - Неужели нельзя поехать ради этого в Пиррумийские леса и в Валларское нагорье?
- Горцы и полесцы не любят чужаков вплоть до немедленного умерщвления. А в пустоши они более или менее разговорчивы, при желании с ними можно достичь взаимопонимания даже в том, что касается милта.
- Или укрывательства беглых преступников, - ядовито сказал Пассер.
- И полесцы, и горцы любят приглашать гостей, - улыбнулся Северцев. - А по их обычаям хороший гость - это благословение небес, которое надо всячески оберегать от чужих глаз и рук. Особенно, если в них зажаты кандалы.
- Хороший гость не приходит без подарка, - заметил Адвиаг. - Однако что можно подарить тем, кто отвергает все дары цивилизации?
- Звезду своего сердца, - серьёзно ответил Михаил. - Иные дары там не котируются. Это вам, сударь Адвиаг, подтвердит любой этнограф, который не по чужим трудам о Валларе и Пирруме книжку писал, а сам был там хотя бы один раз.
Адвиаг и Пассер озадаченно переглянулись.
- А нельзя ли попроще? - попросил Адвиаг. - Как для совсем тупых.
Михаил улыбнулся.
- Попроще, судари, объяснить может только легенда. Если вам не скучны такие вещи, то могу рассказать.
- Пожалуйста, - кивнул Пассер.
- У полесцев есть такой полубог-полускоромох-полугерой Эрдо, - сказал Михаил. - Горцы называют его Кухла. Так вот однажды Эрдо-Кухла пошёл на смертный бой с царём всего зла Сатаной. У Сатаны было множество всякого хитрого оружия, у Эрдо-Кухлы - один только меч. Конечно, Сатана очень быстро победил Эрдо-Кухлу и пронзил ему сердце чёрным клинком. Тут сердце вспыхнуло и распалось тысячами искр, которые взлетели под самое небо, где превратились в звёздочки. Но, поскольку звёздами они были всё-таки ненастоящими, то стали падать на землю. Люди, привлечённые их блеском, стали ловить звёздочки и уносить домой, чтобы освещать в тёмную пору жилища. Но чем больше звёзд из сердца Эрдо-Кухлы оказывалось в людских ладонях, тем сильнее становился сам Эрдо-Кухла. Вскоре он достиг огромной мощи, вскочил и наподдал Сатане такого пинка, что тот вместе со всем своим хитрым оружием улетел за Грань Мира, где шлёпнулся в самую грязную лужу, а сверху свалилось всё его оружие и засыпало Сатану с головой.
- Интересная легенда, - пробормотал Пассер.
- Это ещё не всё, - сказал Михаил. - Даже самый великий герой или могучий бог не может жить без сердца. Так что Эрдо-Кухла должен был или умереть, или создать себе новое сердце. Тогда он при помощи жара своих песен развёл в дыре, которая осталась у него в груди после удара мечом, костёр, который и стал его сердцем. Чтобы этот костёр не погас, Эрдо-Кухла постоянно должен петь. Искры от этого костра летят в небо и падают звёздочками на землю. И опять-таки, чем больше звёздочек упадёт в людские ладони, тем сильнее становится Эрдо-Кухла, тем звонче его песня.
- Я подумал, - проговорил Адвиаг, - что Эрдо-Кухле отдаст своё сердце кто-нибудь из людей в благодарность за спасение от Сатаны.
- И вы способны назвать богом или героем того, кто ради спасения собственной жизни оборвёт чужую? - поразился Михаил. - Ведь людь без сердца обречён на смерть.
- А хватать сделанные из сердца звёзды и греть на них руки - это нормально? - разозлился задетый за живое Адвиаг.
- Вы легенду сначала дослушайте, - сказал Михаил, - и тогда уже выводы делайте.
- Так это ещё не всё? - охнул Пассер.
- Конечно, сударь, - ответил Михаил и продолжил: - Сиять звёзды могут лишь в небе. Чтобы свет звезды не померк в обычном людском доме, ей надо отдать часть своего тепла. Поскольку же сделана звезда из сердца Эрдо-Кухлы, то тепло, которое поддерживает её сияние, даёт силы и Эрдо-Кухле. А чем громче звучит песня Эрдо-Кухлы, тем глубже зарывается перепуганный царь зла Сатана в грязную лужу, и у него даже мысли не появляется о том, что можно вылезти, собрать оружие и вновь пойти вредить людям.
- А если люди не захотят брать звёзды в дом? - спросил Пассер. - Разонравится им такой светильник, надоест.
- Это смотря как светить, - сказал Михаил. - Каждое сердце рождает свои звёзды. Сияние одних звёзд ласкает взгляд, свет других обжигает глаза.
- Легендочка, однако, - пробормотал Адвиаг.
- Нормальная легенда, - пожал плечами Михаил и занялся таблицей.
- Михаил Семёнович, - тихо сказал Пассер, - введён в действие закон, гарантирующий бенолийцам право свободно исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Теперь ваш тесть может уехать из Гирреана. В столице начато строительство множества таниарских святилищ. И в каждое нужен священник.
- Из Гирреана рабби Григорий согласится уехать только ногами вперёд.
- Но почему?
- Потому что верит, что хотя бы некоторым из заблудившихся на жизненных путях поможет выбраться на правильную дорогу. Это не мои слова, а цитата из обычных ответов рабби Григория.
- Заблудившиеся - это уголовники, что ли? - возмутился Пассер.
- А что они, не люди? Возмездие за прошлые дела получили, так что самое время подумать о том, чем заниматься в будущем.
- Из вас получился бы отличный священник, - заметил Адвиаг.
- Еретик из меня хороший получился. Как ни крути, а я пошёл против всех норм и правил своей партии. Пусть идею её не предал, но догматы отверг. Повезло ещё, что на костёр не угодил, - как в прямом, так и в переносном смысле. Хотя… Всё ещё впереди - и суды, и костры.
- Или пьедестал, - сказал Адвиаг.
- Маловероятно, - улыбнулся Михаил, не отрываясь от таблицы. - Разве что в качестве подножия для виселицы.
- И вы всё равно продолжите? - спросил Пассер.
- Глупо было бы столько лет проходить под смертным приговором и отступить именно тогда, когда хоть что-то начало получаться.
Пассер опустил глаза.
- И всё же будьте осторожнее, - сказал он тихо. - Ждать казни второй раз… Это невыносимо. Особенно если вспомнить, что Сфера уже открыта и никаких других благодатей больше не предвидится.
- Не ваша ли контора прозвала меня Скользким? - усмехнулся Михаил.
Минут пять работали молча.
- Количество раскаявшихся орденцов вчетверо перекрывает показатели по братианам, - сказал Пассер.
- На быстрое поумнение братиан я и не рассчитывал, - сказал Михаил.
- Однако пока в Бенолии активны братства, невозможно упразднить Преградительную коллегию, потому что это единственная организация, которая способна защитить людей от братковского террора. И в то же время Преградительная коллегия сама террористична. До тех пор, пока в Бенолии есть Преградительная коллегия, свободной наша страна не станет. Получается замкнутый круг. Порочный круг.
- Что поделаешь, сударь Пассер, - ответил Михаил. - Ничто не идеально. Будем искать способы разорвать порочный братковско-коллегианский круг и избавить Бенолию от обеих его составляющих. Амнистия - одна из таких мер.
- А зачем вам светозарные? - хмуро спросил Адвиаг.