- Сожалею, что вы поставили себя в такое положение. Моя комбинация была разыграна в прошлом месяце против нашего чемпиона Пабло Гарсиа на турнире стран Карибского региона. К слову, я вчера обсуждала с ним эту партию и подумала, что стоит попробовать ее еще раз.
- Да, но Гарсиа - большой мастер, - ответил я. - Вероятно, эту партию он проиграл.
- Отнюдь, - спокойно произнесла сеньора Посадор. - Он выиграл на двадцать седьмом ходу.
Я посмотрел на доску, у меня был выбор - либо потерять королеву, либо вернуть ее в исходную позицию; так или иначе я отставал на ход и через несколько ходов был обречен на потерю фигур.
- Извините, - проговорил я. - Я не очень-то хороший игрок. Если вы позволите…
- Я бы рекомендовала пойти вот так. Вы понимаете, конечно, почему. Далее так, потом так, так, так. Затем берете пешку, и положение меняется, не правда ли?
- Именно так сыграл Гарсиа? - предположил я, изучая новую позицию.
- Нет. Он уже потом решил, что следовало так сыграть. Такая комбинация ведет к проигрышу черных примерно на пятнадцатом ходу. Гарсиа говорит, что он ленив. Он играет длинные партии лишь в тех случаях, когда это неизбежно.
- Да, та партия, которую играли во время приема в его честь, была довольно длинной, - заметил я. - Мне кажется, было сделано около девяноста ходов.
- Его противник оказался упрямым и отклонил ничью. Что вы, сеньор, предпочитаете, продолжить или начать новую партию?
- Позвольте мне попробовать еще раз, - сказал я. - Я не играл несколько месяцев, да и вообще я играю слабо. Тем не менее рискну еще раз…
Мы начали новую партию; на сей раз мне удалось продержаться подольше; где-то на сорок пятом ходу я обнаружил, что моя королева попала в элегантную западню, и сдался, чтобы избежать полного разгрома.
- Уже лучше, - хладнокровно заметила сеньора Посадор. - Если вы позволите, сеньор Хаклют, я дала бы вам один совет…
- Буду признателен.
- Все дело в комбинации. Каждый ход следует увязывать в соответствии с ней, как и в реальной жизни. Я бы советовала вам иметь это в виду. Счастливо оставаться, сеньор.
Она поднялась и, улыбнувшись, удалилась.
Я попросил официанта убрать шахматы и принести утреннюю "Либертад", чтобы узнать, что пишет о сегодняшних событиях правительственная газета.
Как и обычно, она сообщала те же новости, что и "Тьемпо", но совершенно по-иному. Почти половина первой страницы была отведена обличению трущоб Сигейраса, а в редакционной статье говорилось, что теперь, когда тщетные попытки сохранить эти пресловутые постройки, позорящие общество, потерпели провал, гражданам Сьюдад-де-Вадоса необходимо предпринять энергичные меры по ускорению расчистки трущоб.
Явно изменилась тональность. Если до сих пор "Либертад" вкрадчиво уверяла своих читателей в том, что заботливое правительство очень скоро наведет порядок, то сегодня она обнаружила явное нетерпение и недвусмысленно намекала на то, что у правительства не все получается. Оборванные обитатели трущоб смотрели со страниц газеты на фоне громадных грязных ящиков, более уместных на страницах "Тьемпо". Кастальдо, заместитель министра внутренних дел, которого я видел вместе с Диасом на приеме в президентском дворце, по-видимому, пытался как-то защитить Сигейраса. Однако если он был причастен к назначению адвоката, который стал вести дело Сигейраса вместо Брауна, - а я видел этого адвоката в деле, - то лучше бы ему этих попыток не предпринимать. И тем не менее сеньору Кастальдо, по-видимому, грозила отставка.
Итак, если "Либертад" стала вытаскивать на свет грязное белье, то каким громом и молниями разразится "Тьемпо"?
