Сморчок прервался, чтобы поразмыслить. Элли попыталась представить, как выглядел сумасшедший дом в былые времена, но не смогла. Наверное, ужасно, подумала она.
- Даже когда я не знал о существовании Страны затерянных душ, то мог отличить душевнобольных от одержимых. Все написано у человека в глазах. Мать, или отец, не помню, говорила, что одержимость - это миф, но ты знаешь, что это не так, ведь ты сама это делала.
- Я никого с ума не свела.
- Согласен, - сказал Сморчок. - Но, наверное, если бы я сейчас был живым человеком, из плоти и крови, мне было бы ужасно не по себе, если бы я узнал, что тварь вроде Макгилла завладела моим телом.
- А почему это тебя волнует? Наоборот, если он займется порабощением людей, он уйдет из Страны затерянных душ, а ты станешь капитаном.
- Я не родился капитаном, - ответил Сморчок с легким подобием улыбки на лице. - У меня голова для этого маловата.
Элли вернулась в каюту и легла на кровать, размышляя о том, что сказал Сморчок. Она не могла думать ни о чем другом, только о двух набережных и поражении Макгилла. Наконец у нее появилась идея. Она поняла, как можно попытаться победить чудовище снова или, по крайней мере, отвлечь его от происходящего на борту, чтобы она могла исчезнуть, прихватив Ника и Лифа. План был чрезвычайно прост и очень опасен, но Элли не могла придумать ничего лучше.
Теперь оставалось найти узкую полоску бумаги и… печатную машинку.
* * *
Макгиллу никогда никто не нравился, но последнее время он стал подозревать, что, если такое вообще может с ним случиться, он стал слишком уж неравнодушен к Элли. Это его расстроило - он знал, что Элли бросит его и сбежит с друзьями, как только подвернется подходящий случай. Но Макгилл верил в силу шантажа. Пока он размахивает ее свисающими с потолка друзьями, как морковками, перед носом девочки, она будет делать то, что нужно ему. Макгилл знал, что доверять ей не сможет никогда, но для него доверия давно уже не существовало как такового - оно кануло в лету вместе с другими человеческими качествами. Если он кому-то и доверял, то только себе, да и то частенько с сомнением относился к некоторым своим мыслям. К примеру, его мучило подозрение, что он поверил в двенадцать шагов, предложенных Элли, только потому, что уж очень хотел научиться овладевать людьми. А может, и того хуже? Вдруг он поверил в программу лишь по причине того, что Элли ему нравилась?
Доверять себе в этом вопросе он уже не мог и пришел к выводу, что необходимо проверить честность Элли. Однажды, когда ее не было на верхней палубе, он подозвал к себе здоровенного малого, которого все называли Молотилкой. Парень отличался не только могучим телосложением - ему "повезло" умереть дома, во время тренировки с боксерским мешком. При этом он был одет в костюм профессионального борца. Макгилл часто брал его с собой на берег, чтобы пугать новичков, которые еще не успели понять, что боль и физическая сила не имеют в Стране затерянных душ особого значения. Однако в тот день Макгилл приготовил для Молотилки другое задание.
- Возьми двух матросов и шлюпку, - сказал ему Макгилл, объяснив суть миссии. - Отправитесь на берег ночью, когда другие члены команды будут сидеть внизу. Никому ничего не рассказывай, а когда найдешь то, что мне нужно, отправляйся в Рокавей Пойнт. "Морская королева" будет стоять там, пока вы не вернетесь.
Молотилка почтительно поклонился и ушел. Ему было приятно получить такое важное задание.
Макгилл откинулся на спинку трона и глубоко задумался, по обыкновению теребя когтями драгоценные камни, которыми были украшены ручки кресла. Если экспедиция Молотилки увенчается успехом, вскоре он узнает, обманула его Элли или нет.
Во второй части книги "Все, что говорит Мэри, - неправда" Элли Отверженная пишет о вечности: "Возможно, Мэри и изобрела понятие "отблески жизни", но это не значит, что она хоть сколько-нибудь разбирается в душах тех, о ком пытается заботиться. Может, есть какая-то причина того, что мы здесь, но, возможно, ее и нет. Очень может быть, что все мы здесь по чистой случайности, хотя, возможно, есть какой-то план, разработанный силами, постичь логику которых нам, простым смертным, просто невозможно. Я лишь могу указать на то, что исходящее от нас сияние не угасает со временем. В этом есть какой-то непостижимый смысл. Мне кажется, мы должны задавать себе подобные вопросы и искать ответы на них, а не катиться покорно по накатанной колее".
