Так Гаусгофер оказалась в поселке Н. и влюбилась в Рогова с первого взгляда. Она возненавидела Анастасию Черкас, и ненависть ее готова была прорваться наружу. Сталин так и предполагал, и как бы в противовес направил вместе с фанатичной женщиной молчаливого флегматика по имени Гаук - крепко сбитого, круглолицего соглядатая. Гаук был почти того же роста, что и Рогов, но отличался от последнего рыхлостью мускулов и вялыми чертами тупого лица, кожа его казалась чрезмерно сальной и бледной, от чего физиономия Гаука имела странно болезненный вид даже в самые солнечные дни. На этом лице жили только маленькие черные глазки - бусинки, взгляд которых был пристальным и леденил душу своим зловещим блеском. У Гаука не было друзей. Он не имел врагов и убеждений. Он был стукачом по призванию и вкладывал в это дело всю свою мелочную душонку, если, конечно, таковая у него имелась. От него никто не слышал ни единого необдуманного слова, никто ему не писал, он никогда не пил и не курил, никому не грубил и никого не хвалил, не принимал гостей и никогда не отлучался надолго. Гаук был полностью изолирован от чьего бы то ни было влияния. Окружающие даже сомневались - жив ли он вообще?
Когда Рогов впервые увидел Гаука, он украдкой спросил у своей жены:
- Как ты думаешь, Анастасия, этот человек психически нормален?
Черкас, сидя на кровати в спальне, выразительно сплела пальцы своих прекрасных рук, не нашла, что ответить мужу, и посмотрела на него с тревогой.
- Не знаю, мой друг, просто не знаю.
Рогов усмехнулся и сказал:
- Тогда я не уверен в нормальности этой мумии Гаусгофер.
Женщина тихо рассмеялась и потянулась к тумбочке за щеткой для волос.
- Держу пари, она даже не знает, кому доносит на нас, - резюмировал Рогов.
Эта беседа давно отошла в прошлое, а Гаусгофер и Гаук, похожие на выходцев с того света, остались рядом с супругами и ежедневно присутствовали на всех трапезах. Каждое утро все четверо встречались в лаборатории.
Рогов вел основную работу, а Черкас, чей пламенный взор разжигал супруга, активно ему помогала, иногда отвлекая мужа от рутинной работы, стараясь таким образом поддержать его волшебный интеллект. Гаусгофер ухитрялась одновременно работать и шпионить, ведь ее незаурядные познания в механике и инженерном деле позволяли ей и то, и другое. Во всяком случае польза от нее была - улыбаясь бескровными губами, она с любопытством наблюдала за учеными, делая временами весьма интересные замечания.
Гаук был откровенен и прост - он приходил в лабораторию, садился в уголок и наблюдал, совершенно ничего не делая.
По мере продвижения работ "шпионская машина" работала всегда исправно, усложняясь и приспосабливаясь к обстановке.
Теоретически замысел Рогова и Черкас состоял в попытке создания аппарата, способного улавливать на расстоянии электрические и электромагнитные колебания, сопровождающие мыслительные процессы человека. Затем необходимо было продублировать их, воссоздать искусственно и вновь послать в мозг после внесения значительных изменений. То есть изменить мысли без участия и против воли индивидуума.
Первым шагом было создание приспособления, которое могло на расстоянии считывать мысли интересующих Сталина людей и ретранслировать их на печатающее устройство. Аппарат Рогова предназначался для проникновения в чужой разум и для внесения в него хаотических, дестабилизирующих сигналов. Ученый частично преуспел в его разработке.
На третьем году исследований он смог поразить мозг подопытной мыши на расстоянии в десять километров. Еще через четыре года аппарат Рогова, при непосредственном участии самого ученого, вызвал массовые галлюцинации и волну самоубийств в соседней деревне. Этот факт сильно поразил Хрущева.
