Чудовища были добры ко мне - Генри Олди 29 стр.


- Янтарный грот не дарит человеку талант, - во рту было солоно от крови. - Он не может сделать изменника великим полководцем или мудрым правителем. Ловкость, сила, зоркий глаз… Отличная память, но не талант! Не ждите чудес, ваше величество.

- Сила, ловкость, зоркий глаз, - король усмехнулся одними губами. - В обмен на кусок плоти. Это, по-твоему, не чудо? Хорошо, мы поняли. Мы не станем требовать невозможного. Что еще, женщина?

Внезапная покладистость короля испугала Эльзу больше насилия. Отчаянно, до рези внизу живота, захотелось по малой нужде. Эльза топталась на месте, как маленькая девочка, которой приспичило. Она не смела спросить у Ринальдо позволения.

- Принца надо отвезти в Янтарный грот.

- Ты что же, ничего не знаешь?

- О чем вы, ваше величество?

- Янтарный грот уничтожен. Его больше нет.

В душе Эльзы, к ее изумлению, не отозвалась и самая тонкая струна.

- Простите, ваше величество. Это какая-то ошибка. Я - сивилла, я бы почувствовала. Янтарный грот цел. Вас кто-то ввел в заблуждение.

Устала бояться, подумала Эльза. Всему есть предел.

- Жаль, - вздохнул Ринальдо. - Если ты не чуешь даже этого… От тебя не будет толку. Какая ты, к Белу в задницу, сивилла?!

Рев короля сотряс дворец. Ринальдо сгреб сивиллу в охапку, словно намеревался швырнуть спиной в стену. Встряхнул так, что у Эльзы лязгнули зубы.

- Что ты видела? Говори!

- Ваш сын… лисья охота… Конь оступился на склоне!..

- Верно, - прошептал король. - Все верно…

Он отпустил Эльзу - и вдруг упал перед ней на колени. Эльза отшатнулась, но Ринальдо повлекся следом, вцепившись в край ее одежд:

- Ты сивилла! Провидица!

Лицо короля плавилось мольбой. Из глаз текли слезы:

- Все, что пожелаешь! Титул! Золото! Новая обитель!

Он прижался лбом к ее бедру:

- Умоляю…

Сивилла вскинула руки к лицу, желая хотя бы ладонями отгородиться от ужасного зрелища. Коснувшись янтаря диадемы, пальцы ощутили теплый, живой пульс. Если откажусь, поняла она, мне не жить. Если соглашусь - скорее всего, тоже. Жаль мальчика…

- Я попытаюсь, ваше величество.

Король встал. Брезгливо отряхнул колени. Сверкнул улыбкой:

- Мы счастливы. Что вам нужно, моя госпожа?

Деловит, собран, ироничен. За считанные минуты перед Эльзой возникали, чтобы исчезнуть, разные люди, и все они были Ринальдо III, королем Тер-Тесета.

- Время, чтобы собраться. Сосредоточиться.

- Мы понимаем, - кивнул король. - Нам известно, что такое сосредоточение. Приступайте.

- Здесь? Сейчас?

- Если мы дали время вам, это не значит, что судьба будет так же милостива к принцу Альберту.

