Атолл Улити, Федеративные Штаты Микронезии
Во время Второй мировой войны этот большой коралловый остров служил главной передовой базой Тихоокеанского флота США. Во время Мировой войны Z он приютил не только американские военные суда, но и сотни гражданских кораблей. Одним из таких был УНС "Урал", первый радиовещательный узел "Свободной Земли". Теперь это музей и главная тема документального фильма "Слово о войне". Интервью для съемок, среди прочих, берут и у Барати Палшигара.
- Врагом было незнание. Неправда и предрассудки, ложная информация, дезинформация. Иногда вовсе никакой информации. Незнание убило миллиарды людей. Незнание стало причиной войны с зомби. Если бы тогда мы знали то, что знаем сейчас… Если бы вирус воскресших мертвецов был так же понятен нам, как, например, туберкулез. Если бы люди во всем мире, или хотя бы те, кто должен их охранять, точно знали, с чем столкнулись. Настоящим врагом было незнание, а голые факты - оружием.
Когда я пришел на радио "Свободная Земля", оно еще называлось информационной программой в области здравоохранения и безопасности. Название радио "Свободная Земля" дали люди и сообщества, которые слушали наши передачи.
Это было первое действительно международное предприятие, осуществленное всего через несколько месяцев после введения южноафриканского плана и задолго до конференции в Гонолулу. Как остальной мир взял за основание для своих стратегий выживания план Редекера, так нашему появлению способствовало радио "Убунье".
- Радио "Убунье"?
- Южноафриканское радио для изолированных жителей. Не имея ресурсов для материальной помощи, правительство могло дать своим гражданам только одно - информацию. Они были первыми, насколько я знаю, кто начал регулярно делать выпуски на нескольких языках. Там не только формировали практические навыки выживания, но и разбирали каждую небылицу из тех, что ходили в народе. Мы всего лишь взяли радио "Убунье" за образец и адаптировали его для мирового сообщества.
Я взошел на борт этого корабля в самом начале, когда реакторы "Урала" только заработали. "Урал" - бывшее судно советского, а потом российского военно-морского флота. Тогда у него было много ролей: корабль контроля и управления, центр отслеживания запусков ракет, судно электронного наблюдения. К сожалению, он был еще и до ужаса непрактичен, потому что, по слухам, его системы оказались слишком сложными. Корабль провел большую часть карьеры у причала во Владивостоке, вырабатывая дополнительную электроэнергию для военно-морской базы. Я не инженер, поэтому не знаю, как сумели заменить его отработанные топливные элементы и переделать громоздкие средства связи в интерфейс с глобальной спутниковой сетью. Я специализируюсь на языках… индийский, если конкретнее, я и мистер Верма, всего двое на миллиард человек… да… на тот момент все еще миллиард.
Мистер Верма нашел меня в лагере для беженцев на Шри-Ланке. Мы проработали вместе несколько лет в посольстве нашей страны в Лондоне. Тогда мы считали свой труд нелегким. Наивные. Это была сумасшедшая долбежка по восемнадцать, а иногда и по двадцать часов в сутки. Не знаю, когда мы спали. Столько сырого материала, столько депеш каждую минуту. По большей части речь шла о базовом выживании: как очистить воду, создать теплицу в доме, культивировать и обрабатывать споры плесени, чтобы получить пенициллин. Эти вводящие в ступор тексты зачастую изобиловали фактами и терминами, о которых я никогда не слышал. Я не знал, кто такие квислинги или дикари, что такое лобо или псевдопанацея фаланкс. Передо мной внезапно появлялся человек в форме, пихал мне под нос набор слов и говорил: "На маратхский, запись через пятнадцать минут".
- С какой ложной информацией вы боролись?
- С какой области хотите начать? Медицина? Наука? Вооруженные силы? Религия? Психология? Меня больше всего сводил с ума психологический аспект. Людям так хотелось очеловечить восставших паразитов. На войне - то есть на обычной войне - тратят уйму времени, чтобы дегуманизировать противника, создать эмоциональную дистанцию. Придумывают истории или уничижительные прозвища… а тут отчаянно пытались найти хоть какую-то связь с врагом, придать человеческие очертания тому, что ни в коей мере нельзя причислить к роду человеческому.
