– Не курю, – ответил Андрей, не останавливаясь.
– Чего, жалко, да?
– Я ж сказал, не курю. Бросил год назад, – повторил он, замедляя шаг, – я что, неясно выражаюсь?
– Ах, ты еще выражаешься?! Пацаны, я тут не понял!.. – возопила фигура, и Катя увидела три темные фигуры. Они приближались настолько быстро и уверенно, что она даже не успела сойти с их дороги. Резкий толчок в грудь заставил ее отшатнуться; ноги заскользили по мокрым листьям. Катя почувствовала, что падает навзничь, не успев, ни сгруппироваться, ни хотя бы подставить руку. Голова откинулась назад, ударившись о бордюрный камень; перед глазами потемнело, а в ушах возник странный гул, похожий на шелест – такой знакомый, уже слышанный когда-то. Звук обволакивал, оставаясь единственным внешним ощущением среди окружавшей ее непроглядной ночи. Потом возник запах – запах воды и прелых листьев (рука чувствовала их противную скользкую поверхность, состоящую из толстых мягких стеблей).
… – Мерху! Мерху, что это?! – позвала Хетти…
Катя понимала, что несмотря на боль в затылке и полную потерю зрения, она жива и лежит в грязной луже, скребя рукой холодные скользкие листья, но самое страшное, что она не могла, ни вздохнуть, ни закричать, словно заслонка перекрыла легкие. Она чувствовала, как учащается сердцебиение, как пульс колотится в висках, от отсутствия кислорода становясь все медленнее и тяжелее…
… – Хетти, это нубийцы! Они напали на мой корабль, но мы будем сражаться!
Хетти почувствовала, как лодка закачалась под тяжелыми шагами. Гортанный торжествующий вопль нарушил относительную тишину, и что-то резко ударило рядом с ее головой. Протянув руку, она нащупала тонкую прямую палку, вонзившуюся в борт и догадывалась, что этот предмет называется "стрела" – именно, стрелы посылал разгневанный бог Гор в своего брата Сета…
Рядом рухнуло что-то большое и грузное. Хетти не требовалось ощупывать предмет, она и так знала, что это человеческое тело. Только чье?..
– О, Осирис, – прошептала она, – владыка вечности и постоянства, чьи обличья разнообразны, а свойства величественны, обрати на меня свой взгляд и даруй мне путь, который я смогу пройти в другом мире. Приди и дай мне власть над моим дыханием, о, владыка ветров. Укрепи меня и дай мне силу, о, создатель богов. Дай мне войти в страну вечности, как это было пожаловано тебе. Да, не будет мое тело обращено в червей. Освободи меня от них так же, как ты освободил себя. Да, восстанет жизнь из смерти. Дозволь мне жить и даруй путь, который приведет меня в другой мир. О, даруй мне путь…
Шум битвы мгновенно стих в Катином сознании. Дыхание сделалось ровнее; тьма стала рассеиваться, являя серые неясные очертания, и от этой неизвестности становилось жутко. Неужели, правда, у нее будет новая жизнь, не похожая на эту? Неужели она больше не будет влачить жалкое, никчемное существование, оказавшись в другой, неизведанной стране? Она улыбнулась совершенно счастливо…
Два сержанта подняли с земли одного из хулиганов. Он скулил, мотая головой и припадая на правую ногу. Андрей подумал, что, скорее всего, перебил ему голень – просто пьяный придурок пока не чувствует боли. Остальная шпана уже сидела за решеткой милицейского уазика, и только их понуро опущенные затылки виднелись сквозь стекло.
– А ты молодец, – молодой лейтенант, стоявший рядом с Андреем, уважительно покачал головой, – один троих уложил.
– Школа хорошая, – Андрей мрачно усмехнулся, – не на таком дерьме приходилось тренироваться.
– Чечня?
– Нет, но тоже было весело, – Андрей потрогал располосованный рукав куртки.
– Ерунда, – лейтенант попытался, видимо, угадать ход его мыслей, – главное, самого не порезали.
