Волны гасят ветер - Стругацкие Аркадий и Борис 10 стр.


* * *

6 мая вечером меня принял наш Президент, Атос-Сидоров. Я захватил с собой наиболее интересные материалы, а суть дела, равно как и предложения свои, изложил ему устно. Он уже был страшно болен, лицо у него было землистое, его мучила одышка. Я слишком долго тянул с этим визитом: у него недостало сил даже удивиться по-настоящему. Он сказал, что ознакомится с материалами, подумает и свяжется со мной завтра.

7 мая я весь день просидел у себя в кабинете, ожидая его вызова. Он меня не вызвал. Вечером мне сообщили, что у него случился сильнейший приступ, его едва откачали, сейчас он в больнице. И снова все свалилось на меня одного, да так, что затрещали бедные косточки моей души.

8 мая я получил, помимо всего прочего, отчет Тойво о его посещении Института Чудаков. Я поставил в моем списке птичку против его фамилии, ввел его рапорт-доклад в регистратор и стал выдумывать задание для Петеньки Силецкого. К этому дню в Институте не побывали у меня только Петенька Силецкий и Зоя Морозова.

Примерно в это время у себя в рабочей комнате Тойво Глумов разговаривал с Гришей Серосовиным. Я привожу ниже реконструкцию их беседы для того, главным образом, чтобы продемонстрировать умонастроения, владевшие в ту пору моими сотрудниками. Только качественно. Количественно соотношение было прежним: на одной стороне - один только Тойво Глумов, на другой - все остальные.

Отдел ЧП, рабочая комната "Д". 8 мая 99 года. Вечер.

Гриша Серосовин вошел по обыкновению без стука, остановился на пороге и спросил:

- Можно к тебе?

Тойво отложил в сторону "Вертикальный прогресс" (сочинение анонимного К. Оксовью) и, склонив голову, оглядел Гришу.

- Можно. Только скоро я ухожу домой.

- Сандро опять нет?

Тойво поглядел на стол Сандро. Стол был пуст и безукоризненно чист.

- Да. Третий день.

Гриша сел за стол Сандро и задрал ногу на ногу.

- А ты где вчера пропадал? - спросил он.

- В Харькове.

- А, и ты побывал в Харькове?

- Кто еще?

- Да почти все. За последний месяц почти весь отдел побывал в Харькове. Слушай, Тойво, я вот к тебе за чем. Ты ведь занимался "внезапными гениями"?

- Да. Только давно. В позапрошлом году.

- Помнишь Содди?

- Помню. Барталомью Содди. Математик, ставший исповедником.

- Вот-вот, он самый, - сказал Гриша. - В сводке есть одна фраза. Цитирую: "По имеющимся данным, Б. Содди незадолго до метаморфозы пережил личную трагедию". Если сводку составлял ты, то два вопроса. Что это была за трагедия, и откуда ты добыл эти данные?

Тойво протянул руку и вызвал свою программу на терминал. Отбор информации закончился, программа уже считала. Неторопливыми движениями Тойво принялся прибирать стол. Гриша терпеливо ждал. Он привык.

- Раз там написано "по имеющимся данным", - сказал Тойво, - значит, эти данные я получил от Биг-Бага.

Он замолчал. Гриша подождал еще немного, поменял местами скрещенные ноги и произнес:

- Неохота мне с этой мелочью идти к Биг-Багу. Ладно, попробую обойтись… Слушай, Тойво, тебе не кажется, что наш Биг-Баг в последнее время какой-то нервный?

Тойво пожал плечами.

- Может быть, - сказал он. - Президент совсем плох. Горбовский, говорят, при смерти. А ведь он их всех знает. И очень хорошо знает.

Гриша произнес задумчиво:

- Между прочим, я с Горбовским тоже знаком, представь себе. Ты помнишь… Хотя тогда тебя у нас еще не было… Покончил с собой Камилл. Последний из Чертовой Дюжины. Впрочем, казус Чертовой Дюжины для тебя тоже, конечно, так… сотрясение воздуха. Я, например, в те поры ничего о нем и не слыхивал… Ну, сам факт самоубийства, а точнее будет сказать - саморазрушения этого несчастного Камилла, никаких сомнений не вызывал. Но непонятно было: почему? То есть понятно было, что жилось ему несладко, последние сто лет своей жизни он был совершенно один… Мы с тобой такого одиночества и представить себе не способны… Но я не об этом. Биг-Баг направил меня тогда к Горбовскому, потому что, оказывается, Горбовский в свое время был с этим Камиллом близок и даже как-то пытался его приветить… Ты меня слушаешь?