- Не могли бы вы привести пример?
- Столько чепухи! Якобы мертвяки умеют думать, чувствовать и приспосабливаться, пользуются орудиями труда и даже человеческим оружием, сохраняют память о своей прошлой жизни, с ними можно разговаривать, их можно дрессировать как домашних животных… Сердце разрывалось, когда мы развенчивали один причудливый миф за другим. Гражданское руководство по выживанию помогало, но у него было множество недостатков.
- Неужели?
- Конечно. Его явно написал американец, судя хотя бы ссылкам на внедорожники и личное огнестрельное оружие. Там не учитывались культурные различия… многочисленные способы, с помощью которых люди в конкретных местностях пытались спастись от живых мертвецов.
- Например?
- Лучше не буду вдаваться в детали, иначе получится, что я автоматически осужу целые группы, которые эти "решения" изобрели. Как индийцу, мне пришлось иметь дело со многими аспектами собственной культуры, которые привели к трагедиям. В Индии был такой город Варанаси, один из старейших на земле, рядом с местом, где Будда, предположительно, читал свою первую проповедь. Туда каждый год приходили умирать тысячи индийских пилигримов. До войны всю дорогу устилали трупы. Когда разразился кризис они воскресли и пошли в наступление. Варанаси стал самой горячей "белой" зоной, гнездом нечисти. Это "гнездо" растянулось почти вдоль всего Ганга, чью целительную силу научно подтвердили еще до войны. Что-то вроде повышенного насыщения воды кислородом. Трагедия. На берег реки стекались миллионы, которые только раздували пламя. Даже после того, как правительство удалилось в Гималаи, а более девяноста процентов населения страны официально признали зараженным, паломничество продолжалось. В каждой стране есть похожая история. Каждая из наших интернациональных команд переживала хотя бы одно мгновение, когда им приходилось столкнуться с примером самоубийственного невежества. Американцы рассказывали о религиозной секте под названием "Агнцы Божьи", члены которой верили: чем скорее они заразятся, тем быстрее попадут в рай. Еще одна женщина - не буду говорить, откуда она - изо всех сил пыталась развенчать миф о том, что половой акт с девственницей может "снять проклятие". Не знаю, сколько женщин или маленьких девочек подверглись изнасилованию в результате такого "очищения". Каждый злился на собственный народ. Каждому было стыдно. Один наш бельгийский коллега сравнил это со сгущающимися сумерками. Он называл это "пороками всеобщей души".
Наверное, у меня нет права жаловаться. Моя жизнь никогда не подвергалась опасности, желудок всегда был полон. Возможно, я нечасто спал, зато мог не бояться по ночам. Более того, мне не пришлось работать в отделе ПИ.
- ПИ?
- Приема информации. Данные, которые мы передавали, не рождались на борту "Урала". Они приходили со всего мира, от экспертов и мозговых центров из разных правительственных зон безопасности, передававших сведения операторам ПИ, а те уже переправляли их к нам. Большую часть данных транслировали на гражданских открытых частотах, которые были забиты криками обычных людей о помощи. Миллионы разбросанных по всей планете несчастных душ кричали в свои микрофоны о том, что их дети умирают от голода, крепости горят, оборона рушится под натиском живых мертвецов. Даже не понимая языка, как многие из наших операторов, страдающий человеческий голос ни с чем не спутаешь. Операторам не позволялось отвечать, не было времени. Все передачи шли только по делу. Даже знать не хочу, что творилось в душах наших работников.
Когда из Буэнос-Айреса пришла последняя передача - знаменитый латиноамериканский певец исполнял колыбельную - один из операторов не выдержал. Он был всего лишь восемнадцатилетним русским моряком, который забрызгал своими мозгами весь пульт. Тот парень оказался первым, а за ним последовали все операторы ПИ. Ни один не дожил до сегодняшнего дня. Последним стал мой бельгийский друг.
"Ты носишь эти голоса в себе, - сказал он мне однажды утром. Мы стояли на палубе, смотрели в коричневую муть и ждали рассвета, которого не увидим. - Эти крики останутся со мной до конца жизни, они никогда не утихнут, не перестанут звать за собой".