Теперь Рогов работал над созданием особого рода приемного устройства, исследуя частоту излучения человеческого мозга, которая, впрочем, была очень слабой и мало отличалась от частот мозга животных. Основной задачей ученого было настроиться на мозг, удаленный на значительное расстояние. Для этой цели он изготовил так называемый "телепатический шлем", однако использовать его не сумел - все опыты оказались неудачными. Тогда Рогов попытался с помощью шлема настроиться на восприятие зрительных и слуховых образов. И тогда, после бесконечно долгой настройки приборов, ему удалось подключиться к зрению своего шофера, с помощью тонкой платиновой иглы, введенной в нервный узел мозга, и электрода-пластины, подложенной под правое веко. Ученый научился видеть глазами постороннего человека, который об этом даже не подозревал.
Прошла зима. Анастасия Черкас неожиданно превзошла достижения своего мужа, проникнув в сознание целой семьи, которая сидела за обеденным столом в ближайшем городе. Она предложила Гауку принять участие в эксперименте, однако тот отказался наотрез, испугавшись вида длинной платиновой иглы. А вот Гаусгофер согласилась очень охотно. Ей даже доставило удовольствие пребывание в чужом разуме.
Шпионская машина начала обретать форму.
Для завершения работы Рогову осталось всего два этапа он пока еще не мог настраиваться, на восприятие мкслей человека, находящегося на значительном расстоянии. Ученого интересовали такие удаленные цели, как Белый дом в США, или штаб-квартира НАТО в предместье Парижа.
Вторая проблема заключалась в создании метода подавления разума на расстоянии. Необходимо было научиться вводить людей в состояние депрессии или сумасшествия, но как Рогов ни старался, ему не удавалось проникнуть дальше тридцати километров в радиусе поселка Н. Впрочем, однажды в ста километрах от Харькова было зарегистрировано семьдесят случаев массовой истерии, большинство из которых закончилось самоубийствами. Но Рогов не был уверен, что причиной этому служит его аппарат.
В тот день, находясь в лаборатории, Гаусгофер в порыве энтузиазма осмелилась даже хлопнуть Рогова по плечу и сказать, захлебываясь от восторга:
- Вы гений, товарищ Рогов! Я горжусь вами.
Глаза ее, водянистые и выпученные, словно у рыбы, выброшенной на берег, заискивающе смотрели на ученого, тонкие синеватые губы растянулись в улыбке.
Взгляд Гаусгофер встретился с презрительным взглядом Анастасии, и бдительному Гауку даже показалось на секунду, что между женщинами блеснула синеватой вспышкой электрическая дуга взаимной ненависти. Гаук промолчал, а Рогов, казалось, ничего не заметил, погруженный в работу.
Проект "Телескоп" сделал резкий прорыв вперед в тот год, когда умер Еристратов, когда СССР вместе со странами Восточной Европы попытался прекратить холодную войну с Западом.
За окнами лаборатории стояло теплое майское утро. Внутрь проникал влажный после ночного дождя ветерок, приносящий терпкие запахи весеннего леса и молодой зелени, отчасти заглушив привычную вонь сгоревшей изоляции, смешанную с озоном и горячей пылью, лежавшей местами на электронных приборах.
Рогов недавно обнаружил, что его зрение начало портиться из-за постоянного применения электродов во время опытов, и тоща он решил провести опыт над пятнадцатилетним парнем, осужденным за тяжкие преступления. Ученый ввел платиновую иглу и электрод непосредственно в мозг подопытного, и результат оказался поразительным - парень видел какие-то образы, слышал незнакомую речь, однако его интеллектуальный уровень оказался настолько низким, что он не смог ничего толком рассказать. В принципе, Рогов был против использования заключенных в качестве подопытных, ведь Гаук, ссылаясь на секретность эксперимента, всегда настаивал на их ликвидации. И в то утро он обратился к Рогову с таким же предложением.
На это Рогов раздраженно ответил:
- Вы, Гаук, надеюсь, понимаете, насколько важна наша работа? Вы уже много лет торчите в лаборатории, но даже не пытаетесь помочь нам. Неужели вы лично не хотите принять участие в эксперименте? Надеюсь, вы сознаете, что работа с заключенными противозаконна? К тому же они не в состоянии ничего рассказать об увиденном, ибо слишком тупы.