Тойво несколько раз кивнул.

- Да, - сказал он.

- Знаешь, какой у тебя вид?

- Знаю, - сказал Тойво. - У меня вид человека, который напряженно думает о чем-то своем. Ты мне это уже говорил. Несколько раз. Штамп. Согласен?

Вместо ответа Гриша вдруг выхватил из нагрудного кармана стило и метнул его прямо в голову Тойво - как дротик, через всю комнату. Тойво двумя пальцами взял стило из воздуха в нескольких сантиметрах от своего лица и сказал:

- Вяло.

"Вяло", - написал он стилом на листке перед собой.

- Вы меня щадите, сударь, - произнес он. - А щадить меня не надо. Это мне вредно.

- Ты понимаешь, Тойво, - проникновенно сказал Гриша, - я знаю, что у тебя хорошая реакция. Не блестящая, нет, но хорошая, добротная реакция профессионала. Однако вид твой… Пойми, как твой тренер по субаксу я просто считаю себя обязанным время от времени проверять, способен ли ты реагировать на окружающее или на самом деле пребываешь в каталепсии…

- Все-таки я сегодня устал, - сказал Тойво. - Сейчас досчитает программа, и пойду я домой.

- А что у тебя там, в программе? - спросил Гриша.

"У меня там", - написал Тойво на листке бумаги и сказал:

- У меня там киты. У меня там птицы. У меня там лемминги, крысы, полевки. У меня там много малых сих.

- И что они у тебя делают?

- Они у меня гибнут. Или бегут. Они умирают, выбрасываясь на берег, топятся, улетают с мест, где жили веками.

- Почему?

- Этого никто не знает. Два-три века назад это было обычным явлением, хотя и тогда не понимали, почему это происходит. Потом долгое время этого не было. Совсем. А сейчас началось опять.

- Позволь, - сказал Гриша. - Все это, конечно, страшно интересно, однако при чем здесь мы?

Тойво молчал, и, не дождавшись ответа, Гриша спросил:

- Ты считаешь, что это может иметь отношение к Странникам?

Тойво старательно, со всех сторон, оглядел стило, вертя его в пальцах, взял за кончик и почему-то поглядел на свет.

- Все, что мы не умеем объяснить, может иметь отношение к Странникам.

- Чеканная формулировка, - восхищенно сказал Гриша.

- А может и не иметь, - добавил Тойво. - Где ты достаешь такие красивые вещицы? Казалось бы - стило. Что может быть банальней? А на твое стило приятно смотреть… Знаешь, - сказал он, - подари ты его мне. А я подарю его Асе. Я хочу ее порадовать. Хоть чем-то.

- А я хоть чем-то порадую тебя, - сказал Гриша.

- А ты хоть чем-то порадуешь меня.

- Бери, - сказал Гриша. - Владей. Дари, преподноси, соври что-нибудь. Дескать, сам спроектировал для любимой, ночами мастерил.

- Спасибо, - произнес Тойво, засовывая стило в карман.

- Но имей в виду! - Гриша поднял палец. - Здесь за углом, на улице Красных Кленов, стоит автомат от мастерской некоего Ф. Морана и печет такие вот стилья со скоростью спроса.

Тойво снова вынул стило и принялся его рассматривать.

- Все равно, - грустно сказал он. - Вот ты этот автомат на улице Красных Кленов заметил, а мне бы и в голову не пришло его замечать…

- Зато ты заметил непорядок в мире китов! - сказал Гриша.

"Китов", - написал Тойво на листке бумаги.

- А вот кстати, - проговорил он. - Вот ты человек свежий, непредубежденный, - как ты думаешь? Что должно такое произойти, чтобы стадо китов, прирученных, ухоженных, обласканных, вдруг, как века назад, в древние злобные времена, выбросилось на отмель умирать? Молча, даже на помощь не позвав, вместе с детенышами… Можешь ты себе представить хоть какую-нибудь причину для этого самоубийства?