- Ваше величество…

Забыв об Эльзе, король подошел к малому столику. Налил вина в кубок, пригубил. Тени на стенах составили Ринальдо компанию, сочтя, что монарху негоже пить в одиночестве. Проклятый род, думала Эльза, вся дрожа. Фамильное безумие… Она слышала об этом от сестер. Столетия назад предок Ринальдо подхватил в походе редкую болезнь - "гнилую жжёнку". Болезнь эта похожа на проказу, с одной лишь существенной разницей. Прокаженные, как известно, боли не чувствуют. Человек, пораженный "гнилой жжёнкой", испытывает жуткие мучения. Демоны жгут костры в его внутренностях, и лишь смерть в силах утолить гнев адского пламени. Больше года несчастный король терпел, спеша завершить все важные дела. Когда же он решил, что ничто больше не держит его в юдоли страдания, он призвал наследника - и велел положить конец его мукам. Принц в страхе отказался, не смея и помыслить о том, чтобы пресечь дни родного отца. Король настаивал. Умолял. Грозил. Принц обливался слезами от жалости к отцу, но даже во имя милосердия не смог поднять руку на родителя. Тогда король сам бросился на меч, и, умирая, проклял слабовольного сына и весь его род. Отныне правители Тер-Тесета, взойдя на трон, со временем погибали от рук собственных наследников. Многие поколения трон переходил от отца к сыну таким способом. И, что удивительно, короли искренне, всем сердцем, а порой даже с болезненной пылкостью любили сыновей - своих будущих убийц. Никто не пытался заточить наследника в темницу, удавить по-тихому, уступить ему трон доброй волей, дабы продлить себе жизнь. Нет! Отцы принимали смерть, как должное, порой - как награду. Уходя в мир иной, гордились убийцей. Считалось позором облегчать принцам дорогу к короне - и те годами изощрялись в хитроумных покушениях, пока не достигали результата. Когда же у царственной четы рождались одни девочки; или принц-рохля так и не решался прикончить старика-отца - на Тер-Тесет обрушивалось море бедствий. Наводнения и ураганы, мор и глад, орды кочевников и древние чудовища, о которых уже и думать забыли. Спасение было в одном: очередной принц возрождал традицию, и беды прекращались.

Эльза не знала, насколько правдива эта легенда. По крайней мере, если верить слухам, последние четверо королей умерли не своей смертью. Все эти годы Тер-Тесет процветал. А короли до умопомрачения - и до последнего вздоха - обожали сыновей. Судя по всему, Ринальдо III не был исключением.

За спиной скрипнула дверь.

- Амброза сюда, - приказал король. - Живо, олухи!

Глава десятая
Дни наследования

1.

- Говоришь, превращал камень в камень?

С усилием Амброз оторвал хлеб от столешницы. Покачал на ладонях, взвешивая. Широкие рукава робы упали до локтей, открывая предплечья мага. Напряжение мускулов, синие русла вен - все показывало, что Амброзу стоит труда удержать ковригу. Наконец он уронил хлеб на прежнее место, отчего стол вновь хрустнул и заплясал игривым жеребенком.

- Хочу видеть. Превращай!

Это же камень, изумился Циклоп. В хлебе, который они втроем недавно ели, Сын Черной Вдовы ясно различал кусок зернистого базальта. Кусни - зубы сломаешь. С водой тоже произошли странные метаморфозы. В первом графине, судя по цвету и запаху, плескалось вино. Во втором, содержимое которого Циклоп вылил себе на голову, на донышке колыхалась лужица молока.

Судя по равнодушию Симона, для старца это было в порядке вещей.

- Ну же! Преврати его в известняк!

- Нет, - отказался Циклоп.

- В яшму! В гранит…

- Не буду.

- У тебя во лбу - Король камней! Покажи мне его силу…

- Не хочу.

- Или не можешь?

- Я говорил, и повторю: это опасно.

- Инес была слабейшей из магичек! Симон не даст мне соврать, - ветер ворвался в зал при этих словах Амброза. Закружил в углах, боясь приблизиться к людям. - Если даже ты и прав… Нам не повредит то, что убило ее. Я заранее отпускаю тебе грех передо мной! А ты, Симон, если боишься, обожди нас внизу. Я умоляю, Циклоп! Я требую! Превращай!

- День Поминовения, - напомнил старец.

- Все, - Амброз расхохотался смехом безумца. - Круг замкнут. Хлеб покаяния стал камнем. Сейчас мы увидим власть Циклопа над ним. Ну же!

- Мы уходим, - сказал Циклоп.

- Уходим, - согласился Симон.

Схватив ближайший графин, Амброз запустил им в открытое окно. Снизу донесся звон разбитого стекла. Покой снизошел на королевского мага. Казалось, вся его злость была в злополучном графине. Жестом показав, что проводит дорогих гостей, он первым спустился в холл. Молча, с приятной улыбкой, наблюдал, как гости одеваются. На лестнице, кланяясь, мелькнул толстячок в ливрее - должно быть, управляющий - заикнулся о трапезной, где господ магов ждут каплуны, начиненные смоквами с гусиной печенью. Жестом Амброз отослал толстячка прочь: судя по мрачному виду Циклопа, тот вряд ли клюнул бы на каплуна. И лишь когда Симон взялся за дверную ручку, Амброз бросил в спину старцу:

- День Поминовения отошел. Кто назначит Дни Наследования?

Радуясь, что избавился от зябкой, продуваемой насквозь робы, Циклоп наслаждался теплом. Он не сразу обратил внимание на то, как сгорбились плечи старца. Впору было поверить, что Амброз мстит за отказ превращать камень в камень. Вот, превратил вопрос в глыбу мрамора: тащи, если в силах…

- Ты или я? - настаивал Амброз. - Учитель или муж? А может, ты, Циклоп? Ты - ученик покойной? Инес объявляла о твоем ученичестве?

- Не объявляла, - Симон нахмурился. - И ты об этом прекрасно знаешь.

- Слуга, - Амброз вздохнул с сочувствием. - Даже не ученик. Надеюсь, тебе оставят башню. Не гнать же верного, преданного слугу в чистое поле? Башня, мебель, одежда… Ты станешь богачом! У Инес не осталось родственников, к кому могло бы отойти ее простое имущество. Она оставила завещание? Если там вписано твое имя, все решится без проволочек…

- Завещание? - удивился Циклоп. - Вряд ли.

Амброз прошелся по холлу, заложив руки за спину. Вне сомнений, королевский маг чувствовал себя хозяином положения. Босые ступни он сунул в домашние туфли - войлочные, с загнутыми носами. По-прежнему в черной робе, Амброз презирал холод. Было видно, что его согревает некий замысел, которым он вслух делился с гостями:

- Оставила Инес завещание или нет - нам, ее братьям и сестрам по Высокому Искусству, нет дела до простого имущества покойницы. Нам нет дела и до прочего имущества, если покойница завещала его своему ученику. Мы чтим волю умершей. Но завещания нет, и ученика нет… Грядут Дни Наследования по старому обычаю. Если у Инес отыщется жезл или перстень, который она брала в настройку - предмет вернется к хозяину. Все остальное, обладающее толикой магической силы… Что ты молчишь, Симон! Поведай нашему другу о Днях Наследования!

- Право выбора, - с неохотой буркнул старец. - В зависимости от степени близости к покойной. Первым выбирает учитель. Вторым - муж. Далее - кровные родичи, если таковые найдутся среди магов. Следом за ними - друзья, бросая жребий. Оставшееся идет с публичных торгов. Вырученные деньги передаются тому, к кому отошло простое имущество.

Амброз выразительно постучал себя пальцем по лбу.

- Первым выбирает учитель, - повторил он. - Надеюсь, ты выберешь Око Митры, Симон. Потому что если ты откажешься от него, это сделаю я.

- Ты…

Тяжелым шагом Симон Остихарос приблизился к хозяину башни. Выше на голову, он воздвигся над Амброзом, словно хотел утопить королевского мага в своей тени. Ладонь старца легла на отросток оленьего рога, служившего вешалкой. Белые от напряжения, сжались пальцы. Рог задымился, источая резкую вонь.

- Запах жженого рога убивает змей, - тихо сказал Симон. - В первую очередь, ядовитых. Я стар, и время мое на исходе. Мне нечего терять. Берегись, Амброз! Дерево против огня - плохая стратегия…

- Тебе ночью ничего не снилось? - спросил Амброз.

- Не твое дело.

- А тебе, верный слуга? - Амброз глянул на Циклопа. - Молчишь? Жаль. В День Поминовения снятся вещие сны. Мне, например, снилась Красотка. Она лежала в могиле. В зимней, насквозь промерзшей могиле. Без души, без разума; только тело, мертвей мертвого. И знаете, друзья мои, что было самым страшным? О, сейчас вы содрогнетесь от ужаса! Признаюсь, я и сам проснулся в холодном поту…

Отстранив старца, он вышел на середину холла:

- Тело моей несчастной жены менялось. Плечи становились ребрами, ноги - руками… Щетина росла там, где при жизни была гладкая кожа. Это напоминало тесто, выпирающее из квашни. Я не знаю проклятия, способного так мучить холодный труп. Может быть, вы знаете? Как ты сегодня сказал, верный слуга? "Крыса не знает, почему люди корчатся в муках?" Вот и я не в силах понять, что говорил мне сон. Но если вы вдруг решите выкопать тело Инес и сжечь… Я буду очень огорчен. Полагаю, многие из наших братьев по Высокому Искусству разделят мое огорчение…

Дверь распахнулась. Лязгая шпорами, в холл вбежал гонец - и упал на одно колено перед королевским магом. Красный плащ гонца лужей крови расплескался по полу.