Меня удивило также, что ничего не слышно о попытке деквалифицировать судью Ромеро. Возможно, симпатии к Герреро после убийства и неприязнь к Толстяку Брауну после его исчезновения заставили Домингеса не настаивать на санкциях против судьи. Так или иначе, мне это было на руку; именно Ромеро вынес постановление против "Тьемпо" в мою пользу, и пока он остается при исполнении своих обязанностей, оно не потеряет силу.
Сложив газету, я задумался над словами Марии Посадор о городе, в котором оказался. Сьюдад-де-Вадос не вписывался в общую картину этой страны, как не мог вписаться он, наверное, ни в одну другую страну мира. Если бы речь шла только об архитектуре, можно было бы добиться совместимости, но дело было в самих жителях. Я представил себе Сьюдад-де-Вадос глазами крестьянина, у которого этот город отнял воду, выбросив его из привычной сельской жизни на свои ультрасовременные улицы и площади с их бешено мчащимися машинами, монорельсовыми дорогами и явившимися из-за океана и принесшими все это людьми.
Может быть, снова наступило время конкистадоров? Может быть, и я, сам того не желая, стал одним из них?
Тяжело вздохнув, я поднялся и отправился в транспортное управление. У меня уже скопилось достаточно обработанных данных. Энжерс жаждал скорее получить результаты. Я постарался в общих чертах познакомить его с ними.
- На мой взгляд, главная проблема связана с районом рынка. Во всем городе нет более подходящего места для сооружения уличного базара, чем в центре Пласа-дель-Уэсте. На площади распространяется законодательство, так что с этим все решаемо. Если ваше финансовое управление сделает хотя бы самые грубые подсчеты, к утру мы будем знать, какую часть из выделенных мне четырех миллионов поглотит этот проект. Затем потребуется несколько дней на уточнение деталей. Далее, как только вы решите проблему с рынком, ваши трущобы исчезнут сами собой. Через несколько месяцев, если вы к этому подтолкнете правительство, слабая миграция в деревни превратится в мощный поток; а исчезнут обитатели - исчезнут и трущобы. Не пройдет и года, как общественное мнение поможет выжить "последних могикан". Насколько я понимаю, именно к таким методам обычно прибегает Вадос.
- Ну что же, не буду спешить с выводами. Слово за Вадосом и Диасом. Но все, что вы изложили, вполне реально, - заключил Энжерс. - Год, вы сказали? Ему предстоит быть длинным. Все же… Что вы думаете по поводу муравейника Сигейраса?
- Я уже говорил, что здесь все не так серьезно, как кажется на первый взгляд. Все сейчас складывается так, что Сигейраса по суду можно заставить освободить трущобы. Протестовать будут лишь обитатели, которым он их сдает. Откровенно говоря, я удивляюсь тому, что это заняло столько времени.
- Причина, может быть, кроется в… Кстати, вы читали утром "Либертад"?
- Заметку о, как его имя… Кастальдо? Да, читал. Но мне гораздо интереснее было обнаружить пустую полосу на первой странице "Тьемпо".
Энжерс самодовольно ухмыльнулся.
- Видите, я оказался прав, когда предложил вам встретиться с Люкасом, не так ли?
- Мне следует поблагодарить его.
- Дальбан больше вас не беспокоил? Нет? Вчера вечером я переговорил с Аррио. Похоже, он тоже заинтересовался деловыми операциями Дальбана, если так можно назвать его делишки. Удалось кое-что разузнать и о других состоятельных сторонниках народной партии, которые, по словам Аррио, отличаются необязательностью и непорядочностью. Взять, например, историю со штрафом Тесоля. Ведь Тесоль - простой безграмотный сельский парень - оказался весьма полезным Дальбану и его сообщникам, поскольку пользовался авторитетом у необразованных масс. Можно ли было допустить, чтобы его посадили в тюрьму из-за суммы, которая для них ничего не значит. В народной партии немало неприятных типов, Хаклют.
- Вы высказали мои собственные мысли, - согласился я.
Энжерс посмотрел на часы.
- Увы, не могу позволить себе продолжить нашу приятную беседу - масса дел, - сказал он. - Надеюсь, ваши планы осуществятся.