Гаук ответил как всегда бесстрастным голосом:
- Товарищ профессор, вы выполняете приказ правительства, я тоже выполняю приказ. Заметьте, я никогда ни в чем не мешал вам.
Рогов буквально взревел от бешенства:
- Да, вы мне не мешаете! Но и не помогаете! Я без вас знаю свое место и тоже предан советскому правительству, но неужели вас не волнует тот факт, что мы на сто лет опередили ученых Запада? Сколько вам можно объяснять? Или вы так же тупы, как и подопытные свинки?
Гаук молча смотрел на Рогова своими глазами-бусинками. Его землисто-серое лицо по-прежнему ничего не выражало.
Черкас восхищенно взглянула на мужа и сказала:
- Ты должен продолжать эксперимент, Николай.
Гаусгофер, не одержав эмоционального порыва, выпалила:
- Продолжайте, товарищ профессор.
Рогов кивнул:
- Да, я лично продолжу эксперимент и сделаю все, что в моих силах, даже если мне придется проникнуть в сознание самого Эйзенхауэра, этого короля мошенников, замышляющего очередную пакость против советского народа. - Рот профессора скривился в презрительной усмешке. - Да, я смогу сделать его идиотом, с помощью своего аппарата.
- Даже и не пытайтесь! - воскликнул Гаук, протестующе взмахнув рукой. - Вы не имеете права делать этого без приказа!
Проигнорировав его замечание, Рогов продолжал:
- Сначала я подключу свой мозг к приемному устройству. Пока я не знаю, чей сигнал смогу воспринять и где в тот момент будет находиться его источник. Основная трудность будет заключаться в определении координат. С тем подопытным парнем произошла интересная история - совершенно очевидно, что он слышал звуки иностранной речи и его сознание переместилось очень далеко, однако он не знал ни одного иностранного языка, поэтому не смог пенять, где очутился и что увидел.
Черкас рассмеялась и сказала:
- Я спокойна за тебя, Николай. Эксперимент определенно не представляет опасности. Ты будешь первым человеком, покорившим чужой разум и подчинившим его своей воле.
Она обернулась к Гауку и Гаусгофер, спрашивая с ноткой пренебрежения:
- Я полагаю, товарищи не станут возражать?
Гаук угрюмо кивнул, а Гаусгофер, у которой перехватило от волнения горло, помассировала костлявой ладонью тощую шею и сказала:
- Конечно, товарищ Рогов, вы будете первым, ведь вы наш руководитель.
Рогов опустился в массивное кресло. Гаусгофер, облаченная в белый лабораторный халат, вынула из футляра аппарат-приемник и кивнула Черкас, которая щелкала тумблерами, подготавливая оборудование к работе. Сам приемник имел вид большого шлема, оплетенного проводами, внутри которого была закреплена платиновая игла, длинная и невероятно тонкая, предназначенная для проникновения в нервные центры и далее, непосредственно в мозг.
Черкас тщательно выбрила на темени мужа крохотный пятачок, не более трех-четырех сантиметров в поперечнике, а затем закрепила голову специальным обручем на спинке кресла для того, чтобы игла вошла в нужное место. Всю эту работу она проделала точно и быстро, пальцы ее были нежными, и в то же время в них чувствовалась уверенность. Черкас была не просто любящей женой Рогова, но и товарищем по работе. Она была истинным ученым, подлинной коммунисткой.
Анастасия отступила на шаг, любуясь делом рук своих, а потом улыбнулась Николаю одной из своих ослепительных улыбок, промолвив:
- Тебе, дорогой, не захочется проделывать эту процедуру ежедневно. Думаю, придется разработать способ проникновения в мозг без иглы. Наверное, тебе было больно?
- Какая разница. Это ведь наш триумф. Давай, опускай иглу, - резко ответил Рогов.
