* * *
Запах роз одурял. От него кружилась голова. Кое-где торчали плети с колючками, невидимые в темноте. Они рвали мою старую рубашку, царапали мне лицо и руки. Я слышал, как ругается себе под нос Том, когда ее царапают колючки. Меня радовало, что Тоби молчит - это до некоторой степени успокаивало.
Туннель в ежевике вел нас довольно долго, потом я услышал шум, туннель стал шире, и мы вышли на берег ревущего Сабина. Среди нависших деревьев появились просветы, лунный свет стал ярче и освещал все желто и густо, как цвет скисшего молока. Что там нас преследовало - не было ни видно, ни слышно.
Я минуту смотрел на луну, потом повернулся к реке.
- Мы сбились с дороги, - сказал я. - Но теперь я знаю, как быть дальше. Можно пройти по реке, но она сильно петляет, а я думаю, тут недалеко от висячего моста. Мы его перейдем, выйдем на главную дорогу, а по ней вернемся домой.
- Висячий мост?
- Ну да, - сказал я.
- Как думаешь, мама с папой волнуются? - спросила Том.
- Это можешь не сомневаться. Дай Бог, чтобы они так обрадовались белкам, как я рассчитываю.
- А как будет с Тоби?
- Поживем - увидим.
Берег круто спускался к воде, и вдоль самого уреза шла едва заметная тропа.
- Так я думаю, надо будет снести Тоби и потом скатить тачку. Ты будешь ее толкать, а я пойду впереди и придержу ее снизу.
Я осторожно поднял Тоби, который жалобно взвизгнул, а Том, покачнувшись вперед, толкнула тачку. Тачка, белки, ружье и лопата перевалились через край и упали возле ручья.
- Черт тебя побери, Том!
- Я не виноватая! - пискнула она. - Она у меня вырвалась! Я маме скажу, что ты ругался!
- Только попробуй, я с тебя шкуру спущу. И ты сама всю дорогу ругалась.
Я отдал Тоби Тому подержать, пока я спущусь, найду опору для ног, и тогда она мне его передаст.
Соскользнув с обрыва, я оказался возле большого дуба у самой воды. Стебли ежевики спускались к воде и охватывали дерево. Меня пронесло мимо дерева, я выставил руку, чтобы удержаться, и тут же ее отдернул. Я коснулся не ствола дерева, даже не колючек, а чего-то мягкого.
Поглядев, я увидел в лозах ежевики серую кашу, и светившая через реку луна падала на лицо - или на то, что было лицом, а сейчас больше походило на маску повешенного, распухшее и круглое с черными дырами глазниц. Пучок волос на голове казался клоком темной овечьей шерсти, а тело было распухшим, изломанным и без одежды. Женщина.
Я видал пару игральных карт с голыми женщинами, которые показывал Джейк Стерлинг. У него всегда что-нибудь такое было, поскольку его отец был коммивояжером и торговал не только нюхательным табаком, но и тем, что называл "сопутствующий товар".
Но это было не похоже на те открытки. Те меня волновали каким-то непонятным образом, но радостно и приятно. А это меня взволновало очень понятным образом. Страхом и ужасом.
Ее груди лопнули, как гнилые дыни на солнце. Ежевичные стебли опутали распухшее тело, и кожа была серой, как сигарный пепел. Ноги ее не касались земли. Она была привязана к дереву стеблями ежевики. В лунном свете она была как жирная колдунья, привязанная колючей проволокой к массивному столбу в ожидании костра.
- Боже мой! - сказал я.
- А ты опять ругаешься, - заметила Том.
Я чуть поднялся по обрыву, взял Тоби у Тома, положил его на мягкую землю возле воды и еще раз посмотрел на тело. Том слезла вниз и увидела то, что видел я.
- Это Козлоног? - спросила она.
- Нет, - ответил я. - Это мертвая женщина.
- Она совсем без одежды.
- Том, не смотри на нее.
- Не могу.
- Надо добраться домой и сказать папе.
- Зажги спичку, Гарри. Надо рассмотреть.
Я обдумал это и полез в карман.
- У меня только одна осталась.
- Все равно зажги.
Я зажег спичку и поднял повыше. Пламя заметалось, когда у меня задрожала рука. Подойдя поближе, я всмотрелся. Было еще ужаснее, чем без света.
- Кажется, это цветная женщина, - сказал я.
Спичка погасла. Я поставил тачку на тропу, вытряхнул грязь из дула ружья, положил его, белок и Тоби обратно в тачку. Лопату я найти не смог и решил, что она упала в реку. Это мне дорого обойдется.
- Надо идти, - сказал я.
Том стояла на берегу, пялясь на тело. Не могла глаз оторвать.
- Идем, тебе говорят!
Том оторвалась от зрелища. Мы шли вдоль берега, я толкал эту тачку изо всех своих сил, увязая в мягкой земле, пока не понял, что больше не могу. Тогда я связал ноги белок веревкой, которая нашлась у Тома, и обвязал себе вокруг пояса.
- Том, ты понесешь ружье, а я понесу Тоби.
Том взяла ружье, я подобрал Тоби, и мы двинулись к висячему мосту, где, по слухам, и жил Козлоног.
Мы с друзьями обычно держались подальше от висячего моста - все мы, кроме Джейка. Джейк ничего не боялся. Ну, надо сказать, ума у него было маловато, чтобы чего-то бояться. Что он, что его старик - отрежь им головы, они не стали бы намного глупее.
Джейк говорил, что все рассказы насчет висячего моста придумали родители, чтобы мы туда не лезли, потому что там опасно. Может быть, это было правдой.
Мост представлял собой несколько тросов, перекинутых через Сабин с берега на берег на высоком месте. К тросам крепились ржавыми металлическими зажимами и гнилыми веревками длинные доски перекладин. Не знаю, кто его строил, и, быть может, когда-то это был отличный мост, но теперь многих досок недоставало, а другие сгнили и потрескались, а тросы были закреплены на высоких берегах ржавыми рельсами, глубоко вкопанными в землю. Местами, там, где вода подмывала берег, рельсы выглядывали из земли. Пройдет достаточно времени, и весь мост рухнет в реку.
Когда дул ветер, мост качался, а в сильный ветер это было что-то. Я его переходил только один раз, днем, в полном безветрии, и то было достаточно страшно. На каждом шаге он пружинил, угрожая сбросить тебя в воду. Доски трещали и стонали, как от боли. Иногда отделялся кусок гнилого дерева и падал в воду. Надо только еще добавить, что внизу было глубоко, течение здесь ускорялось, потом разбивалось о камни и падало с уступов в широкую и глубокую воду.
И вот мы стоим здесь ночью, смотрим на длинный мост, думаем про Козлонога, про найденное нами тело, про Тоби, про то, - что уже поздно и что родители волнуются.
- Надо переходить, Гарри? - спросила Том.
- Ага, - ответил я. - Думаю, да. Я пойду вперед, а ты смотри, куда я шагаю. Если доска меня выдержит, должна выдержать и тебя.
Мост поскрипывал сквозь рев реки, покачиваясь на тросах как змея, переползающая через высокую траву.
Трудно было его переходить даже тогда, когда я мог держаться за тросы двумя руками, но нести Тоби, и ночью, и Том со мной, и она еще пытается нести ружье… Да, дело не выглядело заманчивым.
А какой другой выбор? Вернуться назад по той дороге, по которой пришли, или попробовать пройти ниже по реке, где она мелеет, перейти там и вернуться к дороге и к нашему дому! Но мелеет река только через несколько миль, а по лесу идти трудно, а Тоби тяжел, и там сзади что-то за нами гонится. Я не видел другого пути - только через мост.
* * *
Я сделал глубокий вдох, ухватил Тоби покрепче и шагнул на первую перекладину.
Мост сразу сильно качнулся влево, потом обратно - еще сильнее. В руках у меня был Тоби, и потому я мог только согнуть колени и попытаться поймать качания. Качающийся мост успокаивался долго, и я сделал следующий шаг - уже осторожнее. На этот раз он качнулся не так сильно. Я вроде поймал ритм шагов, и позвал Тома:
- Наступать надо на середину перекладины. Тогда качается не так сильно.
- Гарри, я боюсь!
- Ничего страшного, - сказал я. - Переберемся.
Я наступил на очередную перекладину, она треснула. Я успел отдернуть ногу. Кусок доски отвалился и медленно полетел в реку. Упал с сильным всплеском, течение подхватило его, он блеснул в лунном свете, и его унесло прочь. Он закружился в черной воде, перевалился через водопадик и скрылся из виду.
А я стоял и чувствовал, будто у меня дно от живота отвалилось. Потом сжал покрепче Тоби и переступил через провалившуюся перекладину на следующую. Мне это удалось, но мост затрясся, и я услышал, как вскрикнула Том. Обернувшись, я увидел, что она выпустила ружье и вцепилась в трос. Ружье упало вниз и повисло между двумя нижними тросами. Мост дико качался, бросая меня то на тросы, то от них, и я уже решил, что не миновать мне падения.