Остальную часть дня я занимался расчетами, переводя свои цифры в человеко-часы и кубические метры бетона, и только в половине шестого отнес все на компьютер. Голову распирало от цифр; я решил передохнуть и вышел на улицу чего-нибудь выпить.
В городе было неспокойно.
Кто-то окатил памятник Вадосу красной краской.
На Калле-дель-Соль полиция заталкивала молодых людей в фургоны, на земле виднелись следы крови, а в руке у полицейского я увидел два окровавленных ножа.
Днем во время митинга на Пласа-дель-Сур разъяренные сторонники Хуана Тесоля в знак протеста против его заключения в тюрьму повесили на дереве чучело, изображавшее Аррио. Полиции пришлось наводить порядок и там; в вечернем выпуске "Либертад" сообщалось о многочисленных арестах.
У моей машины прокололи шины.
А Сэм Фрэнсис в тюремной камере покончил с собой…
18
В тот вечер Сьюдад-де-Вадос походил на льва, который еще спит, но уже почувствовал приближение человека. Он не шевелится, а лишь приоткрывает глаза. Но тело его уже не расслаблено, под рыжей шкурой напрягаются сотни мышц. И у меня было ощущение, что я сунул голову в пасть к этому льву. Я позволил себе то, чего не позволял уже многие годы: выпить для храбрости. Закончив дела в транспортном управлении, а удалось мне в этот день сделать не так-то много, я отправился в бар и три часа не отходил от стойки. Уже стали тушить свет, был час ночи. Я смотрел на свои руки, они дрожали. Мне захотелось исчезнуть отсюда. Сейчас же. Сегодня же.
Однажды, много лет назад, я встречался с журналистом, которому в двадцатые годы довелось быть в Чикаго в момент расовых волнений. Ему было трудно передать мне ощущения человека, оказавшегося в городе, который, как он выразился, восстал против самого себя. Так вот сейчас я понял, что он имел в виду.
После известий о заключении Тесоля и самоубийстве Фрэнсиса жизнь в Вадосе замерла.
Люди терялись в догадках.
"Самоубийство ли? А может быть…"
"Штраф в тысячу доларо? Но почему же такую небольшую сумму не внесли за него? Конечно, мы бедны, а как же те, кто на словах согласен с нами, ведь среди них есть и очень богатые люди!"
"Значит, защитники наших прав оказались обмануты! А если так, то обмануты и мы, простые люди!"
Мне никогда не стоит пить в одиночку. В компании я обычно не злоупотребляю спиртным - боюсь стать излишне разговорчивым. Недаром я слыву не только приятным собеседником, но и занудой. Когда же я оказываюсь один, рюмка-другая прочищают мои мозги, но стоит мне увлечься, я пью слишком быстро и оттого пьянею.
Едва добравшись до постели, я мертвецки уснул, но уже в четыре или пять часов утра начал ворочаться в полузабытьи. Мне снилось, что в длинной до пят ночной рубашке с крыльями за спиной и пылающим мечом в руках я отправился на карнавал. Передо мной мелькали смуглые, молящие о пощаде лица. Я обрушивал на них свой меч, я знал, что он из картона, но после каждого удара головы катились с плеч. Этот кошмар продолжался до тех пор, пока у моих ног не образовалась гора голов и подол рубашки не пропитался кровью.
Здесь я проснулся в холодном поту, хотя ночи стояли жаркие.
Я умылся, побрился и, не позавтракав, спустился вниз. Попросив утренние газеты, я даже не заглянул в них, не в силах сосредоточиться. Выкурив пару сигарет, я отправился в транспортное управление.
- Доброе утро, Хаклют, - приветствовал меня Энжерс. - Я как раз просматривал сметы. Ваши проекты представляются мне вполне обоснованными, а для их реализации понадобится менее двух с половиной миллионов доларо.
- Это плохо, - сухо возразил я. - На них должно уйти не больше половины выделенных средств, ведь это и около половины задуманных вами работ. Я попытаюсь кое-что сократить. Если таким образом сократить не удастся, придется начать сначала.