Глава двадцать первая
Паутина
Ник продолжал висеть вверх ногами в колокольной камере, размышляя о своем отношении к жизни, и окончательно уверился в том, что пришла пора сбросить все оковы. Слишком долго я был послушным орудием в чужих руках, думал он. Будучи живым, Ник считал, что следует прислушиваться к мнениям друзей и придерживаться существующих тенденций. Он никогда не решался пойти наперекор всему и сделать что-то в точности так, как ему хотелось. Когда он попал в Страну, рядом оказалась Элли, и Ник последовал за ней, потому что она обладала пробивной силой. Она была человеком действия, умела выбирать цели и составлять планы. Но планы не всегда верны, думал Ник. Пока он сидел в бочке, его взгляд на вещи претерпел кардинальные изменения. Находясь в заточении, он был не в силах что-нибудь предпринять, и ему приходилось лишь покорно ожидать освобождения, которое могло прийти только со стороны. Ничего более неприятного, чем ощущение собственного безволия и одиночества, Нику переживать не приходилось. Не владеть своей судьбой - что может быть хуже? Прошло совсем мало времени, и вот в какое положение я вновь попал, рассуждал Ник, вишу, как кусок говядины, подвешенный к потолку, и жду, пока кто-нибудь придет мне на помощь.
Многие из тех, кто висел рядом с Ником, дошли до состояния безусловного принятия случившегося с ними. Лиф, находящийся во власти странного шока, напоминавшего посттравматический синдром, был для Ника примером того, что может произойти с ним самим. Он мог, так же как Лиф, однажды оставить все надежды и превратиться в пассивное существо, безропотный овощ, уныло висящий вне пространства и времени и готовый к любому повороту призрачной судьбы. Эти мысли пугали Ника, он постоянно находился начеку и постепенно понял, что единственный способ положить конец тревожному ожиданию - действовать.
- Я найду способ отсюда выбраться, - говорил он соседям, когда у них было настроение слушать.
- Ой, да заткнись ты, - проворчал бойскаут. - Это никому не интересно.
Кое-кто из висящих рядом лениво согласился со своим лидером.
- Вечно вы, новички, жалуетесь все, жалуетесь… - сказал кто-то из висевших в середине отсека.
Вероятно, голос принадлежал мальчику, подвешенному за ноги так давно, что в его душе угасла последняя надежда.
- Да я не жалуюсь, - заявил Ник, внезапно почувствовавший, что действительно не испытывает желания бесцельно ныть. - Я собираюсь что-нибудь сделать для своего спасения.
Сказав это, он согнул спину и принялся размахивать руками, чтобы раскачать себя, как маятник.
Лиф смотрел на него и безоблачно улыбался.
- Ой, как здорово, - сказал он, присоединяясь к Нику.
Вскоре им удалось достаточно сильно раскачаться. При каждом взмахе "маятника" они бились о соседей, которые были очень недовольны, так как толчки выводили их из приятного забытья.
Стали раздаваться негодующие возгласы и требования прекратить суматоху. Стены отсека отражали крики и визг детей, стало шумно. Но Ник не желал ничего слышать.
Он не мог долететь до двери - не хватало длины веревки, а если бы даже мог, она была заперта на замок, так что смысла в этом особого не было. Кроме того, ему мешали висевшие повсюду дети: их тела не позволяли раскачаться достаточно сильно. Ник случайно зацепился за локти Лифа, когда тот пролетал мимо, и они закружились, словно в танце, их веревки переплелись. Постепенно они оказались прижатыми друг к другу, как партнеры в страстном танго.
Бойскаут засмеялся.
- Отличный способ выбраться! - сказал он. - Теперь так и будете висеть!
Веревки так плотно переплелись, что распутать их было невозможно, но зато Лиф и Ник оказались теперь ближе к потолку, чем раньше. Ближе к потолку…
В голове Ника сверкнула шальная мысль. Она была такая удачная и удивительно здравая, что соскочила с его испачканных шоколадом губ прежде, чем он сам успел понять, о чем она.
- Макраме, - сказал он.
- В смысле? - не понял Лиф.
Однажды, давным-давно, когда Ник пришел из школы домой, слишком усталый, чтобы заняться чем-нибудь полезным, бабушка дала ему бечевку и научила плести узоры. Этот вид плетения, макраме, Ник и вспомнил. Тогда он сделал кашпо для цветочного горшка, в котором в гостиной, наверное, до сих пор висит горшок с большим паучником.
- Лиф! - воскликнул он. - Закрутись вокруг меня еще сильнее.
Не дожидаясь, пока приятель ответит, Ник схватил его и начал закручивать вокруг себя, снова и снова, пока сопротивление веревок не выросло до такой степени, что они начали раскручиваться, как будто висели на резинке. Но прежде чем их веревки разъединились, Ник крикнул Лифу: "Делай, как я!"
Он протянул руки и схватил парня, висевшего рядом.
- Эй! - жалобно вскрикнул тот.
