- Ладно, так или иначе, он открыл дверь, а нам это не удалось, - сказал Дун. - И если эта дверь действительно ведет куда-нибудь, если это выход из Эмбера, он очень скоро расскажет об этом всему городу. Он станет героем.
Дун снова сел на скамейку и помолчал.
- Если он нашел выход, мы все, конечно, будем очень рады, - сказал он, и голос его дрогнул. - Да и какая разница, кто найдет выход? Лишь бы это помогло городу.
- Верно, - сказала Лина.
- Правда, я надеялся, что это мы его найдем, - заключил Дун с горечью.
- Точно, - сказала Лина и вздохнула, представив себе, как это было бы прекрасно - встать на виду у всего города и торжественно объявить о своем открытии.
Некоторое время они сидели молча, погруженные в свои думы. Мимо прошел доставщик, толкавший полную тачку щепок. Женщина высунулась из освещенного окна на Гэппери-стрит и окликнула мальчишек, игравших на мостовой. Двое стражей в своей красно-коричневой униформе прошли наискось через площадь, о чем-то беседуя и посмеиваясь.
Городские часы начали бить шесть, и Лина вздрогнула.
Дун сказал:
- Я думаю, что теперь надо просто подождать, не будет ли какого-то официального объявления.
- Я тоже так думаю, - кивнула Лина.
- Может быть, за этой дверью и нет ничего особенного, - махнул рукой Дун. - Может, там просто какой-то старый склад, которым давно не пользуются.
Но Лина не была готова в это поверить. Возможно, эта дверь и не вела из Эмбера, но все равно она оставалась маленькой загадкой - частью большой тайны, которую они силились разгадать.
ГЛАВА 10
Голубое небо и одиночество
В ту ночь Лина спала беспокойно. Ей снился один и тот же кошмар: что-то опасное подстерегает ее в темноте. Когда утром включили свет и она открыла глаза, первая ее мысль была о Трубах. И сразу она ощутила укол ревности: кто-то - но не она - уже побывал за запертой дверью в темном туннеле.
Она пошла будить бабушку.
- Пора вставать, - ласково сказала Лина, но бабушка не ответила. Она лежала на спине с полуоткрытым ртом и как-то очень странно и хрипло дышала.
- Мне нездоровится, - проговорила она наконец слабым голосом.
Лина коснулась бабушкиного лба. Он был горячий. А руки ее были холодны как лед. Лина бросилась к миссис Мердо, позвала ее к бабушке, а сама понеслась на Кловинг-сквер доложить бригадиру Флири, что не выйдет сегодня на работу. Оттуда она побежала на Оливер-стрит к доктору Тауэр и барабанила в дверь, пока та не открыла.
Доктор была худая женщина с нечесаными волосами и кругами под глазами. Когда она увидела Лину, вид у нее словно стал еще более усталый.
- Доктор Тауэр, - сказала Лина, - бабушка заболела. Вы придете?
- Приду, - ответила доктор, - но помочь не обещаю. У меня почти не осталось лекарств.
- Но вы все равно приходите и осмотрите ее, пожалуйста. Может, ей и не нужны лекарства.
Увидев бабушку, доктор Тауэр вздохнула.
- Как вы, бабушка Мэйфлит? - окликнула она больную.
Бабушка с трудом подняла на доктора глаза.
- Кажется, приболела, - прошептала она.
Доктор Тауэр положила руку на лоб старухи, попросила ее показать язык, выслушала сердце и легкие.
- У нее жар, - сказала она Лине. - Сегодня тебе придется остаться дома и поухаживать за ней. Свари ей супа. Давай побольше пить. Смочи тряпочку в холодной воде и положи ей на лоб. - Она взяла костлявую руку старухи в свои, грубые и красные. - Лучше бы вам сегодня поспать подольше, бабушка Мэйфлит, - обратилась она к больной. - У вас хорошая внучка, она позаботится о вас.