- Думаю, в этом нет необходимости. - Энжерс удивленно посмотрел на меня. - Я уверен, что мы сможем получить дополнительные ассигнования.
- Мне была названа сумма в четыре миллиона, я должен в нее уложиться, - перебил я. - Я слишком размахнулся в надбавках на рост цен, на алчность поставщиков, даже на взяточничество в транспортном управлении.
Не знаю, зачем я добавил последние слова. Энжерс пристально посмотрел на меня.
- Вам не следовало бы, Хаклют, бросаться такими словами, - предостерег он. - Даже если вы и читаете "Тьемпо".
- Что они опять обрушились на Сейксаса? Я еще не добрался до сегодняшних газет.
Энжерс пожал плечами.
- Вроде бы сегодня не было ничего особенного. Но этот кретин Фелипе Мендоса в последнее время действительно сыплет обвинения в адрес Сейксаса. Я, как вы знаете, не очень симпатизирую ему, но и ни единому слову Мендосы я тоже не верю. К тому же обвинения Мендосы не повысят авторитет и нашего управления.
Он сложил лежавшие перед ним бумаги в аккуратную стопку.
- И все же мне хотелось бы познакомить с проектом Диаса. Вы не возражаете?
- При условии, если вы скажете, что это еще не окончательный вариант.
Я вынул пачку сигарет.
- А что вы думаете о нынешнем положении в Вадосе?
- Это какой-то ужас! - Энжерс воздел кверху руки. - Никогда не видел ничего подобного. Сейчас, когда я ехал на работу, мою машину забросали камнями. И нигде ни одного полицейского!
- Полицейские имеют свойство исчезать именно тогда, когда они особенно нужны.
Я вспомнил о той жалкой помощи, которую полиция предложила мне в ответ на угрозу Дальбана.
- Кстати, о полиции, - сказал я, помолчав. - Я был бы признателен, если бы сегодня меня сопровождали полицейские.
Энжерс кивнул.
- Я передам О'Рурку, - он сделал пометку в блокноте. - Значит, вы все же решились согласиться на телохранителя? Не могу сказать, что я вас осуждаю.
- Не о телохранителе речь. Просто я собираюсь посетить подземелье Сигейраса.
Несколько мгновений Энжерс пытался понять, правильно ли он меня понял. Затем он решительно спросил:
- Что вас заставило вдруг пойти на это?
- Я полагал, что в техническом отношении его трущобы не представляют сложности. Теперь я намерен взглянуть, как там все выглядит изнутри.
Энжерс нервно вертел в руках авторучку.
- Однако жилищные проблемы вне вашей компетенции. Пусть об этом заботится наш муниципалитет.
- Вы меня неправильно поняли. Здесь затронуты мои профессиональные интересы.
Он пошел в атаку с другой стороны.
- Но вы должны отдавать себе отчет в том, что отправиться туда сейчас равносильно визиту в клетку к хищникам! Ведь именно там оплот Тесоля, а он посажен в тюрьму, Фрэнсис покончил с собой. Идти туда просто неблагоразумно.
- Так уж случилось, - ответил я, - что меня нарекли Даниилом по имени библейского пророка. Бойд Даниил Хаклют. Я уже подумал о возможных последствиях и тем не менее хочу все увидеть своими глазами.
- Разве Колдуэлл не в состоянии вам все объяснить? - настаивал Энжерс. - В министерстве здравоохранения есть несколько человек, которые побывали там…
- Я уже устал от объяснений, - с раздражением ответил я. - Мне навязали слишком много чужих мнений. Теперь мне необходимо во всем разобраться самому.
- Хорошо, - холодно сказал Энжерс. - Я организую вам эту поездку. Боюсь только, что она состоится во второй половине дня, поскольку с утра у меня назначена встреча с Диасом, которую уже нельзя отменить…
- Вы хотите сказать, что поедете со мной? - удивился я.
- Конечно. Ведь основную конфликтующую с Сигейрасом сторону представляю именно я. Мне не хотелось бы, чтобы вы вместо меня стали объектом каких-либо нападок. Я попрошу О'Рурка обеспечить нас охраной. Кстати, может быть, полицейским стоит сказать, что они направляются на поиски Брауна?