Когда мост успокоился, я опустился на колено, повернулся и посмотрел на Тома.
- Легче, - сказал я.
- Не могу отпустить руки, боюсь!
- Должна отпустить. И ружье должна подобрать.
Много времени прошло, пока Том наконец смогла нагнуться и подобрать ружье. Чуть отдышавшись, мы пошли дальше. Вот тогда мы и услышали этот шум внизу и увидели эту тварь в тени.
Она шла вдоль берега по той стороне, рядом с водой, под мостом. Ее трудно было рассмотреть как следует, потому что она держалась тени, не выходя на свет луны. Голова у нее была большая, и что-то было вроде рогов, а остальное все было темным, как угольная кладовая. Она чуть подалась вперед, будто рассматривая нас, и я увидел белки глаз и меловые зубы, сверкнувшие при луне.
- Боже мой, Гарри! - шепнула Том. - Это Козлоног! Что нам делать?
Я подумал насчет вернуться. Тогда нас будет от него отделять река, но снова придется идти через лес, и не одну милю. А если он где-нибудь переберется, то снова за нами погонится, потому что теперь я был уверен - это он преследовал нас в ежевике.
Если же мы перейдем мост, мы окажемся над ним на высоком берегу, и до дороги будет близко. Здесь его укрытие. Он заперт здесь между лесами и берегами Сабина, потому что проповедники закрыли ему выход к дороге.
- Надо идти вперед, - сказал я.
Еще раз посмотрев на белизну глаз и зубов, я стал двигаться дальше. Мост качался, но теперь у меня были более веские причины идти, и у Тома тоже.
Когда мы приблизились к той стороне, я глянул вниз, но Козлонога больше не видел. То ли смотрел не под тем углом, то ли он скрылся. И все мне думалось, что, когда я доберусь до другой стороны, он уже будет ждать, взобравшись наверх.
Но когда мы перебрались, увидели только тропу, пересекавшую густой лес, озаренный луной. И на ней - никого.
Мы пошли по тропе. Тоби был тяжел, и я старался не слишком его трясти, но так был напуган, что вряд ли с этим справлялся. Он время от времени поскуливал.
Когда мы прошли уже прилично, тропа свернула в тень, где ветви деревьев вытягивались и скрывали землю от лунного света, будто обнимая ее тьмой.
- Я так думаю, если он хочет напасть, - сказал я, - то здесь самое место.
- Так давай туда не пойдем.
- Ты хочешь вернуться обратно через мост?
- Ой, нет!
- Тогда вперед. Мы даже не знаем, идет он за нами или нет.
- Ты видел у него на голове рога?
- Что-то видел. Знаешь, что сделаем? Поменяемся. Пока не выйдем снова на открытую тропу, ты понесешь Тоби, а я - ружье.
- Мне с ружьем лучше.
- Это да, но я могу из него выстрелить, чтобы оно не свалило меня отдачей. И у меня есть патроны.
Том подумала и сказала:
- Ладно.
Она положила ружье на землю, и я дал ей Тоби. Потом подобрал ружье, и мы пошли по темному закруглению тропы.
Днем я много раз ходил по этой тропе. До самого моста, но, кроме того одного раза, я никогда через этот мост не ходил. И ночью в лесу я тоже бывал, но никогда так далеко, и обычно с папой.
Когда мы углубились по тропе в тень, никто на нас не прыгнул, но, приближаясь вновь к освещенному месту, мы услышали в лесу какое-то движение. То же самое, которое слышалось в зарослях ежевики. Рассчитанное. Идущее точно за нами.
Выйдя наконец на освещенную тропу, мы стали бояться меньше. Разумной причины для этого не было - просто ощущение. Лунный свет ничего не менял. Я оглянулся через плечо в только что пройденную нами темноту, и посередине тропы, в тени, увидел его. Он стоял и смотрел.
Тому я этого не сообщил, только сказал:
- Теперь возьми ружье, а я возьму Тоби. А потом беги со всех ног туда, где дорога.
Том тупицей не была, и меня, наверное, выдали глаза, так что она повернулась и оглянулась на тень. И тоже увидела его. Он уходил в чащу. Она повернулась и отдала мне Тоби, взяла ружье и рванула вперед, как молния. Я побежал за ней, тряся беднягу Тоби, белки хлопали меня сзади по ногам. Тоби визжал, выл и скулил. Тропа стала шире, лунный свет - ярче, показалась красная глина дороги, мы выбежали на нее и оглянулись.