Черкас, глядя на супруга блестящими от нервного напряжения глазами, опустила вниз рычажок, приводящий в движение шлемприемник, до того неподвижно висевший над теменем Рогова.
Лицо ученого побледнело, и он, зажмурившись, прошептал:
- Все, что я почувствовал, это слабый укол. Теперь вы должны включить энергию.
Гаусгофер, переполненная осознанием важности момента, обратилась к Анастасии:
- Разрешите, это сделаю я? - Черкас кивнула с явной неохотой, и Гаусгофер включила рубильник на стене. Эксперимент начался.
Влажный майский ветер проник в комнату, и все присутствующие ощутили пряный запах хвои. Однако трое людей, пристально наблюдавших за Роговым, даже не заметили этого. Они с тревогой увидели, как лицо ученого стало иссиня-багровым, а дыхание хриплым и свистящим. Черкас склонилась к нему с немым вопросом во взгляде.
Рогов неподвижно сидел в кресле, боясь пошевелиться, и сквозь посиневшие губы выдавил:
- Продолжайте эксперимент. Нет, хватит. Прекратите, сейчас же!
Ученый сам не знал, что, собственно, произошло. Он ожидал увидеть мир глазами любого живущего на Земле существа - человека, зверя или насекомого, он ожидал услышать иностранную речь, будь то английский или французский язык, или китайский, хинди, греческий или турецкий.
Однако ничего подобного не случилось - ученому казалось, словно он покинул реальный мир и находится где-то вне времени и пространства, а время сжалось, подобно мощной пружине, готовое швырнуть сознание Рогова куда-то далеко, туда, откуда нет возврата. Разум Николая неожиданно оказался в полной власти его собственного изобретения - шпионской машины, которая посылала в мозг сигналы невиданной доселе мощности. Аппарат Рогова преодолел незыблемое доселе пространство и само время. Электромагнитные импульсы машины устремились в своем дьявольском танце в будущее, достигнув 13582 года от рождества Христова.
Перед глазами Рогова танцевала трепещущая золотая фигура на светящемся парапете. Музыка и движения гипнотизировали, проникая в самые удаленные уголки сознания ученого. Ему казалось, что перед ним кружится и стонет его собственная душа, вырвавшаяся на свободу. В танце Рогов увидел всю свою жизнь, выраженную силой искусства. Сознание Николая стремительно менялось, подчиняясь неизвестной, властной силе, заключенной где-то внутри его собственного "я", и в последнее мгновение, словно очнувшись, он увидел жалкую, плачущую женщину, стоящую на коленях. Ее он когда-то любил, а теперь смотрел на Анастасию взглядом, полным равнодушия и презрения. Ему вдруг стало все равно, что с ней будет.
Музыка, звучащая в ушах ученого, усиливалась, и она, эта музыка, способна была заставить прослезиться самого Чайковского. Играл оркестр, мастерство которого превосходило все слышанное ранее, и Рогов тотчас увидел тысячи странных существ, тех, кто принял землян в Галактическое Братство и научил человечество подлинному гуманизму. Разум Николая, гениальный по меркам его столетия, вдруг уподобился разуму куколки насекомого, его сознание не могло охватить всего того, что он увидел, и ученый ощутил себя аквариумной рыбкой, выброшенной из застоявшейся воды в живительный поток.
Рогов перестал ощущать себя личностью, стремительно забывая жену Анастасию, Гаука и Гаусгофер, а игла шпионской машины все еще пронзала его мозг, посылая в него импульсы такой силы, что будущее буквально хлынуло в него вместе со всем своим светом и добротой, заключенными в сверкающем танце. Ученый потерял сознание.
Черкас метнулась вперед и вынула иглу, пытаясь поддержать обмякшее тело мужа.
После прямого сообщения в Москву в поселок Н. приехали двое врачей. Гаук привел их в комнату, где лежал Рогов, укрытый простынями и бледный, как полотно.