Этим Лина и занималась весь день. Она сварила легкий супчик из шпината и лука и покормила бабушку с ложечки. Она гладила бабушкин лоб, держала ее руки в своих и болтала о всяких приятных вещах. Она следила, чтобы Поппи вела себя как можно тише. И пока она все это делала, где-то в глубине ее сознания постоянно маячило воспоминание о том, как болел ее отец, как он с каждым днем угасал, словно лампа, теряющая мощность, а его дыхание становилось все больше похоже на звук воды, с трудом пробивающейся через засорившуюся трубу. Она вспоминала тот вечер, когда отец в последний раз тяжело вздохнул и больше не дышал. И то утро, когда доктор Тауэр вышла из спальни ее матери, держа на руках плачущую новорожденную девочку, и на лице врача были написаны скорбь и сочувствие.
Поздно вечером бабушка забеспокоилась, стала метаться, затем приподнялась на локте и спросила:
- Мы нашли это? Мы наконец нашли?
- Что нашли, бабушка?
- Вещь, которая тогда потерялась. Старую вещь, которую потерял мой дед.
- Да, - сказала Лина. - Не беспокойся, бабушка, мы нашли ее. Теперь с ней все в порядке.
- О, как хорошо! - Бабушка снова откинулась на подушки и улыбнулась, глядя в потолок. - Какое облегчение! - Она пару раз кашлянула, закрыла глаза и скоро забылась.
Лина не пошла на работу и на следующий день. Это был длинный день. Большую часть дня бабушка дремала. Поппи, очень довольная тем, что Лина дома и с ней можно поиграть, то и дело притаскивала ей всякий хлам, подобранный на полу, - пыльные тряпки, ложки, старые башмаки, - и колотила кулачками по коленям Лины, требуя: "Иглай с Поппи! Иглай!" Лина с удовольствием играла с малышкой, но скоро ей надоело стучать ложками по стульям, тянуть друг у друга из рук цветные лоскуты и кидаться башмаками.
- Чем бы нам с тобой еще заняться? - спро сила она сестренку. - А давай-ка порисуем!
Бабушка проснулась, выпила на ужин полную чашку супа и опять уснула. Лина достала оба своих цветных карандаша и две этикетки от консервных банок, которые бережно хранила, - их обратная сторона была белой, и они, если их разгладить, вполне годились для рисования. Самым острым кухонным ножом она заточила карандаши так, что они стали острые как иглы. Она дала Поппи одну этикетку и зеленый карандаш, а себе взяла голубой и расправила на столе вторую этикетку.
Что бы такое нарисовать? Как только Лина брала в руки карандаш, в душе у нее словно открывался какой-то кран, через который начинало свободно изливаться воображение. Она чувствовала, что образы так и рвутся наружу, физически ощущала их напор, словно давление воды в трубе. Начиная рисовать, она всегда предвкушала, что нарисует нечто прекрасное, но, когда рисунок бывал готов, он редко отвечал ее ожиданиям. Как будто пытаешься рассказать сон - никак не удается точно описать то, что так ясно видел.
Поппи зажала карандаш в кулачке и малевала на этикетке дикие зеленые зигзаги, радостно крича:
- Смотли! Смотли!
- Красиво! - похвалила ее Лина.
Так и не решив, что она хочет изобразить, Лина начала рисовать. Сначала высокий узкий прямоугольник - дом. Затем еще несколько прямоугольников - целый город. Потом она нарисовала маленьких человечков на улице, у подножия домов. Это был город ее грез - она почти всегда только это и рисовала. И всегда испытывала одно и то же чувство разочарования: ведь в этом городе должны быть и другие прекрасные вещи, а не только высокие дома. Там должны быть настоящие чудеса, но она никак не могла представить себе, на что они похожи. Все, что она знала об этом городе, - это то, что свет там не такой, как в Эмбере. Но откуда он берется, она тоже не могла придумать.
Она изобразила еще несколько домов, нарисовала у них окна и двери. Добавила уличные фонари. Нарисовала теплицу. Весь листок был теперь покрыт домами разных размеров. И все они были белыми, потому что белой была бумага, на которой она рисовала.
Лина на минуту отложила карандаш и критически осмотрела рисунок. Оставалось нарисовать только небо. Обычно она работала простым карандашом, и тогда небо получалось своего естественного цвета - черного. Но в этот раз поневоле придется сделать его голубым. Поппи увлеченно царапала бумагу карандашом, а Лина тем временем тщательно штриховала пространство между домами, пока все небо не стало голубого цвета.
Она откинулась на стуле и еще раз взглянула на свой рисунок. Ужасно необычно: небо - и вдруг голубое! Но в целом Лине понравилось, как это выглядит. Да, определенно это очень красиво - голубое небо.
Тут Поппи обнаружила, что самое интересное в рисовании - дырявить карандашом бумагу. Лина отложила свой рисунок и забрала этикетку у сестренки.
- Пора ужинать, - сказала она.
Глубокой ночью Лина внезапно проснулась. Ей показалось, что она слышала какой-то странный звук. Или она еще спит? Она тихо лежала в темноте с открытыми глазами и прислушивалась. Снова раздался звук - слабый, дрожащий старческий голос:
- Лина…
Она вскочила и стала поспешно пробираться в спальню бабушки. Хотя она прожила в этом доме всю жизнь, ей по-прежнему трудно было ориентироваться ночью, когда кругом царила абсолютная тьма. Казалось, что стены чуть сдвинулись с мест, и мебель тоже кто-то слегка переставил. Лина держалась ближе к стене, идя на ощупь. Вот дверь ее спальни. Теперь она на кухне, где-то здесь должен стоять обеденный… Она ойкнула, врезавшись босым пальцем в ножку стола. А вот и дверь бабушкиной комнаты. Голос бабушки в темноте казался тонкой-тонкой линией, которая вот-вот прервется.
- Лина… Помоги мне… Мне нужно…
- Иду-иду, бабушка, - откликнулась девочка.
Она споткнулась обо что-то - башмак! - и упала прямо на бабушкину постель.
- Я здесь, бабушка! - Лина дотронулась до руки больной, она была очень холодной.
- Я так странно себя чувствую, - прошептала бабушка. - Мне снилась… Мне снилась моя маленькая… Или какая-то другая малышка…
Лина присела на кровать, осторожно провела пальцами по худой бабушкиной руке, погладила ее плечо, коснулась длинных спутанных волос. Потом приложила палец к бабушкиной шее, нащупала пульс, как учила ее доктор Тауэр. Пульс трепетал, словно раненый мотылек, который повредил себе крылышко и теперь беспомощно порхает ломаными кругами.
- Принести тебе воды? - спросила Лина. Она не могла придумать, чем бы еще помочь.
- Не надо воды, - еле слышно прошептала бабушка. - Просто посиди со мной немного.
Лина поджала под себя ноги и натянула на колени край одеяла. Она взяла в ладони бабушкину руку и нежно поглаживала ее одним пальцем.
Долгое время обе молчали. Лина вслушивалась в дыхание больной. Сначала глубокий, судорожный вдох, а потом - выдох, легкий как дуновение. И после долгой-долгой тишины - опять тяжелый вдох. Лина закрыла глаза. Что толку держать их открытыми - все равно кругом ничего нет, кроме тьмы. Ее очень беспокоило, что у бабушки такая холодная рука и что она так странно дышит. Время от времени больная бормотала какие-то слова, которых Лина не могла расслышать, и тогда девочка гладила ее по лбу и приговаривала: "Не тревожься, все в порядке. Уже скоро утро", - хотя и не знала, так ли это на самом деле.
Спустя некоторое время бабушка слегка пошевелилась и, кажется, проснулась.
- Иди ложись, милая, - сказала она, - мне уже гораздо лучше. - Ее голос был ясен, но очень слаб. - Поспи еще немного.
Лина наклонялась вперед, пока ее голова не коснулась бабушкиного плеча. Мягкие волосы бабушки щекотали ее лицо.
- Хорошо, бабушка, - прошептала она. - Спокойной ночи!
Она нежно обняла старушку за плечи и встала. Внезапно на нее накатила волна ужасного одиночества. Ей так хотелось увидеть глаза бабушки, но кругом царил мрак. Может быть, до утра еще очень далеко - она не знала. Лина пробралась обратно к своей постели и тут же провалилась в глубокий сон.
А когда спустя несколько часов загорелся свет, она со страхом в душе вошла в бабушкину комнату. Бабушка лежала очень бледная и очень тихая, и жизнь уже отлетела от нее.