- А раньше почему они выбрасывались?

- Почему они выбрасывались раньше - тоже неизвестно. Но тогда можно было хоть что-то предположить. Китов мучили паразиты, на китов нападали косатки и кальмары, на китов нападали люди… Было предположение даже, будто они кончали с собой в знак протеста… Но сегодня!

- А что говорят специалисты?

- Специалисты прислали запрос в КОМКОН-2: установите причину возобновившихся случаев самоубийства китообразных.

- Гм… Понятно. А пастухи что говорят?

- С пастухов все и началось. Пастухи утверждают, что китов гонит на гибель слепой ужас. И пастухи не понимают, представить себе не могут, чего именно могут бояться нынешние киты.

- Н-да, - сказал Гриша. - Похоже, здесь и в самом деле без Странников не обходится.

"Не обходится", - написал Тойво, обвел слова рамочкой, потом еще одной рамочкой и принялся закрашивать промежуток между линиями.

- Хотя, с другой стороны, - продолжал Гриша, - все это уже бывало, бывало и бывало. Теряемся в догадках, грешим на Странников, мозги себе вывихиваем, а потом глянем - ба! а кто это там такой знакомый маячит на горизонте событий? Кто это там такой изящный, с горделивой улыбкой господа бога вечером шестого дня творения? Чья это там такая знакомая белоснежная эспаньолка? Мистер Флеминг, сэр! Откуда вы здесь взялись, сэр? А не соизволите ли проследовать на ковер, сэр? Во Всемирный совет, в Чрезвычайный трибунал!

- Согласись, это был бы далеко не самый скверный вариант, - заметил Тойво.

- Еще бы! Хотя иногда мне кажется, что я предпочел бы иметь дело с десятком Странников, нежели с одним Флемингом. Впрочем, это, наверное, потому, что Странники - существа почти гипотетические, а Флеминг со своей эспаньолкой - бестия вполне реальная. Удручающе реальная со своей белоснежной эспаньолкой, со своей Нижней Пешей, со своими научными бандитами, со своей распроклятой мировой славой!..

- Я вижу, тебе его эспаньолка в особенности жить мешает…

- Эспаньолка его мне как раз не мешает, - возразил Гриша с ядом. - За эту эспаньолку мы его как раз можем взять. А вот за что мы возьмем Странников, если окажется, что это все-таки они?

Тойво аккуратно засунул стило в карман, поднялся и встал у окна. Краем глаза он видел, что Гриша внимательно на него смотрит, расплетя ноги и даже подавшись вперед. Было тихо, только слабо попискивало в терминале в такт сменам промежуточных таблиц на экране дисплея.

- Или ты надеешься, что это все-таки НЕ они? - спросил Гриша.

Некоторое время Тойво не отвечал, а потом вдруг проговорил не оборачиваясь:

- Теперь уже не надеюсь.

- То есть?

- Это они.

Гриша прищурился.

- То есть?

Тойво повернулся к нему.

- Я уверен, что Странники на Земле, и действуют.

(Гриша потом рассказывал, что в этот момент он испытал очень неприятный шок. У него возникло ощущение ирреальности происходящего. Все дело здесь было в личности Тойво Глумова: эти слова Тойво Глумова было очень трудно состыковать с личностью Тойво Глумова. Слова эти не могли быть шуткой, потому что Тойво никогда не шутил по поводу Странников. Слова Тойво не могли быть суждением скоропалительным, потому что Тойво не высказывал скоропалительных суждений. И правдой эти слова никак быть не могли, потому что они никак не могли быть правдой. Впрочем, Тойво мог ошибаться…)

Гриша спросил напряженным голосом:

- Биг-Баг в курсе?

- Все факты я ему доложил.

- И что?

- Пока, как видишь, ничего, - сказал Тойво.

Гриша расслабился и снова откинулся на спинку кресла.

- Ты просто ошибся, - сказал он с облегчением.

Тойво молчал.

- Черт бы тебя побрал! - воскликнул вдруг Гриша. - До чего ты меня довел своими мрачными фантазиями! Меня же сейчас как ледяной водой окатило!