Старший из докторов - седовласый полный старик, строго посмотрел на сидевшую в изголовье постели Анастасию и проворчал:
- Вы не имели права на этот эксперимент без разрешения медиков, ведь никто из вас не имеет специального медицинского образования. Вы могли преспокойно экспериментировать на заключенных, а вместо этого товарищ Рогов предпочел воткнуть иглу в собственный мозг. Никто не давал вам права разбрасываться людьми!
Второй доктор, темноволосый крепыш с усталым взглядом и ранней лысиной, сказал:
- Вы слышите, он что-то говорит! Вернее, бредит про какую-то танцующую золотую фигуру.
Посиневшие губы Рогова приоткрылись, и он хрипло шептал:
- Я хочу быть рядом с ней. Тот "я" и есть подлинный. Она танцует, словно богиня.
Доктор озабоченно покосился на коллегу и констатировал:
- Нас ожидают крупные неприятности - возможно, мы навсегда потеряли гениального ученого. - Врач замолчал, словно и без того сказал слишком много.
Гаусгофер впилась взглядом в докторов и неожиданно спросила:
- Может быть, во всем повинна его жена?
Анастасия ничего не ответила. Губы ее были крепко сжаты, а в уголках рта резко пролегли горестные складки. Черкас словно бы поникла, постарела, и у нее не было ни малейшего желания отвечать на глупые выпады Гаусгофер. Она была поглощена мыслями о Николае, своем коллеге, своем возлюбленном.
Гаук, Гаусгофер, Анастасия и двое врачей перешли в столовую, где был накрыт обильный стол с разнообразными закусками и крепкими напитками. Людям ничего не оставалось, кроме как ждать и надеяться на благополучный исход.
Примерно через час шум вертолета вывел их из тягостного оцепенения, и они поднялись из-за стола, оставив еду почти не тронутой.
Из столицы прибыл заместитель министра обороны. Это был высокий тучный генерал по фамилии Карпер, облаченный в роскошный мундир со всеми регалиями и знаками отличия. Его сопровождали два полковника и один штатский - инженер из академгородка.
Карпер поздоровался и сказал:
- Я знаком со всеми присутствующими, поэтому без церемоний и проволочек приступим к делу.
Делегация прошествовала в спальню к Рогову.
Карпер, остановившись у постели ученого, рявкнул:
- Немедленно разбудить его!
Пожилой врач, пытаясь остановить генерала, сделал протестующий жест рукой, но тот пресек его попытку, сказав:
- Ни слова против! Немедленно разбудите!
- Но я дал ему снотворное, - виновато сказал врач, смущенно взглянув на Карпера, однако тот был неумолим.
- Действуйте немедленно, даже если это и повредит больному. Я обязан вернуться в Москву с подробным отчетом.
Второй доктор сделал ученому стимулирующий укол. Все отошли в сторону и застыли в ожидании.
Рогов корчился на кровати, судорожно открывая рот, и глаза его, широко открытые, не видели окружающих. Он шептал:
- О, эта золотая фигура на светящихся ступенях, верните меня к ней. Там музыка, и я хочу быть с музыкой, ведь я и есть музыка. Музыка…
Черкас подбежала к мужу, склонилась над ним и с надрывом крикнула:
- Очнись, любимый, очнись!
Но всем было ясно, что Рогов не слышит ее.
И тогда, впервые за много лет, Гаук проявил собственную инициативу. Он подошел к генералу, вытянулся по стойке "смирно" и сказал:
- Товарищ генерал, разрешите я внесу предложение?
Карпер воззрился на него с недоумением. Тогда Гаук кивнул на стоящую поблизости Гаусгофер и выпалил:
- Мы оба были направлены сюда по приказу товарища Сталина. Вот эта женщина, она старше меня по званию и несет всю ответственность за происходящее.
Карпер повернулся к Гаусгофер, которая застывшим взглядом смотрела на Рогова, и лицо ее было искажено гримасой горя.
Карпер проигнорировал это и жестко сказал:
- Что вы порекомендуете нам, товарищ Гаусгофер?
Она посмотрела на генерала отсутствующим взглядом и размеренно произнесла: