- Лирк, - сказал он. - Личный регистрационный код. Присваивается каждому гражданину Звездной России, или звездному русичу, один раз в жизни. Родившимся здесь - сразу после рождения, прибывшим извне - после прохождения соответствующего собеседования. Как и все, что нас окружает, лирк представляет собой нанотехническую многофункциональную систему. Первая его функция - однозначная идентификация вашего организма, исключающая возможность подделки. - Калашников с пониманием качнул головой. - Вторая функция - обеспечение связи с единой Сетью, являющейся сегментом Галактической Паутины. Третья функция - непрерывная запись всех происходящих с вами событий, гарантирующая ваше личное бессмертие. - Калашников присвистнул. - Четвертая - медицинский контроль за состоянием организма, пятая - обеспечение альтернативного энергомассового обмена и формирование временных органов, шестая… - Гринберг сделал паузу и внимательно посмотрел на Калашникова. - С пятой функцией все понятно?
- Чего ж тут непонятного, - махнул рукой Калашников, - к электросети подключаться и электроотвертку из пальца выращивать. Знаем, читали; а что там дальше?
- Шестая функция - обеспечение этического контроля, - сказал Гринберг. - Поскольку биологически ваш организм, как и организм абсолютного большинства разумных существ, сформировался в доцивилизационный период, иными словами - в первобытную эпоху, существуют ситуации, в которых ваш разум перестает контролировать ваше поведение. Вы сами очень точно выразили этот факт, сказав, что разумны всего лишь треть своей жизни. Так вот, лирк обеспечит вам стопроцентную разумность в любых ситуациях. Природные и социальные рефлексы, подавлявшие ваш разум в течение предшествующей жизни, перестанут решать за вас, что и как вам делать. Отныне каждый раз, когда вам захочется совершить какой-нибудь необдуманный, импульсивный или просто привычный поступок, идущий вразрез с этическими нормами Звездной России, в вашей голове зазвучит голос. С вами заговорит ваше второе "я", ваш даймон, который быстро наставит вас на путь истинный.
- Звучит весьма заманчиво, - отметил Калашников. - Значит, лирк - это такой микрочип, который вставляется в мозг и заставляет всех вести себя как положено?
- Совершенно верно, - улыбнулся Гринберг. - Вы очень точно сформулировали принципиальное отличие этического контроля от предшествовавшего ему природного. Вести себя, как положено, а не как получается, - это и значит быть звездным русичем.
- Эдаким роботом без страха и упрека? - улыбнулся Калашников.
- Быть может, вам тоже не следует спешить? - спросил Гринберг. - Познакомиться немного с этими "роботами", попытаться понять, чем они заняты в своей повседневной жизни?
- Есть куда более радикальный способ, - ответил Калашников. - Самому стать таким роботом.
- То есть как? - растерялся Гринберг. - Вы же не уверены, что быть роботом - это хорошо?!
- Не уверен, - согласился Калашников. - Но зато я точно знаю: быть человеком - еще хуже!
Гринберг зажал лирк в кулаке и покосился на Лапина. Тот огладил свою роскошную бороду и прогудел:
- Хорошо сказано! Наш человек!
- Итак, - обратился Гринберг к Калашникову, - вы принимаете на себя обязательство стать звездным русичем? Принимаете со всей ответственностью, прекрасно понимая, насколько трудно вам будет это сделать?
- Что значит - трудно? - удивился Калашников. - Человеком - трудно, и роботом - трудно? Да что же это такое!
- Трудно, - повторил Гринберг. - Потому что лирк не сможет обеспечить вам самое главное: смысл жизни. Первое время вы будете удовлетворять свое любопытство, и даже искренне верить, что счастливы. А потом настанет момент, когда вы посмотрите вокруг себя, увидите увлеченных своим делом людей, радующихся каким-то непонятным для вас свершениям, и вдруг обнаружите, что вся эта кипучая жизнь не имеет к вам ровным счетом никакого отношения.
Калашников искренне рассмеялся:
- Дай-то Бог! Я уже столько лет жду, когда же мое любопытство оставит меня в покое! Может быть, тогда у меня наконец хоть что-то получится.
- Что получится-то? - неожиданно спросил Лапин.
- Да хоть что-нибудь, - вырвалось у Калашникова. - Звездную Россию без меня построили, искусственный интеллект тоже наверняка запрограммировали, так откуда мне знать, что должно получиться? Еще не придумал!
Гринберг снова покосился на Лапина.
- Нет, - пробасил тот. - Это, Миша, по твоей части. Умен слишком!
- Хорошо, - сказал Гринберг. Раскрыл кулак, протянул лирк Калашникову. - Теперь я понимаю, почему Таранцев решил начать с две тысячи первого года.
4.
Калашников взял лирк с волосатой ладони Гринберга, отметил, что остроконечные когти на пальцах у черта аккуратно подпилены и покрыты телесного цвета лаком, повертел диск в руках.
- Куда его? - спросил он. - Под язык или на лоб?
- На грудь, - ответил Гринберг. - Если для вас имеют значения символы, то - ближе к сердцу.
- Имеют, - сказал Калашников дрогнувшим голосом. - Хотя… а, ладно!
Он расстегнул пуговицу на рубашке, засунул лирк за пазуху и прижал его к груди. Кожа вокруг диска сразу же потеряла чувствительность, перед глазами Калашникова замелькали черные и красные пятна.
- Может быть, мне лучше сесть? - спросил он, удивляясь, как медленно выдавливаются изо рта слова.
- Нет, - так же медленно ответил Гринберг. - Сейчас вы поймете.
- Что это? - испуганно спросил Калашников, когда черные и красные пятна вдруг сложились во вполне осмысленное изображение. У Калашникова глаза полезли на лоб: он вдруг понял, что видит одновременно и стоящего перед ним Гринберга, и большой черный экран монитора, на котором красными буквами написано Enter. - Сеть, что ли?
- Что вы видите? - спросил Гринберг.
- Энтер, - ответил Калашников и усмехнулся, вспомнив прочитанную в молодости повесть. - Вход для прессы!
- Пока не входите, - посоветовал Гринберг. - Я чувствую, что у вас еще остались вопросы…
- … и боюсь, что вы найдете на них ответы, - продолжил за него Калашников. А потом задержал взгляд на надписи Enter и мысленно приказал ей вдавиться в экран.
Гринберг, прочитал он рядом с цветной фотографией, изображавшей стоявшего перед ним черта. Михаил (Мехион) Аронович, год рождения 2209, отец Арон (Аррион) Глваркет, мать Рашель Гринберг. Гость с 2234 по 2236, гражданин с 2236. Специальности: технологическая безопасность, социальная безопасность, социодинамика, психологическая безопасность…
- Ну хватит, хватит! - услышал Калашников и перевел глаза на живого Гринберга, размахивающего когтистой ладонью прямо перед его носом. - Вы что, Сети никогда не видели? Подвесьте экраны вне поля зрения, и рассматривайте их сколько угодно!
Калашников посмотрел на Гринберга, и тот вдруг замолчал.
- Михаил, - сказал Калашников. - Так вы тоже… незаконный иммигрант?
Гринберг опустил руку.
- Даже так? - сказал он, прищурившись. - Уже раскопали? А я еще собирался учить вас, как пользоваться Сетью!
- Почему вы сами не сказали? - спросил Калашников.
- Чтобы у вас не возникло подозрения, что у всех новопринятых звездных русичей рано или поздно отрастают рога, - улыбнулся Гринберг. - А если серьезно, то неужели трудно было догадаться? Хотя бы по моему внешнему виду?
- Трудно, - честно ответил Калашников. - Двести пятьдесят лет плюс современная медицина. Подумаешь, рога; вот если бы вы были спрутом!
Гринберг моментально перестал улыбаться, и в глазах его снова вспыхнул алый огонь.
- Об этом позже, - сказал Гринберг. Он на секунду прикрыл глаза ладонью, вернув им нормальный цвет. - Как вы себя чувствуете, Артем Сергеевич? Не хочется уйти в Сеть с головой?
- Хочется, - признался Калашников. - Но побаиваюсь: вдруг упаду и нос разобью?
- Вот поэтому, - назидательно сказал Гринберг, - я и запретил вам садиться. По имеющемуся у меня опыту, лица, впервые подключившиеся к Сети, проводят в виртуальной реальности до двадцати часов в сутки. А у нас с вами еще остались нерешенные вопросы.
- Ну так давайте их решим, - предложил Калашников.
- Давайте, - согласился Гринберг. Он взял Калашникова под руку и подвел его к перилам, ограждавшим веранду со стороны заката. - Где бы вы хотели поставить свой дом, Артем Сергеевич? Вон там, на излучине реки, или вот здесь, на высоком холме?
Калашников оперся на перила и задумчиво посмотрел на открывшуюся его взору речную долину.
- Давайте на холме, Михаил Аронович, - ответил он минуту спустя. - Красиво у вас здесь…
- У вас, - поправил Гринберг, - это же будет ваш дом. Пойдемте!
- Куда? - спросил Калашников.
- Строить, - просто ответил Гринберг, повернулся к лестнице и, не дожидаясь ответа, спустился в парк. Калашников качнул головой и поспешил следом. Ступив на дорожку из битого кирпича, он оглянулся, чтобы махнуть Макарову рукой. А потом трусцой побежал дальше, едва поспевая за Гринбергом, оказавшимся чертовски быстрым ходоком.
Макаров поскреб подбородок и решил все-таки задать вопрос.
- Прошу прощения, как ваше отчество? - обратился он к Лапину.
- Петрович, - ответил Лапин, показал на освободившийся после Гринберга стул. - Сядем?
- Пожалуй, да, - кивнул Макаров, послушно присаживаясь на указанное место. - Семен Петрович, можно вопрос? - Лапин молча кивнул. - Что это с ним?!
- Он всегда такой, - ответил Лапин. - Двадцать лет знакомы.
- Да нет, я про Калашникова, - махнул рукой Макаров. - Какой "энтер"? Что он такого увидел?
- А, - протянул Лапин, - Сеть эта окаянная! Картинки он в глазах увидел, картинки. Такие, что все вокруг застят.
- Это после таблетки? - уточнил Макаров. - После того, как он ее к груди приложил?
- Верно, - кивнул Лапин. - После таблетки. Лирк называется.
- И надолго это с ним? - обеспокоенно спросил Макаров.
- Привыкнет, - уверенно ответил Лапин. - Через неделю в гости позовет. А может, и раньше.
- Через неделю, - повторил Макаров и посмотрел в сторону высившегося над рекой холма. Две маленькие фигурки, черные на фоне закатного неба, стояли на его вершине, время от времени размахивая руками. - Ну ладно, с Калашниковым все понятно; а как же я? Что мне теперь делать?
- Обживаться, - ответил Лапин. - На первое время здесь, у меня. Изба большая, родичи в разъездах, места хватит. Сейчас ужинать будем, а там и гости подоспеют.
- Гости? - забеспокоился Макаров. - А я не помешаю?
Лапин засмеялся:
- Скромный ты очень, Павел Александрович! Они ж на тебя посмотреть придут!
- На меня? - удивился Макаров. - Зачем это?
- Ну как же, - Лапин развел руками. - Первый человек из прошлого, да еще Павел Макаров. Тот самый Макаров!
- Какой еще "тот самый"?! – возмутился Макаров. - Семен Петрович, я так больше не могу! Здесь явно какое-то недоразумение!
- Недоразумение, - кивнул Лапин. - А нам надобно разумение. Посидим, поговорим, откушаем, чего Бог послал. Тут недоразумению и конец!
С этими словами Лапин засунул руку в объемистый карман своих просторных белых одежд и вытащил на свет пузатую бутыль с узким горлышком. Поставил на стол, обтер рукавом этикетку и подмигнул Макарову:
- Очищенная. Сам делаю!
Глава 3. Тот самый Макаров
Пора уходить от культуры "калашникова"!
П. Мушшараф
1.
Павел Макаров осторожно открыл один глаз и тут же закрыл его обратно.
Спать, подумал он. Нужно спать. Потому что просыпаться в таком состоянии - смерти подобно.
Однако у желудка на этот счет имелось собственное мнение. Макаров сглотнул слюну, пытаясь сдержаться, заворочался на кровати - и едва успел повернуться на бок.
Свесив голову вниз, он несколько раз дернулся в приступе рвоты, сплюнул, сглотнул, еще раз сплюнул. И только после этого решился еще раз открыть глаза.
В комнате стоял полумрак. Плотные шторы закрывали маячившее в отдалении окно, на полу расплывалось неаппетитного вида пятно. Макаров застонал и ни к селу ни к городу вспомнил какой-то хрустальный саркофаг. Вот бы сейчас туда, подумал он. Сразу бы полегчало.
Макаров перевернулся на спину, подоткнул под голову часть одеяла и сделал еще одну попытку уснуть. Надо же было так нажраться, подумал он. А ведь поначалу чай пили, с чего это я за коньяком ломанулся? Ах да, свет в подвале погас, а потом какая-то чертовщина началась. Кстати, а где я вообще нахожусь?!
Макаров приподнял голову и огляделся по сторонам. Вроде бы Калашниковская квартира, подумал он. Шторы он поменял, что ли? И потолок? Нет, я где-то в другом месте…
Макаров сфокусировал взгляд на ближайшей стене - и мгновенно вспотел.
Всю стену занимал громадный телевизионный экран, в котором отражался слегка уменьшенный силуэт завешенного шторами окна.
Свят-свят-свят, подумал Макаров. Это что же, все еще сон? Все еще Звездная Россия?!
При этой мысли Макарову стало совсем плохо. Он зарылся лицом в матрас и закрыл голову руками. Кто-то на звездолетах летает, а я вот… Валяюсь здесь, как под забором.
- Доброе утро, - раздался со стороны окна незнакомый голос. - Как вы себя чувствуете?
Макаров со стоном повернулся.
- Плохо, - сказал он. - О-очень плохо!
- Сейчас исправим, - сказал незнакомец, раздвигая шторы. Макаров зажмурился от яркого света. Послышался легкий стук, а вслед за тем в комнату ворвался холодный свежий воздух. Май, вспомнил Макаров. У них здесь май.
- Время - одиннадцать часов, - сообщил незнакомец, - температура шестнадцать градусов. - Его спокойный, уверенный голос породил у Макарова новую цепочку воспоминаний. Хрустальный саркофаг, возвратившееся зрение, желание прыгать до потолка; высокий врач в белом халате, говоривший столь же коротко, четко и ясно. - А теперь попробуйте сесть.
Вот именно, подумал Макаров. Попробуйте.
Он сделал глубокий вдох, скинул ноги с кровати и, оттолкнувшись обеими руками, перевел себя в вертикальное положение. Голова тут же закружилась, комната опасно качнулась влево.
Незнакомец уже стоял перед Макаровым, держа в руке прозрачную чашку с темной жидкостью.
- Вот, - сказал он, протягивая зелье, - выпейте это. Потом обопритесь локтями на колени. И две минуты не шевелитесь.
Невозможно, подумал Макаров. От такого похмелья надо дня три отходить.
Он взял кружку, зажмурился, резко выдохнул воздух - и заглотил содержимое, не разбирая вкуса. Только бы не обратно, мелькнула мысль.
- Локти на колени! - скомандовал врач. Макаров уже не сомневался, что это именно врач. - Вот так!
Он помог Макарову принять классическую позу кучера и встал рядом, готовый в любую минуту прийти на помощь. Макаров посидел минуту, ожидая действия странного напитка, не оставившего после себя ни вкуса, ни запаха. Потом поднял голову.
- Простите, - сказал он, разглядев наконец стоявшего перед ним врача. - Я не должен был так напиваться.
Врач ничего не ответил. Он оглядел Макарова с ног до головы, удовлетворенно кивнул, протянул руку с чашкой к изголовью кровати. Макаров повернул голову в ту же сторону и обмер: чашка прилипла к белым, в мелкую крапинку обоям, растаяла, словно масло на сковородке, и бесшумно впиталась в стену.
Врач скрестил руки на груди и снова посмотрел на Макарова.
- Все, - сказал он. - Можете вставать.