– Да вот, отвлекся на секунду – она… – Андрей повернулся к Кате, которую врачи укладывали на носилки, – закричала… а слово какое-то знакомое, но странное… о, сир или Осирис…
– Я не знаю такого слова, – лейтенант вздохнул.
Они подошли к машине. Носилки уже загрузили в ее чрево, а врач стоял, сдвинув на затылок белую шапочку, и курил.
– Как она? – спросил Андрей.
– Она умерла, – ответил он просто, словно речь шла не о человеческой жизни, а о пачке сигарет.
– Как умерла?.. – у Андрея даже приоткрылся рот.
– Сердце не запустилось. Мы ничего не смогли сделать.
Смерть для Андрея являлась событием привычным – ему приходилось терять и более близких людей, но сейчас он почувствовал, как к горлу подкатывается ком. Вроде, связывало их нечто большее, чем сегодняшний, короткий рабочий день; нечто старинное, не поддающееся временному измерению.
– Можно я посмотрю на нее? – спросил он тихо, и не дожидаясь разрешения, открыл боковую дверцу с большим красным крестом. Голова девушки оказалась прямо перед ним, и он осторожно приподнял простыню, закрывавшую лицо. Катя улыбалась сладко и безмятежно. При жизни ему не удалось увидеть на ее лице такой улыбки. …Почему так?.. – он вспомнил окраину Дубоссар и совсем другое женское лицо, такое же счастливое и одухотворенное. В растерянности снова опустил простыню и вылез из машины.
– Это ваша жена? – участливо спросил лейтенант.
– Нет, – Андрей автоматически похлопал по карманам в поисках сигарет, – но мне кажется, что мы с ней встречались где-то в прошлых жизнях.
Врач удивленно поднял глаза на его серьезное лицо, но ничего не сказал – учение о бессмертии души не входило в программу медицинской академии.
ЭФФЕКТ ЮЛИ
"мне кажется, я тебя вижу"
…Я тебя тоже вижу, – подумала Даша, разглядывая улыбающийся смайлик.
"и какая я?.. Физия – по циркулю, рот до ушей и глазки – точечки?"
"мне не важно, какие у тебя глазки и какой рот – я вижу тебя по-другому, понимаешь?"
Даша задумалась. Пальцы ее тихонько барабанили по столу, готовые выдать ответ, но она никак не могла понять, что значит "видеть по-другому". Ее воображение рисовало вполне реальных людей – то высокого блондина на палубе яхты, то кучерявого брюнета, похожего на итальянца, машущего ей из шикарного кабриолета. А, вот, если убрать изображение, оставалось нечто расплывчатое, которое мать иногда называла "душой", но сколько Даша ни пыталась создать визуальный образ этой самой души, ничего не получалось.
Не дождавшись ответа, аська выдала новый вопрос:
"о чем задумалась?"
"пытаюсь представить тебя "по-другому""
"получается?"
"нет"
"тогда, может, встретимся? Мы ведь давно выяснили, что живем в одном городе"
"если честно, я боюсь все испортить. Я уже встречалась с одним. Аськаться было круче"
"нельзя же судить по одному уроду"
"а кругом все уроды"
"ты уверена? Раньше ты мне этого не говорила"
"раньше ты не предлагал встретиться"
"прости, я, наверное, кретин, но я хочу окунуться в твои глаза и раствориться в них. Я хочу плавать в волнах твоих волос, а потом отдыхать на острове твоих губ – таком мягком и теплом острове… А ты хочешь этого?.. Если да, скажи, когда и где…"
…Блин, хочу ли я этого?.. Даша закрыла глаза. Она представила, что не читает все эти красивые слова с экрана, а нежный голос шепчет их ей прямо в ухо. …Какая же шиза не мечтает об этом?.. К тому же, через неделю мне восемнадцать – должен же, наконец, появиться у меня реальный парень!..
Она уже коснулась буквы "з", чтоб ответить "завтра", но экран внезапно погас. В тот же миг перестал уютно жужжать черный ящик, примостившийся под столом, и стало тихо. В кухне чем-то гремела Катя; на улице натужно ревел КамАЗ, с грохотом ссыпая на землю кирпичи, а в комнате было устрашающе тихо. Наверное, так заканчивается жизнь – раз и все. На полуслове, на полу-взгляде, на полу-мысли…
Даша стукнула кулачками по столу, и клавиатура испуганно подпрыгнула.
