На другом берегу (сборник) - Надежда Никитина 2 стр.


В середине сентября пришло приглашение на свадьбу от школьной подруги Оли. Настя посмотрела на дату свадьбы и дату отправки письма. Нет, не ждала ее Оля, а просто не удержалась, чтобы не похвастаться. Между строчек сообщала, что поступила в институт, что учиться будет на дневном, поскольку муж может позволить себе содержание неработающей жены.

"Ты догадываешься, конечно, кто будет моим мужем?! Да, это Володя! Очень хочется, чтобы ты увидела, как мы смотримся вдвоем. На тот случай, если ты все же не сможешь приехать, желаю и тебе жить такими же земными радостями, а не витать в облаках. Целую. Летом увидимся".

Володя-старшеклассник нравился им обеим. Только Настя мечтала о красивом мальчике, а Оля действовала. Володя на них, малолеток, не смотрел. Оля познакомилась с его матерью, напросилась учиться у той рукоделию, стала бывать в семье. Там она вела себя скромно, совсем не так, как в классе или во дворе.

Володя поступил в военное училище, Настя мысленно с ним простилась, а Оля – нет. Рано научившись строить глазки, она кокетничала со всеми подряд. И с Настиным женихом, когда тот появился – просто так, из спортивного интереса. После школы она поехала учиться, а мама Володи попросила сына встретить и провести по незнакомому городу землячку. Поступить – не поступила, но осталась готовиться.

Настроение у Насти испортилось настолько, что она неделю запрещала себе думать о мостах и перилах, заводила громкий будильник, чтобы просыпаться с некоторым испугом и забывать сны. Она вскакивала сразу после пробуждения и шла жить реальной жизнью. Она согласилась принять у себя дома разведенную приятельницу со знакомыми мальчиками. Та мальчиков пригласить не могла – жила с бабушкой и маленькой дочкой.

"Мальчики" оказались тридцатилетние, перезревшие. Принесли вина, не водки, подчеркивая этим уважение к компании. Насте стало скучно с первой же рюмки. Она с трудом выдержала час общения и, уговорив компанию проветриться, убежала от них через десять минут, сославшись на необходимость выспаться перед утренней сменой.

Эта была смена, которой она наслаждалась, так ей надоели разговоры "за знакомство". Андрей с Петровной, а тем более Аня, не лезли в душу. За время их совместной работы все было уже выговорено. Разве что новая сплетня да поддразнивание Андрея возбуждали справедливую Петровну.

Но ничто хорошее не длится долго. Подходя к дому после смены, она увидела маячившего на крыльце "мальчика" и вовремя повернула обратно к остановке. Из автобуса позвонила маме, что приедет ночевать, потому что очень хочет принять ванную.

Бывший муж подошел совсем близко. Стало страшно, как в тот вечер, когда он первый раз ударил ее.

Она пробовала отбиваться, просить, но его стеклянные глаза выражали только одно – удовольствие от ее унижения. Наутро он просил прощения, но после первой же рюмки все повторялось – сначала вульгарные, пьяные ласки, потом побои. Настя пробовала терпеть ласки, пробовала пресекать их – результат был один. Споить его до такой степени, чтобы он заснул, было невозможно. Она научилась сворачиваться в клубок, защищая лицо от синяков. Заметив это, он силой отдирал от лица ее руки и бил в глаза, в нос, в губы.

Расставание было тяжелым. Настя пряталась у мамы, не пытаясь делить имущество. От мамы тоже хотелось сбежать, потому что вместо утешений та причитала о том, как предупреждала, как не хотела, как знала, чем кончится этот скоропалительный брак. Настя приходила к ней с работы и падала в постель. Именно в то время ей впервые приснился другой город, в котором, кроме женщин, жили добрые и сильные мужчины – дедушка, отец, красивый смуглый парень.

Помог случай. Перед разводом муж подрался, попал под статью. Квартира осталась за ней. Развод дали легко. Она узнала, что на зону к нему ездит другая женщина – его первая любовь. У той в деревне был хороший дом, хозяйство и ребенок от первого брака.

Сейчас ее бывший муж был рядом, нехорошо улыбался и тянулся к ней. Настя побежала по пустой улице. Он настигал ее, хватал за руки. Она вырывалась и бежала дальше, пока дорогу не преградила река. Настя поняла, где ее спасенье. Опоры моста стояли на своем месте. Она вскарабкалась вверх, не чувствуя усталости, и тут похолодела от ужаса. На выступе не было ни перил, ни перекидного бревна. Внизу зияла черная пропасть.

– Почему ты копаешься в моих вещах без спроса? – строго спросила мать, появившись на пороге маленькой комнаты, которая во время развода была Настиной. Настя, не оправившаяся от кошмарного сна, вскрикнула от неожиданности и с досадой ответила:

– Смотрю фотографии. Здесь мои тоже есть.

– Умру, можешь копаться, где хочешь. А пока я жива, пусть все лежит, как я привыкла.

– Мам, ты живи, сколько хочешь. Я только посмотрю и положу на место.

– Ты что ищешь-то, скажи, не темни. Я же вижу.

Мама была женщиной проницательной. Чтобы ее обмануть, надо было придумать версию заранее. Придется сказать правду.

– Я хочу найти фотографию бабушкиного мужа. У нас она есть?

– Не знаю. А тебе зачем?

– Мама, ты хочешь сказать, что не знаешь, есть ли в доме фотография твоего родного отца? Если тебе не интересно, то мне – очень.

Мать присела к ящику с фотографиями. Лицо у нее было растерянным. Сейчас заберет ящик и спрячет.

– Твоя бабушка не любила о нем говорить.

– Даже с тобой?

– Перед самой смертью стала вспоминать. Только непонятно уже было, где правда, где бред. А как боялась! Все просила, чтоб никому ни слова.

– Столько лет прошло. Они оба уже умерли. Чего скрывать теперь? Чего бояться?

Мама нахмурилась:

– Это вы теперь такие смелые. У нас соседка со второго этажа девчонкой в Германии батрачила. Когда немцы начали компенсацию платить, она ни в какие списки себя включить не дала. До самой смерти ни копейки не получила. Боюсь, говорила, что по этим спискам потом отвечать придется.

– Не пугай меня. Дед во время войны был подростком. Ты родилась после войны, стало быть – не от немца. Ну, признавайся, кем дед был? Женатым, что ли? Бросил вас?

Мама осторожно приподняла пласт старых фотографий и вынула маленький пакетик. Оттуда достала черно-белое изображение человека в форме, сфотографированного на документы, и подала ей. Настя вгляделась в выцветший снимок. Широкий лоб, волосы, зачесанные назад, строгий официальный взгляд и, кажется, добрые глаза. Обычное русское лицо. Вспомнить лицо из своих снов и сравнить с этим не удавалось. Память дневная и ночная совмещаться никак не хотели.

– Похожа я на него? – неожиданно спросила мама.

Настя виновато посмотрела на маму. Мама улыбалась. У нее разгладились морщины и глаза помолодели.

– Да, мама, очень похожа, – наугад ответила Настя.

– И твоя бабушка тоже так говорила.

– А ты его не помнишь?

– Откуда? Я родилась уже без него.

– Так куда он делся?

– Пропал он. Странная история. После войны у нас в городе появился небольшой отряд военных. Командир отряда вроде был известным инженером. Без охраны не появлялся. Дед же был обычным строителем. Секретами не владел, поэтому ходить в городе ему разрешали. С бабушкой они все же встречались тайком. Пока скрывались, меня "придумали". Сказал он ей как-то, что на работе у них чертовщина началась. Если с ним что-то случится, пусть она в церковь сходит, помолится, свечку поставит. А потом все они исчезли. Объявлять, понятно, об этом не объявляли, но лес вокруг прочесали, дно реки осмотрели.

– Не нашли?

– Нет. Слухи быстро пресекли. Такую антирелигиозную пропаганду развернули, что наши бабки иконы прятать стали.

– А свечку бабушка поставила?

– Каждый год ставила на день исчезновения – пятнадцатого ноября. И мне наказала делать это до смерти. Когда помру, ты уж не забывай. Кто знает, куда он сгинул, как ему там.

– Родственников его искать не пробовали?

– Нет. Если они его не искали, то и нам не за чем.

– А может, и искали, да не знали, где.

– Это еще страшнее. Значит, скрыли от родных, как он погиб, и до сих пор скрывают. Ты там ничего не задумала? Прошу тебя – никаких поисков! Не доведет это до добра. Дай мне остаток дней в покое провести.

Настя завернула фотографию деда в бумажный конвертик и протянула маме. Мама положила его на дно деревянного ящичка. Ящик закрыла и, подумав, понесла его к себе в комнату.

– Мама, – окликнула Настя, – а он тебе хоть раз снился, отец твой?

– Нет. Муж иногда снится, а отец – никогда. Я же его не видела.

Ночь дежурства выдалась относительно спокойная. С вечера взрыхлив все фильтры, удалось прикорнуть часа на три. Спать на работе нельзя, поэтому никакой мебели, располагающей к отдыху, в комнате аппаратчиков не было. У начальника смены стоял письменный стол и мягкое удобное кресло. Правда, не все начальники смен дремали на работе и давали это делать другим. Петровна была не вредной, понимала, что настоящего сна не получится, но краткий ночной отдых организму необходим. Аппаратчики пристроились на стульях, положив голову на стол, где заполняли ведомости и перекусывали ночью. Днем питаться на рабочем месте запрещалось, для этого работал буфет.

С пяти часов все были на ногах, отработали свои участки и глотали кофе, ожидая сменщиков. Аня уже уткнулась в учебник. Говорят, при приеме на работу она извинялась на тот случай, если ей придется уйти через год. "Но вы не волнуйтесь, я, может, еще не поступлю", – добавила она. На что начальник цеха ответил: "Мы обрадуемся любому вашему успеху – как рабочему, так и учебному". Андрей когда-то собирался на заочное отделение, а потом сказал: "Какая разница? Петровна с высшим и я без него сидим рядом. Петровна больше бумажек пишет и задвижки тяжелые не крутит, но я – мужик, мне писать лень, а крутить не трудно".

Насте казалось, что она устроит семейную жизнь и тогда начнет учиться… А ее устроило то, что есть. Она достала телефон и стала рассматривать снимок со стены интерната. Рисунок сначала был выцарапан, потом прокрашен чернилами. Надо же – сохранился! Пунктирная линия между двумя опорами должна означать временный характер переправы. Она может появляться и исчезать. Опоры моста есть с обеих сторон. Во сне она видит левый берег и широкую реку. Наяву река мелкая, а опоры моста должны стоять на правом берегу.

– Андрей, у нас на речке есть остатки старого моста?

– Погоди, дай подумать. Ну, есть старые сваи километрах в пятнадцати вверх по реке.

– На правом или на левом берегу?

– На правом. Там течение быстрое, откос, а под ним остатки свай. Раньше там был и бункер – еще с войны. Потом все заросло, разрушилось.

– А на левом есть сваи?

– На левом не сохранились.

Петровна прислушалась к их разговору и поддержала его:

– Немцы после начала войны были здесь через месяц. До границы-то меньше суток ехать. Устраивались надолго. Пленных пригнали на строительство дорог. И мосты тогда строили. Дороги добротные вели, камнями мостили, а ничего не сохранилось.

– А куда вела дорога с тем мостом?

Андрей и Петровна задумались.

– Я там никаких деревень не помню, – наконец отрезала Петровна. – Лагерь у них там был для пленных.

Что же получается? И во сне, и в жизни есть остатки секретного моста, который построен во время войны. Причем, как во сне, так и в действительности опоры стоят только на одном берегу реки. И там, и здесь работали военнопленные, которых потом расстреляли, потом мост разбомбили, потом секретная команда наших мост восстанавливала, но пропала. Все сходится, кроме берегов. В конце концов, это может быть эффектом переворота. Когда едешь в поезде, тоже кажется, что движешься не в ту сторону. Информация от дедушки могла быть плодом услышанных в детстве разговоров матери и бабушки. Никакой мистики! Нужно жить реальной жизнью.

– А какой мост тебе нужен? Куда? – прервал ее размышления Андрей.

– В параллельные миры.

– Ну, ты, мать, даешь. Вот это прыжки!

Петровна улыбнулась:

– Я с молодости тоже фантастику любила, а теперь и читать перестала. Некогда. Сериальчиками балуюсь по вечерам. И то, и это – выдумки.

Аня подняла глаза от учебника. Андрей, почуяв слабину в доводах начальства, "сделал стойку".

– А веришь ли ты в Бога, Елена Петровна?

– Я не фанатик, конечно, но верю.

– А вот ты на работе шарфы вяжешь. Сколько ты их связала за рабочее время?

Петровна покосилась на него.

– Болтай больше! Ты кроссворды решаешь, я рядок-другой провяжу. Дело от этого не страдает.

– Петровна, я не об этом. Ты умеешь вязать, но ты же не ограничилась одним изделием. И хотя ты вяжешь за смену рядок-другой, десятка два шарфов связала?

Елена Петровна улыбнулась:

– Не считала. Я ж не только шарфы…

– Тем более. Теперь о Боге. Если он умеет творить, то почему должен ограничиться одним нашим миром? Логично? А если учесть, что наша жизнь конечна, а его – нет, то миров может быть не десятка два, а намного больше. Логично?

– А чего ты свою логику от Петровны разматываешь? – подколола парня Настя. – Наша Петровна может быть исключением.

Петровна с Аней рассмеялись, а Андрей только слегка улыбнулся своей хищной улыбкой, обещавшей грядущее словесное наступление и никак не оборону.

– Попробую рассказать просто, как в детской литературе. Если взять лист бумаги, то у объекта две характеристики – длина и ширина. Можно провести две линии, и они никогда не пересекутся. Пока понятно? Проверим на нашей ведомости?

Он действительно потянул к себе рабочий документ, но Петровна проворно ударила его по руке.

– Мы тебе пока верим. Ври дальше.

– Оставим незаслуженные оскорбления. Следим за ходом моей мысли. Предположим, что есть миры, где всего два измерения. Плоские люди в них могут воображать, что они единственные во Вселенной. Они просто не могут видеть таких миров, как наш трехмерный: с длиной, шириной и высотой. В трехмерном измерении на трех плоскостях двухмерные миры могут встретиться. Могу показать. Проведу линии на каждой стене в этой комнате. И вы увидите точки их пересечения. А теперь все то же, только на ранг выше.

– Это как? – не поняла Петровна.

– Так. Есть миры с четырьмя измерениями. На практике представь, что несколько подъемных кранов везут навстречу друг другу комнаты. Комнаты проходят одну и ту же траекторию, но в разное время. А могут и зацепиться, не разрушаясь при этом. У нас нет органов чувств, способных обнаружить пространство высшей организации. В том измерении есть точки пересечения трехмерных миров. Достаточно знать такие точки, и можно попасть в параллельный мир.

– А почему они называются параллельные, а не пересекающиеся? – не выдержала свою молчаливую роль Аня.

– С точки зрения геометрии название подкачало, согласен. Но жизнь там идет где-то рядом, параллельно, а видеть ее никому не дано. Логично, Петровна?

– Логично-то логично, но пока там никто не был, это только теория.

– Настя туда собралась! Заглянет, узнает, как там – столько же платят за ночную смену или больше. А мы с этой информацией – к руководству ТЭЦ.

Настя с уважением посмотрела на Андрея.

– А ты ведь больше знаешь, чем рассказал. Ты что – такими вещами интересуешься?

– Так, читаю. Пока Петровна вяжет…

Аня улыбнулась, заглянула в последний раз в учебник и спрятала его в сумку. Все потянулись переодеваться.

Настя собиралась поехать домой на автобусе, но утренний осенний воздух подействовал на нее освежающе. Захотелось часок прогуляться, и она решила вдоль реки пройти к своему кварталу. Дорожка шла то приближаясь к воде, то отдаляясь, то повторяя ее изгибы, то скрадывая путь напрямую. За одним из поворотов показался мост. Вернее, его половина… Как на рисунке… Или во сне…

Настя так испугалась, что не сразу сообразила: это знакомый с детства старый пешеходный заброшенный мост, который прозвали в народе "мостом в никуда". Мост был целым, просто его правая и левая части были разного цвета. Правая – старая и черная от времени. Левая – более светлая – достроена позже.

В послевоенном поселке дороги были узкие. Когда городок расстроился, и разъездов, и парковок стало не хватать. Власти городка задумали ввести два направления дорог с односторонним движением. Для этого решили построить новую объездную дорогу по окраинам. Дорога упиралась в реку. Решив сэкономить, отдали распоряжение достроить остатки послевоенного разрушенного моста. Мост достроили, открыли с большой помпой в день праздника.

Когда по нему пошли первые машины с подсыпкой для новой дороги, мост не выдержал. Пробовали ремонтировать, но после нескольких неудачных попыток шоферы отказались рисковать. Виновных в расчетах не нашли. От идеи дорог одностороннего движения отказались. Мостом изредка пользовались только рыбаки да охотники, поскольку за ним начиналась полоса болот и кустарников. "Мост в никуда" находился совсем рядом с ее домом.

Настя подошла к недостроенному мосту. День был ясным, прохладным. На том берегу у костра сидела группа солдат в немецкой форме. Пара часовых с автоматами, сменяясь время от времени, подходила к реке. Там, внизу, в холодной осенней воде вяло передвигались люди, таскавшие и устанавливающие тяжелые бревна. Настя пошла к ним. Грязные, небритые и худые, они уже людьми себя не чувствовали. Не только от голода и холода. От унижения. От безысходности. У них не было ни малейшего шанса остаться в живых.

От костра отделился плотный немец. Он стал подманивать птиц, бросая им куски хлеба. Один кусок упал в воду. Крайний военнопленный протягивает руку. На берегу ждут. Дождались, пока он поднесет кусок ко рту, но откусить не дали. Автоматная очередь. Смех. И красная струя в светлой воде. Тело уплывает так медленно, словно ожидает оставшихся в живых. Товарищи замерли на мгновенье. Но стоять нельзя.

А она почти рядом, невидимая. Если сделать еще несколько шагов, она окажется в том мире, ее заметят. Настя приседает, чтобы вода скрыла по горло, и продвигается вперед.

– Ребята, – шепчет она, – не оборачивайтесь. Найдите меня глазами. Я помогу вам.

– Я один с ума схожу? Или мы вместе? – сквозь зубы произносит тот, что с краю.

Назад Дальше