- Точно? - с сомнением переспросил Макаров и вдруг понял, что врач не врет. Похмелье куда-то улетучилось, в тело вернулась вчерашняя легкость. Макаров осторожно поднялся на ноги и почувствовал острое желание немедленно сделать зарядку.
- Спасибо вам, - сказал Макаров, вспомнив, кому он обязан чудесным исцелением, - простите, не знаю, как вас звать…
- Не за что, - ответил врач. - Это моя работа. А звать меня можно по номеру. Второй.
- Что значит - по номеру?! – удивился Макаров. - Разве у вас нет нормального имени?!
- Коттедж Семена Лапина, - ответил врач, - поселок Уральский, средний Урал.
- Это адрес, - сказал Макаров, чувствуя нарастающую тревогу. - А имя?
- Вы не поняли, - улыбнулся врач. Он шагнул к стене, прислонился к ней спиной. - Я и есть коттедж.
С этими словами врач начал медленно растворяться в стене. Макаров разинул рот, протянул руку, чтобы вытащить своего странного собеседника обратно, но не закончил движения, потому что вытаскивать было уже некого.
- Теперь понятно? - спросил врач, появляясь из противоположной стены.
Макаров повернулся на голос. Врач, а теперь уже не врач, а человек-коттедж стоял перед ним, нисколько не изменившись - тот же бежевый комбинезон, тот же рост, те же безупречно уложенные светлые волосы и приветливое, открытое лицо.
- Вы не шутите? - без особой надежды поинтересовался Макаров.
- Зачем? - удивился человек-коттедж.
Действительно, зачем, подумал Макаров. Двадцать третий век. Тут и без всяких шуток есть отчего спятить.
- Но если вы - коттедж, - спросил он, хватаясь за последнюю соломинку, - тогда почему - Второй?
- Первый чейн обслуживает хозяина, - ответил коттедж. - А вам, как гостю, положен второй.
- Чейн? - переспросил Макаров.
- Человекообразный интерфейс, - пояснил коттедж. - Сокращение.
Двадцать третий век, подумал Макаров. С виду человек, а на самом деле… Даже непонятно, кто!
- Ну что ж, - сказал он и протянул руку. - Здравствуйте, Чейн Второй! Меня зовут Павел Макаров.
2.
Рукопожатие чейна ничем не отличалось от человеческого. Ладонь оказалась теплой и даже слегка влажной, никакого стального каркаса под пальцами не прощупывалось. Точная копия человека, подумал Макаров. Прямо как мы с Калашниковым.
- Пойдемте, - сказал чейн, - я покажу вам дом.
- А это действительно дом? - уточнил Макаров. - У меня такое ощущение, что комнаты в нем то появляются, то исчезают…
- Так обычно и бывает, - кивнул чейн. - Но этот дом не меняется. Семен Петрович построил его своими руками.
- Да?! – воскликнул Макаров и многозначительно посмотрел на стену. - А как же…
- Да вот так, - ответил чейн, поняв вопрос с полуслова. В мгновение ока он сделался жидким, обрушился на пол тяжелыми вязкими каплями, расплылся стремительно просветлевшей лужей и без остатка впитался в неструганое дерево. - Мы существуем между обычных вещей, - продолжил чейн, спрыгивая с потолка. - Но сам дом - настоящий!
Макаров покачал головой и засунул руки в карманы. Сделав это, он наконец осознал, что на нем все те же старые джинсы и рваная коричневая куртка, в которых он вышел из подвала к майскому солнцу двадцать третьего века. Правда, на теле они ощущались как новенькие, и пахли утренней свежестью. Выстирали, пока я спал, подумал Макаров. Обслуживание, как в пятизвездочном отеле.
- Ну, тогда пойдемте, - сказал Макаров.
Чейн тут же оказался у двери, раскрыл ее и вышел в следующую комнату.
Архитектура Семена Лапина оказалась столь же лаконичной, как и его речь. Дверь спальни выходила в прямоугольный зал со стеклянной крышей и громадным, почти во всю стену окном с видом на реку. Посреди зала располагалась лестница на первый этаж, вдоль глухой стены выстроились двери в гостевые комнаты, у длинного окна стояли три столика и дюжина стульев.
- Совсем как у нас, - пробормотал Макаров.