– Кать! Ну что опять, блин, такое?!.. – шумно отодвинув стул, Даша выглянула в окно. У строителей все было в полном порядке – кран уверенно поднимал на третий этаж бадью с раствором, перекрикивались полуголые каменщики, а КамАЗ опускал уже пустой кузов.
– Опять свет вырубили? – Катя вошла в комнату, вытирая мокрые руки. Она мыла банки под предстоящие засолки и отсутствие электричества ее совершенно не волновало.
– Это катастрофа, понимаешь! Мы как раз договаривались встретиться!..
– Дашка, не делай из мухи слона, – засмеялась сестра.
– Тебе, может, и муха!.. А мне кажется, что он какой-то особенный!.. Вдруг все у нас будет по серьезному?.. – присев на диван, Даша мечтательно вздохнула.
– Мамка даст тебе "по-серьезному".
– А что мне мамка? Вот, сейчас стукнет восемнадцать, и буду делать, что хочу! – дерзко ответила Даша, зная, что матери дома нет, и она не может ее услышать.
– Тебе так кажется, поверь моему опыту. По крайней мере, в нашей семье, – вздохнула Катя, занимая место у окна.
Возле заборчика, казавшегося, в сравнении с башенным краном, игрушечным и ни от чего не защищающим, стоял человек с папкой и что-то объяснял бригадиру. Катя давно решила, что это, именно, бригадир, потому что его мат звучал над стройплощадкой каждое утро. Этот мат, лязг металла, рев двигателей и в минуты затишья, монотонный стук мастерков, являлись неотъемлемой частью их жизни, хотя еще год назад здесь пели птицы, стрекотали кузнечики, а на месте массивных стен выглядывал из листвы покосившийся домик бабы Мани.
…И зачем она умерла?.. – в очередной раз подумала Катя, – вернее, умерла она потому, что ей пора было умирать, а, вот, зачем сын ее продал участок? Что ему не жилось в таком "заповеднике"? До центра полчаса на маршрутке… А с этого и началось наступление на нас, на всех. Теперь, как говорит мамка, коготок увяз – всей птичке пропасть. Вот, она почти и пропала, эта, знакомая с детства, "птичка"…
После бабы Мани снесли Арбениных, потом дядю Колю Соколова. Валя Арбенина как-то приезжала и рассказывала, что живут они теперь на седьмом этаже, и все очень здорово, потому что рядом два супермаркета, рынок и, вообще, все блага цивилизации. С такими преимуществами, конечно, трудно спорить, но все равно было жаль ощущения своей территории, по которой ходишь, в чем хочешь, и делаешь, что хочешь. Например, утром выскакиваешь на крыльцо не накрашенная, в одной футболке и пока мать срывает огурцы, покрытые колючими пупырышками, вдыхаешь вместо раскаленного асфальта, дурманящий травяной дух…
– Ну, что там? – Даша повернулась к сестре, задумчиво наблюдавшей за строителями.
– А что там? – Катя задернула занавеску, – работают.
– Мне кажется, это они специально делают, чтоб выжить нас побыстрее… Слышь, Кать, ты хочешь уезжать отсюда?
– А кто нас спросит? – Катя присела рядом, – мамка же смотрела генплан, и, по любому, здесь построят торговый центр.
– Что значит, по любому?! Разве есть закон, чтоб людей выселять? Это же частная собственность!.. – в Дашином голосе послышался вызов, словно разговаривала она не с сестрой, а с тем бригадиром-матерщинником.
– Дашка, ну, ты даешь! – Катя засмеялась, – вчера говорила, что тебе тут надоело, что поблизости нет ни одного клуба…
– Говорила. И что? А сейчас у меня другое настроение! У, блин!.. – она замахнулась на окно, за которым орудовали строители, – слушай, позвони в электросеть, а?
– А чего я? Сама позвони. Мне свет не нужен.
– Сама, да сама… и так всю жизнь!.. – Даша театрально подкатила глаза, хотя прекрасно помнила, что до третьего класса пользовалась всеми льготами, полагавшимися самой младшей (Катя училась тогда в пятом), а вот потом их в одночасье уравняли, и в правах, и в обязанностях.
У матери в то время еще не было магазина, и чтоб выбиться из постперестроечной нищеты, она с утра до ночи упиралась на трех работах, оставив хозяйство на попечение детей. Только кто ж в столь нежном возрасте захочет добровольно заниматься домашними делами? И сестры составили график. Придумывали они его неделю, а соблюдали ровно три дня, и однажды, вернувшись домой, мать застала немытую посуду, не вынесенное ведро, и девочек, при помощи летавших по комнате учебников, выяснявших, чья очередь убирать квартиру.
Драки случались между ними и раньше; на такие случаи у матери имелся отработанный способ – она доставала ремешок, складывала его пополам, но делала это медленно, чтоб та, кто чувствовала свою вину, успела спрятаться в туалет. Там, в полной темноте и одиночестве, она сидела, пока не приходила к выводу, что ссориться с сестрой, себе дороже; тогда она просила прощения, и жизнь продолжалась.
Правила игры знали все, но мать неожиданно объявила, что больше не собирается искать виновных и приказала девочкам лечь на диван со спущенными трусиками. Когда она что-то приказывала, ослушаться было невозможно, поэтому ремня получили обе, и обе потом, с красными попами, стояли в углах и ревели, зато это был последний конфликт, который сестры не смогли разрешить без посторонней помощи.
– Ладно, сейчас позвоню, – Катя вышла в коридор, где стоял телефон, но через минуту вернулась, – занято. Наверное, это во всем районе – все звонят.
– И когда ж мы съедем из этого долбаного района! – Даша стукнула по дивану, подняв крошечное пыльное облако.
– Ты ж пять минут назад никуда не хотела ехать, – Катя озадаченно покачала головой, – ну, блин…
– То был крик метущейся души!.. – повторила Даша услышанную где-то, не совсем понятную фразу, – а, знаешь, мне кажется, никуда мы не переедем, – вдруг заключила она.
– Почему?
– А сколько они предлагали мамке квартир? Прикинь, полгода почти каждую неделю возят на "смотрины". Я б на их месте плюнула и сказала, ну и хрен с вами, живите!..
– Не думаю, что они так скажут, – Катя усмехнулась и считая тему исчерпанной, встала, – пойду огурцы соберу, а то мамка сказала, завтра солить будем.
Катя ушла, а Дашины мысли вернулись к переезду, являвшемуся главным событием ближайшей перспективы. Ой, ближайшей ли?.. Ведь мать у них, действительно, кремень. Если она сумела при разводе отсудить дом, оставив бывшему мужу лишь старую "копейку" (и то, скорее всего, потому что не умела водить); если она сама открыла магазин и работала так, что до нее не могли докопаться, ни конкуренты, давно зарившиеся на подвальчик в центре города, ни налоговая, вкупе с санитарными врачами и пожарниками, то уж за свой клочок земли она самому мэру выкрутит руки.
Только благодаря матери у них теперь есть все… нет, конечно, можно с ходу назвать десяток вещей, которых у них нет, а иметь очень хочется, но надо реально смотреть на мир. Это тоже являлось частью привитого матерью мировоззрения – всегда реально смотреть на мир.
Исходя из этого принципа, она спланировала для дочерей и дальнейшую жизнь. Катя должна была закончить текстильный институт, в котором уже отучилась два года, и став модельером, превратить семейный магазинчик в эксклюзивный салон. Попутно она выйдет замуж за Максима. Парень он неглупый, к тому же особо не пьет, не курит – собственно, что еще надо? Да и встречаются они почти три года…
С Дашей получалось сложнее – в отличие от старшей сестры, с детства рисовавшей куклам платья, она не проявляла никаких стремлений и лишь сутками сидела в Интернете, общаясь неизвестно с кем. Конечно, матери ничего не стоило прекратить это бессмысленное времяпрепровождение, но тогда потребуется занять ее чем-то другим, чтоб дочь не оказалась в дурной компании. А чем, если сама она ничего не хочет?..
По словам матери, для Даши существовал единственный вариант устроить свою жизнь – грамотно выйти замуж. Она даже подобрала достойного кандидата – Илью, сына своего бухгалтера Нины. Он был на четыре года старше Даши, но уже зарабатывал приличные деньги, будучи неплохим программистом, и если их сразу не соединит любовь друг к другу, то остается еще общая любовь к компьютеру, что тоже немаловажно в начале совместной жизни. Одно было плохо – Илья Даше совершенно не нравился…
Даша перевела взгляд на темный экран монитора.
…Как все некстати!.. У Дени, небось, свет не отключают, и он, бедный, не может понять, что случилось… А Дени, это, скорее всего, Денис. Интересно, какой он, и сколько ему лет?.. Почему он не хочет сбросить фотку?.. Хотя так даже интереснее… – Даша закрыла глаза, надеясь на озарение, но какое озарение, если за окном грохочет стройка?..
Иногда Даше казалось, что лучше, если Денис окажется ее ровесником, с которым можно будет "зажигать" …но, с другой стороны, мамка верно говорит – "не в гулянках счастье". Значит, он должен быть взрослым… ну, лет тридцать. Непременно богатым… – тут возникла крамольная мысль, которую Даша б не выдала даже под страшными пытками, – …и не обязательно холостым….
Дашино лицо выглядело таким одухотворенным, что, вернувшись, Катя рассмеялась.
– Дашка, ау! Ты где?
– А?.. – Даша встрепенулась и покраснела, словно сестра могла проникнуть в ее мысли.
– Строители сказали, что через час свет починят.
– Слава богу, – Даша встала, решив заняться чем-нибудь общественно полезным, чтоб потом с чистой совестью вернуться к компьютеру, – пошли за огурцами, – предложила она.
– Лучше пожрать сготовь. Там фарш мамка вчера принесла.
Даша не любила готовить, поэтому трагически вздохнула.
…Так, и какой же ты, Денис?.. Наверное, умный, раз так красиво общаешься. Яхты у тебя, конечно, нет. С другой стороны, а зачем она? Плавать в нашей речке?.. А вдруг у него вообще ничего нет – ведь люди, у которых много денег, занимаются бизнесом, а не торчит сутками в Интернете – это только я могу… А вдруг он наследник чего-нибудь, и ему просто не надо работать? Как говорит мамка, "прожигатель жизни". В этом я б ему здорово помогла!..
Руки окоченели, смешивая яйцо и лук с замерзшим фаршем. Даша сунула их под теплую воду, с жалостью глядя на покрасневшие пальчики с не накрашенными ногтями. Нет, на жизнь ей, конечно, жаловаться грех, но мамка ведь сама учит, что в человеке должно быть стремление к лучшему…
Через открытую форточку Даша услышала, как подъехала и остановилась машина, а выглянув в окно, увидела и ее саму – ярко красную, двухдверную, воплощавшую одновременно красоту и мощь. Полноватая мамка с трудом вылезла из нее, а с водительской стороны появился мужчина. Он улыбался, и мамка улыбалась! Это было так непривычно, потому что после "смотрин", обычно мать недовольно хлопала дверцей, а привезший ее автомобиль резко разворачивался, плюнув в несговорчивую клиентку сизым дымом.
Даша с интересом наблюдала, как мать приветливо беседует с незнакомцем; потом тот попытался поцеловать ей руку и вернуться к машине, но мать удержала его, и вместе они направились к дому.
– Кать! – Даша распахнула дверь, выходившую в сад, – иди скорей сюда!
– Что? – встревоженная Катя вбежала на кухню, но, не заметив ничего страшного, тоже подошла к окну.
– Глянь, какой у мамки кавалер, – Даша засмеялась, – он сейчас тут ей руку целовать пытался… Уписаешься, блин!..
– А что? Мамка еще очень ничего, – Катя тоже засмеялась.
На крыльце послышался звук шагов.
– Блин, идут! – Даша инстинктивно поправила волосы, – могла б и предупредить…