Никто за нами не гнался. И движения в лесу слышно не было.
- Все в порядке? - спросила Том.
- Я так думаю. Говорят, он на дорогу выходить не может.
- А что, если может?
- Да нет, не может… в общем, я так думаю.
- Это он убил ту женщину.
- Думаю, да.
- А почему у нее такой вид?
- Иногда мертвые так распухают.
- А как он ее так изрезал? Рогами?
- Не знаю, Том.
Мы пошли по дороге - шли очень долго, - с привалами для отдыха, а еще мы помогали Тоби справить свои дела, придерживая ему ноги и хвост. Пришли мы домой уже глубокой ночью.
* * *
Нельзя сказать, что это была идеальная картина счастливого возвращения. Небо заволокло тучами, луны больше не было. Слышался стрекот цикад и кваканье лягушек где-то в низинах. Когда мы вошли во двор с Тоби на руках, папа окликнул нас, и вспугнутая сова взлетела с дуба, мелькнув черным силуэтом на фоне светлеющего неба.
- Надо бы с вас шкуру спустить, - сказал папа.
- Да, сэр, - ответил я.
Отец сидел во дворе под дубом. Этот дуб был что-то вроде нашего дерева собраний, где мы летом сидели, разговаривали и лущили горох. Отец сидел и курил трубку - привычка, которая его потом и убила. Трубка разгорелась, когда он затянул в нее пламя поднесенной спички. Запах трубки показался мне деревянным и кислым.
Мы подошли и остановились под дубом перед его креслом.
- Мать с ума сходит, - сказал отец. - Гарри, ты знаешь, что нельзя так поздно шататься, да еще с сестрой. Тебе полагается о ней заботиться.
- Да, сэр.
- Я вижу, Тоби все еще с вами.
- Да, сэр. Мне кажется, ему лучше.
- Не бывает лучше, если спина сломана.
- Он загнал шесть белок, - сказал я. Вынув карманный нож, я срезал их с пояса и подал отцу. Он в темноте взял их и положил рядом с креслом.
- У тебя есть оправдание, - сказал он, и это был вопрос.
- Да, сэр.
- Тогда ладно. Том, ты сейчас пойдешь в дом и начнешь носить воду в лохань. Она теплая, так что греть ее не надо. Ты вымоешься, после этого керосином уничтожишь все, что на тебя наползло, прополощешься - и в кровать.
- Да, сэр, - ответила она. - Только, папа…
- В дом, - велел отец.
Том поглядела на меня, положила ружье на землю и направилась в дом.
Отец пыхнул трубкой.
- Ты сказал, что у тебя есть оправдание.
- Да, сэр. Нам пришлось пострелять белок, но это не все. Там у реки тело.
- Что? - Он привстал в кресле.
Я ему рассказал все, как было. Как за нами что-то гналось, про ежевику, тело, Козлонога. Когда я договорил, отец сказал:
- Никакого Козлонога нет, Гарри. Но тот, кого ты видел - возможно, это убийца. Если будете так бродить, это можешь оказаться ты или Том.
- Да, сэр.
- Надо будет пойти посмотреть с утра пораньше. Как ты думаешь, найдешь ты это место?
- Да, сэр, но мне не хотелось бы.
- Знаю, но мне понадобится твоя помощь. Теперь иди домой, и когда Том закончит, вымойся и собери с себя клещей - их на тебе должно быть полно. Дай мне ружье, и я сделаю с Тоби то, что надо.
- Я попытался что-то сказать, но не знал что. Отец поднялся, взял Тоби на руки, и я дал ему ружье.
- Чертовски не повезло хорошему псу, - сказал он.
Отец направился к сарайчику, который у нас стоял за домом возле поля.
- Папа, - сказал я. - Не мог я. Тоби - не мог.
- Ничего, сын, - сказал он и пошел к сараю.
Когда я вошел в дом, Том сидела на заднем крыльце в лохани и мама при свете висящей на балке керосиновой лампы свирепо ее оттирала. Когда я подошел, мама, не вставая с колен, обернулась ко мне через плечо. Светлые волосы ее были собраны в пучок, и выбившаяся прядь падала на лоб, закрывая глаз. Мама отвела ее в сторону мыльной рукой.
- Нечего было шататься так поздно, да еще пугать Тома рассказами про мертвое тело!
- Это не рассказ, мама.
И я пересказал ей все то же, но вкратце.
Когда я договорил, она долго молчала.
- А где твой папа?
- Он понес Тоби в сарай. У него спина сломана.
- Да, я слыхала. Жалко.