Ник проигнорировал его недовольство и сдвинул тело мальчика так, чтобы его веревка сплелась с теми, на которых висели Ник и Лиф. Лиф схватил соседа и сделал то же самое. Окружавшие их дети что-то жалобно бурчали, заметив суматоху. Но то, что задумал Ник, не было беспорядочным барахтаньем - у него явно был какой-то замысел. Соседи поняли: это что-то новое.
- Что это вы там делаете? - спросил висевший под самым потолком бойскаут требовательным голосом.
- Слушайте все! - прервал его Ник. - Хватайте соседей и запутывайте веревки, как у нас. Старайтесь закрутиться как можно сильнее!
- Зачем? - спросил бойскаут.
Ник попытался объяснить свою мысль понятным языком. Парень наверху был бойскаутом, значит, точно должен был знать о том, что пришло Нику в голову.
- Делали когда-нибудь спусковой шнур в лагере? - спросил Ник. - Ну, или, знаешь, когда из лески плетут, такие косички получаются, очень прочные?
- Э-э… да.
- Сначала делаешь пучок из лески, очень длинные куски для него нарезаешь, правильно? Но потом, когда косичка готова, она короткая получается.
- А-а-а… - ответил бойскаут, который, похоже, начал понимать, чего хочет Ник.
- Если мы сплетем все веревки в косичку, то поднимемся высоко над полом, может, даже до решетки достанем…
- И свалим отсюда! - выпалил бойскаут, закончив за Ника фразу.
- Не хочу я запутываться, - сказал кто-то, висевший далеко от Ника, плаксивым голосом.
- Заткнись, - осадил его бойскаут сверху. - Я думаю, это сработает. Делайте, как сказал этот парень. Запутывайте веревки!
Приказ неформального лидера оказал магическое воздействие - все начали запутывать веревки. Действо напоминало фрагмент современного балета - дети кружились, словно в танце, приближаясь и отдаляясь, брали друг друга за руки, качались, тянулись друг к другу. Веревки сплетались, и, чем больше ребят оказывалось внутри клубка, тем больше он отдалялся от пола.
Всего лишь за какой-нибудь час все веревки были спутаны, и гроздь детей поднялась над полом по меньшей мере на четыре метра. Спутанные веревки мало напоминали спусковой шнур, да и на кашпо не были похожи. Больше всего образовавшаяся мешанина из веревок напоминала плохо сплетенную косу, а дети, часть из которых находилась внутри ее, были похожи на мух, попавших в паутину, сплетенную огромным безумным пауком. С того места, где висел Ник, было видно решетку, до нее оставалось не более трех метров. Если бы его ноги не были опутаны веревкой, он бы поднялся по косе и протиснулся между прутьев. Если бы в отсеке были крысы, подумал он, они могли бы перегрызть веревку.
Он посмотрел на соседей. Никого из тех, кто раньше висел рядом с ним, Ник не увидел. Его окружали новые лица. Все болтали; те, кто еще помнил свое имя, знакомились.
Совместное действо пробудило жизнь в тех, кто пассивно ждал годами. Даже крикун, который хранил молчание с того дня, когда Элли запретила ему кричать, радостно болтал с соседями. И все же, хоть коса и стала для ребят развлечением, освободиться никому пока не удалось.
Нику нужно было снова подумать - создавшаяся ситуация требовала нового плана. И вдруг, сквозь шум и гам до него донеслись слова: "Сколько времени?"
Вглядевшись, сквозь паутину веревок Ник различил лицо мальчика, одетого в пижаму, которого все называли Рыбой-молотом. Вдруг в голову ему снова пришла светлая мысль, и Ник поразился, насколько покорны и безвольны были висящие годами в колокольной камере дети. Ведь это так просто, нужно было лишь на минуту отвлечься от поглотившей их рутины существования. Но ведь он и сам уже давно вышел из бочки и немало здесь провисел, верно? И тоже, как они, ничего не мог придумать. Конец веревки, на котором он висел, был очень короток, но Ник схватился за него и потянул, чтобы вытащить ее из косы. Потом Ник заставил соседей подвинуться, чтобы пролезть вперед, к Рыбе-молоту. В результате этих манипуляций Ник оказался на расстоянии полуметра от мальчика в пижаме. Тот улыбнулся, обнажив острые зубы.
- Это напоминает пищевое безумие в стае акул, только у нас веселее.
- Э-э… Ну, наверное. Слушай, не поможешь мне?
- Конечно. Что мне нужно сделать?
Рыбе понадобилось меньше пяти минут, чтобы перегрызть веревку, на которой висел Ник.
- В колокольной камере проблемы, сэр, - доложил Макгиллу испуганный матрос.
Макгилл выпрямился на троне.
- Что там случилось?
- Ну… сэр… они там… перепутались все.
- Так распутай их.
- Ну, знаете, сэр… Это не так просто, как кажется. Раздраженный тем, что его потревожили, Макгилл спустился на нижнюю палубу и наклонился над решеткой, служившей крышей колокольной камеры. Он открыл ее и вгляделся в царящую там темноту, чтобы увидеть, что случилось. Пленники не только запутали свои веревки. Они еще и разговаривали между собой. И не просто разговаривали, а весело болтали.
- Есть у нас какая-нибудь гадость, чтобы облить их?
- Я пойду узнаю, сэр, - ответил матрос и бросился прочь.
Макгилл снова посмотрел вниз на спутанный клубок из детей.
- Мне кажется, им неудобно, - сказал он.
Конечно, в тот момент они болтали и смеялись, но пройдет немного времени, они привыкнут к новой ситуации и поймут, что висеть поодиночке, хотя бы и вверх ногами, было куда приятней, чем плотно прижатыми друг к другу.
- Облей их какой-нибудь дрянью и оставь висеть, как есть, - приказал Макгилл матросу, который успел вернуться. - Им самим скоро надоест.
Уходя, Макгилл удивился, потому что ему показалось, что в воздухе витает запах шоколада. Кажется, он доносится с верхней палубы, предположил капитан. Но, подумав, Макгилл решил, что аромат был лишь плодом его воображения.
Глава двадцать вторая
Человек в футляре
Ник выбрался из колокольной камеры, но быстро понял, что не сможет свободно перемещаться по кораблю. Повсюду - на каждой лестнице, на каждом мостике, в любом трюмном люке - можно было встретить одного из уродцев. Все они занимались уборкой. Конечно, темных углов на "Морской королеве" было достаточно, но любой угол переставал быть темным, если в нем оказывался Ник, ведь погасить призрачное сияние он не мог. Как покинуть судно, он еще не придумал, но, может быть, ему удастся найти Элли, и они что-нибудь изобретут совместными усилиями. Она наверняка знает корабль лучше, подумал Ник. Беда была в том, что он понятия не имел, где ее каюта, а позволить себе обойти все помещения просто не мог. В конце концов, он вернулся в трюм. Конечно же назад, в колокольную камеру, мальчик не пошел, решив спрятаться в одном из отсеков с сокровищами Макгилла. Укрыться среди завалов было легко, к тому же никто не решался туда заходить - капитану не нравилось, когда кто-то трогал его вещи. Ник решил спрятаться там до наступления ночи, когда команда, он знал это, спустится вниз, чтобы предаться играм, ссорам или другим занятиям - согласно наклонностям. Ник решил, что в это время передвигаться по кораблю, оставаясь незамеченным, будет проще. Тогда он и найдет Элли. А пока он решил использовать в качестве укрытия сделанный из дуба массивный гардероб. Он залез внутрь и постарался как можно плотнее прикрыть дверцы. Сделав это, Ник принялся ждать ночи.
* * *
Грузовой отсек, заваленный награбленным добром, напоминал логово дракона. Элли успела несколько раз побывать здесь в поисках достойных книг для чтения и других интересных вещей, при помощи которых можно было бы с пользой проводить время. Во время поисков она наткнулась на старинную пишущую машинку. Где она лежит, Элли не помнила, но надеялась достаточно быстро найти ее.
Хранящиеся в трюме "сокровища" представляли собой забавную мешанину из ценных предметов и ненужного хлама. Макгилл не понимал разницы: если вещь перемещалась из мира живых в Страну и у него была возможность заполучить ее, она попадала на корабль и находила пристанище в трюме. Именно поэтому драгоценности здесь соседствовали с пустыми пивными бутылками.
Капитан находился в каюте, где располагался его "генштаб", и планировал операцию по проверке ловушек, расположенных в Рокавей Пойнт. Раз он чем-то занят, подумала Элли, самое время приступить к поискам. С трудом пробираясь между старых офисных шкафов и спотыкаясь о покрышки, сломанные вешалки для пальто и остовы старомодных кроватей, Элли искала печатную машинку. В отсеке было темно, и ей приходилось довольствоваться исходившим от нее самой свечением. Лопасти приставленного к стене пропеллера чуть не рассекли ее пополам, а потом на Элли упал аппарат искусственного дыхания и придавил ее к полу. Наконец девочка нашла печатную машинку, она лежала под старым столом. Элли осмотрела ее. Она была сделана из прочной вороненой стали. Буквы на клавишах читались плохо, по всему было видно, что она порядком послужила, прежде чем попала в Страну затерянных душ. На лицевой стороне была прикреплена эмблема, на которой красовалось название - "Смит Корона".
У бабушки Элли была похожая машинка - она все еще пользовалась ею. "Слова не слова, пока ты не вколотишь их в бумагу", - говорила бабушка. Элли покопалась в соседней куче и нашла чистый лист. Затем, после нескольких неудачных попыток, ей удалось заправить его в машинку.