- А насколько это правдоподобно? Разве полиция еще не обыскивала трущобы?
- Не знаю, - пожал плечами Энжерс. - Но мне кажется, это неплохой предлог.
- Интересно, что стало с Толстяком? - спросил я скорее себя, чем Энжерса.
Но он услышал.
- Разве дело в том, что с ним стало? Главное, что он не решился появиться.
Я промолчал. Что бы там ни говорили, а. Толстяк Браун произвел на меня впечатление честного человека.
Знакомство с полицией Вадоса убедило меня в том, что я не ошибся в своем представлении о ней. Нас сопровождали восемь полицейских на двух машинах. Было установлено, что Сигейрас в данный момент находится где-то за городом. У полиции получался неплохой сценарий, чего нельзя было сказать о его воплощении.
Меня больше устраивало отправиться в сопровождении одного полицейского. Однако мне дали понять, что если полиции не удалось отговорить непонятливого иностранца от шага, равного самоубийству, то уж столь легкомысленно рисковать жизнью своих людей она не имеет права. Кроме того, блюстители порядка настояли на том, чтобы каждый из нас вооружился автоматическим пистолетом. Энжерс с энтузиазмом принял это предложение; я же всеми силами пытался отказаться от него. После всего того, что обо мне писали газеты, не хватало только появиться с оружием в руках. Когда в конце концов я вынужден был уступить, то старательно спрятал кобуру подальше под пиджак, а сверху повесил фотоаппарат.
Машины притормозили на уже знакомой покрытой гравием площадке возле центральной станции. Несколько детишек, что-то напевая, играли у дороги. Увидев нас, они с криками разбежались. Полицейские выскочили из машин и поспешили к спуску в подземелье. Мы с Энжерсом не спеша последовали за ними. Нельзя было не заметить, как по мере распространения новости о приезде полиции кругом воцарялась тишина. Казалось, множество людей слилось в единый чуждый нам организм подобно плотоядному растению, почувствовавшему приближение насекомого.
У входа в трущобы какая-то смуглолицая женщина смело попыталась преградить нам путь. Когда же полицейские несколько раз терпеливо объяснили ей причину своего появления, она решительно замотала головой, заверяя, что Толстяка Брауна здесь никогда не было, нет и не может быть, поскольку все говорят, что он уехал из страны.
- Тогда вы, очевидно, не будете мешать нам, если только, конечно, его не укрываете, - заметил возглавивший группу лейтенант, отстраняя ее со своего пути.
Мы медленно, друг за другом двинулись в смрадную темноту. Двое полицейских мощными фонарями освещали жалкие комнатенки. Теперь я увидел, как они были устроены. Простые деревянные щиты, листы жести, доски, лестницы каким-то образом крепились к металлическим опорам и бетонным перекрытиям монорельсовой станции. Ни о каких уборных здесь, конечно, не могло быть и речи. Вентиляция происходила через зиявшие в едва сбитых перегородках щели.
Целая семья каким-то образом ютилась в такой ящикообразной клетушке. Столы и стулья заменяла отслужившая свое тара, а постели - кучи тряпья. Сооружения из жести, в которых сжигали ветки, использовали для приготовления пищи. Дым от них был самым приятным из здешних запахов.
Убогость стен скрашивали яркие изображения девы Марии, прошлогодние календари, рекламные плакаты. В некоторых из этих ячеек были свои домашние алтари с распятием, перед которым горели свечи.
- Здесь, наверное, часто бывают пожары? - спросил я Энжерса.
Он усмехнулся.
- Сигейрас старается их не допускать. Он хорошо понимает, что, если его владения запылают, пожарники будут заботиться лишь о том, чтобы пламя не распространилось на расположенную над трущобами станцию, и дадут им выгореть дотла. Кстати, пожар был бы хорошим средством расчистки трущоб.
Я не увидел здесь традиционных осликов, должно быть, их сюда не вводили из боязни за прогнивший половой настил, но свиней, кур и коз было множество.