ГЛАВА 11
Мелочи Лиззи
Весь день Лина провела у миссис Мердо. Дом соседки был очень похож на бабушкин, только гораздо опрятнее. В гостиной стояли диван, пышное кресло, обитое ворсистой полосатой тканью, и большой стол, совсем не такой шаткий, как у Лины. На столе красовалась корзина, а в ней лежали три репки, и у каждой один бочок был нежно-лиловый, а другой - белый. Должно быть, подумала Лина, миссис Мердо положила их на видное место не только потому, что собиралась приготовить на ужин, но еще и потому, что они были такие красивые.
Лина полулежала на диване, вытянув ноги, и миссис Мердо принесла мягкое серо-зеленое одеяло и укрыла ее.
- Так тебе будет теплее, - приговаривала она, заботливо подтыкая одеяло со всех сторон.
Но Лина не чувствовала холода. Зато она чувствовала печаль, а это ведь почти одно и то же. Как приятно ощущать мягкое одеяло - как будто кто-то нежно обнимает тебя. Миссис Мердо дала Поппи поиграть со своим длинным лиловым шарфом, сварила грибной суп-пюре с картофелем, а Лина до вечера бездельничала - просто валялась под одеялом, свернувшись калачиком. Она думала о бабушке, которая прожила такую долгую и, в общем, счастливую жизнь. Потом немного поплакала и уснула, а проснувшись, поиграла с Поппи. День был немного странным, но по-своему уютным - словно маленькая передышка между концом одного этапа жизни и началом нового.
Утром следующего дня Лина встала и начала собираться на работу. Миссис Мердо приготовила на завтрак свекольный чай и тушеный шпинат.
- Скоро День песни, - заметила миссис Мердо, когда они сели завтракать. - Ты хорошо выучила свою партию?
- Да, - ответила Лина. - Я помню ее еще с прошлого года.
- Мне в общем нравится День песни, - сдержанно признала миссис Мердо.
- А я его просто обожаю! - с жаром воскликнула Лина. - Мой самый любимый день в году.
Раз в год жители города собирались вместе, чтобы пропеть хором три великие песни Эмбера. Даже воспоминание об этом заставило Лину приободриться. Она наскоро закруглилась с завтраком и облачилась в свою красную куртку.
- Не беспокойся о Поппи, я о ней позабочусь, - сказала соседка, провожая Лину к дверям. - А когда ты вернешься вечером, мы обсудим, как нам жить дальше.
- В каком смысле?
- Ну, вы же не можете жить вдвоем с Поппи, правда?
- Почему не можем?
- Разумеется, не можете, - отрезала миссис Мердо. - Кто же будет сидеть с Поппи, пока ты разносишь свои сообщения? Знаешь что, перебирайтесь-ка вы ко мне. У меня есть свободная спальня, и довольно симпатичная. Посмотришь? - Она распахнула дверь в дальнем конце гостиной, и Лина заглянула внутрь.
Никогда в жизни не видела она такой уютной комнаты. Большая кровать была покрыта выцветшим голубым одеялом, а в изголовье высились четыре пухлые подушки. Рядом с кроватью стоял комод с ящиками, ручки которых были сделаны в форме капелек, а над комодом висело зеркало. Коврики, устилавшие пол, были всех оттенков голубого и зеленого, а в углу нашлось место крепкому квадратному столу и стулу с высокой спинкой, похожей на маленькую приставную лестницу.
- Это будет твоя комната, - сказала Эвелин Мердо. - Твоя и Поппи. Вам придется спать в одной постели, но она, как видишь, достаточно широкая.
- Как же здесь мило, - прошептала Лина. - Вы так добры, миссис Мердо!
- Пустяки, - энергично сказала миссис Мердо, - элементарный здравый смысл. Тебе нужна комната. У меня она есть. Давай беги, вечером увидимся.
Прошло три дня с тех пор, как Лина и Дун видели в туннелях неизвестного, а официального сообщения все не было и не было. Если этот человек действительно нашел путь из Эмбера, он предпочел сохранить свое открытие в тайне. Лина никак не могла понять почему.
Она снова бегала по городу, разнося сообщения, и ей казалось, что настроение людей за последние дни стало еще более сумрачным. У продовольственных магазинов стояли длинные молчаливые очереди, а прохожие на перекрестках сбивались в кучки и о чем-то судачили вполголоса. Во многих витринах - с каждым днем таких витрин становилось все больше - появились таблички "Закрыто" или "Открыто только пн, вт". Свет то и дело начинал мигать, и тогда горожане замирали на месте и в страхе поднимали глаза к фонарям. Но они, помигав, опять загорались ярко и ровно, и люди переводили дыхание и бежали дальше по своим делам.
Лину ни на минуту не оставляло странное чувство. Куда бы она ни бежала, в голове у нее в такт шагам, подобно маятнику, колотилась одна и та же мысль: "Я одна на белом свете, я одна на белом свете".
Конечно, это было не совсем так: у нее была Поппи, у нее были подруги. У нее, в конце концов, была миссис Мердо - нечто среднее между подругой и близкой родственницей. Но Лина чувствовала, что за последние три дня она стала гораздо старше. Сегодня она ощущала себя едва ли не мамой Поппи. Судьба ребенка всецело зависела от нее.
Но к вечеру ей надоело жалеть себя, и она стала представлять себе свою новую жизнь у миссис Мердо. Она думала о зелено-голубой спальне и уже воображала себе, как развесит там свои картинки. Последняя, нарисованная голубым карандашом, будет, вероятно, смотреться особенно выигрышно - она ведь так подходит по цвету к коврикам. Она притащит из дома обе свои подушки, и тогда вместе с теми, что лежат на голубой кровати, их получится целых шесть. Может быть, в чулане найдется какое-нибудь старое голубое платье, и можно будет сшить наволочки для этих подушек? Комната в голубых и зеленых тонах, квартира, в которой царит полный порядок, плита, на которой всегда есть горячая еда, а тебе еще и одеяло так уютно подтыкают на ночь - все это наполняло Лину чувством покоя. Жизнь в комфорте, почти в роскоши! "Я так благодарна миссис Мердо за ее доброту, - думала Лина. - Я еще не готова остаться в этом мире одна-одинешенька".
Уже в самом конце рабочего дня ей поручили доставить сообщение на Лэмплинг-стрит. На обратном пути, пробегая мимо складов, Лина увидела, как из дверей конторы выходит Лиззи. Ее рыжую голову невозможно было не узнать.
- Лиззи! - окликнула ее Лина.
Лиззи как-то дернулась и, не оглядываясь, пошла прочь. Наверное, не услышала, подумала Лина и снова крикнула:
- Лиззи, подожди!
На этот раз было очевидно, что Лиззи слышит, однако, вместо того чтобы остановиться, она лишь ускорила шаг. "Что происходит?" - недоумевала Лина. Она догнала подругу и схватила ее сзади за куртку.
- Лиззи, да это же я!
Лиззи замерла как вкопанная, а потом медленно обернулась.
- О! - произнесла она. На лице ее было написано смятение. - Это ты… Привет… А я думала, что это… Я не поняла, что это ты. - Она пыталась улыбнулась, но в глазах ее метался страх. - Я… я просто шла домой. - Она прижимала к себе небольшой мешок, набитый какими-то угловатыми предметами.
- Я тебя провожу, - сказала Лина.
- Да что ты? - воскликнула Лиззи. - Вот здорово! - Но как-то незаметно было, что она рада встрече.
- Лиззи, у меня большое горе, - сказала Лина. - У меня бабушка умерла.
Лиззи искоса взглянула на подругу.
- Плохо, - пробормотала она, явно думая о чем-то другом. - Бедная ты, бедная.
Да что с ней такое? Обычно Лиззи очень интересовалась чужими несчастьями и вполне могла искренне посочувствовать, если, конечно, не была погружена в этот момент в собственные проблемы. Лина решила сменить тему:
- Что у тебя в мешке?
- Да так, кое-какие мелочи, - быстро ответила Лиззи. - Забежала после работы в магазин.
- Правда? - Лина смутилась: она же своими глазами видела, как Лиззи только что вышла из складов.