Тойво молчал. Он снова отвернулся к окну. Гриша закряхтел, схватил себя за кончик носа и, весь сморщившись, проделал им несколько круговых движений.

- Нет, - сказал он. - Я не могу, как ты, вот в чем дело. Не могу. Это слишком серьезно. Я от этого весь отталкиваюсь. Это же не личное дело: я-де верю, а вы все - как вам угодно. Если я в это поверил, я обязан бросить все, пожертвовать всем, что у меня есть, от всего прочего отказаться… Постриг принять, черт подери! Но жизнь-то наша многовариантна! Каково это - вколотить ее целиком во что-нибудь одно… Хотя, конечно, иногда мне становится стыдно и страшно, и тогда я смотрю на тебя с особенным восхищением… А иногда - как сейчас, например, - зло берет на тебя глядеть… На самоистязание твое, на одержимость твою подвижническую… И тогда хочется острить, издеваться хочется над тобою, отшучиваться от всего, что ты перед нами громоздишь…

- Слушай, - сказал Тойво, - чего ты от меня хочешь?

Гриша замолчал.

- Действительно, - проговорил он. - Чего это я от тебя хочу? Не знаю.

- А я знаю. Ты хочешь, чтобы все было хорошо и с каждым днем все лучше.

- О! - Гриша поднял палец.

Он хотел сказать еще что-то, что-то легкое, что смазало бы ощущение неловкой интимности, возникшей между ними за последние минуты, но тут пропел сигнал окончания программы, и на стол короткими толчками поползла лента с результатами. Тойво просмотрел ее всю, строчку за строчкой, аккуратно сложил по сгибам и сунул в щель накопителя.

- Ничего интересного? - осведомился Гриша с некоторым сочувствием.

- Как тебе сказать… - промямлил Тойво. Теперь он действительно напряженно думал о другом. - Снова весна восемьдесят первого.

- Что именно - снова?

Тойво прошелся кончиками пальцев по сенсорам терминала, запуская очередной цикл программы.

- В марте восемьдесят первого года, - сказал он, - впервые после двухвекового перерыва зафиксирован случай массового самоубийства серых китов.

- Так, - нетерпеливо сказал Гриша. - А в каком смысле - снова?

Тойво поднялся.

- Долго рассказывать, - проговорил он. - Потом сводку прочитаешь. Пошли по домам.

Тойво Глумов дома. 8 мая 99 года. Поздний вечер.

Они поужинали в комнате, багровой от заката.

Ася была в расстроенных чувствах. Закваска Пашковского, доставлявшаяся на деликатесный комбинат прямиком с Пандоры (в живых мешках биоконтейнеров, покрытых терракотовой изморозью, ощетиненных роговыми крючьями испарителей, по шесть килограммов драгоценной закваски в каждом мешке), закваска эта опять взбунтовалась. Вкусовой запах ее самопроизвольно перешел в класс "сигма", а горькость достигла последнего допустимого градуса. Совет экспертов раскололся. Магистр потребовал впредь до выяснения прекратить производство прославленных на всю планету "алапайчиков", а Бруно - дерзкий болтун, мальчишка, нахал - заявил: с какой это стати? Никогда в жизни он не осмеливался пикнуть против Магистра, а сегодня вдруг принялся ораторствовать. Рядовые любители-де такого изменения во вкусе попросту не заметят, а что касается знатоков-де, то он голову дает на отсечение - по крайней мере каждого пятого такая вкусовая вариация приведет-де в восторг… Кому это нужна его отсеченная голова? Но ведь его поддержали! И теперь непонятно, что будет…

Ася распахнула окно, села на подоконник и стала глядеть вниз, в двухкилометровую сине-зеленую пропасть.

- Боюсь, мне придется лететь на Пандору, - сказала она.

- Надолго? - спросил Тойво.

- Не знаю. Может быть, и надолго.

- А зачем, собственно? - спросил Тойво осторожно.

- Ты понимаешь, в чем дело… Магистр считает, что здесь, на Земле, мы проверили все, что возможно. Значит, не в порядке что-то на плантациях. Может быть, там пошел новый штамм… А может быть, что-то происходит при транспортировке… Мы не знаем.