- Его величество, - прохрипел он. - Требуют…

- Служба, - безмятежно улыбнулся Амброз. - Короли не любят ждать. Оставайтесь, друзья мои! Я скоро вернусь. Лучшее вино из моих погребов, лучшие блюда моей стряпухи - в вашем распоряжении! Наслаждайтесь жизнью - Инес бы порадовалась, видя нас троих…

2.

Она была бессильна, и знала это.

Как провести размен без Янтарного грота? Никто из сивилл даже не пытался совершить что-либо подобное. На тела изменников влиял волшебный янтарь. Сестры лишь прозревали будущие превращения и сообщали лекарю, какой частью тела следует пожертвовать. Провидческий дар не угас в Эльзе, но во дворце принц станет обычным калекой, ничего не получив взамен. Это так же верно, как то, что солнце восходит на востоке, а огонь обжигает.

"Зачем ты согласилась? - спросила Эльза себя. И честно ответила: - Хочу жить. Бросить между мной и смертью горсть минут. Получить хоть крохотную отсрочку...."

Она получила ее, солгав королю. Вымоленные минуты сыпались меж пальцев, одна за другой. Сердце бешено колотилось в груди, желая выстучать все удары на пятьдесят лет вперед. Надо успокоиться, подумала Эльза. Притвориться, будто готовлюсь для размена. Если король увидит, что я постаралась изо всех сил - он проявит милосердие…

"Милосердие? - усмехнулась вторая, жестокая Эльза. - Как же ты наивна, сестра…"

Тем не менее, она села на пол у кровати принца и начала замедлять дыхание. Годы практики не прошли даром. Сердце застучало ровнее, грудь перестала вздыматься бурным приливом. Один разум не желал успокаиваться, лихорадочно ища путь к спасению. Ладони в очередной раз коснулись диадемы, проверяя, на месте ли она. Прохладный металл дрожал под пальцами. Если снять украшение с головы, ничего страшного не произойдет. Эльза успела в этом убедиться, когда мылась. Главное - не выпускать из рук. Ей говорили, что без диадемы она превращается в дикое животное, сильное и опасное. Сорвать венец? Швырнуть прочь?

Вдруг зверь прорвется и сбежит на волю?

Мысли путались, расползались змеями, забивались в щели рассудка. Пальцы скользили по диадеме, следуя замысловатым узорам. Когда она сняла венец? Эльза не помнила. Кажется, она чуть не уронила подарок. Сознание расплылось, размазалось в пространстве, выплеснувшись за пределы рассудка. Сивилла едва удержалась на краю бездны, из которой на нее взглянул зверь. Зверь скалился в плотоядной ухмылке, облизываясь точь-в-точь, как король. Качаясь над пропастью, сивилла держала венец одной рукой. Пальцы второй ощупывали резьбу, едва касаясь металла. Обоняние резко обострилось. Пот и фимиам, сложный букет вина, горящее масло, воск, мази… Пришел черед слуха: дыхание короля, треск свечи, кашель охраны за дверью. Далекие шаги в коридорах - кто-то быстро приближался. "Я" Эльзы Фриних сделалось редким и прозрачным, как туман. Растеклось по комнате, превращаясь в вереницу зыбких фигур: Эльза-человек, Эльза-зверь, Эльза-не-пойми-кто…

…сорвала диадему, отшвырнула прочь, выпуская зверя на свободу. Метнулась к двери, сбивая с ног короля, заступившего дорогу. Узкий клинок стилета вошел ей под левую грудь, между ребер, безошибочно отыскав сердце. Зверь заскулил - и умер.

…метнулась к двери. Изогнулась в прыжке, впритирку обойдя человека-препятствие. Подхватила диадему, возвращая себе человеческий рассудок. Удар кулака швырнул беглянку на пол. Клинок стилета вошел под левую лопатку…

…сидела у кровати, на которой разметался беспамятный принц. Продолжала безнадежную игру, отвоевывая у смерти глоток за глотком, каплю за каплей. За спиной скрипнули двери. Рядом встал человек в черной, до пят, робе, с черной ермолкой на темени. Он походил на дерево, обугленное молнией. "Размен?" - спросил Амброз, королевский маг. Король кивнул. "Она бессильна, - сказал маг. - Она просто тянет время." Король вздохнул, словно очнувшись от долгого сна. Узкий клинок…

…коснулась янтарного яйца, заключенного в оправу диадемы…

За спиной скрипнули двери. Эльза не обернулась. Она и так знала, кто это. Янтарь под пальцами был теплым, живым. Она вспомнила Янтарный грот - спасение для нее, благословение для принца; надежду, которой больше нет. Словно отвечая ее мыслям, упала тьма. Угольная, беспросветная. Кто-то задул свечу и все лампады. Я ослепла, подумала Эльза, и не испугалась. Умирать слепой было не так обидно. Жизнь уходила по частям. Сначала зрение…

- Что происходит, сир? Почему так темно?

- Молчи! Не мешай ей…

Во тьме проступили смутные контуры. Сивилла вглядывалась до рези под веками, пока не убедилась: она все-таки видит. Но то, что открылось ей… Это было что угодно, только не дворцовые покои. Дикий камень стен; выступы, углы, низкий свод над головой. Повсюду свешивались каменные "сосульки"; им навстречу с пола вставали другие. Место казалось знакомым. Пещера, где она пряталась от погромщиков? Нет, та была просторнее… В мрачных глубинах сверкнул робкий медвяный отсвет. Эльза моргнула - и задохнулась от узнавания. Янтарный грот! Так он мог бы выглядеть, если б некая сила без жалости пожрала весь янтарь, как орды саранчи пожирают посевы.

- Сир, позвольте мне зажечь свечу…

- Молчи!

- Это опасно, сир!

- Еще слово, и ты умрешь…

Свечение разгоралось. На сталактитах проступили тонкие жилки янтаря. Эльза уверилась: здесь она погружалась в грезы, готовя очередной размен. Да, сейчас у нее не было жаровни с травами. Да, янтарь едва тронул поверхность мрачного базальта. В отдалении маячили тени короля и мага, всплескивая руками от изумления… Пустяки, сказала Эльза себе. Ты дома. Это они в гостях, а ты дома. И рядом ждет беспамятный ребенок с измочаленной ногой.

Ты вновь сивилла. У тебя есть грот.

Ты знаешь, что делать.

Ведомая не скудным человеческим знанием, но прозрением, помноженным на звериное чутье, которое никуда не исчезло - напротив, лишь усилилось на краю обрыва - Эльза с силой вжала ладонь в янтарь диадемы. Ощутила, как впивается в кожу острый, отогнутый наружу лепесток оправы. И резким движением разодрала ладонь о металлический шип.

Миг, и кровь окрасила янтарь.

Рука стала прозрачной, будто слюда. Эльза видела, как разгорается, мерцая, янтарное яйцо. Отвечая ему, ярче зажглись брызги солнца на стенах грота. Яйцо вспучилось, забурлило, из него поползли липкие нити, стремясь проникнуть в рану. Против них восстал металл диадемы, не давая янтарю срастись с плотью, стать единым целым.

Металл и камень сошлись в поединке за Эльзу Фриних.

- Что происходит?

- Я не знаю, сир…

- Что ты видишь, маг?

- Тьма. Желтые вспышки. Всё.

Эльза слышала: маг хрипит, с трудом выдавливая из себя слова. Дыхание его стало надсадным, словно Амброз из последних сил карабкался в гору, или боролся с течением, едва удерживаясь на поверхности. Забудь, велела себе Эльза. Оглохни, ослепни. Янтарь и плоть, металл и кровь - вот твой мир. Мальчик на кровати - вот цель. Сын того, кто повинен в смерти твоих сестер. Конечно же, обитель сожгли не без ведома короля. Изувеченный ребенок, сын убийцы; будущий король, будущий убийца…

- Наш сын! Ты видишь его?! - донеслось издалека.

- Нет, сир…

Назад Дальше