Демилитаризованная зона, Южная Корея
Чой Хунгчой, заместитель директора Корейского центрального разведывательного агентства, показывает на сухой, холмистый, ничем не примечательный ландшафт слева от нас. Его можно спутать с Южной Калифорнией, если бы не покинутые блиндажи, выцветшие флаги и забор с ржавой колючей проволокой, упирающийся в горизонт с обеих сторон.
- Что случилось? Никто не знает. Ни одна страна не была лучше подготовлена к отражению инфекции, чем Северная Корея. Реки на севере, океан на востоке и западе, а с юга (показывает в сторону демилитаризованной зоны) наиболее надежно укрепленная граница на Земле. Вы видите, какая гористая тут местность, как ее легко защищать. Но вы не можете увидеть, что эти горы изъедены титанической военно-промышленной инфраструктурой. Северокорейское правительство, наученное горьким опытом ваших бомбардировок в пятидесятых годах, трудилось не покладая рук, чтобы образовать подземную систему, которая позволила бы народу пережить войну в безопасном месте.
Наши северные соседи создали весьма милитаризированное общество, приведенное в такую боевую готовность, что Израиль на их фоне - сущая Исландия. Больше миллиона мужчин и женщин служили в армии, более пяти миллионов числились в запасе. Это больше четверти населения, не говоря уже о том, что почти все граждане когда-либо проходили базовую военную подготовку. Но главное - другое. Главное при таком виде войны - почти сверхчеловеческая дисциплина в стране. Северным корейцам с рождения вдалбливали, что их жизнь ничтожна, что они существуют для служения Государству, Революции и Великому Вождю.
Это почти полная противоположность той ситуации, что сложилась у нас, на Юге. Мы были открытым обществом. Международная торговля являлась источником нашей жизненной силы. У нас царил индивидуализм, пусть не до такой степени, как у вас, американцев, но протестов и всяких народных волнений нам более чем хватало. Мы отличались таким свободолюбием и разобщенностью, что едва сумели ввести доктрину Чанга во время Великой Паники. На Севере подобный внутренний кризис немыслим. Даже когда из-за просчетов правительства у них начался голод, почтим геноцид, они предпочитали есть собственных детей, чем хотя бы шепотом высказать недовольство. О таком подчинении Адольф Гитлер мог только мечтать. Стоило дать каждому гражданину пистолет, камень или даже просто приказ драться голыми руками, показать на зомби и крикнуть: "Бей их!" - подчинились бы все, вплоть до древних старух и детей, едва начавших ходить. Это было государство, рожденное для войны, находящееся в полной боевой готовности с 27 июля 1953 года. Если бы мне предложили выбрать страну, которая может не только выжить, но и победить в грянувшей войне, я бы назвал Корейскую Народно-Демократическую Республику.
Так что же случилось? За месяц до начала неприятностей, до первых вспышек эпидемии в Пусане, Север внезапно безо всяких объяснений оборвал все дипломатические контакты. Нам не сказали, почему закрылась единственная железная дорога, соединявшая нас по земле, почему некоторым нашим гражданам, которые десятилетиями ждали возможности увидеть родственников с Севера, внезапно разбили все надежды справкой о запрете. Они ничего не говорили. От нас отделались обычной фразой: "Дело государственной безопасности".
В отличие от многих других, я не думал, что это прелюдия к войне. Север всегда угрожал одинаково. А тут по данным со спутников, нашего и американского, никаких признаков. Нет передвижения войск, заправки самолетов, кораблей или субмарин. Более того, наши наблюдатели, расположенные вдоль демилитаризованной зоны, заметили даже, что численность солдат на той стороне убывает. Мы знали всех их пограничников. За долгие годы сфотографировали каждого, дали им прозвища - например, Змеиный Глаз или Бульдог, - даже занесли в досье предположительный возраст, биографические данные и сведения о личной жизни. Теперь они исчезли, растворились за укрепленными окопами и блиндажами.
Индикаторы сейсмической активности тоже молчали. Если бы Север начал операцию в туннелях или даже начал перегруппировку войск со своей стороны демаркационной линии, мы бы их услышали через несколько минут.
Панмунджом - единственная область вдоль демилитаризованной зоны, где стороны могут встретиться для переговоров лицом к лицу. Там мы вместе содержим конференц-зал, на нескольких метрах открытого внутреннего двора - военные представительства обеих сторон. Часовые постоянно менялись. Однажды ночью солдаты северокорейского подразделения ушли в барак, но на смену им никто не вышел. Двери закрыли. Свет погасили. Больше мы их никогда не видели.
Еще мы заметили полное прекращение работы спецслужб. Шпионы с Севера проникали к нам регулярно и предсказуемо, как сменяются времена года. По большей части их было легко обнаружить. Они носили вышедшую из моды одежду и спрашивали цены, которые должны и так знать. Мы постоянно их вылавливали, но как только начались вспышки, их число сократилось до нуля.
- А ваши шпионы на Севере?
- Пропали, все разом, почти в то же время, когда вырубились электронные средства наблюдения. И дело оказалось не в помехах, которыми забивали сигнал. Не было вообще никакого сигнала. Один за другим исчезали гражданские и военные каналы. Судя по картинкам со спутника, в полях становилось все меньше крестьян, в городах - меньше пешеходов, даже "добровольцев" отозвали со множества общественных работ, чего никогда прежде не случалось. Не успели мы и глазом моргнуть, как от Ялу до демилитаризованной зоны не осталось ни единой живой души. С точки зрения разведки казалось, что вся страна, каждый мужчина, женщина и ребенок в Северной Корее просто растворились в воздухе.
Эта загадка только подогревала растущую тревогу - учитывая, с чем нам пришлось столкнуться дома. К тому времени мы имели вспышки эпидемии в Сеуле, Поханге, Таед-жоне. Прошла эвакуация Мокпо, изоляция Кангнунга и, конечно, наш вариант Йонкерса, Инчхон. При этом хотя бы половину действующих подразделений надо было оставлять вдоль северной границы. Слишком многие в министерстве государственной безопасности были убеждены, что Пхеньян жаждал войны и дожидался нашего черного часа, чтобы обрушиться по всей протяженности тридцать восьмой параллели. Мы в разведывательном сообществе придерживались абсолютно противоположного мнения, не переставая повторять, что если бы они ждали нашего черного часа, то он уже давно настал.
Республика Корея оказалась на грани коллапса. Тайно строились планы по переселению на манер японцев. Секретные команды уже разведывали место на Камчатке. Если бы не сработала доктрина Чанга… если бы развалилась еще пара подразделений, сдала позиции еще пара зон безопасности…
Наверное, мы обязаны своим выживанием Северу, или скорее страху перед ним. Мое поколение никогда не видело в Севере реальной угрозы. Я говорю о гражданских, вы понимаете, о людях моего возраста, которые считали Северную Корею отсталой, голодающей нацией неудачников. Мое поколение выросло в мире и достатке. Единственное, чего мы боялись, так это воссоединения вроде немецкого, в результате которого к нам за подаянием хлынут миллионы бездомных экскоммунистов.
Для предыдущих поколений дело обстояло иначе… для наших родителей, бабушек и дедушек… Над ними постоянно висела угроза нападения, мысль, что в любой момент может прозвучать тревога, свет потухнет, и банкиров, учителей, водителей такси призовут в армию защищать родину с оружием в руках. Они никогда не теряли бдительности, и в конце концов это они, не мы, возродили национальный дух.
Я до сих пор пытаюсь организовать экспедицию на Север. Мне до сих пор ставят палки в колеса. Слишком много работы, говорят. В стране еще хаос. У нас остались международные обязательства, и, что самое важное, не закончена репатриация наших беженцев на Кюсю… (Фыркает). Эти японцы будут должны нам по гроб жизни.
Я даже не прошу дать мне воинское подразделение. Только вертолет, только лодку, просто откройте мне ворота в Панмунджом, и я пойду пешком. Мне возражают: а если из-за тебя сработает какая-нибудь мина-ловушка? А если она атомная? Вдруг ты откроешь дверь в подземный городи выпустишь оттуда двадцать три миллиона зомби? Аргументы не лишены смысла. Мы знаем, что демилитаризованная зона сплошь заминирована. В прошлом месяце грузовой самолет, вошедший в их воздушное пространство, попал под обстрел ракетами класса "земля-воздух". Пусковая установка была автоматическая, ее разработали как орудие мщения на случай, если все население погибнет.