- Один раз ты у меня уже летала на Пандору, - проговорил Тойво, мрачнея. - Полетела на недельку и просидела там три месяца.

- Ну а что делать?

Тойво поскреб ногтем щеку, покряхтел.

- Не знаю я, что делать… Я знаю, что три месяца без тебя - это ужасно.

- А два года без меня? Когда ты сидел на этой самой… как ее…

- Ну, вспомнила! Когда это было! Я был тогда молодой, я был тогда дурак… Я был тогда Прогрессор! Железный человек - мышцы, маска, челюсть! Слушай, пусть лучше твоя Соня летит. Она молодая, красоточка, замуж там выйдет, а?

- Конечно, Соня тоже полетит. А других идей у тебя нет?

- Есть. Пусть летит Магистр. Он эту кашу заварил, вот пусть теперь и летит.

Ася только посмотрела на него.

- Беру свои слова назад, - быстро сказал Тойво. - Ошибка. Просчет.

- Ему даже Свердловска нельзя покидать! У него же вкусовые пупырышки! Он четверть века своего квартала не покидал!

- Учту, - пошел отчеканивать Тойво. - Навсегда. Больше не повторится. Сморозил. Отмочил. Пусть летит Бруно.

Ася еще несколько секунд жгла его негодующим взглядом, а потом отвернулась и снова стала смотреть в окно.

- Бруно не полетит, - сказала она сердито. - Бруно теперь будет заниматься этим своим новым букетом. Он его хочет зафиксировать и стандартизовать… Но это мы еще посмотрим… - Она искоса глянула на Тойво и засмеялась. - Ага! Поскучнел! "Три месяца… Без тебя…"

Тойво немедленно поднялся, пересек комнату и сел у ног Аси на пол, прислонив голову к ее коленям.

- Тебе же все равно в отпуск надо, - сказала Ася. - Ты бы там поохотился… Это же ведь Пандора! Съездил бы в Дюны… Плантации бы наши посмотрел… Ты ведь даже представить себе не можешь, что это такое - плантации Пашковского!..

Тойво молчал и только все крепче прижимался щекой к ее коленям. Тогда она тоже замолчала, и некоторое время они не разговаривали, а потом Ася спросила:

- У тебя что-то происходит?

- Почему ты так решила?

- Не знаю. Вижу.

Тойво глубоко вздохнул, поднялся с пола и тоже сел на подоконник.

- Правильно видишь, - угрюмо произнес он. - Происходит. У меня.

- Что же?

Тойво, прищурясь, разглядывал черные полосы облаков, перерезающие медно-багровое зарево заката. Сизо-черные нагромождения лесов у горизонта. Тонкие черные вертикали тысячеэтажников, встопорщенные гроздьями кварталов. Медно отсвечивающий, исполинский купол Форума слева и неправдоподобно гладкая поверхность круглого Моря справа. И черные попискивающие стрижи, дротиками срывающиеся из висячего сада кварталом выше и исчезающие в листве висячего сада кварталом ниже.

- Что происходит? - спросила Ася.

- Ты удивительно красивая, - сказал Тойво. - У тебя соболиные брови. Я не знаю точно, что эти слова означают, но это сказано про что-то очень красивое. Про тебя. Ты даже не красивая, ты прекрасная. Миловзора. И заботы твои милые. И твой мир милый. И даже Бруно твой милый, если подумать… И вообще мир прекрасен, если хочешь знать… "Мир прекрасен, как цветочек. Счастьем обеспечены пять сердец, и девять почек, и четыре печени…" Я не знаю, что это за стихи. Они у меня вдруг всплыли, и я захотел их прочитать… И вот что я тебе скажу, запомни! Очень даже может быть, что вскорости я прилечу к тебе на Пандору. Потому что вот-вот у него лопнет терпение и он действительно выгонит меня в отпуск. А может быть, и вообще выгонит. Вот что я читаю в его ореховых глазах. Явственно, как на дисплее. А теперь давай-ка чайку.

Ася проницательно посмотрела на него.

- Ничего не выходит? - спросила она.

Тойво уклонился от ее взгляда и неопределенно повел плечом.

Назад Дальше